Эйнемида I. Семена раздора.

Глава XIX

...могучий воитель Цэчон, предводитель мужей, говорит: человек, пойманный тобой, преступник и должен быть наказан. Ты должен отдать его нам. За то, что ты его поймал, тебе положена награда.

Светловолосый турхан в бараньем полушубке с опаской посмотрел на непроницаемое лицо Нурала, поигрывающего метательным топориком. В отличие от могучего воителя Цэчона, переводчик, кажется, понимал, с кем разговаривает. Нурал, однако, хранил спокойствие.

– Скажи своему воителю, что этот человек спасён мной в степи, и я не выдам его врагам без весомых причин. Расскажите, в чём его вина, а я приму решение.

Переводчик затараторил что-то на странном лающем наречии, а Энекл продолжил разглядывать окруживший их полукольцом отряд: два десятка турханов и два десятка воинов неведомого племени. Судя лицам и одежде, это были сородичи раненого – такие же скуластые, в доспехах из сшитых лакированых пластин и рубахах с широкими рукавами. Предводительствовал ими тот самый воитель Цэчон – молодой воин с надменным выражением гладко выбритого и весьма красивого лица. От прочих воинов, Цэчона отличали белая с золотом перевязь и длиннорогий шлем, из-под которого спускались ниже плеч густые чёрные волосы. У турханов сквозь распахнутые полушубки виднелись знакомые белые амулеты. Алгуиты, но совсем не похожие на добродушного Палана и его слушателей.

– Воитель Цэчон говорит: твоё недоверие оскорбительно, никто не смеет сомневаться в его слове. Воитель Цэчон сказал тебе, что этот человек преступник, значит это так. Отдай его, и получишь награду, нет – мы возьмём его силой.

Воины Нурала глухо зароптали, сам же он, задержав топорик в руке, пристально посмотрел на Цэчона. Воитель встретил взгляд с презрительной миной.

– Передай ему, что мне хватит золота купить его самого, вместе с конём, одеждой и грязью на сапогах. Хотите драться – вперёд. Скажите только, кому послать весть о вашей смерти.

Мидоняне рассмеялись, а переводчик принялся что-то втолковывать Цэчону. Судя по изменившемуся лицу могучего воителя, слова Нурала угодили в цель. Энеклу смеяться не хотелось: как бы ни храбрился Нурал, положение было незавидное. Плоскоземельцев на десяток больше, все они в доспехах и при боевом оружии, тогда как мидоняне снаряжены для охоты. К тому же кочевники в сёдлах, а мидоняне спешились. Случись стычка – сомнут тотчас. Ну так тому и быть. Энекл поудобнее перевесил висевший на плече тубус с дротиками, чтобы, в случае чего, выхватить оружие мгновенно.

– Могучий воитель Цэчон в последний раз предлагает тебе одуматься. Выдай преступника, и закон восторжествует, а вы останетесь живы.

– Есть решение лучше. Раз я не знаю, что он совершил, то не могу сказать, виновен он или нет. Пусть дело рассудит степь. Проведём суд по законам Плоской Земли.

– Но как? Он не может выйти на испытание.

– Я выйду вместо него.

Поражённый турхан принялся что-то втолковывать предводителю. Энекл обернулся к стоявшему поблизости воину.

– Драться будут, насмерть, – ответил тот, сплюнув.

Энекл с удивлением посмотрел на невозмутимого Нурала. Мидонийский полководец показался ему человеком неплохим, но довольно недалёким и легкомысленным, теперь же он готов выйти на смертный бой вместо раненого незнакомца. Пожалуй, Диоклет прав: в некоторых варварах действительно можно найти что-то эйнемское.

– Могучий воитель Цэчон говорит: есть один закон – закон того, кто воздвигает и учреждает, данный через посредство Учителя, указующего дорогу и утверждающего добро. Иных законов воитель Цэчон не знает.

– Говоря проще, он трусит. Переведи ему слово в слово, так, чтобы все слышали.

– Но господин...

– Переводи!

Турхан опасливо принялся переводить, и с каждым словом лицо Цэчона багровело всё больше. Нурал указал на Цэчона рукой и громко крикнул по-мидонийски: «Трус!» и ещё несколько незнакомых слов, видимо, то же на плоскоземельских языках. Могучий воитель не выдержал. С исказившимся от злости лицом он отрывисто пролаял что-то переводчику.

– Могучий воитель Цэчон говорит: он накажет преступника по закону, но сперва вырежет твой наглый язык. Бой будет сейчас.

– Конечно сейчас, пока могучий воитель не передумал. Освобождайте поле.

Резко отвернувшись, Нурал направился к своему коню. Кочевники отъехали поодаль, освободив пространство на бросок копья. Пожав плечами, Энекл приблизился к полководцу, со спокойным видом подтягивающему конскую сбрую.

– Смелое решение, – заметил он, глядя как Нурал пробует ремень подпруги.

– Видишь другое? Их больше, мы бы не отбились.

– Почему бы не выдать этого человека? Вдруг он на самом деле преступник.

– Если преступник, я сам его казню, а пока он мне нужен. Если этот рогатый чего-то хочет, пусть просит почтительнее.

– Надеюсь, оно того стоит.

Нурал пожал плечами, взвешивая на руке лёгкое копьё, поданое кем-то из воинов.

– Коротковато... – пробормотал он.

– Осторожнее с его палкой, – заметил подавший копьё воин. – Он, похоже, может ей рубить.

Энекл взглянул на Цэчона: большое копьё с длинным словно меч наконечником, пластинчатый доспех, рогатый шлем, меч на боку – снаряжение для битвы. Нурал был вооружён охотничьим копьём и хорошим железным топором, а его косматый жилет из тёмного меха, надетый поверх рубахи, вряд ли мог считаться надёжным доспехом. Вместо шлема мидонийский полководец покрыл свои чёрные волосы куполообразной войлочной шапкой охряного цвета.

– Вы не возьмёте равное оружие? – спросил Энекл. Нурал и стоящие рядом воины рассмеялись.

– Это не ваша туреомахия, эйнем, – ухмыльнулся полководец. – В Плоской Земле сражаешься тем, что взял с собой. Не взял – сам виноват.

Энекл неодобрительно покачал головой. Он, кажется, понял, каким образом молодой и неизвестный полководец, сын предводителя заговорщиков, сумел завоевать сердца степных ветеранов, а ведь некоторые их них сражались за бывшего царя. Чего он не понял: как мидонянин собрался в одном меховом жилете и с коротким копьём одолеть вооружённого до зубов воина? Впрочем, это дело Нурала. Жаль, если убьют, но все эти варварские свары не его, Энекла, дело. Его задача – дожить до следующего эйлениона, погрузить вещи на корабль и с развёрнутым парусом помчаться к благословенному эйнемскому берегу, желательно в компании Каллифонта, Диоклета и остальных соратников.

– Возьми тогда лук, – сказал он.

– А вот лук, как раз, нельзя, и дротик тоже. Теперь послушай: если он меня вдруг убьёт, ты остаёшься за старшего. Не упирайся, выдай им этого раненого и уводи отряд в Палаллу. Мой тебе совет: в степи во всём слушай Ишкура – он в ней родился.

– Лучше сделай так, чтобы не убили. Да помогут тебе Хорос и Дихэ.

– Сделаю всё, что смогу, уж не сомневайся. Ладно, пора.

Нурал легко запрыгнул на коня, и вороной красивым шагом двинулся к уже поджидающему соперника Цэчону.

Всадники замерли друг напротив друга на расстоянии броска копья. В наступившей тишине было слышно жужжание каждой пчелы и шелест каждой травинки. Наконец, Цэчон двинул коня вперёд и Нурал устремился навстречу.

Быстрые кони стремительно преодолели разделявшее поединщиков расстояние. Копьё-меч Цэчона сверкнуло, устремляясь к шее Нурала, но тот уклонился и, перехватив копьё обратным хватом, ударил врага в спину. Промах – железное остриё скользнуло по пластинам доспеха. Энекл не особо разбирался в конных поединках, но по разочарованным лицам мидонян понял, что Нуралу сильно не повезло. Промчавшись друг мимо друга, всадники развернули коней, чтобы вновь броситься в схватку.

На сей раз Цэчон рубанул сверху вниз, намереваясь развалить противника надвое. Нурал, схватив копьё двумя руками, принял удар древком, тут же его оружие, отброшенное, полетело в сторону, а сам он обеими руками схватил противника, пытаясь на ходу сдёрнуть его с коня.

Плоскоземелец оказался наездником не из последних: цепляясь руками и ногами, он удержался на коне и сам схватился за Нурала. Такой борьбы Энеклу прежде видеть не доводилось: кони, точно танцуя, двигались по кругу, а всадники пытались стянуть друг друга на землю, то дёргая вперёд, то толкая назад. Наконец Цэчон, ловко ухватив Нурала за пояс, рванул на себя, и мидонянин, перелетев через круп вражеского коня, тяжело упал на землю.

Не нужно было быть знатоком конного боя, чтобы понять: дело плохо. Цэчон, явно красуясь, отъехал в сторону, не спеша доставая из ножен сильно расширенный к острию меч. Нурал всё-таки поднялся, но с заметным трудом, было видно, что он еле держится на ногах. Левой рукой Нурал опирался на топор, как на костыль, правую же держал, неестественно выгнув локоть. Шапка слетела с его головы, и вьющиеся чёрные волосы волной рассыпались по плечам.

Цэчон хищно рассмеялся. Его рука дёрнула поводья, и конь сорвался с места. Меч плоскоземельца взлетел к небу. Соплеменники Цэчона одобрительно завыли и заулюлюкали, мрачные мидоняне смотрели молча, кто-то раздражённо ругался сквозь зубы.

Когда Цэчон приблизился почти вплотную, Нурал резко упал на колено, и навстречу плоскоземельцу змеёй взметнулось копьё – его же собственное оружие, оброненное в схватке. Длинное сверкающее остриё по самое древко вошло в конскую грудь, и над полем боя пронеслось отчаянное ржание. Ошеломлённый болью и испугом, скакун встал на дыбы, пытаясь вырвать смертоносное жало, но Нурал крепче вонзил копьё и упёр тупой конец оружия в землю, насадив бедное животное точно на кол.

Цэчон вновь показал себя превосходным наездником. Он умудрялся не падать всё то время, пока его конь, захлёбываясь ржанием, неистово бился на пронзившем грудь копье. Наконец, древко не выдержало, раздался громкий треск ломающегося дерева и конь со всадником полетели наземь. Нурал, чья слабость оказалась притворством, осторожно обогнул бьющегося в агонии скакуна, и, с топором наготове, устремился к ошеломлённому Цэчону.

Плоскоземелец успел прийти в себя. Не вставая с земли, он ударил Нурала ногой под колено, и тот, выронив топор, рухнул лицом вперёд. В руке Цэчона сверкнул нож, но Нурал поймав удар предплечьем, спихнул противника с себя. Цэчон вновь ударил ногой, прибивая мидонянина к земле, и снова занёс нож, но тут боги окончательно отвернулись от плоскоземельца. Бешено храпящий и катающийся по земле конь оказался прямо за его спиной, тяжёлое копыто ударило Цэчона в голень, и он с криком упал навзничь. Колено Нурала тут же вонзилось в грудь врага, припечатав к земле. Сорвав с хрипящего плоскоземельца рогатый шлем, мидонянин, точно дубиной, бил им несчастного по лицу, пока тот не затих. Убедившись, что враг больше не дышит, Нурал подобрал с земли свой топор, и, прихватив рогатый шлем в качестве трофея, прихрамывая побрёл к своим.

***

Храмы Марузаха – мидонийского владыки подземного мира и покровителя врачевания – всегда производили на Энекла гнетущее впечатление. Мрачное помещение, едва освещаемое зелёным пламенем светильников, тихий, едва уловимый шёпот то и дело пробегает по залу, в тёмных углах шевелятся бесформенные тени, посередине – огромный базальтовый череп с пылающими зелёным огнём глазницами, а перед ним – чёрный алтарь с костями и могильным прахом. Диоклет утверждал, будто мидонийский Марузах – это эйнемский Эретерос, равно как и прочие мидонийские боги – те же самые эйнемские, только зовутся иначе. Возможно и так, но храмы Эретероса с виду куда приличнее.

Святилище в Палаллу было небольшим, но ничуть не менее жутким, чем прочие. Пройдя сквозь погружённый во мрак пронаос, Энекл и Нурал очутились в главном помещении, утопающем в клубящейся зеленоватой мгле. Из отбрасываемой колонной тени навстречу им выросла согбенная фигура с искривлённым посохом.

– Мы приветствуем славного воителя, – прошипел сутулый худой старец в чёрной юбке до пола и с высоким зелёным колпаком на голове. Шею жреца украшало ожерелье в виде черепов и костей, жутковато белеющее в темноте.

– Мой почёт непостижимому Марузаху и его молчаливой супруге, а вам, жрецы, мой привет, – ответил Нурал. – Ты знаешь, зачем мы пришли?

– Следуйте за мной.

Они прошли сквозь скрытую в темноте боковую дверцу, за которой обнаружилось просторное помещение с десятком лежанок для больных и раненых. Жрец проводил посетителей в отгороженную ширмами часть больницы, где держали гостей поважнее.

– Как он? Может говорить? – спросил Нурал.

– Дикарь ещё слаб, но, милостью Марузаха, жизнь его вне опасности. Ты сможешь с ним поговорить. Он сам просил тебя позвать.

– Он говорит по-мидонийски?

– Дурно, но разобрать можно.

Энеклу не сразу удалось узнать спасённого в полусидящем на подушках человеке. Жрецы обрили его наголо, перевязали голову и переодели в полотняную рубаху, лишь приметные тонкие усы выдавали в нём плоскоземельского варвара. Разглядев человека при свете ламп, Энекл поразился форме его глаз: суженные, точно полузакрытые, казалось, он постоянно смотрит на всё прищурившись. Прежде люди с такими чудными глазами Энеклу не встречались.

– Мне остаться с вами? ‒ спросил жрец.

– Нет, иди.

Нурал и Энекл присели на поставленные у ложа табуреты. Варвар настороженно наблюдал за ними.

– Ты говоришь по-мидонийски? – с расстановкой спросил Нурал.

– Да, говорящий, – ответил плоскоземелец.

– Как тебя зовут?

– Дэчан.

– Я Нурал – военачальник великого и славного царя Нахарабалазара, да продлит Марузах его годы. Это Энекл – тысячник стражи. Мне говорили, ты хотел меня видеть.

– Начальник. Ты спасал меня? Привозил сюда? – у Дэчана был необычный выговор: он бросал слова отрывисто, проглатывая окончания, и через слово делал заминку, шумно втягивая воздух сквозь зубы. Понять его было не так просто, тем более Энеклу, чей мидонийский был несовершенен.

– Я велел привезти тебя сюда, это так.

– Благодарный. Долг крови. Мой жизнь тебе, – варвар сделал попытку привстать, но не смог. – Слабый ещё, не могу служить, потом стану, – разочарованно добавил он.

– Не по закону бросать раненого в степи, но если захочешь служить, обсудим, как поправишься. Пока расскажи, кто ты и из какого племени?

– Дэчан, водил десять раз по десятью десять воинов. Из людей керемен.

– Тысячник, значит. «Керемен» это твоё племя?

– Да, керемен.

Энеклу показалось, будто он где-то слышал это название. Рассказ Палана! История, казавшаяся сказкой, ожила прямо на глазах.

– Где это племя живёт? – спросил Нурал.

– У реки Лахцанп, это далеко, где горы.

– Потом покажешь на карте. Раз это далеко, откуда ты знаешь мидонийский?

– Много говорят, в степи, на равнине – чтобы понимать. Надо знать мидон – легко с чужим говорю.

– Да, это так, – ответил Нурал на недоуменный взгляд Энекла. – В Плоской Земле многие говорят на мидонийском, ещё со времён походов Хазраддона и Нахараталата. Я, правда, не знал, что этот обычай так далеко распространился. Как ты попал сюда, кто тебя ранил?

– Ранил?

– Ну, ударил, нанёс вред. С кем ты бился?

– Ах! Ранил, да... – Дэчан пошевелил губами, точно пробуя новое слово на вкус. – Ранил Алгу.

Энекл с Нуралом переглянулись.

– Как Алгу? Сам? – выдохнул Энекл.

– Алгу? Сам? – раненый хохотнул, как будто услышал нечто смешное. – Сам нет. Люди Алгу.

– Люди Алгу? Алгуиты?

– Есть люди богов, есть люди Алгу. Ранил люди Алгу.

– Ты не алгуит? – спросил Нурал и, встретив непонимающий взгляд, пояснил, указывая пальцем на Дэчана. – Ты не человек Алгу?

– Нет! – Дэчан, скривился, точно хотел плюнуть. – Боги отцов, духи предков, мои боги. Нет Алгу.

Нурал довольно кивнул.

– Нам встретился человек, похожий на тебя. Цэчон, человек Алгу. Он тоже керемен? Это он тебя ранил?

– Цэчон? – на лице Дэчана отразились испуг и злость, рука сжалась на поясе, нащупывая меч. – Он идёт за мной? Где он?

– Не волнуйся, за тобой никто не идёт. Я убил его.

Повисло изумлённое молчание, плоскоземелец не отрываясь смотрел на Нурала расширенными от удивления глазами.

– Убил Цэчон?

– Да, мы бились по законам Плоской Земли. Я победил. Цэчон мёртв.

Дэчан вновь замолчал, осмысливая сказанное. Покачав головой, он промолвил:

– Мой жизнь тебе. Служить верно.

– Это Цэчон тебя ранил?

– Нет. Цэчон – пёс, послали, чтоб поймать. Ранил в бою. Большой бой, много воин, десять раз по десять десять раз по десять раз и ещё раз столько же – вот сколько воин.

– Двадцать тысяч, – сосчитал в уме Энекл.

– Вполне возможно, – пожал плечами Нурал. – Кочевников никто никогда не считал, их там может быть сколько угодно. Итак, тебя ранили в битве. Кто с кем бился?

– Люди Алгу и люди предков. Алгу победил – все убиты. Алгу в степи, в пустыне, в горах – нет больше предков.

– Постой. Люди предков, это те, кто верит в старых богов, так? Тамаз, Калуна, Полом, да?

– Тамаз, Полом, да – хорагет. Турхо – турхан. Гэжэ, Дцонгон – керемен. Духи предков, боги предков. Было, больше нет – всё Алгу.

После небольшого допроса, им удалось кое-как восстановить события, что привели раненого керемена к мидонийской границе. Энеклу показалось, будто он услышал продолжение истории, некогда начатой Паланом в доме медника. Показалось потому, что история Дэчана начиналась ровно с того места, где оборвался рассказ хорагета – с разгрома войска кеременов алгуитами и пленения кеременского царевича Цэнэна.

Керемены оказались не кочевниками. Это был оседлый народ, живший у реки Лахцанп далеко на юго-восток от Мидонии, у подножия неких гор Цонцо, про которые Дэчан сказал, будто их вершины почти всегда скрыты облаками и царапают небесный свод, отчего сквозь прорехи просачиваются воды и идёт дождь. Столица кеременов называлась Дэчжэнхэ. У стен этого города и произошла та битва, о которой рассказывал Палан, в ней был пленён кеременский царевич Цэнэн, но отпущен по воле победителя.

Пленённый и освобождённый, Цэнэн принял веру победителей, а с ним и те керемены, кто этого пожелал. Всем прочим было обещано, что они смогут жить как прежде, лишь должны будут платить особый налог. Таков был обычай алгуитов, и он привлёк к ним немало сторонников. Многие племена предпочли не упорствовать, а покориться на умеренных условиях.

Поначалу казалось, что ничего не изменилось. Алгуиты и неалгуиты спокойно жили бок о бок, Цэнэн оставил за своими придворными их должности, неважно, стали они алгуитами или нет. Жить стало получше: утихли племенные распри, почти исчезли степные разбойники и налётчики, закипела торговля. Даже среди самых упорных сторонников старых обычаев стали поговаривать, что порядки Алгу не так уж и плохи.

Со временем, алгуитские проповедники становились настойчивее. Быть неалгуитом становилось зазорно, на них посматривали косо, а кое-где начались и гонения. Эти изменения докатились и до кеременов. Сам царевич Цэнэн оказался достаточно мудр, но фанатики, вроде Цэчона, принялись угнетать неалгуитов, и даже правитель не всегда мог обуздать их.

Восстание разгорелось повсеместно. Некоторые племена совсем отвратились от Алгу, в прочих же начался разброд. Керемены остались верны новой вере, но многие из них примкнули к мятежникам. В числе них был и тысячник Дэчан.

Мятежникам удалось собрать немалое войско, здесь были представители всех народов Плоской Земли, недовольные новыми порядками. Пожалуй, со времён Хазраддона среди плоскоземельцев не было столь дружного единства. Ради ненависти к общему врагу были отброшены вековые обиды и распри. Бывшие кровные враги делили меж собой кусок хлеба и клялись отдать друг за друга жизнь, но вера сплачивала их врагов ничуть не хуже.

После битвы, длившейся от первой зари до самого заката, перевес склонился на сторону мятежников, но, когда уже казалось, что враг вот-вот побежит, на поле появился сам Алгу. Когда рассказ дошёл до этого места, Дэчан содрогнулся и стал весьма немногословен, несмотря на любопытство собеседников. Всё же им удалось вытянуть из него, что появление вождя придало его сторонникам сил и храбрости, они стали сражаться с удвоенной яростью, а всех страшнее был сам Алгу, собственной рукой сразивший десятерых мятежных вождей. Сторонники старых порядков были разбиты, Алгу и его вера окончательно воцарились в Плоской Земле.

Дэчану и некоторым его сторонникам удалось бежать. Он принял решение уходить в Мидонию, но их настигли воины его заклятого врага Цэчона. Дэчан был ранен, и его люди пожертвовали собой, чтобы дать командиру уйти. Чувствуя, что теряет сознание, он привязал себя к коню и отдался на волю судьбы.

– ...здесь теперь. Предки любили, помогли, – тяжело дыша закончил Дэчан свой рассказ. Поняв, что на сегодня плоскоземелец слишком утомлён, Нурал позвал жреца.

– Ну что ты скажешь, эйнем, – спросил он, едва они вышли из зелёной мглы храма. Почувствовав на коже горячее прикосновение солнечных лучей, Энекл зажмурился. После могильной затхлости святилища, даже ненавистная духота казалась подлинным наслаждением.

– Это очень важно. Я расскажу всё Каллифонту, ему следует знать, что творится в степи.

– Передай ему главное: похоже, в Плоской Земле теперь есть царь. Сейчас он зализывает раны, но что будет делать и куда двинется потом, ведомо одному Ушшуру. Если сюда, хорошо бы иметь втрое больше воинов и золота, чем у меня есть.

– Передам, – пообещал Энекл, глядя на небо. В синеве над головой не было не облачка, но далеко над горизонтом уже собирались клубистые тёмные тучи, предвещая грядущий дождь.