Езда без правил

ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ

Мартынов задержался на три дня.

Командировка была скучной, симпозиум явно не задался. Ташкентские товарищи уж очень старались, устроили такой прием, но для Мартынова главное были не эти шикарные столы и машины. Он ехал работать. Читать и слушать доклады, спорить, соглашаться, размышлять. Но уже первый день показал, что для властей Ташкента симпозиум философов Азии был важен именно как показуха. Было много народа — Вьетнам, Северная Корея, Индия, Бирма, Камбоджа… Но к философии эти люди имели очень косвенное отношение. Такое же, как любой обыватель, который любит иногда «пофилософствовать». Это были в основном партийные функционеры разных уровней. Сами заседания они большей частью пропускали, а вот на приемы являлись как один. Только профессор Бомбейского университета Бочан Шарикар, труды которого Мартынов знал отлично, хоть как-то оправдывал для Владимира Константиновича потерянные дни.

Они много говорили с Бочаном, даже пропускали приемы, но остались очень друг другом довольны.

— Обязательно побываю в Москве на ваших лекциях, — пообещал Бочан. — А вы обещайте побывать на моих.

На том и расстались.

Москва встретила Мартынова ощутимым холодком — в Ташкенте он даже забыл, что уже зима. Там было по-весеннему тепло.

До дому он добрался на такси, пока ожидал, промерз до косточек.

Иришка не могла его встретить, она училась, да он и не давал ей телеграмму.

А в доме было тепло. Почти как в Ташкенте.

Иришка с кем-то говорила по телефону, выглянула в прихожую, махнула рукой отцу, но разговор не прервала.

— А я думал, ты учишься, — сказал Мартынов.

— Сейчас-сейчас, — не отрываясь от трубки, прошептала дочь.

Мартынов разделся, поставил чайник на огонь и решил, что сначала полезет в ванную, а уж потом будет распаковывать подарки.

— Но у меня дома теперь не получится, — сказала Ирина в трубку. — Да, вернулся. Вот только что…

Мартынов с удивлением прислушался к разговору.

Неужели его разборчивая дочурка наконец завела кавалера? На то было похоже — она ради своего собеседника даже толком не поздоровалась с отцом. Обычно все было иначе. Ирина управляла своими ухажерами так безжалостно, что отец порой даже жалел их.

«Ну, дай Бог, — подумал он. — Дай Бог. А то засидевшаяся в «девках» барышня обычно становится злой-презлой».

— Ну, скажи ей, что обычно, — ночная работа, — засмеялась дочь. — Договорились? Ладно, если тебе действительно пора… Целую. Крепко-крепко… Жаль, что по телефону…

«У-у, да там уже все вон как! — обрадовался Мартынов. — Да, скоро стану дедушкой!»

— Ну, здравствуй, Платоша, — Ирина обняла отца и поцеловала в щеку. — Что так задержался? Понравились восточные сладости?

— Кисло. Не симпозиум, а какая-то поголовная пьянка с утра до вечера. Эти товарищи… Представляешь, уже собрались в аэропорт. У нас там был один сопровождающий. Едем в машине. Он говорит — до отлета еще три часа, заедем ко мне. Ну, заедем. А там стол — ломится. Восточный обычай — на посошок! — рассмеялся Мартынов.

— И ты опоздал на самолет.

— Ты слушай! Опоздал! Это еще цветочки! Меня напоили так, что я очнулся только на следующий день. Что?! Чего?! Как?! Самолет! Ничего, успокойся, полетишь другим рейсом, а сейчас за стол. Слушай, силой затащили. Вот не преувеличиваю — силой!

— И ты опоздал на самолет?

— Да ты слушай. Вчера уже говорю — все, больше не могу! Улетаю! Не уважаешь? Уважаю, но не могу! И знаешь, что он делает? Кричит — жена, дети, идите сюда, просите гостя. И приходит жена, четверо малышей, становятся, слушай-слушай! — становятся на колени — дядя, не уходи выпей с папой на посошок!

Ирина уже каталась по дивану от смеха.

— Я их поднимать — ни в какую! Пока не выпьешь, не встанем!

— И ты…

— И я очнулся только сегодня утром. Ириш, я сбежал оттуда, как последний преступник. Прятался в аэропорту от них — ведь они за мной приехали, искали… С ума сойти!

— А симпозиум?

— Знаешь, встретил Бочана Шарикара!

— Кто это?

— Да Господи! Ты же читала его — «Синкретность мира на основе буддизма».

— Правда, тот самый? Ну и?

— Приглашал к себе. Знаешь, у них как — приезжайте. И потом очень удивляются, почему тебя нет. Словно я вот так взял и поехал, куда хочу.

— Да, они не могут этого понять…

— Ну, а ты как?

— Ничего.

— Ириш, ничего — пустое место, нуль. Я же отец, мне нужны подробности.

— Платоша, подробности губят ученых. Ты сам говорил.

— Глупости, я не изучать тебя собрался — ты же моя дочь. Кто это с тобой говорил сейчас?

— Один такой себе Андрей.

— Хороший парень?

— Нуждается в кое-какой шлифовке. Но как полуфабрикат весьма податлив.

— Ириш, это как-то цинично звучит, — сморщился Мартынов. — Впрочем, мне показалось, что он не такой уж «полуфабрикат».

— А что тебе показалось?

— Что ты с ним несколько любезнее, чем с остальными.

— Возможно.

— Он где, кто, что? Я его не знаю?

— Его ты не знаешь, — сделала дочь ударение на первом слове.

— А кого я знаю? — спросил Мартынов.

— Его жену.

— Он женат? Печально.

— Я думаю — ничего печального.

— А кто его жена?

— Та самая милая девочка, за которой ты приударяешь, — сказала дочь с улыбкой сообщницы. — Ну, вспомнил? Наташа Денисова.

Мартынов опешенно смотрел на Ирину, пытаясь найти в ее лице искорки лукавства. Не могла же она говорить это всерьез. Она, конечно, его разыгрывала.

— Ха… — улыбнулся Мартынов, думая, что именно так надо реагировать. — А если серьезно?

— Я вполне серьезно. Тебе — девочка, мне — мальчик.

— Ты?.. — не договорил Мартынов.

— Да, я серьезно, я не шучу, я не разыгрываю! Что ты открыл рот, Платоша? Что у меня не так? Чему ты так удивляешься? Разве тебе самому это не на руку?

— Замолчи! Что ты несешь?! Почему это мне должно быть на руку?! Ты совсем с ума сошла?! Что ты тут делишь чужую семью?!

— Платоша, это ты начал ее делить. Зачем же путать причину и следствие? А еще Платоша!

— Ира, ты что-то несусветное несешь! Мне даже смешно оправдываться! Я и Наташа Денисова?! Абсурд! Глупость! Нонсенс!

— Неужели? У меня несколько другие сведения. Впрочем, это твое дело, а Андрей — мое.

— Нет, ты не посмеешь! Ты… ты не сможешь! Да ты не такой человек! Это нельзя! Что ты, Ириш? Это нехорошо.

— Я посмела, я смогла. И я такой человек! Ясно? Я не лезу к тебе, когда ты со своими студенточками…

— Я сейчас тебя ударю, — тихо сказал Мартынов. — Я ударю тебя по лицу. Слышишь? Ты хорошо меня слышишь? Ты больше никогда не встретишься с этим человеком. Ты оставишь его. Ты не будешь ломать чужую семью, да еще так подло! А иначе…

— Что — иначе? Что? Что — иначе? Ты меня проклянешь? Выгонишь из дому? Что — иначе?

— Иначе мне будет очень больно, — сказал Мартынов.

Больно ему было уже сейчас. Вдруг сильно кольнуло сердце. Так уже было с ним перед тем, как случился микроинфаркт. Слава Богу, тогда он не умер. Но своего сердца с тех пор он боялся.

Чайник на кухне выкипал. Мартынов выключил его и опустился на табуретку. Сердце отпустило. Но боль не прошла…