Езда без правил

КВАРТИРА № 40

В последнее время и Наташина жизнь превратилась в какое-то безостановочное беличье колесо.

Ее день начинался еще затемно. Подъем, торопливый завтрак всухомятку, мытье лестничных клеток.

Потом вскипятить чайник — не для того, чтобы чаевничать, а чтобы отогреть застывшие от ледяной воды, покрасневшие руки. Держать, держать их над паром, до боли, пока пальцы опять не начнут сгибаться. А то ведь и ручку не удержишь, и лекцию не запишешь, даже пуговицы застегиваешь с трудом.

Быстро переодеться — и на занятия. Дорога в метро, пусть даже в час пик, в неимоверной толкучке — это блаженство. Зависнешь в толчее вагона — и дремлешь. Тебя истолкают со всех сторон, зато упасть не дадут — некуда падать.

И сама учеба — блаженство. Это тоже похоже на сон, потому что говорится в основном о вещах, таких далеких от реальной жизни!

Например, о капитале. Загадочную пещеру Али-Бабы или сундуки с сокровищами Кощея Бессмертного можно, оказывается, очень коротко описать при помощи лаконичной формулы. Например, Т — Д — Т. Товар — деньги — товар.

И оказывается, их с Андреем бедственное положение на самом деле сводится к сочетанию производительных сил и производственных отношений. И на поверку бедственным оно быть никак не может, потому что при социализме производственные отношения всегда очень правильные и справедливые. Это научно доказано еще в прошлом веке Марксом и Энгельсом, а потому является неоспоримой истиной.

После занятий — забежать в магазин, отстоять очередь.

И затем сразу — метлу в руки и во двор.

Поначалу Наташа стеснялась прибираться на глазах у жителей окрестных домов, потом обвыклась. Уж больно тягостно дожидаться, пока все разойдутся по своим квартирам и окна засветятся голубоватыми отблесками телеэкранов. Лучше уж побыстрее покончить с работой, а затем, если повезет, выкроить немного времени на чтение. И на мечты.

Увы, такая возможность выпадала все реже и реже: Андрей стал постоянно где-то задерживаться допоздна, и Наташе приходилось чистить не только свой, но и его участок. И тогда уже было не до книг и мечтаний. Тогда только — тюк! — носом в подушку. И такое впечатление, что едва прикроешь глаза, как тут же звонит будильник и снова наступило утро.

И пошло беличье колесо на следующий оборот. И так без передышки.

Однажды, протирая лестницу возле квартиры Вианы, Наташа вдруг подумала: «А что, если опять мысленно позвать ее! Может, сработает?»

Она аккуратно отжала тряпку и прислонила швабру к стене.

Выпрямилась, зажмурилась и молитвенно сложила ладони.

Напряглась, затаила дыхание и четко произнесла про себя:

— Фея, явись!

И тут же, устыдившись, сама себя одернула: «Бредятиной какой-то занимаюсь…»

Бредятина не бредятина, а замок в ту же секунду щелкнул, и дверь отворилась.

Хозяйка квартиры стояла на пороге. Она была в тонком ярко-алом пеньюаре, украшенном пышными кружевами. Черные волосы, на этот раз не собранные в узел, спускались блестящими струями едва ли не до колен.

Виана выглядела безупречно, не то что встрепанная, бледная и невыспавшаяся Наташа.

«Неужели она тоже встает в пять утра?» — подумала девушка.

— Я еще не ложилась, — сказала волшебница. — Я как раз ждала тебя.

— Ждали меня? — изумилась Наташа. — Зачем?

— По делу.

Может быть, университетские педагоги действительно не правы и сознание в самом деле первично? Ведь сработала же бредятина!

— Бросай ты эти лестницы, — кивнула Виана. — Мне очень нужна помощница. Я буду платить тебе гораздо больше, чем ты получаешь за эту «гигиену и охрану костной системы».

Лестницы Наташа мыть не бросила. Очень уж не хотелось огорчать старика Козлеца.

Но и предложения Вианы не отклонила.

«Интересно, что мне придется там делать? — размышляла она с тревожным интересом. — Уж не зелье ли варить из лягушек и ящериц? А может, ассистировать на спиритических сеансах? Брр! Дух императора Нерона! Расскажи нам, как ты конструировал специальный корабль, распадающийся в море на куски, чтобы утопить собственную матушку?»

Оказалось — ничего подобного.

Всего-то требовалось, что протирать пыль с хрустального шара, висящего посреди комнаты, и со стеклянных столиков. Да еще — высевать в освободившиеся противни на кухонном окне новые семена пшеницы или овса, дабы из них проклюнулся эликсир молодости — чудодейственный спраутс.

А потом Виана усаживала ее за стол и заставляла есть. У Наташи закралось подозрение, что ее и позвали-то сюда в чисто благотворительных целях, просто чтобы подкормить несчастную студентку.

Но ведь это унизительно! Принимать подачки? Нет уж!

И когда Виана в очередной раз протянула ей «красненькую», Наташа отказалась наотрез.

Лицо Вианы потемнело.

— Хочешь меня обидеть? — спросила она.

Наташа испугалась:

— Что вы! Но я же не могу… целых десять рублей! За просто так.

— Я ничего не делаю просто так, — отрезала Виана. — И встретились мы с тобой не просто так. Случайностей не бывает. Пути Господни неисповедимы, но всегда закономерны.

Наташа молчала. Упоминание о Господе сбило ее с толку — разговор-то шел всего о десятке, выплаченной за мнимую, ничтожную работу! А Виана вон как повернула! Теперь Наташа и возражать-то не решалась: сама не веря в Бога, она тем не менее всегда опасалась задеть чувства верующих.

— Тебе кажется, что ты ничего не делаешь? — продолжала хозяйка. — А на самом деле ты очень мне помогаешь. Не знаю, понятно ли я говорю, но у тебя светлая аура. И одно твое присутствие — уже для меня подспорье.

Наташа недоверчиво насупилась.

— А завтра, — пообещала Виана, — ты поможешь мне в настоящем деле. Согласна?

Девушка кивнула.

— Приходи в шесть. Запомнила?

И она таки затолкнула десятку в Наташин кармашек.

А наутро в их «дворец» явился управдом Иван Лукич Козлец.

— Ах, барышня-красавица! — балагурил он, целуя Наташу в щечку и щекоча ее своей клочкастой бородой. — Сплошное колебание всех чувств моей непутевой натуры! Тут у меня к тебе поручение имеется.

— Иван Лукич, я сейчас в университет убегаю. Семинар, нельзя пропустить.

— Ученье — свет, — одобрил Иван Лукич. — Я на твое образование не покушаюсь. Это дело надо будет вечером сработать.

Наташа прикинула: в шесть она обещала быть у Вианы.

— Только в семь часов смогу, — согласилась Наташа. — А что за поручение-то?

— Да тут жилец приходил. Я, говорит, проживаю в квартире номер сорок. Вы, говорит, должны меня знать, раз вы домоуправ. А как я его могу знать, когда на нем нет никакого своеобразия красоты? Человек как человек. Такого хоть каждый день встречай — а портретного сходства не запомнишь.

Наташе пора было убегать, и она поторопила Ивана Лукича:

— Ну хорошо, а что мне-то надо делать?

— Да в квартире марафет навести. Я, говорит, одинокий, без женской, говорит, руки. А к восьми, говорит, ко мне важные гости придут. Пусть ваша дворника придет и все вымоет. Я, мол, ей заплачу, не обижу.

— Хорошо, Иван Лукич. Я к нему зайду. Значит, сороковая квартира?

Она уже натянула куртку и торопливо собирала в сумку тетради с конспектами.

— Только ты в звонок-то не звони! — предупредил ее Иван Лукич. — Он сказал, его дома не будет. Он пойдет угощение закупать. А ключ тебе под ковриком оставит. Еще спросил: честная ли дворника, могу ли я, Козлец, за тебя головой ручаться?

— Можете, можете, — засмеялась Наташа. — Не беспокойтесь, Иван Лукич.

— Ангел ты мой в бархате! — умилился Козлец. — Ты же мне как родная дочка! И даже как родная внучка и родная правнучка!

Ровно в шесть Наташа была у Вианы.

Там суетились какие-то люди в белых халатах, похожих на врачебные. Они расставляли по комнате аппаратуру: окружали висящий вместо люстры хрустальный шар какими-то полупрозрачными экранами, подключали датчики к различным предметам, на дисплеях бегали зеленые линии.

— Заходи, Наталья, не пугайся, — пригласила Виана. — Это ученые из одного почтового ящика. Очень, очень умные и очень, очень засекреченные. Собираются меня обследовать.

Худой человек в массивных роговых очках преградил Наташе путь:

— Мы же договорились, что посторонних не будет.

— Это не посторонние, — сказала Виана. — Это моя ассистентка, Наталья Денисова.

— Вы не предупреждали, что у вас есть ассистентка, — нахмурился ученый.

— А вы не спрашивали.

Ученый мрачно посмотрел на Наташу:

— А документы у вас при себе?

— Только студенческий, — растерялась Наташа. Она прибежала сюда прямо из университета, не заглядывая домой.

За письменным столом пристроился молодой человек с разлинованными гроссбухами. Видимо, он должен был запротоколировать ход эксперимента. Он взял Наташин студенческий билет, сверил с фотографией — точно ли документ принадлежит именно ей — и занес данные в свою книгу, пометив: явка в 18.00.

Виана засмеялась:

— Вы что, в моей квартире пропускную систему устраиваете?

— Таков порядок, — буркнул молодой человек.

Очкастый ученый скомандовал:

— Но что ж, товарищи, по местам.

— А вы уверены, — насмешливо спросила Виана, усаживаясь в кресло, — что материалистическая интерпретация будет правильной? Виталик, признайтесь честно!

Если ученый, названный Виталиком, и опустил глаза в смущении, то это было незаметно под толстыми стеклами очков. Голос же его оставался бесстрастным:

— Онтологическая и гносеологическая сущность пространственно-временных пси-явлений…

— О Господи, хорошо, хорошо! — наморщилась Виана. — Давайте работать. Наталья, садись рядом.

Наташа погрузилась в пушистый мех кресла, и тут же ей на лоб прикрепили резиновую присоску, от которой тянулся провод. Такую же пристроили на лоб Вианы. К их запястьям и предплечьям тоже подсоединили проволочки с датчиками, будто собирались снимать электрокардиограмму.

— Начнем с простейшего, — сказал Виталик. — Ретроспективный диагноз по фотографии.

Он протянул Виане крупный глянцевый снимок. На нем была изображена женщина средних лет. Хорошее, открытое лицо.

Виана показала фото Наташе:

— Посмотри на нее. А потом глади в хрустальный шар. Я буду держать тебя за руку. Если что-то увидишь — скажи.

Ученый включил аппараты. Виана напряженно всматривалась в фотографию. Наташа же никак не могла сосредоточиться: ее отвлекали кривые, пробегающие по экранам дисплеев.

Наконец Виана произнесла:

— Женщина мертва.

Наташа вздрогнула и воззрилась в хрустальный шар.

— Причина? — спросил ученый.

Наташа до рези в глазах вглядывалась в хрустальную резьбу. Ей показалось, что шар окрасился сперва в синий, потом в красный, потом в желтый цвет. А затем она явственно ощутила едкий запах.

Однажды она чувствовала точно такой: это было еще в школе, когда на уроке химии во время лабораторной работы Машка пролила кислоту на свои новые колготки. Учительница в панике принялась обрабатывать ей ногу, на которой образовался сильный ожог, а Машка голосила на весь класс: «Колго-о-точки мои миленьки! Прощайте навсегда-а!»

Голос Вианы вернул ее к действительности:

— Что-то видишь, Наталья?

Наташа пробормотала:

— Краска… Кислота…

— Согласна, — сказала Виана. — Записывайте!

Молодой человек за столом принялся стенографировать.

— Общее отравление организма, — говорила Виана. — Плюс ожог кислотой третьей степени. Обожжены лицо, шея, плечо, грудь. Левый глаз. Болевой шок — и в результате сердце не выдержало. Женщина много лет работала на камвольном комбинате. К моменту несчастного случая здоровье уже было подорвано, организм крайне ослаблен.

Виталик удовлетворенно кивнул:

— Совпадает с анамнезом.

Виана откинулась на спинку кресла, устало прикрыла глаза и добавила:

— Сын у нее был в Иркутске. На похороны матери не успел прилететь.

Ученый обернулся к стенографирующему:

— Это надо будет проверить.

Тот кивнул, делая в гроссбухе пометку.

— А теперь, — сказал Виталик, переглянувшись с помощником, — то же самое, только в усложненном варианте. Виана, вы не слишком устали?

— Чем сложнее, тем интереснее, — ответила она.

— Но ассистентку придется удалить, — потребовал Виталик.

— Нет! — отрезала Виана. — Без нее я работать отказываюсь.

Наташа глянула на большие старинные настенные часы с маятником. Было уже без четверти семь.

— Ой! — вспомнила она. — Мне же к семи надо в сороковую квартиру. Я обещала.

— Успеешь, — повелительно сказала Виана. — Поможешь мне и пойдешь. Разве тебе не интересно?

Виталик уже протягивал Виане большой запечатанный конверт из черной светонепроницаемой бумаги. Руки его при этом почему-то слегка дрожали.

— Теперь попробуем работать с непроявленной фотографией. Сможете?

— Какая разница! — пожала плечами Виана.

— И определить надо не прошлое, а будущее.

Виана усмехнулась:

— А если я расскажу на тридцать лет вперед, как проверять-то будете?

Виталик снова переглянулся со своим помощником и ответил отчего-то полушепотом:

— Речь идет о ближайшем будущем.

Виана приняла конверт, повертела его в руках:

— Пожалуй, да. Ведь это очень пожилой человек. Тридцать лет ему не прожить.

Она снова взяла Наташу за руку:

— Начали?

Вновь замелькали экраны приборов. Виана молчала. Наташа вглядывалась в хрустальный шар.

Напряжение нарастало. Шар, казалось, раздвоился, а потом и вовсе растворился.

Наташа явственно увидела толпы людей, медленно идущих по проспекту Маркса. Машин нет, уличное движение перекрыто.

А затем — почему-то угол гроба, обитого красным. Вдруг угол резко падает вниз, точно гроб не удержали, и громко стукается о дно могилы.

Наташа вздрогнула от испуга и больше ничего не смогла увидеть.

Ученый снял очки и нервозно, лихорадочно протирал их.

Стенографист неотрывно смотрел на Виану. Зрачки его были расширены.

Виану затрясло.

Она вдруг не по-доброму и враждебно посмотрела на Виталика:

— Я ничего не вижу.

— А я… — вякнула было Наташа, но ясновидящая сжала ее запястье до боли, впившись в кожу длинными ногтями.

— И моя ассистентка тоже ничего не видит, — твердо произнесла Виана. — Так и запишите: мы обе ничего не видим. Эксперимент оказался неудачным.

Ученый опустился на стул и сгорбился.

Стенографист попытался возразить:

— Но это неправда! Энцефалограмма показала эвристическую кривую — и у вас, и у вашей ассистентки. Значит, озарение все-таки было!

Виана холодно глянула на него:

— Ах, кривая на перфоленте! Это я увидела, как птичка за окном пролетела — вот вам и кривая. Наталья, ты ведь тоже видела птичку?

Наташа ничего не понимала, однако послушно подтвердила:

— Видела.

Какая еще птичка? И почему Виана так нервничает? И отчего так обескуражены ученые.

— Все, сеанс окончен, — решительно объявила хозяйка. — Собирайтесь, да побыстрее. Я очень устала.

Исследователи стали торопливо отключать свою аппаратуру, свертывать шнуры, зачехлять дисплеи.

Виталик протянул руку за черным конвертом, где была непроявленная фотография.

— Ну уж нет, — возразила Виана и вскрыла конверт.

Она достала белый лист фотобумаги и протянула его к свету. Эмульсия начала покрываться пятнами, темнея. И вскоре бумажный прямоугольник стал совсем серым.

Виана, закусив губу, разорвала его на мелкие клочки.

С учеными она не попрощалась, сердито захлопнув за ними дверь.

— Провокаторы чертовы! — ругалась она им вслед. — Ты знаешь, чье фото они мне подсунули?!

— Чье? — с любопытством спросила Наташа.

Но тут ее взгляд упал на висячие часы.

Ужас! Без двадцати восемь!

А ведь она обещала быть ровно в семь!

Через двадцать минут к жильцу придут важные гости, а там не прибрано. Она же подводит Ивана Лукича, который за нее поручился!

Перескакивая через две ступеньки, Наташа неслась к сороковой квартире.

Вот, наконец, и нужный этаж.

Что такое?

Дверь квартиры номер сорок широко распахнута, возле нее дежурит милиционер.

В глубине квартиры сверкают фотовспышки. Вот оттуда выходит человек в штатском и начинает снимать отпечатки пальцев с дверной ручки и английского замка.

— Что тут случилось? — испуганно спрашивает Наташа.

— Проходите, проходите, девушка, — отмахнулся милиционер. — Не мешайте работать.

Она опустилась на пару ступенек, однако продолжала наблюдать.

Вскоре из сороковой квартиры вышел следователь с двумя понятыми: одной из них была тетя Клава.

Увидев Наташу, она просияла и с восторгом сообщила:

— Все дочиста вынесли! Ничего не оставили! Грабеж полнейший! Эх, работают мастера!

— Гражданочка, гражданочка, — перебил ее следователь. — Расписались в протоколе? Все. Свободны.

Тетя Клава отвела Наташу на пролет ниже и зашептала заговорщицки:

— А хозяева-то на Крайнем Севере уже полгода. Вот будет им сюрприз!

Наташа удивилась:

— Как — на Крайнем Севере? Хозяин только сегодня заходил в домоуправление. Просил, чтоб я у него прибралась.

— Путаешь ты что-то! — уверяла тетя Клава. — Эти, из сороковой, уж давно в отъезде. Я лично за них почту получаю. И в стопочку складываю. Большая уже стопочка набралась.

Прибежал взмыленный домоуправ. Он был бледен, и даже его огромные, вечно красные уши-локаторы побелели, точно отмороженные.

Он пожал следователю руку, и они вместе скрылись в ограбленной квартире.

Тетя Клава побежала разносить новость по всем знакомым, Наташа же осталась здесь.

Она чувствовала себя ответственной за происшедшее. Наверное, приди она вовремя, квартиру бы не обокрали.

А с другой стороны — куда приди? К кому? Ведь хозяева, по словам тети Клавы, отсутствуют.

А кто же тогда приходил утром к Козлецу?

Мысли начинали путаться, вопросы оставались без ответов.

Из дверей квартиры высунулся следователь и позвал:

— Говорят, Наталья Денисова здесь?

— Да, я здесь! — отозвалась Наташа.

— Зайдите, пожалуйста.

Озираясь, она прошла в сороковую квартиру.

Да, здесь недурно поработали. Дверцы шкафов распахнуты, а кое-где и отломаны. Ящики письменного стола вынуты и валяются на полу. Посреди комнаты, на том месте, где, наверное, лежал ковер, теперь было пусто: лишь паркет на оголенном квадрате был более светлого оттенка, чем вокруг. И на этом паркете сиротливо лежала одна-единственная чайная ложечка — видимо, все, что осталось от унесенного столового серебра.

— Садитесь, — следователь указал на табуретку и придвинул Наташе бланк протокола. — Подпишите, что вы знаете об уголовной ответственности задачу ложных показаний. Пока вы проходите как свидетель.

Сидевший рядом Козлец возмутился:

— Что значит «пока»? Она ни в чем не виновата. Я за нее ручаюсь.

Следователь, не обратив на его реплику никакого внимания, спросил Наташу:

— Правда ли, что утром к вам зашел Иван Лукич Козлец с поручением?

— Правда.

— Какого рода было это поручение?

— Прибраться в квартире номер сорок.

— В какое время?

— Вечером в семь часов.

— Каким образом вы должны были попасть в квартиру?

— Мне должны были оставить ключ под ковриком.

— И действительно оставили?

— Не знаю.

Следователь уставился на нее, часто моргая:

— Как это — не знаете? А каким образом вы сюда вошли?

Наташа озадаченно поглядела на него:

— Но вы же сами меня только что пригласили!

Следователь рассердился:

— Не морочьте мне голову. Я имею в виду: как вы вошли сюда в семь часов?

— Никак не вошла. Меня тут не было. — Она виновато глянула на домоуправа. — Вы извините меня, Иван Лукич, но я опоздала.

Козлец так и подпрыгнул от радости:

— Вот видите! Я же говорил! Молодец, золотко мое, всегда так поступай, всегда опаздывай! А то получается — подвел я тебя под монастырь, старый желтый огурец!

Следователь охладил его пыл:

— Спокойнее, Иван Лукич, спокойнее. Тут еще разобраться надо. Денисова, где вы были с восемнадцати до девятнадцати тридцати?

— У Вианы — не знаю, как ее фамилия. Я в опыте участвовала.

Козлец переспросил:

— У этой ворожеи, что ли?

— Ну да.

Следователь осведомился:

— А эта самая Виана подтвердит, что все это время вы были у нее?

Наташа вспомнила:

— Так там не только она была. Там ведь были еще ученые из какого-то почтового ящика. Они мою фамилию и номер студенческого даже в книгу к себе записали.

— Хм, — сказал следователь. — Официально задокументированное алиби.

— Еще бы! — сказал Козлец. — А с этой колдуньей-то вы, граждане, поаккуратнее. У нее такие начальники в клиентуре! Помнится, приезжал полковник МВД… или даже генерал.

Следователь испуганно глянул на Козлеца — и отпустил Наташу подобру-поздорову. Правда, предварительно у нее на всякий случай сняли отпечатки пальцев.

Растопырив руки, испачканные краской во время этой унизительной процедуры, Наташа вышла во двор.

Уже стемнело, было прохладно и пустынно.

«Не буду сегодня подметать, не хочу, не могу!» — подумала она. И в изнеможении присела на скамеечку — просто расслабиться и отдохнуть.

Но что-то мешало ей, беспокоило.

Будто чей-то взгляд исподтишка следил за ней.

Наташа беспокойно огляделась.

Возле детской площадки чья-то серая тень метнулась в сторону. И исчезла.

— Кто там? — крикнула Наташа. — Что вам надо?

Ответа не было.

Собравшись с духом, она поднялась и прошла в ту сторону, откуда за ней наблюдали.

Заглянула за сварную горку. Никого.

И за деревянной беседкой — никого.

Везде пусто. Таинственный наблюдатель как сквозь землю провалился.