Фаворит

Глава 17

— Слушаю, — коснувшись пальцем активирующего плетения на «Разговорнике», произнёс я.

К слову, я теперь держал активными семь амулетов для связи с Уфимцевым, Долгоруковой, Голицыной, сестрой, родителями и с Шешковским. Ну или кому он там передал амулет, по которому меня сейчас и вызвали. Разумеется, у меня только два уха, но, по счастью, при вызове камни начинают вибрировать, что чувствуется, а потому я могу хранить их в подсумке. Плохо то, что для этого мне пришлось пожертвовать половиной позиций плетений первой очереди.

В моём понимании такая связь всё же жутко неудобная. Даже при небольшом количестве абонентов приходится носить целую кучу «Разговорников», а главное, освобождать под них место среди плетений первой очереди. Амулеты с бриллиантами в этом случае куда предпочтительней. Однако как бы я не брюзжал, местные со мной не согласятся. О чём и свидетельствует огромный спрос на моё изобретение.

— Успенский Иван Артёмович от Шешковкого. Слушаю, — раздался в моей голове незнакомый голос.

— Очень рад. Когда мы можем встретиться? Слушаю. — Не вижу причин тянуть с личным знакомством, чем быстрее, тем лучше.

— Готов увидеться хоть сейчас. Меня уже направили в Дикопольский полк, и отбыть нужно как можно быстрее. Слушаю.

— В таком случае не вижу причин откладывать встречу. Через полчаса на моей съёмной квартире устроит? Надеюсь, вы знаете, где это? Слушаю.

— Да. Буду к сроку. Закончил разговор.

— Закончил разговор.

Вот и ладушки. Признаться, я уже думал, что придётся изрядно задержаться в столице. Ну, мало ли, штаты у Тайной канцелярии достаточно скромные, поди ещё найди свободного экспедитора. Это ведь при том, что наверняка в полк уже направили человека. А может, и не одного. Но всё сложилось более чем удачно.

С утра я передал амулеты, получил деньги и благополучно сдал их помощнику казначея. При отбытии Мария Ивановна заберёт их с собой, у полкового казначея они всегда будут под рукой. Серебро течёт буквально рекой. Одни только лошади чего стоят! И ведь мы пока ещё в начале пути. Ну да ничего, если дела с «Разговорниками» пойдут так и дальше, то проблем со средствами не будет.

Улицы с утра засыпало снегом, но о санях думать пока рано, ещё вполне возможны оттепели. Хотя с бричкой я явно погорячился, нужно было всё же брать карету. Вроде и ветра нет, и не лихачим, а я всё время поправляю то и дело сбивающийся шарф.

Прибыв на место, первым делом проверил квартиру «Поисковиком». А то ещё учудит Шешковский за мной прослушку. Вроде бы ничего подозрительного, но подслушивать ведь может и простой человек. Поэтому для будущего разговора я предусмотрел другое место.

Успенский оказался высоким и стройным мужчиной лет сорока пяти с коротко стриженными темными волосами. С одной стороны, вроде и красив, а с другой, внешность такая, что пройдёшь мимо и не запомнишь. Вполне себе обычный дворянин, ничем примечательным не выделяется.

Гостя я встречал лично, поэтому, поздоровавшись, посторонился, пропуская в квартиру, а сам задержался, чтобы закрыть дверь. Тот не заподозрил подвоха, снял перевязь со шпагой, пристроил на вешалке и начал расстёгивать пояс, когда я положил ему на затылок ладонь и ударил плетением. Он сразу же обмяк и повалился на пол. Вот так. Минимум на час он выпал из реальности. А потому что не фиг расслабляться. Привыкли, что Тайной канцелярии все боятся как огня и не глядят по сторонам. А я не боюсь. Я опасаюсь. Разница. Ага.

В дверях гостиной появился Хруст, и я показал ему на бесчувственное тело, мол, потащили. Зима при бричке, нельзя её оставлять без присмотра, там в коробах небольшой арсенал. Троица моих будущих помощников отправилась на приём к лекарю, за один раз он с их проблемами не управился. Так что придётся в Москве остаться ещё на два дня. Это предварительно, а там, может, и дольше.

Подхватив бесчувственное тело, я взгромоздил его на Хруста, и тот потащил нашего пленника вниз. Пристроили его в бричке и покатили к меблированным комнатам, ближе к окраине Москвы. Так оно надёжней будет. Время раннее и там пока ещё никого нет, идеальное место для задушевной беседы.

Снятая комната имела весьма непрезентабельный вид, но большая постель заправлена чистым бельём. Пристроили господина Успенского на ней и быстренько избавили от верхней одежды. Увиденное меня порадовало. Торс господина экспедитора оказался абсолютно чист. Если верить «Щупу», а не верить оснований нет, Иван Артёмович приближается к шестому рангу, а значит, имеет средний потенциал. Ещё год-два и он принял бы узоры, но пока ничего такого не наблюдается.

Вот и замечательно, не нужно будет мудрить и изворачиваться, придумывая, как скормить ему желчь. Он ведь сам должен убить зверя, извлечь пузырь и проглотить его. Это инициировать его я смогу, вырубив и поместив в поток, как и прокачать, а вот всю предварительную подготовку он должен сделать сам. Впрочем, я что-нибудь придумал бы. А куда мне было бы деваться.

— И снова здравствуйте, Иван Артёмович, — поздоровался я с Успенским, когда тот пришёл в себя.

— Здравствуйте, Пётр Анисимович, — спокойно и с чувством собственного достоинства ответил он.

— Что же вы так-то легко попались?

— Не ожидал, что вы вот так в открытую пойдёте против Тайной канцелярии, — спокойно пожал он плечами.

— Вы не ожидали, или и Шешковский тоже?

— И Степан Иванович не ожидал такой прыти. Полагал, что вы будете действовать тоньше.

— В смысле тоньше? Хотите сказать, что он имеет в отношении меня какие-то подозрения?

— Слишком много всего непонятного вокруг вас, Пётр Анисимович. Уж больно ловко вы управляетесь с одарёнными, что много выше вас рангами. Когда вы освободили её высочество, он решил было, что вы нашли способ развить дар. Но потом был штурм Заситинского редута, где вы не проявили себя как высокоранговый одарённый. Это выяснилось после опроса офицеров и солдат роты капитана Яковлева. Хотя ситуация была аховой, и вам следовало бы драться на пределе сил. Степан Иванович уж решил, что ему всё это мнится, и тут вы убили князя Милославского. Это я был на площади и ничуть не ошибся, вы атаковали его клинками с расстояния в семьдесят шагов.

— Значит, это вы следили за мной. А ведь я вас не помню.

— Вы меня просто не видели.

— Продолжайте.

— После этого стало очевидно, что вы лжёте, и что ваш ранг значительно выше заявленного.

— Так отчего же тогда меня сразу не потянули на дыбу? — не сдержал я своего удивления.

— Смешной вы, ей богу, Пётр Анисимович. Во-первых, вы заявили, что в случае вашей гибели всем станет известно о том, что императору известен способ обращения в оборотней. Шешковский до сих пор не определился, насколько эта опасность реальна, но в то же время и исключить этого не может. Во-вторых, к тому времени Мария Ивановна прошла обряд обретения рода и обозначила государю своё намерение захватить Азов. Поведала и о вашем деятельном в этом участии, о том, что львиную долю ваших доходов вы намерены пустить на подготовку к походу. Ну и наконец, вы стали приближённым великой княгини. На дурачка тянуть такую персону на дыбу не получится. Государю понадобятся веские основания, чтобы предъявить их отцу и дочери Долгоруковым.

— Не думаю, что я столь уж важная персона, чтобы со мной вот так возиться.

— Дело не в вас, а в ситуации в целом. Если можно хватать приближённого Марии Ивановны, тогда можно с лёгкостью тянуть на дыбу и людей из ближнего круга любого из князей и бояр. Многие ненавидят Долгорукову просто потому, что она есть, но тут они встали бы единой стеной. И в первую очередь за свои интересы.

— Но Шешковский не умылся?

— Нет, конечно. Изменил подход и начал копать, приставив к этому делу меня.

— И как? — хмыкнул я.

— Вполне удачно, Пётр Анисимович, — вернул мне ухмылку Успенский.

Узор «Повиновения» вовсе не делает человека куклой и послушным болванчиком. Да, его носитель не сможет умышлять против господина, не задумываясь, выполнит любую его волю. Но это не значит, что он станет раболепствовать перед ним. Нет, если это крестьянин, то оно понятно: барин, все дела, со всем почтением.

Дворянин будет общаться, как и прежде. И если он до того позволил бы себе сарказм или шутку, то нет никаких препятствий, чтобы не поступить так же и впредь. Единственно это не должно идти во вред господину и не нарушать прямой приказ. Вот уж чего я не собирался делать, так это обкладывать моих новоявленных товарищей множеством рамок и барьеров.

— Не просветите меня, где именно я обмишулился? — стало интересно мне.

— Из ненавязчивой беседы с бояричем Осиповым мне стало известно, что вы обладаете феноменальной памятью. Что вам достаточно взглянуть на текст, как вы его запоминаете накрепко. Виктор Карпович говорил, будто вы как-то зачитывали ему наизусть лекцию годичной давности. Из чего следует, что вы могли просмотреть дневники Седова и запомнить их содержимое. Возможность для этого у вас имелась.

— То есть меня подозревают в том, что я выведал ритуал и использую это для развития своего дара?

— Степан Иванович полагает, что прежде вам удавалось маскировать свои манипуляции с волколаками. Настолько искусно, что никто ничего не заподозрил. Во всяком случае, проверку вы прошли. Когда ваша сестра вдруг так резко развила дар, Шешковский вновь всполошился. Однако вердикт учёных о том, что изменилась пропускная способность жил вместилища Елизаветы Анисимовны, поставил на этих подозрениях крест. При использовании желчи подобное никогда не наблюдалось, и по всему выходило, что это всё же уникальный случай. Но, как я уже говорил, убийство Милославского породило вопросы. А тут ещё и косвенные подозрения, что дар Долгоруковой значительно возрос.

— Не понял. А это-то с чего?

Моё удивление было вполне обоснованным. Ведь мы условились с Марией Ивановной, что она будет применять только ослабленные плетения, соответствующие её предполагаемому рангу. Она клятвенно меня заверила, что не станет зарываться, и я ей верил. Уж больно много мы на себя взяли. Как я уже говорил, тут попахивает государственной изменой.

— Дело в том, — начал пояснять Успенский, — что преподаватель владения Силой обратил внимание на то, что атакующие плетения великой княгини мощнее, чем полагалось бы процессу роста её дара при заявленном потенциале. Хотя, конечно, изредка случается, когда потенциал и возрастает. Но плюсом к этому он несколько раз наблюдал слишком быструю перезарядку плетений, что под стать высокоранговым одарённым.

Ч-чёрт! Ну, надо же проколоться на такой ерунде. Мы условились, что она будет использовать слабые заряды, но упустили несколько моментов. Персональную подстройку плетений, давшую прибавку до пятнадцати процентов. То, что с ростом рангов возрастает и эффективность использования каждого израсходованного люма, как ускоряется и перезарядка плетений. А ведь из-за прокачки в потоке ещё и пропускная способность каналов увеличилась. Мо-ло-дцы! Где там полка с нашими пирожками?

— Понятно. А как обстоят дела с моей страховкой? Удалось выяснить, что именно я предпринял?

— Нет. В этом направлении успехами похвастать ни я, никто иной пока не можем.

Разумеется, не можете. Потому что никакой страховки нет и в помине. Если джинн и вырвется из бутылки, я постараюсь сделать всё для того, чтобы это случилось не с моей подачи. Поэтому и многое из того, что знаю сам, я так в себе и держу.

А что до существующей государственной программы с обращением в оборотней, то на мировую картину это повлияет слабо. Хотя, конечно, возможно в течение нескольких лет подготовить пару-тройку по-настоящему сильных одарённых. Эдаких неубиваемых и всесокрушающих терминаторов, посаженных на поводок «Повиновения». Кто может запретить российскому императору подобную вольность? Зато это существенно качнёт весы в его сторону.

— Ох, Витя, Витя, и что мне с тобой делать-то, а? И ведь я сам виноват. Подставился с памятью по полной. Ладно, значит, забрею тебя в полк, — решительно рубанул я рукой.

— Это не имеет значения. Я уже указал в рапорте показания боярича Осипова, и опрашивать его лично уже нет нужды.

— Ну и ладно. Будет ему в назидание. К тому же мне необходим как минимум ещё один земельник. Кстати, вы знаете что-то относительно обращения приговорённых к смертной казни в оборотней?

— Мне известно только то, что касается лично вас, и не более.

— Принимается. А если с другой стороны. Вы что-то знаете о службе в Тайной канцелярии бывшего гвардейского капитана Рябовой.

— Разумеется. Она учитель фехтования в Воронежской гимназии.

— И что с того? — не понял я.

— Как это что? — теперь удивился Успенский.

— Ну, она учитель фехтования в гимназии. Это я и так знаю. А при чём тут Тайная канцелярия-то?

— Но об этом знают все экспедиторы.

— А я вот не все. Быть может, потому что внештатный? — предположил я.

— А! Точно. По должности такие вещи вам знать не полагается. Дело в том, что все директора гимназий и учителя фехтования являются экспедиторами Тайной канцелярии. Первые вербуют осведомителей и ведут тайный сбор сведений, а вторые осуществляют силовую поддержку.

— Это вот такие, значит, у Тайной канцелярии скромные штаты! Ну ни хрена себе! — не удержался я от восклицания.

— Это заведено ещё при Софье Алексеевне. Она и не думала пускать процесс образования и воспитания дворян на самотёк, — пояснил Успенский.

Да уж. Вот удивил, так удивил. Да чего уж там, я просто в шоке. В таком случае получается, что Рябова не имела шансов остаться в стороне от погони за волхвом. Хотя и непонятно, какого хрена она отвлеклась и бросилась спасать молодую чету Ворониных.

Впрочем… Возможно, она хотела сбросить с хвоста дознатчика князя Долгорукова. А что до меня, то я по младости лет должен был пойти на поводу душевного порыва. Пусть случилось это и по несколько иной причине, тем не менее всё вышло в кассу. Ну и, скорее всего, взыграло эго гвардейского офицера плюс личная трагедия с проданными в рабство детьми.

— Иван Артёмович, а как так могло выйти, что гвардейский офицер стал экспедитором Тайной канцелярии? — не удержался я от вопроса.

— Не так, — покачал головой тот. — Экспедитор Тайной канцелярии Рябова с лёгкой руки Шувалова стала гвардейским офицером. Эльвира Анатольевна столько наворотила, пока разыскивала своих детей, что впору было её отправлять на плаху. Но Александр Иванович рассудил иначе, в чём сумел убедить и его величество. Из неё сделали героя и определили на службу в гвардию. Её стараниями был раскрыт заговор в гвардии, подготовленный англичанами. Правда, сама она после этого продолжать там службу не могла, слишком много указывало на неё, поэтому госпожа капитан подала в отставку и теперь занимает скромную должность учителя.

— Тогда получается, что в то утро на пустыре, когда мы спасли Долгорукову, она появилась не случайно. Наверняка это связано с поиском волхва, обращающего людей в оборотней, — предположил я и спохватился: — Хотя вы, наверное, этого не знаете.

— Отчего же, как раз знаю. Это была чистой воды случайность. И когда вы заявились к ней, будучи уверенным в том, что вашу сестру похитил тот самый волхв, ни она, и никто другой этому не поверили. Но решили проверить. Подобные слухи возникали неоднократно, и каждый раз Тайная канцелярия проводила тщательное дознание. Никто и предположить не мог, что выйдет такой результат.

— Вам что-то известно о шпионах в Дикопольском полку? — вновь сменил я тему разговора.

— Знаю только, что они есть, и не один. Но кто именно, мне неизвестно.

— Вам предстоит это выяснить, причём в кратчайшие сроки.

— Ясно.

Мы проговорили с ним ещё часа два, затронули различные темы, я получил ответы на многие вопросы, и ещё больше их у меня появилось. В основном по части всевозможных княжеских интриг и союзов. Господи, я, конечно, понимал, что это змеиное кубло, но даже не предполагал масштабов и объёма варящегося в этом котле дерьма.

В результате мы решили, что Успенский самостоятельно выдвинется в полк, где займётся своей непосредственной работой. Только помимо шпионов он должен вычислить ещё и своих коллег. Как я и говорил, «двойной агент» звучит гораздо благозвучней. И уж тем паче на фоне того, что я реально балансирую на краю пропасти, ну или на лезвии бритвы, это уж кому что ближе. Лично мне без разницы, и то и другое одинаково хреново, и придётся сильно постараться, чтобы не пришлось тупо удариться в бега.

Хм. А вот мне интересно, с каких это пор я стал так бояться смерти, зная, что не умру ни при каких раскладах? Да и мысль о бегстве как-то коробит, словно серпом по причинному месту. И ведь отчего-то о семье я в этот момент думаю куда меньше, чем об этой пигалице, у которой непонятным для меня образом оказался на службе.

А может, как раз понятным? И ведь ни у кого из близких не возникает и тени недовольства или сомнений относительно моих более чем серьёзных финансовых вливаний в её предприятие. Это они ещё не знают о моих манипуляциях с местами Силы.

Вот реально, ради чего это я? Ради интересов России? Её выхода к Чёрному морю и прекращения набегов татар? В это хоть кто-то верит? Скорее уж наблюдают за тем, как дворняга пытается пристроиться к породистой овчарке. Хм. И когда я так вляпался-то?