Фехтовальщица

Глава 34

Первым на платформе 9 и 3\4 я увидела Дракона, вновь превратившегося в воплощение лимонной дольки. Кислый до невозможности вид объяснялся родительским запретом на участие в летних приключениях, что оскорбляло его в лучших гриффиндорских чувствах.

Потом появились Пэнси и Лаванда, и случился маленький тайфун. Стихийное бедствие вращалось и расширялось, вбирая в себя все новые «жертвы».

Все бурлило, голосило и находилось в непрерывном движении.

В купе нас набилось, как в вагон метро в час пик. И каждый пытался что–то взволнованное рассказать о летних каникулах. Дракон же лето провел в мэноре, выехав на жалкие две недели июля в лесное шале, где наставник и гувернер не оставляли его без пригляда ни на часок. Ни даже на полчасика. А так хотелось залезть на дерево, изучить со всех сторон гигантский выворотень или хоть подразнить лукотрусов. Последнее, правда, удалось. Даже с избытком. Вспомнив устройство рогатки в деталях, Дракон осуществил достаточно успешную трансфигурацию, чтобы докинуть камешки до нужного дерева. И потом спасался от колонии разъяренных дендроидов. Ну, и еще месяц страдал без сладкого и штудировал «Наставления юному магу» в качестве наказания. И теперь исходил чернейшей, вовсе даже не гриффиндорской завистью, обещая себе, что уж следующим летом…

На перроне в Хогсмиде первоклашек встречал не косматый полувеликан, а улыбчивый профессор Флитвик. Он развесил по платформе сияющие искорки–светлячки, лучше всяких воплей приманивающие детей. Что там первачки — семикурсники, старательно делая вид деловой и сосредоточенный, пялились исподтишка на необычные, завораживающие чары. На тропинке, ведущей к причалу также мерцали россыпи огоньков. А кроме того, дорожку освещали сияющие мягким золотом и мелодично звенящие при легком вечернем ветерке цветы. А на лестнице, ведущей от причала к замку, как мы потом узнали, воздвиглись прямо из земли трансфигурированные светильники, словно выточенные из цельных кусков горного хрусталя. И часть плиток тропинки фосфорно светилась, явно облитая каким–то зельем.

«Джинса!» — воскликнула бы одна моя знакомая. Не помню точно, что это сленговое словечко означало, но, кажется, к ситуации подходит идеально.

Вот только нам опять не повезло. Если абитуриентов в этом году очаровывало доброе и красивое волшебство, то нашей группе вновь предстоял экстрим: какие–то страховидлые гиппо–ящеры, впряженные в кареты. Что ж, с первыми своими страхами — Хагридом и факультетскими привидениями — мы через какое–то время подружились. Может, и зверушки окажутся милыми любителями сахара и морковки?

«Лошадки» в упряжке что–то не поделили, и одна совершенно отчетливо щелкнула на другую немаленьких таких размеров зубками. Ага. Точно. Любят клевер. И обязательно покатают по радуге. Мимо белого яблока луны и мимо красного яблока заката. Давайте–ка, друзья мои, поскорее сядем в карету и покрепче закроем за собой дверь. Такие маленькие окошки у транспорта неспроста, надо полагать. А для того, чтобы лошадиная мордашка не пролезла.

Директор Слагхорн был упитан и весел, профессора улыбались, воспринимая начало учебного года по–разному. Филиус Флитвик лучился энтузиазмом и энергией, а вот Сириус Блэк, покрытый загаром, каковой так ровно и приятно золотит кожу на морском берегу, слегка кривился. Ему явно не хотелось, чтобы отпуск заканчивался. Мне показалось, или его коса еще и шевелится слегка? Гарри, мы породили монстра! Ну, и мистер Снейп тоже. Породил.

Нам на этот раз сразу разрешили войти в Большой зал, без всяких предварительных каморок и подготовительных мероприятий, которыми было обставлено появление новичков в прошлом году. Сегодня наше место займут новые мученики. Пока же школяры размещались за столами и ковыряли позолоченными вилками позолоченные кубки, пытаясь нацарапать что–нибудь доброе–вечное. Собирались устроиться за Хаффлпаффским столом — там места больше всего, но подскочившие старосты живо растащили нас по надлежащим, согласно значку на мантии, тщетно взывая к факультетскому братству и совести. Хотят, чтобы хоть в торжественный день все было правильно. Что интересно — слизеринский староста взывал к ней же, а в прошлом году я не раз слышала, как он, бравируя, заявлял, что совесть и Слизерин — несовместимы. Тем не менее мы послушно разошлись в стороны, следуя за старшекурсниками. Вот только зря они это. Наоборот же все выйдет. Вот захочет, к примеру, Гарри что–то прокомментировать, а друзья далеко сидят, так он как за прошлый год привык проблему решать, так и сейчас сделает — не только мы, но и весь зал будет в курсе озаривших его мыслей.

Во время песни Распределительного Колпака я слегка нервничала — вроде бы чалму больше никто из преподавателей не носил, но все–таки. Но дергалась зря. На этот раз мы спокойно досмотрели церемонию до конца и были осчастливлены поданной домовиками едой. Министерская тетка противно покашляла, намекая что наш жор не дал ей высказаться, но директор сказал что–то, и она согласно примолкла. Ясно, сперва дадут покушать, а потом вступительные речи и все такое прочее. Как жаль, что в моей прежней школе не было такого замечательного обычая!

— А почему ты не спрашиваешь меня, что здесь делает мисс Амбридж? — чуть разочарованно протянул Драко, без аппетита ковыряя ложкой картофельное пюре.

— А разве она тут не как представитель Министерства Образования? Ну, в смысле — единство школы и министра, политика правящей партии и все такое, — я искренне не понимала, в чем странность. В моем детстве первое сентября без лицезрения чиновника означало, что закончилось образование, и идут спокойные рабочие будни. А если связан со школой, любуйся на линейке такой вот Амбридж. У нее даже стиль одежды многое мне напоминает.

— Папа говорит, что она здесь, чтобы решить проблему оборотней. А я говорю: «У Эвансов серьезные неприятности, Гермиона».

— И?

— И завтра собираемся обсуждать ситуацию. Я послал дубль-Гарри сову, он тоже подойдет к нашему пригорку.

— А почему ты только сейчас об этом заговорил? Почему в поезде молчал?

— Так вы же каникулы так азартно обсуждали, не хотел мешать, — ядовито произнес Малфой. И это лицо! Он словно дома перед зеркалом тренировался, такая артистичность и выразительность мимики. Без слов становилось ясно — Мистер Гриффиндор‑1991 чудовищно оскорблен преступным невниманием друзей, эгоистично похваляющихся летними каникулами, в то время, как он, Великий Дракон, с риском для жизни выяснял важную информацию. А еще более оскорблен, что никто не спешит с лентой «Мистер Гриффиндор‑1992» — и новички, и ученики, и преподаватели совершенно спокойно смотрят на Малфоя–алознаменника, мысленно переведя его в ранг «один из прочих школьников». И он так страдает, а мы…

Я расхохоталась, на нас тут же уставились любопытные бесцеремонные детишки, с которыми мы соседствовали за столом. Но в этот момент слово, наконец–то, взяла мисс Амбридж. Головы послушно развернулись в другую сторону — к профессорской трибуне.

— Кхм–кхм!

Ну, дальше началась тягомотина, хорошо знакомая всем «выездным» в моем клубе фехтования, а так же студентам, постигавшим научный коммунизм на бесконечно долгих лекциях. Величественно, пафосно и можно без труда заменить пятью–шестью простыми предложениями. Но Дракон прав, явно, что «решать проблему» дамочка настроена радикально, в духе: «Нет человека — нет проблемы». И думать нам завтра придется не о том, как мы будем действовать в этой ситуации, а о том, как замотивировать взрослых на противодействие. Убеждена — что Сириус, что папа будут упираться всеми лапами, лишь бы не лезть в это гнилое болото.

Спать шли с гудящей головой. Не помог ни завершивший вечер позитивный спич директора Слагхорна, ни смешные первоклашки, совиными глазами таращившиеся на все вокруг. Даже наши с Драконом софакультетчики–гриффиндорцы, не склонные заглядывать в будущее дальше ближайшей пары часов (если речь не идет о расписании квиддичных игр, разумеется), даже они как–то притухли и притихли.

Придавливая Хогвартс темной ворчащей шапкой, над школой разразилась гроза.