Фигляр

Глава 20

СЕУЛ. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ГОСПИТАЛЬ. КАБИНЕТ ЗАВЕДУЮЩЕГО ОТДЕЛЕНИЕМ. НОЧЬ.

Дождь за окном барабанит по стеклу, капли скатываются вниз, отражая неоновые огни Сеула, которые расплываются в мутных разводах. В кабинете заведующего отделением царит напряжённая тишина, нарушаемая лишь слабым гудением вентилятора в углу. На столе перед пустующим креслом врача стоит остывшая чашка кофе, рядом — стопка бумаг, слегка смятая от долгого рабочего дня, и одинокая ручка, забытая среди документов. Свет настольной лампы отбрасывает длинные тени на стены, где висят медицинские сертификаты и графики, а воздух пропитан запахом антисептика, смешанным с лёгким ароматом бумаги.

Чон Со-мин и Ким Хе-вон сидят на стульях напротив молодой полицейской. Её униформа чуть помята, под глазами тёмные круги от затянувшейся смены, но взгляд остаётся внимательным и цепким. Она держит блокнот, карандаш слегка дрожит в её руке — то ли от усталости, то ли от желания поскорее закончить формальности.

Полицейская (спокойно, но с ноткой нетерпения):

— Расскажите ещё раз, пожалуйста. Когда вы видели Канг Ин-хо в последний раз? И что он говорил перед тем, как уйти?

Чон Со-мин (собранно, но с дрожью в голосе):

— Это было вчера вечером. Мы приехали на поезде КТХ, уже ближе к полуночи. Ин-хо сказал, что не хочет беспокоить семью так поздно и отправится в хостел. Но в какой именно — он не уточнил.

Полицейская кивает, её карандаш скрипит по бумаге, фиксируя слова Со-мин. Она бросает взгляд на Хе-вон, которая сидит, сгорбившись, сжимая в руках платок, её пальцы нервно теребят его края.

Полицейская (с лёгким вздохом):

— А он упоминал что-то ещё? Может, кто-то должен был его встретить или что-то в этом роде?

Чон Со-мин (качая головой):

— Нет, ничего такого. Он просто попрощался и посадил нас на такси. Я думала, он доберётся без проблем…

Её голос чуть срывается, и она замолкает, сжимая кулаки на коленях. Полицейская делает ещё одну пометку, затем поднимает взгляд.

Полицейская (завершая записи):

— Хорошо, благодарю. Теперь нам нужно провести процедуру опознания. Пройдёмте со мной, пожалуйста.

Она встаёт, поправляя примятую форму, и жестом указывает на дверь. Со-мин и Хе-вон медленно поднимаются, их движения скованны, словно они не хотят двигаться дальше.

СЕУЛ. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ГОСПИТАЛЬ. МОРГ. НОЧЬ.

Холодный воздух морга пробирает до костей, смешиваясь с едва уловимым запахом формалина и металла. Просторное помещение облицовано светлым кафелем, который под резким светом ламп, создаёт почти стерильный блеск. Пол слегка покатый, с дренажными решётками для стока воды, а слабый гул холодильных установок в углу добавляет низкий, тревожный фон. Вдоль стен выстроен ровный ряд металлических анатомических столов, на двух из них лежат тела, укрытые белыми простынями, их контуры неподвижны и пугающе чётки.

Пришедших встречает врач-патологоанатом — мужчина лет пятидесяти с резкими чертами лица и выцветшими глазами, привыкшими к мрачной рутине. Его белый халат слегка застиран, поведение выверено годами работы. Он кивает им, и не произнося ни слова, указывает на один из столов.

Ким Хе-вон (шёпотом, срывающимся голосом):

— Я… не могу… Не хочу смотреть…

Её голос дрожит, слёзы снова катятся по щекам. Полицейская оборачивается, её взгляд смягчается, но остаётся твёрдым.

Полицейская (спокойно, но с сочувствием):

— Если вам тяжело, можете присесть там, у стены. Это нужно для следствия, но я понимаю, как это трудно.

Хе-вон качает головой, смахивая слёзы ладонью, и делает шаг вперёд, сдерживая рыдания. Со-мин кладёт руку ей на плечо, её лицо остаётся собранным, но пальцы слегка дрожат. Врач бережно откидывает простынь до середины груди. На столе лежит тело молодого человека: его лицо покрыто сечками, губы разбиты, вокруг глаз тёмные гематомы, кожа бледная, почти восковая под холодным светом.

Со-мин напряжённо вглядывается, её дыхание замирает. В голове мелькают обрывки воспоминаний: голос Ин-хо, его походка, короткий разговор на вокзале. Она наклоняется ближе, пытаясь найти хоть что-то знакомое в этом изуродованном лице.

Полицейская (строго, но мягко):

— Вы можете его опознать? Это Канг Ин-хо?

Чон Со-мин (после долгой паузы, с сомнением):

— Я… не уверена. Лицо слишком повреждено, а я видела его всего несколько часов. Не могу сказать точно.

Её голос звучит тихо, почти потерянно. Она отводит взгляд, сжимая в руках сложенный зонтик, чувствуя, как внутри всё сжимается от неопределённости. Полицейская кивает, делая пометку в блокноте, её карандаш снова скрипит по бумаге. Напряжённая тишина заполняет морг, только гул холодильников нарушает её.

В этот момент в карманах Со-мин и Хе-вон одновременно раздаются сигналы входящих сообщений. Обе вздрагивают, их нервы натянуты до предела. Хе-вон машинально достаёт телефон, её пальцы дрожат, когда она смотрит на экран. Глаза расширяются от потрясения.

Ким Хе-вон (шёпотом, срывающимся голосом):

— Тётя… Ин-хо появился в сети…

Со-мин резко поворачивается к ней, её лицо застывает в недоумении. Хе-вон судорожно набирает номер, её пальцы путаются, но она справляется и подносит трубку к уху. В тишине морга пронзительно звучат длинные гудки — один, два, три, четыре. Наконец раздаётся голос, на заднем плане слышен шум шоссе и редкие гудки машин.

Ким Хе-вон (взволнованно, срывающимся голосом):

— Ин-хо? Ты живой?

Канг Ин-хо (удивлённо):

— Хе-вон-а? Конечно, живой. Что случилось? Почему ты так говоришь?

Хе-вон всхлипывает, но теперь от облегчения, её рука дрожит, сжимая телефон. Со-мин выхватывает трубку, её движения резкие, голос полон тревоги и раздражения.

Чон Со-мин (требовательно):

— Где ты был? Почему не отвечал?

Канг Ин-хо (независимо):

— Ну пусть будет: телефон сел, только что подключил к зарядке. А что за расспросы среди ночи?

Чон Со-мин прикрывает глаза, испытывая облегчение, смешанное с раздражением.

Чон Со-мин (устало, но с ноткой сарказма):

— Мы, знаешь ли, в морге. Опознаём твоё тело.

Полицейская поднимает брови, её губы слегка подрагивают от сдержанной улыбки. Врач-патологоанатом, до этого бесстрастный, тихо хмыкает, отводя взгляд. На том конце провода наступает тишина, затем раздаётся возмущённый голос Ин-хо.

Канг Ин-хо (громко возмущается):

— Что?! Не смейте ничего подписывать! Я вам ещё пригожусь живым. Сейчас приеду и сами убедитесь что я проживу ещё как минимум до утра!

Улыбки появляются на лицах всех присутствующих. Хе-вон утирает слёзы, её губы дрожат от облегчения и лёгкого смеха. Со-мин, скидывает геолокацию и возвращает телефон, её плечи расслабляются, и она качает головой, словно не веря в абсурдность ситуации.

Полицейская (с лёгкой насмешкой):

— Пожалуй, на этом можно закончить. Идите встречать своего воскресшего юмориста. Нам ещё нужно кое-что дооформить с врачом.

Она кивает врачу, и тот молча отходит к своему столу с бумагами.

СЕУЛ. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ГОСПИТАЛЬ. ГЛАВНЫЙ ВХОД. НОЧЬ.

Со-мин и Хе-вон выходят на широкое крыльцо главного входа. Дождь стих, оставив после себя свежий, прохладный воздух. Лужи на асфальте отражают свет фонарей, а редкие машины проносятся мимо, оставляя за собой блики фар. Ночная тишина обволакивает их, смывая тяжёлый запах антисептика и формалина, что пропитал их одежду в морге.

Хе-вон глубоко вдыхает, впервые за вечер позволяя себе радоваться. Она смотрит на тётю, её глаза всё ещё блестят от слёз, но теперь от счастья.

Ким Хе-вон (мечтательно, с теплом):

— Я думала, потеряла его… Сначала обниму, а потом всё равно прибью за такое.

Чон Со-мин (усмехаясь, с лёгкой насмешкой):

— Встань в очередь. Только сначала я его отчитаю как следует.

Она смотрит в темноту, её голос смягчается, и улыбка становится шире. Неясно, говорит ли она об объятиях или о наказании, но в этот момент это уже не важно. Они стоят, обнявшись, чувствуя, как напряжение последних часов уходит, уступая место облегчению и надежде. Где-то вдали слышен шум проезжающих машины, и обе знают, что скоро увидят Ин-хо живым и невредимым.

ПУСАН. ТЕРРАСА АДМИНИСТРАТИВНОГО ЗДАНИЯ DAEWON FISHERIES. НОЧЬ.

Тёмные воды залива мерцают в свете редких фонарей, отражая жёлтые блики далёких корабельных огней. Влажный морской воздух проникает на террасу, где за низким столиком сидят трое мужчин. На столе несколько бутылок соджу, тарелки с закусками, оставшимися от ужина, рюмки и кофейные чашки. Где-то вдалеке слышится рокот судового двигателя. Ночной Пусан за перилами живёт своей жизнью: гудки судов звучат глухо и далеко, а ветер чуть шевелит края скатерти на столике.

Пак Чон-хо и Ли Гён-су молча переваривают только что услышанное. Их взгляды всё ещё напряжённо устремлены в одну точку, пытаясь осознать невероятное. Рядом Дон Ку-сон ставит рюмку на столик и, пригубив последнюю каплю соджу, встаёт. Он поправляет манжеты своего идеально сидящего пиджака, бросая взгляд на озадаченных сотрапезников. В его глазах мелькает тень веселья, словно он наслаждается их замешательством.

Дон Ку-сон (с лёгким весельем):

— Ну, господа, мне пора. Завтра день обещает быть непростым.

Он делает шаг к выходу, но Пак Чон-хо, провожая его прищуренным взглядом, слегка покачивает рюмку в руке. Его глаза будто прожигают спину Дон Ку-сона , чувствуется лёгкое недоверие.

Пак Чон-хо (с ноткой сомнения):

— Ку-сон… тебе совсем неинтересно дождаться известий из госпиталя?

Дон Ку-сон замедляет шаг, оборачивается с лёгкой ухмылкой, которая кажется чуть более холодной, чем раньше.

Дон Ку-сон (спокойно, с твёрдой уверенностью):

— У меня нет ни единого сомнения, что человек в коме — не Ин-хо.

Он бросает взгляд на ночное море, словно ставя точку в разговоре, затем снова разворачивается к выходу. Его шаги становятся размеренными, почти демонстративно спокойными. Он уже почти исчезает за дверью, когда вдруг Ли Гён-су , обдумывая что-то, поднимает голову.

Ли Гён-су (озадаченно, словно осознавая что-то нелогичное, будто пытаясь сложить нестыкующиеся кусочки пазла):

— Ку-сон-ним… а почему бы вам просто не позвонить Ин-хо и не узнать, что случилось?

Дон Ку-сон останавливается, не поворачиваясь сразу. Несколько секунд в помещении царит тишина, нарушаемая лишь шумом волн. Затем он медленно разворачивается, его лицо остаётся спокойным, но взгляд становится чуть глубже, пронзительнее. Он изучает Ли Гён-су, потом переводит глаза на Пак Чон-хо , словно оценивая их готовность услышать то, что он собирается сказать.

Пак Чон-хо (нахмурившись, тоже заинтересованно):

— А действительно, Ку-сон. Как-то я сам это упустил. Почему ты ему не позвонишь?

Дон Ку-сон некоторое время молчит. Он будто взвешивает, стоит ли отвечать. Затем делает шаг назад к столу, медленно садится. В молчании наполняет свою рюмку, жестом предлагает Ли Гён-су сделать то же самое. Ли Гён-су , слегка нервничая, наливает соджу для себя и Пак Чон-хо . Его движения немного торопливы, но руки не дрожат.

Дон Ку-сон (поднимая рюмку, с загадочной полуулыбкой):

— За доверие?

Вопросительная интонация делает тост ещё более двусмысленным. Трое мужчин чокаются и выпивают, соджу обжигает горло, оставляя лёгкое тепло. Чон-хо и Гён-су ставят рюмки на стол и смотрят на Ку-сона, ожидая обещанной откровенности. Но тот начинает не с ответа, а с неожиданного вопроса.

Дон Ку-сон (серьёзно, глядя на Чон-хо):

— Чон-хо-ним, насколько ты доверяешь Гён-су?

Ли Гён-су пристально смотрит на него. Кажется, он понимает, к чему всё идёт. Его пальцы нервно сжимают рюмку, будто он боится услышать правду. В его глазах появляется лёгкая тревога.

Чон-хо открывает рот, чтобы тут же ответить нечто утвердительное, но Ку-сон поднимает руку, останавливая его.

Дон Ку-сон (спокойно, но с нажимом):

— Не торопись, Чон-хо-ним. Доверие бывает разное. То, что я сейчас расскажу, в Пусане до недавнего времени знали только двое. И на похоронах одного из них ты недавно был.

Чон-хо замирает, его взгляд становится острым. Он смотрит на Гён-су, и в памяти всплывают мелкие промахи, ошибки, моменты, когда тот мог быть не до конца откровенен. Гён-су чувствует этот взгляд, его лицо напрягается, и он опускает глаза к рюмке. В голове мелькает старая корейская поговорка: "모르는 게 더 오래 산다" — "не знать — значит жить дольше". Он понимает, что не все тайны стоит раскрывать, особенно если они могут изменить отношения с Чон-хо.

Пак Чон-хо (требовательно):

— Что-то хочешь сказать.

Дон Ку-сон (многозначительно):

— Повторяю, доверие бывает разное. Я могу доверять человеку, зная, что он никогда меня не предаст. Но могу и не говорить ему всего, если считаю, что он не должен этого знать

В наступившей паузе Ли Гён-су принимает решение за всех. Он встаёт, слегка качнувшись, будто ноги подвели его, и натянуто улыбается.

Ли Гён-су (ни к кому не обращаясь):

— Прошу прощения, но мне нужно отойти.

Он кивает, извиняясь, и быстро направляется к выходу, плотно закрывая за собой стеклянные двери террасы. Чон-хо и Ку-сон провожают его взглядами, понимая мотив этого поступка. Тишина снова опускается на террасу, нарушаемая лишь звуками ветра и далёкими гудками судов. Чон-хо смотрит на Ку-сона, ожидая продолжения, а тот неспешно ставит рюмку на столик, его лицо остаётся непроницаемым, но в глазах мелькает что-то тёмное, глубокое, словно воспоминание из далёкого прошлого.

Лежащий на столике телефон Пак Чон-хо пиликает, входящим сообщением. Он берёт его в руки, читает сообщение и растеряно смотрит на Ку-сона.

Пак Чон-хо (тихо, явно изумлён сообщением):

— Это не он… Откуда ты знал и что ты хочешь рассказать об Ин-хо, Ку-сон?

Ночь над Пусаном кажется тёмнее, чем прежде. Вдали мерцают огни кораблей, а ветер усиливается, принеся с собой запах солёной воды и тайны, которые ещё предстоит раскрыть

Дон Ку-сон молчит ещё мгновение, затем наклоняется чуть ближе к Чон-хо, его голос становится ниже, почти доверительным.

СЕУЛ. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ГОСПИТАЛЬ. ГЛАВНЫЙ ВХОД. НОЧЬ.

Широкое крыльцо госпиталя освещено мягким жёлтым светом, льющимся из-под навеса. Слышен звук проезжающих машин, редкие такси останавливаются у входа, ненадолго задерживаясь, прежде чем снова исчезнуть в потоке улицы.

Чон Со-мин стоит чуть в стороне, её пальцы сжимают телефон. Она быстро набирает сообщение для Пак Чон-хо, стараясь подобрать слова, которые передадут суть, но не добавят лишнего беспокойства: “Чон-хо-ним, пострадавший в госпитале — не Ин-хо. Он жив, скоро будет здесь. Подробности позже.” Она перечитывает текст, проверяет его, затем нажимает "отправить". Секундное ожидание — и сообщение исчезает, оставляя после себя странное ощущение нереальности происходящего.

Ким Хе-вон стоит чуть впереди, нетерпеливо оглядывая стоянку. Она то и дело встаёт на цыпочки, вытягивая шею, пытаясь заглянуть в окна подъезжающих машин. Пальцы нервно теребят ремешок сумки, дыхание вырывается короткими облачками пара. Внутри ещё бушует адреналин, и даже осознание, что Ин-хо жив, не приносит мгновенного облегчения.

Внезапно низкий рокочущий звук мотора пробирает воздух. Со-мин машинально поднимает голову. По стоянке, лавируя между машинами, с глухим урчанием едет мотоцикл — чёрный Yamaha YZF-R125. Наездник, облачённый в чёрный защитный костюм с яркими катафотами, с рюкзачком за спиной, ловко маневрирует, направляясь прямо к крыльцу. Мотоциклист останавливает байк, ставит его на подножку, неторопливо направляется в их сторону.

Хе-вон замирает, её глаза расширяются. Что-то в его движениях… Длинные шаги, лёгкий наклон головы, чуть раскачивающиеся плечи.

Ким Хе-вон (почти шёпотом, срывающимся голосом):

— Ин-хо?

Со-мин переводит взгляд с племянницы на мотоциклиста. Она машинально делает шаг вперёд, словно готовясь к чему-то неожиданному. Он снимает шлем. Под шлемом — растрёпанные тёмные волосы, и знакомый птичий профиль. Губы изгибаются в чуть кривой усмешке, глаза смотрят прямо на них.

Чон Со-мин и Ким Хе-вон (в унисон, ошеломлённо):

— Ин-хо?!

Хе-вон вскидывает руки ко рту, всхлипывает и срывается с места, бросаясь к нему. Её пальцы вцепляются в его куртку, она крепко обнимает Ин-хо.

Ким Хе-вон (сквозь всхлипы, счастливо):

— Ты… Ты живой… Господи, я… я думала…

Ин-хо слегка ошеломлён напором, стоит разведя руки в стороны, держа шлем в одной руке.

Канг Ин-хо (смущённо):

— Эй-эй… Ну, конечно, живой. Оболгали меня злобные некроманты!

Чон Со-мин стоит рядом, её лицо сохраняет внешнее спокойствие, но глаза выдают эмоции. Она скрещивает руки на груди, бросая на него оценивающий взгляд.

Чон Со-мин (строго, но с облегчением и сарказмом):

— Ты хоть понимаешь, что мы тут пережили?

Ин-хо переводит взгляд на неё, в глазах мелькает лёгкая вина, но уголки губ вновь изгибаются в знакомой усмешке.

Канг Ин-хо (иронично, но с ноткой нежности):

— Слухи о моей смерти как всегда сильно преувеличены. И самое обидное — без всякой причины.

Хе-вон, не отпуская его, всхлипывает и смеётся одновременно. Со-мин качает головой, глядя на него с лёгким раздражением, скрывающим искреннее облегчение.

Чон Со-мин (устало):

— Ты вообще понимаешь, что происходит? Мы только что были в морге. Опознавали твой труп.

На секунду Ин-хо замирает, затем вздёргивает бровь.

Канг Ин-хо (сухо, с преувеличенной серьёзностью):

— А вы Со-мин-сси, не поторопились? Какое-то у вас слишком поспешное опознание.

Со-мин закатывает глаза.

Ким Хе-вон (всё ещё всхлипывая, но уже смеясь):

— А откуда у тебя мотоцикл?! Где ты был?! А фотоаппарат у тебя с собой?

Ин-хо открывает рот, но в этот момент Со-мин вскидывает руку, останавливая его.

Чон Со-мин (строго, но с улыбкой):

— Уже поздно, ты едешь к нам домой, там всё расскажешь.

Ин-хо пожимает плечами, словно всё происходящее его даже забавляет.

Канг Ин-хо (шутливо):

— Ладно-ладно. Мне кажется, вы на грани нервного срыва.

Со-мин глубоко вздыхает, но всё же улыбается. Хе-вон, утирая слёзы, закидывает на плечо ремешок сумки и многозначительно смотрит на Ин-хо.

Ким Хе-вон (угрожающе, но с любовью):

— Я убью тебя. Потом обниму. Потом опять убью.

Ин-хо усмехается, делает предостерегающий жест рукой.

Канг Ин-хо (насмешливо):

— Трижды подумай, ты встаёшь в длинную-длинную очередь.

Со-мин наблюдает за ними, и её улыбка становится чуть мягче.

Свет фонарей играет на чёрном мотоцикле, стоящем неподалёку, как символ неожиданного возвращения.