Финальная война Америки. 2024

Глава 1

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭХО-КАМЕРЫ настолько же простое, насколько и глубокое. Онлайновый словарь дает следующее определение, относящееся к теме этой книги: среда, в которой постоянно высказываются и пропагандируются одни и те же мнения, так что люди не сталкиваются с противоположными взглядами.³

Нынешняя эпоха - не первый случай, когда западная элита и средства массовой информации охотно изолируют себя от реальности в эхо-камере. Исторический опыт подобной изоляции и отсутствия желания прислушиваться к противоположным мнениям со времен окончания Второй мировой войны объемны и прекрасно задокументированы историками и очевидцами высокого уровня. Описывая слепоту британцев XIX века, вызванную утопической либеральной конфабуляцией и чувством имперского величия, по отношению к реальности мира в целом, покойный Корелли Барнетт отмечал:

Если британский либерализм XIX века мог рассматриваться теми, кто был изолирован от жестоких реалий правовых и военных подвигов империи, как относительно доброкачественный в своих устремлениях, то его версия (или, лучше сказать, мутация) XXI века, которую практикуют Соединенные Штаты и их клика, часто называемая, в частности, Давосской культурой, G-7, Всемирным экономическим форумом, представляет собой не что иное, как постмодернистский неолиберальный культ, в котором национальное государство рассматривается как устаревшая конструкция, которую необходимо упразднить. В конце концов, руководящая идеология этой культуры, состоящей в основном из западных стран, не зря называется глобализмом: она построена на идеях свободной торговли, свободного движения капитала и окончательного сокращения человечества до серой массы потребителей с одинаковыми вкусами, устремлениями и эрзац-моралью, подчиняющихся указаниям хозяев дискурса, сидящих на самой вершине финансовой и политической пирамиды.

Об этой мутации и возникновении такого набора взглядов, позже воплотившихся в экономической, военной и культурной политике неолиберализма, написано немало, но одной из доминирующих черт алгоритма западных политических и медийных классов остается именно эта склонность изолировать себя внутри эхо-камеры сомнительных представлений о себе и окружающем мире. Оценивая основание Америки, Майкл Бреннер докапывается до метафизики этой эхо-камеры:

Неуверенность в себе порождает потребность в эхо-камерах как средстве избегания или изоляции от «плохих» новостей и позволяет избежать человеческого принуждения к самоанализу - особенно если самоанализ может дать несколько очень горьких пилюль, которые придется проглотить любому человеку. На национальном уровне, кроме того, боль от столкновения с реальностью может быть мучительной, а иногда даже смертельной. Америка всегда была неуверенной в себе нацией. Это не значит, что другие страны всегда чувствуют себя в безопасности, но неуверенность Америки - это особый случай. Как утверждает Бреннер:

Эта неуверенность - родимое пятно Америки, лежащее в основе пресловутого горластого патриотизма, отмеченного Алексисом де Токвилем во время его путешествия по Соединенным Штатам 1830-х годов.⁷ Эта неуверенность начала проявляться во всех сферах деятельности традиционной нации - от экономики, армии, внешней политики и культуры, о чем я предупреждал во всех своих предыдущих книгах, а сегодня она достигла гротескных форм и масштабов, разрушая не только идеи, витающие внутри этой эхо-камеры, но и саму камеру.

Два, казалось бы, безобидных события могут подчеркнуть эту мысль. Это не те события, которые напрямую связаны со Специальной военной операцией России в Украине, но они очень важны, потому что в каком-то смысле являются российской вариацией изречения легендарного Г.Р. Менкена: «Это классическое заблуждение нашего времени, что дебил, пропущенный через университет и награжденный докторской степенью, тем самым перестанет быть дебилом».⁸ Выступая перед студентами Костромского государственного университета 13 марта 2020 года, премьер-министр России Михаил Мишустин, ни в коем случае не пренебрегая гуманитарным образованием, тем не менее отметил: «Я знаю большое количество совершенно замечательных финансистов, экономистов, которые раньше были не очень хорошими инженерами, но я не знаю ни одного, даже не очень хорошего инженера, который раньше был хорошим финансистом или экономистом».⁹ Суть, которую доносил Мишустин, очень проста - России, которая в то время уже жила под жесткими санкциями Запада, не нужно больше экономистов, финансистов и социологов, ей нужны инженеры и ученые в области STEM, и нужны очень сильно.

И вот, сразу после того, как Россия начала свою Специальную военную операцию (СВО), словно политического веса ее премьер-министра было недостаточно, не кто иной, как сам президент Путин, сделал заявление, которое привело в ярость как российский, так и западный «аналитический» Парнас. Владимир Путин решил в шутку оспорить статус того, что называется политической наукой. Как сообщает ТАСС 7 июля 2022 года,

Стоит отметить, что лично мне пришлось поднимать эти вопросы в 2018 году при написании книги «The (Real) Revolution In Military Affairs», значительная часть которой была основана на критике работы известного американского политолога Джона Миршаймера «The Great Delusion: Либеральные мечты и международные реалии» в частности и западного направления политической науки в целом. Не лишним будет напомнить читателям, что я написал тогда в Предисловии к этой книге:

В то время такое описание могло показаться несколько резким или даже надуманным, но за последние четыре года времена сильно изменились, и сегодня эта критика кажется почти приглушенной, потому что, говоря об американской эхо-камере, нельзя игнорировать один факт: большинство людей, которые отвечают в США за разработку американских стратегий или того, что выдается за стратегии в американском истеблишменте, будь то экономические или военные, - это политологи и экономисты. За ними следуют юристы и журналисты - здесь это эвфемизм для пропагандистов. В общем, в США жизненно важные для существования не только Соединенных Штатов, но и всего мира решения принимаются людьми, которые, по большому счету, не имеют серьезного академического и жизненного опыта, связанного с вопросами войны и мира, геополитики, реальной экономики и государственного управления. Именно такие люди на объединенном Западе отвечают за нарративы и, в конечном счете, за создание этой самой эхо-камеры, существование которой угрожает всему живому на Земле. Поэтому здесь мы должны внимательнее присмотреться к американскому интеллектуальному классу.

Приведем определение интеллектуального класса, который также известен как интеллигенция: интеллигенция - это статусный класс, состоящий из людей с университетским образованием в обществе, которые занимаются сложным умственным трудом, критикуя, формируя и возглавляя политику, политику и культуру своего общества; как таковая, интеллигенция состоит из ученых, академиков, преподавателей, журналистов и писателей.¹² Стоит отметить, что западная интеллигенция в целом и американская в частности за последние 30 лет превратилась в воплощение эхо-камеры. Она обнажила свой весьма ограниченный интеллектуальный инструментарий, который изначально был не слишком впечатляющим, и, как заметил Менкен, давно превратилась в мельницу для получения дипломов людьми, которые должны были стать частью интеллектуального класса, но массово провалились, за редким исключением, то тут, то там.

Хотя западные СМИ стали предметом шуток во всем мире, не говоря уже о том, что они рассматриваются в первую очередь как средства пропаганды западных правительств, стоит также отметить, что значительная часть западных журналистов, особенно в начале СВО в России, показали себя абсолютно некомпетентными людьми в вопросах ведения войны, стратегии, реальной экономики и геополитики. Это не новое явление. Но нынешнее время и обстоятельства позволили, наконец, поставить точный диагноз интеллектуальному классу Запада, и он не является оптимистичным. Я уже много лет предупреждаю о грядущем интеллектуальном крахе Запада и о том, что его «машина по производству элиты» полностью сломана.

СВО понадобился, чтобы развеять давний миф об американских исключительных, который предполагает существование тайных комнат, где «настоящая» интеллектуальная и правительственная элита искусно трудится над разработкой серьезных долгосрочных стратегий. Таким образом, каким бы грубым, хамским, а то и откровенно постыдным и глупым ни было публичное поведение американских чиновников и интеллектуалов, всегда можно предположить, что некие настоящие мастера дискурса разрабатывают реальную, хотя и невидимую для глаз простых смертных, политику. На часто откровенно идиотское публичное поведение американских чиновников, выставляемое на всеобщее обозрение, можно было и, вероятно, придется возразить, предположив, что в конечном счете они не представляют тех, кто принимает решения, а являются лишь одноразовым отрядом смотрителей и подставных лиц. Очевидно, что этот аргумент страдает фундаментальным недостатком: даже простое сравнение вызывающего всеобщее восхищение, даже у врагов, высокообразованного и культурного пресс-секретаря российского МИДа Марии Захаровой с пресс-секретарями Госдепартамента или Белого дома, начиная от печально известной Джен Псаки и заканчивая Карин Жан-Пьер (воплощающей три грани повестки дня «разбуженных» в одном лице) и многими другими, чья некомпетентность стала легендарной, показывает, что между ними лежит глубокая профессиональная пропасть. Более того, как и в случае с американскими дипломатами в целом, они просто бледнеют в профессиональной компетенции по сравнению с российскими или китайскими, что признают и сами американские дипломаты.¹³

Это не значит, что тайные комнаты не существуют - как в переносном, так и в физическом смысле, - они, безусловно, существуют. Они есть в комплексе Белого дома, есть в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, наверняка есть в Пентагоне, в разных ипостасях существуют на элитных курортах и в гольф-клубах, где собирается американская элита. И, конечно, там ведутся дискуссии по вопросам, имеющим огромное значение для основных участников современного глобализма, но реальность того, что эти участники столь же неквалифицированны и столь же невежественны, если не хуже, чем те, кто якобы служит их аватарами для публичных выступлений, уже невозможно отрицать. Гул надвигающегося кризиса американской компетентности был слышен задолго до начала российской СВО и был зафиксирован, в одном из многих подобных случаев, в главном издании американского внешнеполитического истеблишмента, Foreign Affairs, в 2017 году, после маловероятной, как предполагало большинство обозревателей, победы Дональда Трампа, которая привела его в Овальный кабинет. Том Николс, в то время профессор кафедры национальной безопасности в Военно-морском колледже США, сетовал на то, что Америка утратила веру в экспертные знания:

Николс, который в том же году опубликовал книгу под названием «Смерть экспертизы: Кампания против устоявшегося знания и почему это важно», в которой он объяснил механизмы, стоящие за этой смертью, процитировал Ричарда Хофстедтера, предсказавшего это еще в 1963 году в своем фундаментальном труде «Антиинтеллектуализм в американской жизни»:

Хофстедтер также указал на огромную важность подготовленного интеллекта в современном мире в том виде, в котором он существовал в 1963 году.¹⁶ Это было почти за шестьдесят лет до появления СВО и мира интернета, спутниковых группировок, смартфонов, гиперзвукового оружия и суперкомпьютеров. Ирония политолога и доктора исторических наук из Колумбийского университета, предупреждающего о сложностях зарождающегося мира и необходимости подготовленного интеллекта, очевидно, была полностью потеряна для западного интеллектуального истеблишмента, который любит ассоциировать себя с экспертизой, перед лицом потрясающего разоблачения невежества, интеллектуальной импотенции и отсутствия какой-либо экспертизы по любому вопросу, касающемуся деятельности современного человечества, начиная от реальной экономики, науки и технологий и заканчивая войной.

Американский политологический «научный» истеблишмент и связанные с ним псевдоакадемические структуры, такие как западная журналистика, или, скорее, скорее ученость, служат движущей силой, двигателем автомобиля для краш-тестов, который разгоняется до очень высокой скорости, чтобы затем с огромной силой разбиться о бетонную стену, чтобы ученые-промышленники могли просеять искореженные обломки и манекены для краш-тестов, чтобы понять последствия и применить полученные уроки в конструкции нового автомобиля. И действительно, столкновение испытательного автомобиля западного интеллектуального класса с идеями, знаниями, а точнее, их отсутствием, о внешнем мире, о своих заблуждениях относительно всего, что не связано с абстракциями на белой доске, с неподвижной бетонной стеной реальности было разрушительным. Эта авария обнажила остатки и без того шаткой репутации и претензии на актуальность и целостность американского интеллектуального класса, этих пресловутых Менкеновских дебилов с докторской степенью. Тестовый автомобиль был полностью разбит, и мало что осталось для спасения.

Любой человек с более или менее серьезным профессиональным военным и разведывательным образованием, читавший первое издание знаменитой книги Збигнева Бжезинского 1997 года «Великая шахматная доска: Американское превосходство и его геостратегические императивы», в первую очередь в этой весьма отчетливой американской геополитической эхо-камере, начиная от авторитетных „мыслителей“ и заканчивая истеблишментными изданиями, скорее всего, не мог отделаться от ощущения присутствия при геополитическом легилименции. Опус Бжезинского вышел вслед за двумя другими знаменитыми работами американских «экспертов» - почти сразу же дискредитированным обещанием «Конца истории» Фукуямы 1992 года и фундаментальной «Столкновением цивилизаций» Хантингтона 1993 года, в которой, несмотря на некоторые ясные мысли, много неточностей. Как и большинство предыдущих работ многих знаменитых американских интеллектуалов, Фукуяма и Хантингтон продемонстрировали полное незнание реальной войны и того, как она формирует общества. Это было вполне естественно для американских политологов, пытающихся понять природу и сложность реальной войны, особенно то, как она служит основным инструментом геополитики, а также ее растущую тактическую, оперативную и стратегическую сложность, обусловленную научно-технической революцией.

Дипломы в области политологии, экономики (эвфемизм для финансов), права или коммуникаций — доминирующие дипломы среди интеллектуальной и властной элиты Америки — не дают важнейших знаний и набора инструментов, необходимых для компетентного описания баланса мировой власти. В мире людей с серьезными профессиональными навыками, начиная от медицины и заканчивая STEM и современными военными, эти дипломы известны как «мягкие дипломы», которые не требуют интеллектуальных и физических усилий, а также проверяются на практических результатах. Перефразируя изречение Михаила Мишустина, можно легко найти хорошего политолога среди бывших инженеров или командиров мотострелковых батальонов или полков ПВО, но было бы трудно найти даже посредственного кардиохирурга, аэрокосмического инженера или командира фрегата среди бывших политологов, хотя известно, что американские военные проводят своих офицеров через такие программы обучения с не слишком блестящими результатами.

Бжезинский выделяется здесь как особая фигура не только из-за своей фанатичной русофобии, но и из-за его очень заметного положения в качестве советника по внешней политике в администрации Обамы, а позже, перед смертью, при Джо Байдене и, в целом, в истеблишменте Демократической партии, восходящем ко временам Линдона Джонсона. В этом отношении этот профессиональный политолог, отличившийся в качестве советника по национальной безопасности в администрации Картера, был классическим продуктом американской гуманитарной академии в том смысле, что большинство ее “продуктов” никогда не имели сколько-нибудь серьезного представления ни о реальных научно-технических достижениях, ни, как это происходит даже сегодня, имел какое-либо четкое представление об истории царской/советской или современной России, экономике, культурных особенностях и, особенно, о ее военной истории. Примечательно, что эти самые люди очень плохо понимают свою собственную страну, Соединенные Штаты, именно потому, что современное американское высшее образование не предоставляет необходимого набора инструментов для надлежащего взаимодействия с этой реальностью. Единственный инструмент, который дает это образование, - это умение сопоставлять точно отобранные факты, которые служат политически целесообразному повествованию, но не дают объективной картины.

С точки зрения непрофессионала, Бжезинского можно было бы назвать военным-любителем, как и большинство американских геополитических мыслителей, которые никогда не имели системного военного и технического образования и ни дня не прослужили в военной форме офицера. Другими словами, большинство американских геополитических мыслителей, появившихся в период с 1970-х по 1990-е годы, излагали свои взгляды на геополитику, основываясь на анекдотическом образе военной мощи - определяющем инструменте геополитики. Но фонтан работ по геополитике, появившийся в Соединенных Штатах в 1990-е годы, имел три фундаментальные особенности:

Это было в значительной степени вызвано распадом Советского Союза и продемонстрировало отсутствие понимания основных причин этого распада из-за полной коррумпированности того, что стало известно как область американских исследований России.

Это свидетельствовало о иррациональной эйфории и грубом искажении как оперативно-стратегических, так и технологических аспектов победы над крайне некомпетентной и недостаточно оснащенной иракской армией в Первой войне в Персидском заливе.

Она сохраняла глубокую убежденность в своей собственной способности излагать вопросы военной доктрины и стратегии, несмотря на отсутствие какой-либо серьезной военной академической подготовки и какого-либо тактического и оперативного опыта.

Бжезинский продемонстрировал самый экстремальный пример из всех трех причин, объединенных в одну. Его неспособность понять современную войну такой, какая она есть, - за исключением некоторых популярных общих клише о ядерном оружии - блестяще продемонстрировала его недостаточную глубину в этом вопросе в его выдающемся труде. Говоря в 1997 году о глобальном превосходстве Америки, Бжезинский неверно определил некоторые факторы:

Это было крупномасштабное военное заблуждение, которое оказало решающее влияние на внешнюю политику Америки и обеспечило резкий уход Соединенных Штатов с мировой арены в качестве самопровозглашенного гегемона, купившегося на собственную мифологию военного превосходства и отвергающего все указания на обратное. Бжезинский, который ни дня не прослужил в военной форме и не имел никакого образования в STEM, что в противном случае позволило бы ему оценить правдивость его собственных заявлений о “последних научных достижениях в военных целях”, был настолько занят судьбой Центральной Европы и Польши, что просто упустил из виду советское военно-технологическое развитие 1980-х годов и потерял ориентацию в масштабе вещей. Другими словами, он продемонстрировал отличительную черту американской интеллектуальной элиты, которая, как правило, изучает военное дело из индустрии развлечений.¹⁸

Даже несмотря на бушующий экономический кризис в России 1990-х годов и хаос, возникший в результате варварских экономических реформ под руководством США и существенного разрушения Советских Вооруженных Сил, военно-технологическое наследство Советского Союза был сохранено в очень существенной степени. Это именно тот момент, который подавляющее большинство американских геополитических мыслителей, даже те, кто считается так называемыми реалистами, с которыми ошибочно отождествляли Бжезинского, не могут понять, потому что у них нет надлежащего опыта, надежной информации или того и другого вместе. Уже в 1996-97 годах стало ясно, что урезанный российский военно-промышленный комплекс все еще использует накопленный задел в области передовых советских военных исследований и разработок, который был гораздо более впечатляющим, чем “технологически несравненный военный истеблишмент Америки”, провозглашенный Бжезинским на волне эйфории от победы над отсталыми военными третьего мира.. Россия в 1994-95 годах уже предлагала на международном рынке такие системы, как:

Это лишь краткий перечень того, что Россия предлагала на международном рынке, несмотря на заметное снижение продаж ее вооружений из-за потери рынков сбыта вооружений бывших стран Варшавского договора. Даже беглый взгляд на российское глянцевое издание "Военный парад", первый номер которого вышел в 1994 году, в 1990-е годы мог бы заставить настоящих военных профессионалов задуматься о том, что раскрывалось российским военно-промышленным комплексом. В то время как Россия в то время отставала от Соединенных Штатов в некоторых областях, связанных с компьютерами и коммуникациями, в области противовоздушной обороны, крылатых ракет и боевой авиации Россия уже тогда лидировала в технологическом отношении перед Соединенными Штатами, в то время как с точки зрения подводных технологий она либо была на одном уровне, либо начинала лидировать в наиболее важных аспектах подводных операций.

Один из лучших и наиболее уважаемых американских военных обозревателей, уделяющих особое внимание военно-морским вопросам, Норман Полмар вместе с кадровым офицером Королевского голландского флота Юрриеном Нутом в 1991 году представили поразительную оценку роста советских подводных возможностей по сравнению с американскими. В ней они оценили, что к 1990 году подводные силы ВМС США имели только четыре преимущества из списка четырнадцати важнейших характеристик подводных лодок по сравнению с советскими подводными лодками. Как заключили Полмар и Нут, развитие российских подводных лодок к 2000 году оставит США только с двумя преимуществами, которые были определены как качество укомплектования экипажем, весьма спорная оценка для этого конкретного фактора, и пассивный сонар, а остальные были равны или с преимуществом, восемь из двенадцати, достались России.¹⁹

Несмотря на то, что в 1990-х годах распад Советского Союза приостановил реализацию общей программы кораблестроения в России, российские исследования и разработки в области передовых подводных технологий никогда не прекращались. Россия продолжала строить передовые подводные лодки обоих типов, дизель-электрические и атомные, даже в тяжелые 1990-е годы. Этот факт, наряду со многими другими подобными, остался незамеченным Бжезинским и его коллегами, работавшими над созданием общепринятых геополитических теорий и совершенствованием стратегии, без понимания оперативных и технологических последствий. Тем не менее, стратегическое и геополитическое значение этих событий, которые не вписывались в общее представление об американском военном всемогуществе, было огромным.

В 1997 году, как раз в том году, когда Бжезинский пришел к выводу, что Америка «сохранила и даже расширила свое лидерство в использовании последних научных достижений в военных целях», в Трудах Военно-морского института США была опубликована тревожная статья о развитии российских подводных лодок, в которой подчеркивалось: «Российский подводный флот, как и наш собственный, теперь делает акцент на качестве, а не на количестве. Оценка Управления военно-морской разведки текущего боевого порядка российских подводных лодок показывает грозную силу новых или значительно модернизированных (подводных лодок)».²⁰ Интеллектуальный класс Америки явно не обращал внимания на все те сложные детали, которые не преподаются в программах по политологии или международным отношениям - именно тот объем знаний, который должен был быть серьезно рассмотрен, когда он был занят любимым занятием американских интеллектуалов - доктринами и стратегиями. Здесь американский интеллектуальный класс полностью продемонстрировал свое воинствующее высокомерие, подкрепленное исключительно его невежеством.

Кроме того, американские военные, купавшиеся в лучах славы войны в Персидском заливе, не были готовы серьезно оценивать ее реальные - в отличие от сильно преувеличенных средствами массовой информации и “учеными” - военные достижения, усиливая тем самым эффект эхо-камеры. Отрезвляющие исследования, такие как работа Энтони Кордесмана из Центра стратегических и международных исследований 1994 года (пересмотренная в 2013 году) под названием "Уроки войны в Персидском заливе: 1990-1991", были разоблачительными и не в пользу Соединенных Штатов и их вооруженных сил. Он заключил:

Вообще говоря, на всех 973 страницах этой публикации, как явно, так и неявно, в том числе с помощью огромного количества таблиц с доступными тактическими и оперативными данными, описывается абсолютная военная некомпетентность и отсталость иракской армии, несмотря на попытки автора убедить в обратном. В то время в средствах массовой информации всего мира было поднято много шума по поводу революции в военном деле с постоянными упоминаниями войны в Персидском заливе как некоего неслыханного военного достижения. Любые попытки в то время, в 1990-х годах, указать на очевидное - историческую стратегическую аномалию в обстоятельствах, связанных с войной в Персидском заливе, от сотрудничества с Советским союзом до явной слабости противника - были проигнорированы. Даже спустя тринадцать лет после окончания войны в Персидском заливе, когда Соединенные Штаты начали свои катастрофические авантюры в Афганистане и Ираке, мифология и все неправильные уроки войны в Персидском заливе не были развеяны. Как заметил Стивен Биддл:

Это был краткий и окончательный диагноз и смертный приговор самопровозглашенной гегемонии Америки, поскольку этот критерий должен был оказать пагубное влияние на военную и внешнюю политику Америки и послужить стержнем, вокруг которого люди из американских СМИ создавали и раскручивали множество совершенно ложных историй и ученые, эти пресловутые “доктора философии” (“Ph.D. morons”) , которые никогда не знали, что такое настоящая война и как на ней воюют.

Россияне не очень-то охотно покупаются на шумиху в СМИ. Уже в 1992 году тогдашний начальник стратегического факультета Российской академии Генерального штаба генерал-лейтенант Клокотов в своей презентации заявил:

Это было невозможно, и, в конце концов, этого не произошло - даже несмотря на то, что военные реформы, инициированные Анатолием Сердюковым, казалось, были “вдохновлены” действиями США в Персидском заливе. По крайней мере, так это виделось многим западным наблюдателям. Как заключил Роджер Макдермотт, это была попытка создания сетецентрической структуры ведения боевых действий, основанной на бригадной конфигурации и унаследованной от пятидневной войны в августе 2008 года, в ходе которой российская армия разгромила подготовленную НАТО и частично оснащенную грузинскую армию.²⁴ Излишне говорить, что большинство западных наблюдателей были неправы, потому что Россия извлекла надлежащие уроки из своих кампаний и из действий США. Армия, обоснованная критика которой многими в западных военных академиях и средствах массовой информации была воспринята просто как результат профессиональной зависти, и за ней последовали бредовые заявления о том, что война в Персидском заливе “изменит правила игры”.²⁵

Однако по-настоящему переломным моментом стал тот факт, что сначала осторожно, а затем все более настойчиво многие российские военные мыслители и серьезные аналитики, работающие в сфере обороны, начали признавать тот факт, что Запад не только в целом плохо информирован о России в целом и ее Вооруженных силах в частности, но и о том, что с удивлением обнаружил растущую некомпетентность американских руководящих кругов и американских военных в вопросах, связанных с современной войной. Не только геополитическое мышление американцев оказалось набором пустых теорий, пропагандирующих доктрину на белой доске, но и военные действия США даже против слабых противников в других странах, а также катастрофическая политика закупок выявили глубокий системный кризис внутри самой Америки. Россияне все чаще начинают понимать то, на что указывал покойный Анджело Кодевилла (Angelo Codevilla), описывая катастрофу, в которую превратилась американская внешняя политика в 21 веке:

Диагноз, поставленный Кодевиллой, точен, и он в равной степени применим ко всем аспектам деятельности Америки в 21 веке, будь то экономика, культура, внешняя политика и, особенно, военные дела, в которых Соединенные Штаты за 70 лет проиграли множество войн, отмеченных неспособностью адаптироваться к постоянно меняющимся реалиям современной войны. Эта жесткость является результатом "эхо-камеры", единственной целью которой является самовозвеличивание всё более некомпетентных американских гражданских и военных элит, которые абсолютно ничему не научились у России, чья военная история и послужной список затмевают историю Соединенных Штатов. Результатом замкнутости этой эхо-камеры является стратегический и исторический по своим масштабам просчёт Америки, который сейчас в полной мере проявляется в ходе Специальной военной операции России на Украине и в других местах.

Эта книга написана не только для того, чтобы продемонстрировать реалии современной войны, которую Россия ведет на Украине против объединенных сил НАТО, но и для того, чтобы, перефразируя Кодевилла, обосновать, почему ученые степени и родословные американского истеблишмента совершенно несовместимы и бесполезны в новом многополярном мире.

И почему они поставили Западную цивилизацию на колени.