Физик

Глава 7 Часть 2

…Раиса Александровна, мотавшаяся в центр на очередную деловую встречу, вернулась в особняк только к половине пятого слегка замотанной, но, вроде бы, довольной. Да, получив на комм сообщение о появлении «Кайзера» в области досягаемости сканеров СКД, я практически мгновенно перешел из состояния расслабления в «боевое» и рванул встречать «старшую сестренку». Но не учел энергичности Землянички, поэтому столкнулся с ней в лифтовом холле гаража. И попал. В смысле, оказался в объятиях женщины, страшно обрадованной моим решением ее встретить, несколько секунд чувствовал себя любимой игрушкой в руках маленького ребенка и… не сразу смог найти в себе силы, чтобы признаться в истинных мотивах спешки. Впрочем, Суккубе легли на душу даже они — узнав, что «есть тема для разговора», Зыбина подхватила меня под локоток, подняла на свой этаж, отконвоировала в покои и попросила немного подождать.

Вернулась достаточно быстро. Свежей, приятно пахнущей цветочным шампунем и упакованной в очередной убийственный спортивный костюмчик, рухнула в кресло и вопросительно посмотрела на меня. А я возьми и ляпни:

— Рая, ты фантастически красивая девушка! Единственное, что царапает взгляд — это привычка застегивать все, что в принципе можно застегнуть, до самого подбородка. Не знаю, почему, но я постоянно ловлю себя на мысли, что так ты прячешься от взглядов окружающих…

Да, сообразил, что лезу ей в душу, и извинился чуть ли не раньше, чем договорил, но было поздно — Зыбина потемнела взглядом, с хрустом сжала кулаки и холодно усмехнулась:

— Ты хотел поговорить о моих комплексах?!

— Прости! — покраснев до корней волос, виновато повторил я. — Я просто залюбовался… Потом представил тебя не «закрытой», а улыбающейся всему миру, восхитился и… слишком поздно понял, что несу.

После этих слов злость во взгляде Землянички уступила место горечи:

— Улыбаться миру я уже разучилась…

— Тогда улыбайся батюшке, Янке и мне! — по какому-то наитию даже не попросил, а потребовал я.

Суккуба задумчиво прищурилась, какое-то время невидящим взглядом смотрела сквозь меня и, кажется, даже не дышала. Зато потом… хм… неслабо перегнула палку: решительно сняла и зашвырнула в дальний угол спортивный верх, развернула плечи, не позволила себе скрестить руки под грудью и плавно опустила на подлокотники, затем села поудобнее и уставилась мне в глаза:

— Ты прав: не дело лишать тех, кто дорог, теплых улыбок из страха перед далеким прошлым! Надо жить… даже не настоящим, а вами. И радоваться каждому мгновению новой жизни…

Не успел я облегченно перевести дух, как Земляничка выстрелила собой из кресла, плюхнулась на диван, подтянула меня к себе и затараторила совсем в другом ключе:

— Лют, прости за мой срыв — ты невольно ткнул в самое больное место, а я привыкла отвечать агрессией на агре— …

— Все нормально. Я виноват сам.

— В том, что залюбовался старшей сестренкой? — ехидно спросила Раиса Александровна, заставившая себя перестроиться на шутливый лад. — Или в том, что восхитился ее неземной красотой и захотел убрать единственный изъян?

— Даже не знаю… — притворно вздохнул я и плавно съехал с болезненной темы: — Зато понимаю, что пытался сбежать от суровой действительности в мир красоты и счастья.

Провокация удалась: сообразив, что меня что-то очень сильно напрягло, Зыбина мгновенно посерьезнела и потребовала объяснений.

Я пересказал ту часть разговора с Валентиной, в которой обсуждалась неявная причина появления у Кораблева этого варианта внешности, ответил на море уточняющих вопросов и ничуть не удивился, услышав окончательный вердикт:

— Замятину надо поощрить. Только не подарком или деньгами, а толикой «лишнего» внимания. И тогда эта девочка окончательно поверит в то, что действительно тебе нужна, обретет недостающую уверенность в себе и устоит перед любыми соблазнами.

— Вроде бы, уже поощрил… — не очень уверенно заявил я, объяснил, как именно, «перетерпел» материнский поцелуй в лоб и переключился на тему, беспокоившую значительно больше. — Это еще не все. Я который день ломаю голову, пытаясь понять, за каким-таким лядом в нас, физиков, вкладываются настолько добросовестно и энергично! Нет, разовые выплаты всем, кто помог мне инициироваться в правильном ключе, я бы, наверное, понял. Но твой батюшка получил сумасшедший кредит и в ближайшем будущем войдет в число поставщиков комплектующих для оборонных предприятий. Причем не на год-два, а на куда более длительный срок. Пять процентов финансирования твоей команды — тоже не разовая акция. Про алхимию я вообще не говорю: по уверениям все той же Вали, качество препаратов, выделяемых на ЕЕ развитие, не так уж и сильно уступают «моим», а комплект моих стоит, как «Хозяин Леса»! А теперь вопрос, страшно действующий на нервы: чем телохранитель или ликвидатор могут покрыть такие убытки?!

— Не знаю, Лют… — вздохнула она. — Я тоже задавалась этим вопросом и даже терроризировала им батюшку, но не до чего путного мы с ним так и не додумались. Впрочем, навели справки и выяснили, что во многих странах мира правители накладывают лапу на физиков с любыми «вторичками». Более того, в ряде государств Центральной и Южной Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии вы объявлены достоянием правящих династий, а сокрытие пробужденных Одаренных с соответствующим Даром или инициированных физиков приравнивается к государственной измене!

— Обалдеть! — только и смог, что сказать я, а после того, как оклемался от этой новости, продолжил делиться своими соображениями: — Знаешь, я с детства привык анализировать все и вся, поэтому попробовал на излом и этот вопрос. Причем не абы как, а системно. И пришел к выводу, что единственный тип магов, в которых по-настоящему выгодно вкладываться — это целители. Ведь целитель, раскачавшийся до ранга Архимаг, преданный лично тебе — это не только идеальное здоровье, «вечная» молодость и любая внешность, но и очень высокий постоянный доход. Да, какие-то средства можно вернуть и из вложений в магов других школ, но именно «какие-то». А что инвестору можем предложить мы? Ровным счетом ничего!

— Слышь, юный аналитик, ты не учел один ма-а-аленький нюансик! — весело хохотнула Зыбина, растрепала мне волосы и снова посерьезнела: — Наш уровень информированности. Кстати, если хочешь почувствовать всю глубину нашего неведения, то вспомни, что до «признания» Валентине Алексеевне мы с тобой имели представление об одной-единственной методике раскачки Дара физиков, а Шахова, вне всякого сомнения, знает как минимум две!

Я вспомнил не только это, но и разговор, в котором Императрица-Мать походя поделилась весьма неоднозначной информацией о моем Даре, понял, что «старшая сестричка» права, и как-то резко успокоился:

— Что ж, тогда не забиваем себе голову никому не нужными сомнениями и ждем новых знаний…

…Вибрация часов, напомнившая о планах на вечер, здорово испортила настроение. К сожалению, перенести встречу с Императором на другой день не представлялось возможным, поэтому я расстроено сообщил Земляничке, что мне пора собираться, нехотя встал с дивана и отправил Яне, Вале и Денису Михайловичу сообщения с точным временем встречи в гараже. Пока ждал ответы, сходил в угол за спортивным верхом, накинул его на плечи Раисы Александровны и еще раз убедился в том, что эта женщина никогда не меняет единожды принятых решений — вместо того, чтобы вдеть руки в рукава и привычно застегнуть молнию, благодарно кивнула и с улыбкой заявила, что эта «защита» больше не нужна.

И ведь не обманула: чуть позже, спустившись вместе со мной в гараж, не заметила удивленного взгляда механиков, пригнавших с техобслуживания один из ее трофеев, ибо пребывала в гармонии с самой собой. Да, страдала. Из-за того, что мы уезжаем. Но это страдание было теплым и привычным, так что если и расстраивало, то не смертельно.

Совсем в другом ключе вела себя и Замятина — в тот момент, когда мы с Суккубой нарисовались в помещении, прогуливалась между спортивными машинами и поглаживала подушечками пальцев чем-то понравившиеся места корпусов, а когда заметила нас, не застеснялась, не покраснела, а открыто призналась, что никак не налюбуется этими красотками!

— И какая «красотка» нравится тебе больше всего? — благожелательно спросила «старшая сестренка», словно забыв о разделяющей их сословной пропасти.

— Фиолетовые «Искорки»! — почувствовав изменение отношения к себе-любимой, заулыбалась целительница. — А из «красавцев» — «Хозяин Леса»!

— Кстати, водишь?

— Нет, Раиса Александровна, не вожу — во время учебы в Академии личный автомобиль мне был не по карману, а сейчас нет свободного времени.

— Отлично! — обрадовалась Зыбина, насладилась растерянностью Вали и подняла ей настроение до небес: — Значит, не придется переучивать. В общем, готовься — в Халифате тобой займусь я!

В этот момент на пороге лифтового холла возникла чуть задержавшаяся Янка, а следом за ней в гараж вошел и Кораблев, так что я быстренько обнял старшую Земляничку, загнал спутниц и спутника во внедорожник, забрался за руль, завел двигатель и… отправил загрустившей женщине мотивирующее сообщение:

Фраза «Дамский угодник…» прилетела уже после того, как я тронулся с места, но больше всего порадовала не она, а рисунок абсолютно счастливой девчушки на ромашковом поле, добавленный к сообщению.

Тут настроение поднялось и у меня, так что я поморгал «девчушке» фарами, более-менее спокойно прокатился до эстакады, чуть-чуть разогнался во время подъема, пулей выехал из особняка, за считанные секунды долетел до выезда из владения Зыбиных, а там втопил. По полной. Благо, в воскресенье вечером движения машин на улицах было немного…

…Я понимал, что мои перемещения по городу отслеживаются, тем не менее, въехав на территорию дворцового комплекса, отправил «прабабушке» сообщение, в котором предупредил, что буду в Флигеле Мятущихся Душ от силы через пять минут. Ответ не заставил себя ждать:

Маша — горничная Валентины Алексеевны, чопорностью и холодностью напоминавшая Каролину Вильгельмовну — действительно встретила меня в лифтовом холле, одарила очень отдаленным намеком на улыбку, изобразила книксен, отработанный до абсолютного идеала, попросила следовать за ней и величественно поплыла по коридору. В принципе, я бы запросто обошелся и без подсказок, так как мог найти нужную дверь по «недвижным статуям» бойцов Конвоя, замеченным в первое же мгновение пребывания на этаже. Однако правила игры устанавливал не я, поэтому послушно двинулся следом за женщиной, «соблюдал скоростной режим» до остановки перед личными телохранителями государя, позволил провести личный досмотр, совмещенный со сканированием, и выслушал лекцию о правилах поведения в присутствии венценосных особ.

После того, как дверь в трапезную распахнулась «сама собой», плавно качнулся вперед, переступил через порог, сделал ровно три рекомендованных шага, остановился и сложился в верноподданническом поклоне.

— Добрый вечер, Лютобор Игоревич… — пробасил самодержец, разрешил выпрямиться и с интересом оглядел с головы до ног.

Я занимался тем же самым, ибо до этого момента видел государя только на парадных портретах, в Сети и в официальной хронике, то есть, облаченным в мундир. Поэтому не ожидал, что на ужин к наперснице матушки он наденет белую рубашку с довольно своеобразной вышивкой, светлые брюки и легкие ботинки.

Впрочем, первая мысль, посетившая меня при изучении внешности Императора, касалась его статей: как оказалось, придворные фотографы и видеооператоры не лгали ни в одном кадре — мышечному корсету не особо высокого, зато чрезвычайно мощного Огневика могли позавидовать многие Земляки!

Не знаю, о чем была бы следующая мысль, но поймать ее за хвост помешал вопрос Волконского:

— Юноша, скажите, пожалуйста, вам действительно тринадцать лет?

— Да, Ваше Императорское Величество! — твердо ответил я, заметил, как Ярослав Третий кинул вопросительный взгляд на матушку, и услышал ее ехидный смешок:

— Сынок, Лютобор Игоревич уже знает, что я эмпат. Впрочем, это ничего не меняет — он ни разу не солгал и до того, как я в этом призналась.

Самодержец неспешно перевел взгляд на меня и объяснился:

— Вы не только выглядите, но и ощущаетесь лет на шестнадцать, а то и больше. А это включило паранойю. Но с нею я уже справился, поэтому на время ужина дозволяю обращаться ко мне по имени-отчеству, сидеть в моем присутствии и задавать вопросы, не дожидаясь разрешения.

— Благодарю, Ярослав Георгиевич… — спокойно сказал я.

Государь удивленно выгнул бровь, несколько мгновений что-то искал в моих глазах, а затем дал команду усаживаться возле Валентины Алексеевны.

Я, естественно, повиновался. При этом, вроде бы, не тормозил, однако «прабабка» сочла необходимым ободряюще похлопать меня по предплечью. Ее лица в этот момент я, естественно, не видел, ибо смотрел на Волконского, поэтому, заметив, что вокруг него вспыхивает мощнейший огненный щит, потерял дар речи и не сразу понял, что это заклинание было активировано «благодаря» Шаховой. Ну, а та менее чем за секунду протараторила два довольно длинных предложения и все-таки убедила государя не только выставить из трапезной ворвавшихся в нее Конвойных, но и убрать защитное заклинание.

— А теперь еще раз и без иносказаний! — потребовал он сразу после того, как телохранители скрылись за дверью.

Целительница деловито кивнула, включила мощнейшую «глушилку», стоящую возле ее правого локтя, на какое-то время расфокусировала взгляд, видимо, подбирая нужные слова, а затем повернулась ко мне:

— Лютобор, скажи, пожалуйста, когда, где и как ты взял вторую ступень ученика?

— Сегодня. На автодроме в Мякинино. Во время тренировочного заезда по гоночной трассе… — честно ответил я.

— А первую — дней десять тому назад, верно?

— Да… — вздохнул я, заметив, как подобрались Волконские.

— А сколько часов в сутки ты медитируешь с линзой-камертоном?

Врать в присутствии эмпата было бы идиотизмом, признаваться в том, что все время бодрствования у меня висит не одна, а две «петли» — тоже, так что я сказал «большую часть» правды:

— От десяти и выше.

— И не испытываешь никакого дискомфорта, верно?

Этот вопрос удивил:

— А должен?

— В теории — да! — хохотнула Мирослава Михайловна. — К примеру, на ранге ученик меня хватало на два часа десять минут в сутки, а при превышении этой нормы начиналась деградация периферийных каналов энергетической системы со всеми сопутствующими эффектами вроде головокружения, озноба и ноющих болей во всем теле.

— Можешь накинуть «петлю» на линзу прямо сейчас? — поинтересовалась Шахова.

— Она и так на ней висит… — буркнул я, понимая, что копаю себе могилу.

Целительница потребовала протянуть ей левую руку, как-то уж очень резко сдвинула рукав к локтевому сгибу, прижала ладони к предплечью и тыльной стороне кисти, несколько мгновений прислушивалась невесть к чему, а затем криво усмехнулась:

— Завихрений Мединского практически нет. Вернее, они пропадают в точке возвращения Силы в магистральный канал! Дальше объяснять?!

В ее взгляде, голосе и позе ощущалось настолько сильное напряжение, что я невольно поежился и задал напрашивавшийся вопрос:

— Это плохо?

— Это замечательно! — ответила государыня, поймала взгляд сына и, на что-то намекая, едва заметно выгнула бровь.

Император задумчиво огладил бородку, некоторое время смотрел сквозь Шахову, а затем откинулся на спинку кресла и уставился мне в глаза:

— Лютобор Игоревич, по уверениям матушки и Валентины Алексеевны вы — на удивление здравомыслящий, принципиальный и порядочный молодой человек. С их мнениями полностью согласны и мои аналитики, что случается нечасто. Да и мой личный опыт общения с другими физиками говорит о том, что такое вполне возможно. Тем не менее, я помню себя в вашем возрасте и, откровенно говоря, побаиваюсь, что вы повторите мои ошибки или наделаете свои, еще более серьезные. Поэтому предлагаю следующее: вы дадите мне клятву Даром о нераспространении информации и получите некоторое количество знаний, требующихся и вам, и нам, а я посмотрю, как вы ими распорядитесь, и либо подкину следующую порцию, либо подожду, пока вы повзрослеете и определитесь с жизненными приоритетами.

Я пожал плечами и счел необходимым сказать «чуть купированную» правду. Хотя прекрасно понимал, что она может выйти мне боком:

— Государь, ваша матушка подтвердит, что я оказался в школе-интернате Зыбиных не от хорошей жизни, до сих пор переживаю боль потерь и прирос душой к тем немногим людям, которые протянули руку помощи не корысти ради, а по велению сердца. Отношение к последним и есть мой главный приоритет: я буду воздавать им добром за добро, пока жив. Причем так, чтобы они меня уважали. Клятву Даром о распространении информации, само собой, дам. После того, как изучу ее текст и сочту его достойным. Однако — предупреждаю сразу — оставлю за собой право отказаться от использования знаний, которые навредят моим близким или выставят меня в их глазах не в лучшем свете. Что касается ошибок, то без них, вероятнее всего, не обойдусь — на то они и ошибки…