Глава 3 Часть 2

…Второго Земляка Дашков с собой не прихватил, видимо, доперев, что я, как будущий «маг Земли» и племянник Суккубы, не мог не подобрать ключи к «своим же» ухваткам. Я предполагал, что так и будет, поэтому, пройдя вдоль шеренги из семи «рядовых бойцов», развернулся на месте и, выполняя обещание, данное Ее Императорскому Величеству, вернулся к единственному менталисту в этой компании. Стоило посмотреть на него и озвучить принятое решение, как Дашков сжал зубы, чтобы не расплыться в предвкушающей улыбке, и «на всякий случай» спросил, уверен ли я в своем выборе.

— Конечно! — уверенно заявил я. — Он — менталист, воздействующий на волю. А воля у меня о-го-го!

Ну да, это утверждение прозвучало фантастически глупо, поэтому народ потерял дар речи, а Петр Кириллович как-то умудрился не рассмеяться мне в лицо и «согласно» кивнул:

— Ну да: воля — это главное!

Как и следовало ожидать, эта «глупость» отбила у лицеистов всякое желание продолжать «стихийную пресс-конференцию», поэтому толпа, вроде как изнывавшая от желания зверски замучить меня вопросами, быстренько рассосалась. Дашков тоже свинтил. Вместе со своей свитой. Дабы я ненароком не передумал. В общем, на третий этаж мы с Валентиной поднялись в гордом одиночестве, вышли из лифта в коридор, набитый учащимися, и все время, пока шли до кабинета литературы, наслаждались двумя типами реакций — та часть парней и девчонок, которая была подключена к каналам МДР свидетелей моего «фиаско», при виде нас начинала посмеиваться, а «непосвященные» наводились на меня, натягивали на лицо те или иные маски, делали два-три шага навстречу и тормозили, услышав подсказки «доброжелателей».

Одноклассники тоже… хм… порадовали. Минимальным ажиотажем и интересом «издалека». Да, Елизавета Калитина все-таки выполнила поручения родичей, изобразив искреннюю радость, отметив, что я здорово вырос, и задав пяток вопросов о времени, проведенном в Италии, но этот «допрос» почти не напряг из-за того, что проводился через «не могу» и закончился намного быстрее, чем ожидалось. А потом в помещение вошла госпожа Лисицина, и классу стало не до меня. Вот я и занялся делом. Правда, не сразу, а только после того, как Марина Викторовна подняла Павла Крашенинникова и задала вопрос по материалу, пройденному в мое отсутствие.

Особо не хамил: быстренько влез в архив видеозаписей, вырезал и залил в новое сообщение нужный фрагмент разговора с Дашковым, в темпе набрал сопроводительный текст и добавил время поединка, благо, к этому моменту Валя успела забронировать большую арену на шестнадцать тридцать. Пока добавлял в соответствующее поле айдишки получателей, поймал себя на ощущении, что эта ситуация мне просто снится, ибо в памяти моего комма не может быть личных контактов Императрицы-Матери и ее личного целителя!

Что самое забавное, Замятина подумала о том же. А после того, как я отправил сообщение всем трем адресатам, показала мне экран своего комма с коротеньким сообщением:

«У вас нет ощущения, что все это просто снится?»

Я коротко кивнул и заставил себя сосредоточиться на ответе княжича. Как оказалось, не зря: как только он закончил бредить на довольно скользкую тему символизма в любовной лирике Константина Тихоновича Лаврентьева, госпожа Лисицина повернулась ко мне и ехидно ухмыльнулась:

— А что по этому поводу скажете вы, Лютобор Игоревич?

Я неторопливо встал, одернул брюки и задал встречный вопрос:

— Скажите, вы действительно считаете, что этот поэт целенаправленно придумывал те образы, над толкованием которых ломают головы поклонники его таланта?

Женщина хитро прищурилась, став похожей на лисицу:

— Мое мнение я выскажу в конце урока. А пока хочу услышать ваше.

— Что ж, как скажете… — усмехнулся я и повторил аргументы, некогда родившиеся во время спора со Славомиром: — Все стихотворения Константина Тихоновича я, конечно же, не анализировал, поэтому буду отталкиваться лишь от двух — «Грезам у свечного огарка» и «Прощальной мольбе». На мой взгляд, никакого особого символизма в этих произведениях нет: если попробовать подобрать альтернативные рифмы к двум первым строчкам первой, третьей и четвертой строфы «Грез» и второй, третьей, пятой и шестой «Мольбы», то окажется, что эти варианты либо не звучат вообще, либо звучат гораздо хуже оригинальных. А если учесть тот факт, что вышеупомянутые произведения господин Лаврентьев состряпал, что называется, на коленке, находясь на приеме у Анны Левицкой, то можно прийти к очевидному выводу и по «общим идеям»: поэт соблазнял хозяйку приема, используя великолепное чувство ритма, богатейший словарный запас и образы, если можно так выразиться, «подобранные» в ее же гостиной!

— Вы хотите сказать, что он облекал в рифмованные образы то, что видел вокруг? — требовательным жестом прервав начинающийся ропот, спросила она, дождалась утвердительного ответа и весело хохотнула: — Вы не поверите, но приблизительно то же самое я заявила своему преподавателю лет… много тому назад и получила честно заслуженную десятку! Правда, я, в отличие от вас, добросовестно представила себя на месте соблазняемой особы, страшно возмутилась и озвучила сделанные выводы, пребывая в раздражении. А вам, судя по всему, не до моральных терзаний.

— Так и есть… — подтвердил я. — Любые отношения должны строиться на взаимном интересе и при непротивлении сторон. Раз подкаты Константина Тихоновича были приняты, значит, его тактика имела право на жизнь. Далее, я не считаю, что вправе судить взрослого человека, ибо во взрослой жизни понимаю очень и очень немного. И последнее: я не люблю стихи этого поэта, так что выучил некоторое количество исключительно для широты кругозора.

— Что ж, я вас услышала, а теперь с большим удовольствием предоставлю слово личности, возмущавшейся громче всего. Игорь Миронович, расскажите нам, пожалуйста, что именно вам не понравилось в субъективном мнении Лютобора Игоревича и почему…

…На литературе я, фактически, отдыхал, пользуясь заделом в знаниях, полученным еще у Рарогов. А на алгебре, физике и химии пришлось очень серьезно попотеть, так как материал, который с начала второго семестра успел пройти класс, был для меня абсолютно новым. Нет, разобраться, конечно же, разобрался. Так как анализировал не только учебный курс Императорского лицея, но и информацию из Сети. А еще вовсю пользовался хорошей памятью и не стеснялся задавать вопросы преподавателям. Тем не менее, выкладывался до предела не только эти три часа, но и практически весь обеденный перерыв. И тихо радовался, что додумался изречь «глупость», ибо это решение отсекло почти весь поток «фанатов» и «обольстительниц».

Да, изредка отвлекался. На сообщения «старшей сестренки» и личной целительницы Императрицы-Матери. А еще просмотрел видеозапись встречи Янки с чемпионом лицея и его прихлебателями, счел, что эта троица вела себя несколько нагловато, и попросил подругу держать ухо востро.

На пятом и последнем уроке — философии — бил баклуши. Ибо вник в апории Зенона Элейского еще в «прошлой жизни» и не услышал в лекции лицейского преподавателя ничего нового. Кстати, в какой-то момент, одурев от скуки и ощущения «резинового» времени, решил, было, оспорить одну из формулировок Степанова, но тот как-то уж очень быстро со мной согласился, и «ускорить» наступление перемены не удалось.

Прогулка до стоянки повеселила: слух о моей, скажем так, наивности успел облететь абсолютно всех учащихся, поэтому все встречные-поперечные поглядывали на меня либо злорадно, либо презрительно, либо сочувственно. И пусть последнее встречалось нечасто, я все равно радовался. Естественно, с каменным лицом. До тех пор, пока не увидел подъезжающий «Кайзер» и не выбросил из головы все лишние мысли. Почему? Да потому, что перед тем, как ехать ко мне, Раиса Александровна зарулила в Императорский дворец и подобрала Валентину Алексеевну. А расслабляться в присутствии этой особы я был еще не готов. Вот и контролировал чуть ли не каждый жест: помог обеим дамам выбраться из салона внедорожника, сделал каждой по комплименту, «позволил» опереться на мои предплечья и всю дорогу к дуэльному корпусу отвечал на вопросы личной целительницы Императрицы-Матери, решившей сделать первый шаг в начинающейся игре с появления на моем поединке.

Кстати, ее узнавали, что называется, влет. И выпадали в осадок, ибо столь высокопоставленная и влиятельная личность шествовала по территории, опираясь на руку… хм… «наивного мальчика», привычно обращалась к нему на «ты» и жизнерадостно смеялась над его шутками, а остальных учащихся не замечала. Но и это, как выяснилось, было еще цветочками. А ягодки Шахова изобразила на парадной лестнице нужного нам здания. Когда сфокусировала взгляд на группе взрослых, стоявшей на верхней площадке, узнала Гаранина и весело хохотнула:

— Добрый день, Мстиш! Счел необходимым присоединиться к команде талантливого ученика, дабы когда-нибудь заявить, что приложил руку к его развитию?

— Привет, Валь! — улыбнулся Архимаг и притворно вздохнул: — Хотелось бы. Но сегодня, увы, не получится: Тёма Светлов на подъезде, и я не могу его не встретить.

— Он тоже собрался поболеть за Лютобора Игоревича?

— Пока выполняет некогда данное ему обещание. Но после этого боя, вне всякого сомнения, пополнит наши ряды… — ответил Мстислав Рогволдович и хитро прищурился: — Кстати, не знал, что ты водишь знакомство с Зыбиными. И… да, представишь меня Раисе Александровне?

Формулировка вопроса заставила подобраться: мужчина по какой-то причине решил подчеркнуть свое уважение к моей «старшей сестричке», и это мне не понравилось. Слава богу, за время взаимных представлений Гаранин держался с Земляничкой настолько корректно, что я почти без внутреннего сопротивления оставил ее в компании двух Архимагов, а сам в сопровождении Валентины ушел в раздевалку…

…Иоганн Ламсдорф, представитель рода давно обрусевших остзейских немцев, вышел на песок арены с таким видом, как будто являлся как минимум чемпионом страны по магическому двоеборью. Мазнув по мне насмешливым взглядом, развернулся к ложе, в которой сидел Петр Дашков со своей свитой, вскинул вверх правый кулак, удостоился одобрительного кивка и заулыбался. Потом изобразил четыре последовательных поклона зрителям, встретившим его жест одобрительным гулом, зачем-то засунул руки в карманы и уставился на меня.

Я тоже уделил ему толику своего внимания — оглядел парня с головы до ног, счел, что модная прическа, смазливое лицо с чуть тяжеловатой нижней челюстью и белая рубашка со стоячим воротником оригинального пошива не компенсируют отсутствия серьезного мышечного корсета, демонстративно снял с руки браслет, защищающий от ментальных воздействий, отдал Вале и отправился к судье. Проходить проверку на наличие других подобных артефактов. Когда обязательная часть подготовки к дуэли с менталистами осталась в прошлом, не без интереса послушал «новую редакцию» правил поединка, озвученную все тем же сотрудником Императорского лицея при помощи заклинания Воздуха, существенно увеличивающего громкость голоса. Почему «новую»? Да потому, что в этой «редакции» чувствовался серьезный перекос в сторону ограничений, накладываемых на «боевых» менталистов в мирное время и при использовании их Даров против обычных магов.

Эта лекция не затянулась, и Ламсдорф снова привлек к себе внимание зрителей, заявив, что для победы над пробудившимся Земляком ему за глаза хватит одной дезориентации.

Над пробудившимся Земляком, вероятнее всего, и хватило бы. Но я был уже инициировавшимся физиком, причем с трехнедельным опытом ведения поединков под ментальным гнетом мастера второй ступени! И пусть Туман «давил» меня даже не в десятую часть силы, зато каждый божий день с утра до вечера вынуждал переступать через себя либо воздействиями впритык к верхней границе текущих возможностей, либо внезапными увеличениями арсенала используемых заклинаний. Мало того, стараниями госпожи Шаховой я в одночасье вырос до первой ступени ранга ученик, а парень, стоящий передо мной, был новиком третьей, то есть, слабее на одну ступень развития!

В общем, услышав команду «Бой!», я прислушался к своим ощущениям и изумленно хмыкнул: дезориентация противника не вызвала даже легкого помутнения сознания, не говоря уже о сбоях в восприятии. Нет, расслабляться и не подумал. Наоборот, вспомнил хамское поведение Дашкова и его свиты, как следует «разогнал» накатившую ярость, затем вперил недобрый взгляд в переносицу немца и неспешно пошел в атаку. Да, именно пошел и именно неспешно. Что вызвало неслабый шок и у него, и у народа, наблюдавшего за мной с трибун.

Шаге на пятом-шестом заклинание стало ощущаться чуточку сильнее, но двигаться не мешало. На десятом-двенадцатом Ламсдорф нарушил слово, данное зрителям, и «шарахнул» по мне дохленькими спутанными мыслями. А когда понял, что меня не проняло и этим, запаниковал и «расстрелял» серией воздействий на грани фола: ужасом, отчаянием и эйфорией. Кстати, уже не с места, а начав пятиться. Я же ехидно улыбнулся, одним стремительным рывком преодолел разделявшие нас два с половиной метра, шлепком по боковой поверхности колена помог стопе, выброшенной навстречу, пролететь впритирку с правым боком и как следует вложился правым кулаком в косую мышцу живота.

Навыки, вбитые в подсознание четверкой «пестунов», выстрелили и тут — вместо того, чтобы прервать боевую связку и позволить парню, начавшему складываться пополам, благополучно ткнуться лицом в песок, я разогнул его мощнейшим левым апперкотом в нижнюю челюсть и, как следует раскрутив бедра, раздробил уже сломанную кость правым боковым. А на «порыв ветра», отодвинувший меня от бессознательного тела, еще не успевшего упасть, каюсь, среагировал не очень адекватно — невесть с чего счел это воздействие новой атакой, навелся на судью и даже качнулся в его сторону. Слава богу, его взгляд оказался направлен на господина Ламсдорфа, и ярость, невесть с чего пошедшая вразнос, перестала туманить сознание. Что позволило мысленно проговорить первые выводы:

«Раз я смог обойтись без покрова и электрического щита, атаковал на обычной скорости и голыми кулаками, значит, выиграл себе и Волконским первый месяц из трех требуемых. И это радует…»

Закончив с размышлениями повернулся к ложе Дашкова, полюбовался парнем, пребывающим в растерянности, поднял руку, дождался наступления относительной тишины и ехидно ухмыльнулся:

— Как я и говорил, воля у меня о-го-го. Да и бью я неплохо. В общем, вы меня поняли! Засим имею честь откланяться. До последних чисел февраля…

Услышав жизнерадостный хохот Валентины Алексеевны, поклонился «своей» ложе, в которой, кроме Шаховой и Зыбиной, обнаружились Мстислав Рогволдович и Тимофей Ильич, неспешно вышел с арены, коротким кивком приказал Замятиной следовать за мной и под новый, заметно более «плотный» гул публики отправился в раздевалку.

Пока принимал душ, смывая не отсутствующий пот, а песчинки, невесть как попавшие в обувь, в смежном помещении стало шумно. Вот я и ускорился — закончив с водными процедурами, высушил волосы и тело, оделся, обулся, кое-как пригладил волосы, «стараниями» фена увеличившимися в объеме раза в два, и вышел к веселящимся «фанатам».

Поздравления любимой Землянички, сопровождаемые традиционными объятиями и поцелуем в лоб, порадовали до невозможности. Аналогичный «комплект» воздействий, но в исполнении Валентины Алексеевны, и напряг, и добавил толику оптимизма. Похвала Мстислава Рогволдовича практически не зацепила. Вероятнее всего, из-за испытываемой к нему неприязни. А вот мнение Тимофея Ильича легло на душу, как родное.

Хотя, по большому счету, не отличалось ни особой теплотой, ни оригинальностью:

— Откровенно говоря, надеялся увидеть бой, а не избиение младенца. Тем не менее, оценил объем труда, вложенного вами в наработку психологической устойчивости к ментальным воздействиям, уровень освоения ударной техники и скорость выполнения боевой связки, поэтому однозначно не разочарован и постараюсь появиться на вашей следующей дуэли…

А еще порадовал достаточно быстрый уход мужчин — решив, что уже уделенного внимания мне, мальчишке, хватит за глаза, они обменялись еще парой фраз с Шаховой, потрафили Суккубе, заявив, что были счастливы с ней познакомиться, пожелали нам всего наилучшего и свалили.

«Глушилка», активированная Валей «на всякий случай», еще работала, так что личная целительница Императрицы-Матери собственноручно закрыла входную дверь, вернулась к нам, поймала взгляд Раисы Александровны и задала риторический вопрос:

— Ну что, я их забираю?

— Угу… — мрачно кивнула Земляничка, хрустнула костяшками пальцев и добавила: — Но со стоянки. А до «Хозяина Леса» дойдем одной компанией…

Загрузка...