Флетчер Мун — частный детектив

Глава 3 МУН БЕРЕТСЯ ЗА ДЕЛО

Моя мать беспокоится обо мне. Беспокоится, что я медленно расту. Беспокоится, что когда-нибудь вдруг начну расти очень быстро и тогда ей придется постоянно покупать мне новую одежду. Беспокоится, что у меня мало друзей и что я увлекаюсь расследованиями преступлений.

Когда она рядом, я стараюсь улыбаться, как будто у меня во всем полный порядок. Однако на самом деле я человек неулыбчивый, и она понимает, что я притворяюсь. Тогда я перестаю улыбаться, а она принимается ходить за мной по пятам и спрашивать, все ли у меня хорошо.

В тот день, когда мама пришла ко мне в комнату, чтобы проверить домашнее задание, я воспользовался возможностью в кои веки обрадовать ее.

— После обеда я иду к Эйприл Деверо.

Мама пришла в экстаз.

— О господи! Эйприл Деверо! Эйприл и Мэй… остроумно их назвали, правда? Не у всяких родителей хватит духу дать такие имена своим дочкам, но, если девочки вырастают хорошенькими, оно того стоит. О чем ты собираешься с ней говорить?

— Ни о чем. Я собираюсь слушать. Это Эйприл хочет поговорить со мной.

Мама восторженно всплеснула руками.

— Эйприл Деверо хочет поговорить с моим маленьким Флетчером! Она такая прелесть! Само совершенство. Знаешь, тебе тоже придется говорить хоть что-то, дорогой. Не можешь же ты весь вечер просидеть, просто молча кивая?

Я начал сожалеть, что рассказал о предстоящей встрече.

— Я буду действовать по обстановке, мама. Как получится.

— Ох, нет, нет! — воскликнула она. — Знаю я, как ты действуешь по обстановке, Флетчер Мун. Начнешь излагать свои заумные рассуждения. Помнишь, как ты сказал кузине Ифе, что у нее нехватка кальция?

— Но это же правда. У нее на ногтях белые пятнышки. Я просто хотел помочь.

Мама встряхнула меня за плечи и с силой сжала их.

— Поверь мне, дорогой. Это не то, что нравится слушать девочкам. Нужно почаще повторять, как великолепно мы выглядим.

Я нахмурился.

— Даже если это неправда?

Мама вытащила из гардероба три мои рубашки.

— В особенности если это неправда. Какую наденешь?

Я указал на простую черную рубашку, которую хотел надеть с простыми черными джинсами. Будь невидимкой.

— Мама, не надо так волноваться. Это не светский визит. Эйприл нуждается в моей помощи. Она клиент, понимаешь? И ей всего десять.

Мама округлила глаза.

— Мужчины! Вы такие наивные! Думаешь, я говорила твоему отцу, что он симпатичный? Нет, я просила его помочь мне разобраться с домашним заданием по физике.

— И папа клюнул на это?

— Конечно. Он хотел клюнуть. На самом деле физика была необязательным предметом, и я даже не записалась на этот спецкурс.

Мама — дизайнер по интерьеру, у нее свой бизнес. Папа — инженер-компьютерщик, работает в местной компании, которая изготавливает материнские платы. Родители очень разные. Наука и искусство. Разум и сердце.

Не потрудившись постучать, в комнату ворвалась моя сестра Хейзл. Ей пятнадцать, она начинающая писательница, сочинительница жестоких драм. Обычно Хейзл либо горбится над старенькой пишущей машинкой, либо отражает атаки целого стада парней, которых привлекают прекрасные черты ее лица и светлые волосы. Отражает атаки всех, кроме своего возлюбленного Стива.

Хейзл достала из сумки листок бумаги.

— Хочу услышать твое профессиональное мнение, Флетчер.

Она вручила мне сложенную записку. Хейзл, возможно, единственная на свете, кто воспринимает всерьез мои профессиональные занятия. Конечно, если не считать недавнего интереса со стороны Эйприл Деверо.

Я развернул записку. Она была от бойфренда Хейзл.

Я потер страницу между пальцами и понюхал ее.

— Ну? Что скажешь? — спросила Хейзл.

Я поскреб подбородок.

— Я бы посоветовал тебе расстаться с ним.

Хейзл топнула ногой.

— Так я и знала, — жалобно сказала она. — Как ты догадался?

— Ну, тут несколько улик. Во-первых, Стив сваливает вину на отца — классический ход. Потом он ссылается на битву на Сомме, которая произошла во время Первой мировой, а не Второй. И Стив знал бы об этом, если бы и впрямь учил историю. Тоже избитый ход — упомянуть какое-нибудь известное название, чтобы придать своей истории правдоподобие. А на деле преступники этим сами себя выдают, позволяя детективу поймать их на лжи.

— Это все косвенные улики, — заметила сестра.

Я взял со своего письменного стола банку с опилками графита.

— Я еще не закончил. Стив приглашает тебя в «Le Bistro», а это уж больно щедрая компенсация. Значит, он чувствует за собой немалую вину. От письма исходит слабый аромат «Мимолетного счастья». Ты этими духами не пользуешься, и это наводит на мысль, что он держал за руку другую девушку. И наконец, на ощупь на бумаге чувствуются следы от ручки или карандаша, которым писали на другом листе, лежавшем поверх этого. Подозреваю, наш Стив сочинил это послание далеко не с первого раза. Быть может, он даже подумывал рассказать правду, да не хватило мужества.

Я разгладил листок на столе и посыпал его графитовой крошкой. Медленно досчитал до десяти, слегка наклонил бумагу и ссыпал графит в корзину для бумаг. Не все частички свалились, некоторые застряли во вмятинах.

— Вот что было написано на предыдущем листе. Разобрать можно лишь одну строчку. Думаю, ты узнаешь почерк.

Хейзл взяла листок и вслух прочла слабо проступившие темные письмена:

— «Дорогая Хейзл, не знаю, как сказать тебе об этом, но я встретил другую…» — Сестра разорвала записку на клочки и подбросила их в воздух, словно конфетти. — Значит, он встретил другую? — Она вытащила из кармана мобильник. — Которая душится «Мимолетным счастьем»? Через пять минут я буду знать ее имя.

Она вручила мне батончик «Марс».

— Спасибо, братишка. В благодарность я целый день не буду тебя дразнить.

— Предпочитаю наличные, — заявил я.

— Деньги? Тебе? — Хейзл уже летела по коридору к своей комнате. — Ни в коем случае. Это было бы эксплуатацией детского труда.

Дверь за ней захлопнулась.

Мама вздохнула.

— Теперь мы несколько дней ее не увидим. Хейзл сделает из этого по крайней мере одноактную пьесу.

Я опустился на колени, чтобы собрать клочки бумаги.

— Видишь, мама, как все усложняется, когда начинаются дела сердечные? Мое призвание — искать преступников, и я хочу полностью посвятить себя ему. Поэтому, думаю, лучше подождать со всякими там охами-ахами несколько лет. Если, конечно, ты не возражаешь. Эйприл Деверо — клиент, только и всего.

— Ладно, — сказала мама. — Но все-таки надень что-нибудь поярче. Никогда не знаешь, как все обернется.

Как понять, что ты прирожденный детектив? Что отличает нас от остальных? Согласно моей теории, большинству людей нравится существовать на светлой стороне жизни. Они хотят замечать только коврик у порога, а не заметенную под него грязь. Другое дело детективы. Мы сдергиваем коврик и собираем грязь в мешок для вещественных доказательств. После чего тщательно обследуем пол с помощью липкого валика, на случай, если немного грязи все же осталось. Нам нравится разбирать людей на части и смотреть, как они устроены. Чтобы стать детективом, не надо быть семи пядей во лбу. Достаточно, чтобы было желание.

Эйприл жила на улице Рододендронов. Это название, наверное, когда-то возникло как шутка, но прилипло, да так и осталось. На дорогу у меня ушло двадцать пять минут: надо было пройти по историческим деревянным тротуарам города Локка и пересечь мост. И все это время я думал о своем значке.

Дом Эйприл представлял собой большой особняк с вылизанными лужайками и обсаженной деревьями подъездной аллеей. Усыпанная белым гравием дорожка, с обеих сторон которой тянулись клумбы с цветами, вела посетителя к переднему крыльцу.

Я прошел по этой дорожке, однако, как оказалось, зря. Садовник сказал мне, что Эйприл гостит у своей кузины, но оставила для меня записку. Записка была на душистой розовой бумаге с водяными знаками в виде единорога. Наверху темно-розовым шрифтом было напечатано: «Эйприл Деверо».

Вот что я прочел:

Записка оставила у меня не лучшее впечатление. В самом деле, это не слишком-то вдохновляет, когда твой наниматель считает тебя слишком тупым, чтобы самому догадаться, что «Э.» означает «Эйприл». В особенности в конце записки от Эйприл и на бумаге с личной монограммой Эйприл.

Дорога из желтого кирпича ответвлялась от дорожки, усыпанной белым гравием, и вела к воротам в стене, разделявшей сады Эйприл и Мэй. Ворота были отперты, и, пройдя сквозь них, я увидел дом, во многих отношениях неотличимый от дома Эйприл.

Едва я закрыл за собой ворота, на дороге из желтого кирпича показалась Мэй.

— Флетчер! Ты здесь. Я просто вышла, чтобы убедиться.

Все признают, что Мэй Деверо гораздо симпатичнее своей кузины. В тот день на ней был костюм для ирландских танцев, полный комплект, включая подкованные башмаки. В наряде преобладали золотой и зеленый цвета. Никакого розового — и это приятно удивило меня.

— Упражняешься?

Она состроила гримасу.

— Да. Хочу выступить хорошо в этом году на школьном смотре талантов. Осталось всего несколько дней.

— Уверен, у тебя получится, — доброжелательно сказал я.

Шансы Мэй выступить хорошо на каком бы то ни было смотре были примерно такие же, как у меня назначить свидание Белле Барнес. Весь класс знал, что Мэй — худшая танцовщица в нашей вселенной, а возможно, и во всех параллельных тоже. Когда Мэй танцевала на деревянном полу хорнпайп[4], стук стоял такой, будто какой-то карапуз, толком не умеющий ходить, гоняется с молотком за тараканом и раз за разом промахивается.

— Симпатичный костюмчик, — заметил я.

— Он у меня счастливый. А у тебя симпатичная рубашка.

Мама не позволила мне выйти из дома во всем черном. Ей казалось, что в таком виде я буду излучать негативные эманации. После долгих споров я сдался и согласился надеть гавайскую рубашку, которую подарил мне дядя, понятия не имеющий, что я за человек.

Я с извиняющимся видом пожал плечами:

— Мама…

Мэй кивнула. Никаких больше объяснений не требовалось. Всем в Локке известно, что моя мать обожает яркие цвета.

За спиной Мэй возник ее отец, при всех садоводческих регалиях, включая кожаные наколенники и перчатки, которым никакие колючки не страшны. Высокий, худощавый человек с загаром заядлого путешественника. Он выглядел в точности так, как должен выглядеть идеальный отец (по крайней мере, такими идеальных отцов показывают по телевизору), вплоть до клетчатого свитера. И как только мать Мэй могла бросить такую на вид безупречную семью?

— Мистер Деверо. — Я протянул руку. — Я Флетчер Мун.

Отец Мэй с улыбкой пожал мне руку. Зубы у него оказались белыми и безупречными, как и следовало ожидать.

— Называй меня Грегор. Ах да, ты — юный детектив. Мэй рассказывала, что ты закончил соответствующее учебное заведение.

— Это правда. Я получил удостоверение, согласно которому имею право заниматься сыскной деятельностью в США… точнее говоря, в Вашингтоне… когда мне исполнится двадцать один.

Мистер Деверо кивнул с серьезным видом.

— Это впечатляет, Флетчер. Может, ты сумеешь помочь Эйприл и Мэй разобраться с их пропажей. Если, конечно, у девочек не поехала крыша и им все это не померещилось.

Отец Мэй подмигнул мне и покрутил пальцем у виска. Международный жест, понятный любому.

— Папа! — Мэй ткнула отца локтем под ребра.

Мистер Деверо издал театральный стон и схватился за бок.

— Ладно, ладно. Открою тебе страшную тайну: это у всех остальных крыша поехала, а эти две сестрички — единственные здравомыслящие люди на белом свете.

Мэй схватила меня за руку.

— Пошли. Эйприл в домике Венди[5].

Когда тебя тащит по саду хорошенькая девочка из кукольного комплекта, это, безусловно, приятно, однако перспектива оказаться в домике Венди не вызывала у меня восторга. Если слухи о такого рода событиях просочатся в школу, мне конец. Мы прошли мимо фонтана в виде морской раковины в окружении шаловливых херувимов, который выглядел так, словно уже десятилетиями не работал. Однако домик Венди оказался вовсе не хижиной из пластика, набитой куклами и игрушечной посудой. Это был всамделишный мини-дом с электричеством, доступом к Интернету и водопроводом.

Когда мы вошли, Эйприл сидела за ноутбуком, проглядывая веб-сайт по мировой экономике. Компьютер был ничего себе, оснащенный сканером, принтером и цифровой фотокамерой.

— Флетчер пришел, — сообщила Мэй.

Эйприл посмотрела на нас и кивнула на компьютер.

— Подожди секунду. Хотела почитать последние сплетни о жизни звезд, а тут все время выскакивает это занудство. Только взгляни — финансовый рынок в Азии! Кого это волнует?

— Несколько миллиардов азиатов, надо полагать, — ответил я.

Эйприл сердито уставилась на меня. Не похоже было, что мое появление ее обрадовало. Впрочем, меня это мало волновало. Детектив должен привыкать к негативному отношению, ведь одна из наших основных обязанностей — сообщать плохие новости.

Эйприл закрыла крышку компьютера и повернулась ко мне. Если в школе она была вся из себя розовая, то сейчас ее розовость просто утомляла. На ней было столько розового, что даже по стенам плясали розоватые блики.

— Как много розового! — вырвалось у меня.

— Что тут такого особенного? Мы, девочки, любим розовое. Это воплощение женственности.

Неужели пару-другую розовых вещиц она нацепила ради меня?

Мэй достала из холодильника две бутылки воды и протянула одну мне.

— Милое местечко, — сказал я.

— Папа построил его для меня, чтобы было где упражняться в танцах. Он ужасно хочет, чтобы я получила медаль или еще какую-нибудь награду.

— Уверен, так и будет. Когда-нибудь.

Как у меня язык повернулся? Я вел себя как какой-нибудь жалкий льстец.

Эйприл сменила тему разговора:

— Давай поговорим о моем деле. Сколько твоего времени можно купить за десять евро?

Вот оно. Успех.

— Я беру десять евро в день. Плюс деньги на необходимые расходы. Но поскольку это мое первое реальное дело, о расходах забудем. И с учетом школы и домашних заданий, мне понадобятся три дня, чтобы выполнить работу одного полноценного дня. Значит, я твой до воскресенья.

Эйприл достала бумажник и отделила от пачки бумажку в десять евро. Если она станет моим постоянным клиентом, надо будет поднять ставку.

— Вот тебе за неделю.

Я задумался. Эйприл не была тем благородным клиентом, которого всегда рисовало мое воображение. Она не разыскивала ни похищенного отца, ни пропавший сиротский фонд. Однако у нее, как у нанимателя, были и положительные стороны: во-первых, ее дело касалось Шарки, а во-вторых, она расплачивалась наличными.

Я взял деньги и сунул их в нагрудный карман. Теперь я сам могу купить себе шоколад, а не принимать его в качестве оплаты. Ощущать банкноту в кармане было приятно. Я почувствовал себя настоящим частным детективом.

— Ладно. Теперь, когда с формальностями покончено, перейдем к делу.

Эйприл открыла рот, собираясь ответить, но Мэй опередила ее:

— Может, не стоит, Эйприл? Ты же знаешь, Флетчер неплохой парень. У него могут быть неприятности.

Эйприл посмотрела на Мэй так злобно, что вся ее розовость потускнела.

— Очень даже стоит, кузина. Может, тебе лучше пойти и поупражняться в танцах, а я с Флетчером сама разберусь? Как-никак считается, что он выдающийся детектив.

— Эйприл права, — успокоил я Мэй. — Вместе со значком приходят и неприятности. Это нормально.

Эйприл и Мэй уставились друг на друга, словно две девочки из манга[6], которые вот-вот начнут испепелять друг друга молниями. По какой-то причине Мэй не хотела, чтобы меня втягивали в это дело. То ли считала, что мне не хватит ума, то ли и впрямь беспокоилась обо мне. Все это лишь подогрело мое любопытство.

Наконец Эйприл и Мэй устали играть в гляделки и перешли к следующей фазе — игре в молчанку. При этом Мэй, чтобы позлить Эйприл, сняла танцевальные башмаки и принялась барабанить ими по столу.

Дождавшись, пока барабанная дробь хотя бы ненадолго утихнет, Эйприл начала излагать свою историю:

— Все Шарки — сущее наказание. Они, наверное, украли миллион всяких разных вещей.

«Миллион и одну», — подумал я.

— Вообще-то мне это было безразлично, — продолжала Эйприл, — пока они меня не трогали. Однако пару недель назад Шарки украли кое-что и у меня.

Я достал из кармана маленький блокнот.

— Почему ты решила, что это сделали Шарки?

Эйприл вытаращила глаза, и я заметил, что тени на веках у нее тоже розовые.

— Потому что знаю, Минимун. Знаю, и точка.

Я многозначительно покачал головой.

— «Знаю, и точка» — еще не доказательство.

Но Эйприл была не в настроении выслушивать замечания.

— Доказательств типа видеозаписи у меня нет, но я просто знаю. Кроме того, не смей разговаривать со мной, как с малявкой. Может, ты и старше, но я во много раз круче тебя, так что возраст тут ни при чем.

Я готов был продолжить спор, но вовремя вспомнил, что тоже просто знаю, кто свистнул мой значок.

— Ладно. Расскажи, что произошло.

— Я купила на электронных торгах локон волос Шоны Бидербек.

Я с трудом согнал с лица глупую ухмылку. Неужели Эйприл только что в одном предложении использовала слова «купила» и «локон»?

— В ламинированном футляре с автографом. Он для меня дороже всего на свете. — Эйприл прижала воображаемый локон к сердцу.

Я записывал полученные сведения, пытаясь не судить раньше времени. В смысле, не думать о том, кому может взбрести в голову выкладывать деньги за ту часть поп-звезды, которая самой ей, видимо, была без надобности.

— И ты думаешь, что Ред Шарки украл этот… м-м… образец волос?

— Определенно. Он просил меня взглянуть на него хоть одним глазком, просто умолял. И я согласилась, но только при условии, что он на память и по порядку перечислит все песни на последнем диске Шоны. Тогда он умчался, как сумасшедший, выкрикивая, что все равно увидит эти волосы, так или иначе. И на следующий день они исчезли, и виноват в этом он. Все ясно как день.

Факты лежали передо мной, но особого впечатления не производили. Пропажа значка сама по себе подпортила мне настроение, а тут еще первое серьезное дело оборачивалось, смешно сказать, пропавшим локоном. Не слишком удачное начало карьеры для Флетчера Муна, выдающегося детектива. Я закрыл блокнот.

— Послушай, Эйприл. Думаю, будет лучше вернуть тебе деньги. Пропавшие волосы… это, видишь ли, не совсем мой профиль. Бриллианты, родственники, даже домашние животные… Но волосы? Нет, не могу. Я должен заботиться о своей репутации. Это же просто волосы. И скорее всего, они упали куда-нибудь за диван.

Эйприл побледнела от негодования.

— Просто волосы… — прошептала она, — Это все равно что назвать розовое просто цветом. Ты в своем уме, Минимун? Локон с головы Шоны Бидербек — гораздо больше, чем просто волосы! Он должен был стать центром моего культурного проекта. Все остальное уже готово: множество маленьких фотографий и стрелки, указывающие на локон. А на что теперь они будут указывать? На пустой квадрат? И чтобы ты знал, мистер детектив, я первым делом посмотрела за диваном.

В ее словах был смысл, но все равно это дело меня совсем не вдохновляло. Наверное, Эйприл прочла что-то на моем лице, потому что вперила в меня яростный взгляд, который мог бы прожечь дырку в стальном листе.

— Ред и Ирод заправляют в нашей школе, точно какая-нибудь мини-мафия, воруют, где хотят и что хотят, а потом тащат домой к своему грязному папаше, и он продает краденое. И после этого ты, тупица, называющий себя детективом, отказываешься заниматься моим делом?

— Ред не такой, — тихонько вставила Мэй. — Он никогда не воровал.

— Его никогда не хватали за руку, — Эйприл многозначительно посмотрела на меня. — До сих пор, правда, Флетчер?

Веский довод, ничего не скажешь. Мне предлагали не просто разыскать локон поп-звезды. Мне предлагали разоблачить целую преступную семью. Совершив кражу у Эйприл Деверо, Шарки приобрели в ее лице слишком сильного противника. Кроме того, я, конечно, не сомневался, что Ред украл мой значок.

Я снова открыл блокнот.

— Ладно. Ты меня наняла. Расскажи подробности.

Настроение Эйприл мгновенно изменилось. Теперь она снова засверкала белыми зубами и розовыми веками.

— Все по-настоящему ценное и классное мы храним здесь, в домике Венди. На следующее утро после того, как я принесла локон Шоны в школу, кто-то взял его из моего сейфа с «валентинками».

— Ред мог узнать, где лежат волосы?

Эйприл задумалась.

— Все девочки знали. Ему не составило бы труда выяснить это. Ты же знаешь, как Ред умеет подольститься к девушке.

— Разве домик Венди не запирается?

— Запирается. Но мы храним запасной ключ под статуей единорога. Единорог — мой личный символ, между прочим. Наверное, Ред нашел ключ, а потом положил его на место.

Как выяснилось, больше добавить ей было нечего. Никаких доказательств, никаких улик. Одни подозрения, а, как говорит Бернстайн, «еще никому не вынесли приговор на основании подозрений».

— Вот что я собираюсь делать. Во-первых, нужно покопаться в истории семьи Шарки. Кроме того, придется установить наблюдение за Редом как за главным подозреваемым. Если удастся поймать его на чем-нибудь противозаконном, может, мы сможем надавить на него и заставить вернуть твое сокровище и…

Я резко оборвал себя, не желая рассказывать Эйприл о значке. И дело не только в том, что сам инцидент с его пропажей повергал меня в смущение. Гораздо важнее было другое. Знание — это сила и власть, а чем дольше я разговаривал с Эйприл, тем меньше хотел, чтобы она имела какую-то власть надо мной.

Мэй проницательно посмотрела на меня.

— И что еще?

— Все остальное, что он украл. Или, по крайней мере, что-нибудь из пропавшего.

Эйприл была слишком возбуждена и не заметила, как я едва не проговорился.

— Господи, Флетчер, это для меня ново! Похоже, ты и в самом деле знаешь, что делать. Ну прямо как в «CSI»[7].

«CSI»? Если бы… Пока все, что я имел, это блокнот и собственные мозги. И никакого, даже простенького электронного микроскопа мне в ближайшее время не светило.

— Будешь снимать отпечатки пальцев?

— А какой смысл? — Я очень осторожно подбирал слова, не желая иронизировать в разговоре с клиентом, который платит. — Тогда мне придется взять отпечатки у всех, кто когда-либо побывал здесь. Но даже если сделать это, от них не будет толку, пока мы не найдем твой драгоценный локон, а к тому времени нам, скорее всего, уже будет известно, кто украл его.

Эйприл вздохнула.

— Полицейские тоже не стали бы брать отпечатки пальцев. Да что там говорить! Они даже близко не подошли бы к этому дому.

— У полицейских хватает забот с грабежами банков и поисками беглых преступников. Дела вроде пропавших волос лучше оставить частному детективу.

— Вроде тебя.

Я захлопнул блокнот.

— Вот именно.

Если вы не работаете в системе, вам требуется свой человек, который в ней работает. Около трех лет назад мне удалось наладить контакт с одним из полицейских Локка. Правда, до сих пор это было одностороннее сотрудничество: полицейский получал информацию от меня. Теперь наконец настало время развернуть поток в обратном направлении.

Возвращаясь домой тем вечером, я позвонил ему из телефонной будки, и спустя пятнадцать минут мы встретились на скамье в парке.

— Симпатичная рубашка, Флетчер, — сказал сержант Март Хориган. — Ищешь работу в магазине, где продают принадлежности для серфинга?

Как служитель закона, Март считал своим долгом начинать каждую беседу с остроумного замечания.

Рассмеявшись собственной шутке, он перешел к делу:

— Что у тебя есть для меня, Флетчер?

Говоря, сержант прикрывал лицо газетой, чтобы не было видно, как мы разговариваем. Просто два человека, случайно опустившиеся на одну и ту же скамью. Март делал это ради меня. Он думал, что такая у нас с ним маленькая игра.

— Я составил таблицу всех этих угонов автомобилей.

— Я и сам до этого додумался, Флетчер. Или, по-твоему, у тебя одного есть мозги? Никакой очевидной системы в них нет.

Я вытащил из кармана джинсов распечатку.

— Вот система. Взгляните.

Я подтолкнул распечатку по скамье. Сержант Хориган взял ее и развернул за своей газетой. По его лицу расплылась улыбка.

— Значит, работают две группы угонщиков, — сказал он в конце концов.

— Правильно. Если вникнуть, становится ясно, что существуют два отчетливых центра деятельности. На вашем месте я искал бы в районе дешевых магазинчиков около старого моста и к югу от таверны «Красная куропатка». Установите наблюдение за подростками на «БМВ».

— Уже. И там, и там стоит по автомобилю.

Я удивился. И так и сказал:

— Я удивлен. Это что, была проверка?

Март сложил распечатку и сунул ее в карман куртки.

— Я всего лишь помогаю тебе в полной мере раскрыть твои способности. Это полезный урок: иногда, если никак не удается найти систему, причина в том, что система не одна. Неплохая работа, Мун. Увидимся на следующей неделе.

— Подождите, сержант. Сделайте мне одолжение.

Хориган расплылся в улыбке.

— Что? Уже снова захотелось шоколаду?

Ну никуда не деться от этого шоколада. Такая вот у меня сложилась репутация.

— Нет. С шоколадом я завязал. Мне нужна информация.

— Информация? Ты говоришь прямо как заправский детектив, Флетчер.

— Мне нужно посмотреть, что у вас есть на Шарки.

Март сложил газету.

— Шарки? Папаша Шарки и компания — ты их имеешь в виду?

— Точно. Кое-какие мои ниточки ведут к ним.

Март плотно скрутил газету и ткнул меня ею, точно дубинкой.

— Слушай сюда, Флетчер. Я готов позволить тебе взглянуть на старые дела и даже на ситуационную карту правонарушений. Мне доставляет удовольствие поболтать с тобой. Но Шарки? Это совсем другое. Шарки-старший — из тех людей, от которых лучше держаться подальше. И умен вдобавок. Ни дня не провел в тюрьме — в отличие от большинства своих родственников. Нет, советую обходить его стороной. Если радар Папаши засечет тебя, мало тебе не покажется. Он мигом узнает, кто ты и, хуже того, где живешь, и тогда твоя жизнь очень осложнится. — Март устремил на меня суровый взгляд, отработанный до совершенства за годы допросов подозреваемых. — Я доступно объясняю, Мун?

Март уже одаривал меня таким взглядом, так что я не слишком испугался.

— Может, дадите мне посмотреть досье Шарки? Если я найду там что-нибудь стоящее, то тут же сообщу вам.

Март издал сдавленный смешок.

— Господи, ну ты и проныра, Флетчер. У тебя нос длиннее, чем у опоссума. Прежде всего, ты не унесешь досье Шарки, оно слишком велико. А во-вторых, это досье в настоящее время находится в разработке. Чтобы позволить тебе посмотреть досье в разработке, я должен получить письменное разрешение. Ты мне нравишься, Флетчер, но я не готов ради тебя рисковать загреметь в ссылку на какой-нибудь захолустный островок.

Я вздохнул — как вздохнул бы на моем месте любой двенадцатилетний мальчишка, которому не удалось добиться своего.

— Ладно, сержант. Я забуду о Шарки.

Март прикрыл один глаз, а другим уставился на меня.

— Не врешь, Флетчер? Знаешь, у меня глаз наметанный.

— Нет, Март. Не вру, — ответил я.

И конечно, соврал.

Я побежал домой и ухитрился подняться наверх, избежав допроса со стороны мамы и папы. Хейзл ждала на площадке, грызя карандаш.

— Флетчер, на какое бы слово заменить «отвергнутый»?

Я задумался.

— М-м… Как насчет «нежеланный»?

Хейзл записала ответ.

— Хорошо. А рифма к слову «помпезный»?

Это было потруднее.

— Гм-м… «протезный» подойдет?

— Надо подумать.

Я остановился у своей двери.

— Над чем ты сейчас работаешь? Что-то на тему тебя и Стива?

— Нет, — с невинным видом ответила Хейзл. — Эпическая поэма о твоем свидании с Эйприл Деверо.

Я хмуро уставился на нее, но тут же сообразил, что крыть нечем. Бог знает, сколько времени Хейзл дожидалась моего возвращения домой. У нее были все основания вообразить себе что угодно.

Оказавшись у себя в офисе, я сел в кресло, подкатился к письменному столу и включил портативный компьютер. На экране появились «обои» с логотипом ФБР, а я задумался о том, что собираюсь сделать.

Если я вообще собираюсь продолжать это дело, мне нужна информация, и единственный способ получить ее — проникнуть на закрытый веб-сайт полиции и скачать оттуда досье Шарки. Что мною движет? Только ли желание разобраться с этим делом? Или же причина в моем значке?

Тут мне в голову пришла одна мысль. Может, есть возможность получить новый значок? Я переключился на сайт Бернстайна и напечатал в поисковой строке: «Получение дубликата значка». Ответ меня не порадовал. Любая просьба о замене значка должна сопровождаться денежным переводом суммой в двести долларов и доставкой полицейского отчета об инциденте, во время которого значок был утрачен. Может, за год или около того я и сумел бы наскрести нужные деньги, но подделка полицейского документа — слишком серьезное преступление.

Оставалось два варианта: сдаться прямо сейчас или пробиться на сайт. «Делать выбор сию секунду вовсе не обязательно, — сказал я себе. — Может, получить доступ к сайту не удастся, и тогда вопрос решится сам собой».

Я вызвал на экран электронную страницу ирландской полиции. Чтобы пройти дальше, требовалось указать имя, ранг, номер и пароль. Я знал три ответа из этих четырех. Имя, ранг, номер… запросто. Пароль — дело другое. Однако у меня имелись кое-какие соображения.

У сержанта Марта Хоригана были две страсти. Одна — его работа, в которой он был гораздо более компетентен, чем притворялся. Вторая — собачьи бега. И эта последняя страсть настолько им завладела, что он купил собаку. Пса по кличке Блю-Флю. Эту кличку я и ввел в качестве пароля.

Компьютер немного погудел и — приветствовал сержанта Хоригана на сайте.

Сайт был построен по стандартному шаблону, который используют органы правопорядка по всему миру. Он имел несколько разделов, включая источники информации, поиск по ключевому слову во всех графствах, недавние аресты и отчеты об инцидентах.

Я испытал укол совести; впрочем, не очень-то сильный. То, что я делал, не было противозаконно: граждане имеют право получить доступ к этим файлам согласно Акту о свободе информации. Однако несовершеннолетние, конечно, не должны без разрешения взрослых просматривать досье, находящиеся в разработке полиции.

Я выбрал в меню сначала наше графство, потом Локк и затем запустил поиск по ключевому слову Шарки. Пока сайт составлял список интересующих меня документов, на экране вращался разноцветный круг. В конце концов на новой странице открылся перечень ссылок. В нем оказалось больше сотни незавершенных дел, так или иначе связанных с Шарки. Невероятно! Сержант Хориган как-то показывал мне файлы закрытых дел, и некоторые люди фигурировали в нескольких из них, но ни один преступник и близко не подошел к сотне. Даже на пресловутом Генерале из Дублина висело всего пятьдесят дел.

Я бегло проглядел список файлов. Почти все обвинения сводились к мелким или крупным кражам. Такое впечатление, будто Шарки был в ответе за разгул преступности, бушевавший в Локке на протяжении вот уже десяти лет. Ну, если кого-то интересует мое мнение, скоро его делишкам придет конец.

Пальцы зависли над клавишами. Если я распечатаю эти триста с лишним страниц, то встану на тропу, с которой будет уже не свернуть. Стоит ли мой значок такого риска?

«Да, — решил я. — Стоит».

И застучал по клавишам.