Ред поехал кружной дорогой: мы долго катили через какие-то поля, пересекли ручей и только потом свернули к дому Шарки. К тому времени, когда мы добрались до «Шале Шарки», солнце окрасило облака оранжевым цветом и те, кому меньше десяти, уже лежали в постелях.
«Шале Шарки» — самый знаменитый дом в юго-восточной части города. Когда-то он принадлежал американскому кинорежиссеру Уолтеру Стаффорду, а тот проиграл его в покер деду Реда. Годы шли, вокруг возводились новые здания, один лишь этот старый дом в тюдоровском стиле оставался прежним. Даже обветшав, он смотрел свысока на обступившие его жилые муравейники, похожие друг на друга, как близнецы.
— Земля здесь, должно быть, стоит кучу денег, — пробормотал я, когда Ред перестал крутить педали и направил велосипед к заднему двору.
Ред пожал плечами, что опасно при езде на мотоцикле.
— Может быть. Папа никогда его не продаст. Мама любила этот дом.
Мать Реда умерла четыре года назад. Я до сих пор помню день, когда ему в столовой сообщили эту новость. Ред выслушал и продолжал поедать свои сэндвичи. Покончив с последним, он смял фольгу и бросил ее в мусорную корзину. После этого мы три месяца не видели его. Насколько мне известно, никто никогда не расспрашивал Реда о его переживаниях. Можно было нарваться на неприятности. Он не из тех, кто склонен открывать душу первому встречному.
Мы слезли с велосипеда во дворе. Двор был вымощен брусчаткой, но многих камней не хватало, и во все щели пробивалась трава. С десяток котов, завидев нас, зашипели и выгнули спины. Задняя дверь была массивная, выкрашенная в черный цвет. По краям краска облупилась, и там можно было разглядеть разноцветные полоски более древних слоев. Эти слои копились на протяжении целого столетия.
Ред прислонил велосипед к стене и плечом толкнул дверь. Шлем он так и не снял. Похоже, Реду в нем было вполне удобно. Как будто он далеко не в первый раз надевал этот шлем. Однако потом Ред все же стянул его.
— С отцом я пока ничего не обсуждал, Минимун, — сказал он. — Так что не попадайся ему на глаза, пока я с ним не поговорю.
— Не попадаться на глаза? А я-то думал, у тебя есть план.
— Был, первоначальный. Побег. Я рассчитывал, что остальное ты придумаешь, умник.
— Меня зовут Флетчер, Ред.
— Да что ты говоришь! А меня?
Я попытался вспомнить, но тщетно. Я не знал, как его на самом деле зовут. С самых яслей он был Редом[13].
Ред подмигнул мне с таким видом, словно добился своего. Я понятия не имел, чего именно он добивался, но, судя по выражению его лица, он получил то, что хотел.
Мы крадучись стали пробираться в глубь дома. Потолки были высокие, как часто бывает в старинных домах. Выцветшие от времени обои поверху тут и там отклеились и нависали над головой, словно полог тропического леса. Ред втолкнул меня в чулан.
— Сиди здесь, пока я не приду за тобой, — прошептал он. — Тут в углу есть постель. Лампочка перегорела, но это не страшно, поскольку нее, что от тебя требуется, это думать. — Он вручил мне мобильный телефон. — Вот, возьми. Звонить в кредит нельзя, но можешь послать сообщение. Номер не определяется, так что ответить тебе никто не сможет.
Дверь медленно закрылась, и я остался один в темной каморке, в доме человека, которому, возможно, не стоило доверять. Внезапно меня охватила паника. Что я наделал? Сбежал и пытаюсь спрятаться в логове льва!
Я лежал на постели, чувствуя, как болят и ноют все пострадавшие места. Меня, конечно, напичкали болеутоляющими средствами, и они по-прежнему циркулировали в крови, но от них лишь клонило в сон. Держа экран телефона перед глазами, словно свечу, вялыми пальцами я набрал короткое сообщение:
ХЗЛ, СО МН ВСЕ ХОР.
СКАЖИ М + П НЕ БЕСП.
СКОРО ДОМА.
ДОЛЖ НАЙТИ ПОДЖИГ. ЛЮБ ВАС ВСЕХ. ФЛЕТЧР.
Я переслал сообщение на мобильный Хейзл и выключил телефон. Что со мной происходит? Разве так ведутся расследования? Детектив должен сидеть в офисе, склонившись над письменным столом и исследуя улики. Так, по крайней мере, пишет в своем руководстве Бернстайн. Однако руководство и реальный мир — далеко не одно и то же. Здесь и сейчас я находился в реальном мире и летел в пропасть, понятия не имея, какова ее глубина.
Я швырнул телефон через всю комнату, закрыл глаза и так долго не открывал их, что в конце концов крепко заснул. Мне снилось бушующее пламя и сломанные кости.
Проснувшись, я почувствовал солнечные лучи на лице. Тепло — это было приятно, и я просто лежал, наслаждаясь этим ощущением. Наконец-то у меня выдалась минута покоя и умиротворения, когда можно обдумать свое расследование…
Что-то потянуло меня за палец ноги. Я открыл глаза и увидел маленького грязного парнишку, стягивающего с меня ботинки. Миниатюрную копию Реда, такую же огненно-рыжую и щуплую. Это был Ирод — и, по-видимому, еженедельная ванна предстояла ему как раз сегодня.
— Что ты делаешь? — проворчал я.
Ирод бесстрашно уставился на меня.
— Ты умираешь. Зачем тебе ботинки?
— Я не умираю. Убирайся!
Ирод выпрямился во весь рост, и все равно его шевелюра лишь чуть-чуть возвышалась над уровнем матраса.
— Сам убирайся. Это мой дом. Лютики помнишь?
Я вырвал у него ботинок.
— Не волнуйся, уберусь. И в следующий раз, когда будешь прятать добычу, смотри под ноги.
Я медленно сел и с удивлением обнаружил, что это движение не отозвалось в голове сколько-нибудь заметной болью. Правда, когда я разглядел убранство комнаты, стало ясно, что, проторчи я тут подольше, и головная боль вернется. Покрывало кто-то сшил из множества разноцветных и блестючих лоскутков. Стены были выкрашены в тот особенный, ярко-зеленый цвет, который ассоциируется с Карибским морем, а занавески сделаны из чего-то вроде металлической фольги.
При дневном свете мое вчерашнее бегство выглядело сущим безумством. Зачем надо было удирать? Полиция наверняка прислушалась бы к голосу разума. В конце концов, я был приличным учеником из приличной семьи. «Вот именно, был», — напомнил я себе. Я бросил школу, бросил семью — только ради того, чтобы разгадать тайну. И теперь мне волей-неволей придется ее разгадывать, иначе я не смогу вернуться к своей привычной, спокойной, уютной жизни.
— Ты сказал, что уйдешь? — спросил Ирод, кусая бородавку на пальце.
— Не волнуйся. Уйду совсем скоро. Мне просто нужно поговорить с Редом. Где он?
Мальчишка ткнул пальцем себе за спину.
— На кухне. Они ждут тебя. Все трое.
Живот моментально скрутило. Клан Шарки ждет меня, и вряд ли с шоколадом и круассанами.
Следом за Иродом я покинул комнату и пошел по коридору в глубину дома, с каждым шагом словно бы все больше отдаляясь от собственного мира.
Из темного коридора мы вышли в светлую кухню с облицованными плиткой стенами. Шарки сидели за большим сосновым столом, поглощая внушительные порции сосисок и бекона. Я стоял очень тихо, и одно счастливое, хотя и недолгое, мгновение никто не замечал меня.
Потом Ирод шумно откашлялся, и три головы, словно башни танков, повернулись в мою сторону. Я узнал их. Я прочел все файлы касательно этих людей. Никто не улыбнулся.
Ред подмигнул мне, явно желая подбодрить, однако от меня не укрылось, что он нервничает.
Разумеется, за столом присутствовал и Папаша Шарки, огромный, коренастый, заросший жесткими волосами до самых глаз. Его полицейское досье было толщиной со ствол баобаба. За Шарки-старшим числились все мыслимые нарушения, от мелких биржевых спекуляций до браконьерской добычи омаров.
Третьей была старшая сестра Реда, Джини. Поразительно красивая, огненно-рыжая, как все Шарки, и страдающая полным отсутствием вкуса в одежде. Раньше она выступала в местных клубах с девичьей рок-группой под названием «Шарки атакуют». Они даже пользовались успехом — до тех пор, пока Джини не стукнула одного из поклонников микрофоном, выбив ему четыре передних зуба.
— Доброе утро, — проблеял я.
Папаша встал. Он был такой высокий, что в поле моего зрения остались лишь его живот и борода.
— Это он и есть? — прогудел Папаша своим вкрадчивым голосом.
— Да, папа, — кивнул Ред. — Это Минимун. В смысле, Флетчер Мун.
Папаша возвышался надо мной, покачивая головой с таким видом, словно не верил своим глазам.
— И этот жалкий червяк расследует дело, связанное со мной?
Ред вскочил и дернул отца за рукав.
— Это не настоящее расследование. Это, скорее, игра в расследование.
И подмигнул мне, как бы говоря: «Не спорь!»
— Это правда? — спросил Шарки-старший. — Игра в расследование?
— Да, — ответил я… и почувствовал, как значок в кармане врезается мне в бедро. — То есть нет. Это настоящее расследование. У меня есть значок. И если бы я был на вашем месте и знал, что я веду это расследование, я бы забеспокоился.
Папаша нахмурился:
— Ну, если бы ты был на моем месте и расследовал мое дело, то гонялся бы за самим собой.
Это замечание сопровождалось таким взрывом лающего хохота, что заставило бы стаю волков удрать без оглядки. Ред тоже засмеялся, с облегчением. Я попытался захихикать, но получилось что-то вроде писка, отдаленно напоминающего азбуку Морзе.
Хохот Папаши умолк, но призрак смеха остался. Папаша не видел во мне угрозы. Я ничего не имел против. Большинство взрослых совершают эту ошибку.
— Садись, — прогудел он.
Я сел.
— Голоден? — спросил он таким тоном, что было непонятно, то ли он хочет накормить меня, то ли съесть.
— Половина грейпфрута меня бы вполне устроила.
Джини навалила полную тарелку жареных свиных сосисок и запустила ее по столу, словно фрисби. Тарелка закрутилась передо мной, обдав брызгами жира.
— Э-э… но сосиски тоже подойдут. — Я попытался улыбнуться.
Пока я медленно ел, четыре пары глаз Шарки буравили мою макушку. Никто не произносил ни слова, и мне казалось, что я чавкаю оглушительно, издавая примерно те же звуки, что фермер, хлюпающий по грязи в резиновых сапогах.
Какое-то время из-за этого мне кусок в горло не лез, но потом я осознал, что зверски голоден, а сосиски восхитительно вкусные. Я быстро уничтожил три штуки, причем третью умял вместе с ломтем хлеба.
— Много тебе не нужно, а? — спросил Папаша, когда я закончил.
— Простите, — промямлил я. — Последние дни я ел лишь то, что дают в больнице.
— Ага. Это там ты сказал полицейским, что мой сын напал на тебя.
— Так я тогда думал, — пробормотал я, глядя в тарелку.
Папаша сидел во главе стола, пристально глядя на меня из-под бровей, которые могли бы послужить навесом над крыльцом приличного коттеджа. Он снова был совершенно серьезен.
— А теперь?
— А теперь я думаю, что, скорее всего, нас обоих подставили. Реда с нападением, а меня с поджогом.
Папаша забросил в рот внушительных размеров сосиску и молниеносно проглотил ее, кажется, даже не прожевав.
— Не вижу, какое мне дело до всего этого, Минимун. Полиция подставляет нас годами, а теперь, чтобы помочь мне выпутаться, вдруг зачем-то понадобился детектив-лилипут. Детектив-лилипут, заявляющий, цитирую, что история моей семьи — это сплошь воровство, мошенничество и нападения.
Я едва не подавился последним куском сосиски.
— Согласен, это звучит не очень-то лестно. В свою защиту могу лишь сказать, что на самом деле история вашей семьи — это воровство и мошенничество. Насчет нападений я был не прав.
Папаша ощетинился:
— Воровство и мошенничество?
Внезапно я почувствовал себя неуязвимым, как если бы все происходило во сне, а не на самом деле.
— Ну, был случай, когда Ред перед забегом скормил белый хлеб борзым Бирна, — напомнил я. Ред сдавленно хихикнул. От этого ему не отвертеться, даже если сейчас он пытается начать жизнь с нового листа. — Не говоря уж о том, как Ирод угнал машину с утками для гонок[14] во время карнавала у Треймора.
— Кря-кря, — вставил Родди.
— А Джини хотела пройти первое причастие, хотя ей еще нет восемнадцати.
Джини вздрогнула.
— Я и на будущий год буду пытаться.
— Заткнитесь, вы все! — рявкнул Папаша. — Этот парень начинает действовать мне на нервы.
Ред снова потянул отца за рукав:
— Пап, если с меня не снимут обвинение в нападении, я сяду. Да, мне частенько доводилось драться, но ни один Шарки не станет подкрадываться ночью, чтобы врезать такому хиляку, как Минимун. А Флетчер хоть и хилый, но ум у него острый как бритва. Он запросто вывел Родди на чистую воду, когда тот украл органайзер Беллы.
Ирод стукнул кулачками по столу, его лицо исказилось от злости, отчего он стал здорово смахивать на рыжую обезьяну.
— Не брал я эту дурацкую штуку! — взорвался он. — Минимун подставил меня.
Все Шарки засмеялись — ясное дело, за исключением Ирода.
— Конечно, подставил, — сказал Папаша. — Если бы каждый раз, когда ты говоришь это, я получал пенни, то уже мог бы купить Дублинский шпиль[15], а на сдачу принимал бы ванну из пенни. — Папа взял еще одну сосиску и погрозил ею Реду. — Даю вам обоим двадцать четыре часа, чтобы поиграть в Шерлоков Холмсов. После этого Минимун отправится домой. Его родители небось с ума сходят. Не хватало, чтобы, кроме всего прочего, меня еще обвинили в покраже детей.
Я нахмурился. Двадцать четыре часа. Не слишком много, чтобы разобраться в таком сложном деле.
— Мне нужны мой компьютер и заметки.
— Нет проблем, — Взгляд Реда внезапно сделался виноватым. — Иди за мной.
Мы снова прошли по коридору и в конце концов оказались в спальне. В отличие от чулана, где я спал, эта комната была обставлена со вкусом. На самом деле…
— Это же мои вещи! — воскликнул я, прижимая к груди свое пуховое одеяло. — Вы обокрали мой дом!
— Я подумал, тебе понадобятся твои детективные причиндалы, — пожал плечами Ред. — Я велел Джини и Родди взять только компьютер, распечатки и записи, но они заодно еще кое-что прихватили.
Я взял настольную лампу.
— Никто не пострадал?
— Нет. Твои родители всю ночь искали тебя. Все прошло как по маслу.
Я ощутил пронзительный укол совести. Какую боль я причинил маме и папе!
— Я должен вернуться домой, — прошептал я.
Ред мягко взял у меня лампу.
— Через двадцать четыре часа, Минимун. Как только во всем разберешься.
— Как я могу разобраться? — в отчаянии воскликнул я.
Я чувствовал себя так, словно остался один на целом свете и все против меня.
Ред снова пожал плечами и зашагал обратно на кухню.
— Ты же детектив, Мун. Вот и работай.
Я поплелся за ним.
— Я даже не могу переступить порог этого дома. Меня тут же арестуют.
У Реда сделался такой вид, будто он знает ответы на все вопросы.
— У меня есть план.
— Какой еще план? — Внезапно я ужасно занервничал.
— На самом деле идея принадлежит Джини. Мы над этим всю ночь работали. Все просто. Ты становишься одним из нас. Шарки, понимаешь? Никому даже в голову не придет в этом усомниться.
Его план мне совсем не понравился.
— Не думаю, что из этого что-нибудь получится.
Джини внезапно принялась порхать вокруг меня, словно продавщица в магазине.
— Зря ты так думаешь, — заявила она. — Кстати, этот оттенок тебе очень даже идет.
— Какой оттенок?
Джини взяла меня за руку и подвела к зеркалу в человеческий рост. Я мимоходом отметил, что зеркало тоже было из моей спальни.
— Ты уже выглядишь как один из нас.
От ужаса у меня свело живот. Я не смел поднять взгляд.
— Взгляни же, — настаивала Джини. — Ты стал таким симпатягой…
Может, ее слова и подбодрили бы меня, если бы все вокруг не покатились со смеху.
— Ох, нет, только не это, пожалуйста, — залепетал я, разглядывая себя.
Пока я, накачанный болеутоляющими таблетками, спал мертвым сном, кто-то коротко остриг мои темные волосы, а то, что от них осталось, выкрасил в рыжий цвет.
И это было еще не самое худшее. С левого уха свисало большое серебряное пиратское кольцо. Джини покачала его наманикюренным ногтем.
— Знак качества, — сказала она. — Тебе идет.
Кожа моего лица тоже выглядела темнее обычного. Я попытался стереть краску, но без толку.
— Искусственный «голливудский» загар, — объяснила Джини. — Немножко неровно получилось, потому что у меня не было времени добавлять увлажнитель. Зато не смоется по крайней мере неделю, а на локтях и коленях еще дольше. Может, несколько недель. На коробке написано, что не рекомендуется применять в области лица, но оно ведь у тебя не горит, правда? Так что все в порядке.
Нос по-прежнему сохранял припухлость. С учетом этого, а также рыжей шевелюры и смуглой кожи я стал другим человеком.
Джини закатала мне рукав и продемонстрировала татуировку на предплечье.
— Перестань, Минимун, — сказала она, когда я начал хватать ртом воздух. — Это всего лишь хна. Смоется через несколько недель.
Вывернув руку, я прочел, что на ней вытатуировано.
НЕ ЗЛИ МЕНЯ!
Вот что там было.
Счастье еще, что вторая рука оставалась в лубке, а то один бог знает, что Шарки бы с ней сотворили.
Пока я любовался на свое отражение, Ред встал рядом и приобнял меня за плечи.
— Помнишь, что ты сказал тогда, на спортивной площадке? Ты сказал, что легко мог бы вести такую жизнь, как я.
Я кивнул. Я помнил.
— Ну так вот тебе шанс доказать это. — Ред с улыбкой пихнул меня в бок. — Добро пожаловать в семью, Минимун.
Я не просто нарушил правила расследования — я, образно говоря, растоптал «Руководство», разорвал страницы на клочки и сжег их. Вместо того чтобы благоразумно держаться в стороне от расследуемого дела, я сам стал этим делом. Мое участие в нем в корне все меняло. Теперь от результата расследования зависело мое будущее. Это дело больше не было просто работой; оно стало моей жизнью.
Я пытался сосредоточиться на фактах, однако перед моим внутренним взором стояли лица убитых горем родителей.
«Двадцать четыре часа, — говорил я себе. — Двадцать четыре часа».
Если за сегодняшний день я не разберусь в этом преступлении, то до конца жизни останусь в глазах окружающих придурковатым парнишкой, который разжигает костры и корчит из себя детектива. И тогда я решил сделать то, что делал всегда, когда жизнь становилась невыносима, — с головой погрузиться в свой ноутбук.
У Шарки был беспроводной Интернет. Нет, они его не устанавливали, а просто тайком подключились к каналу соседей. Я открыл свой интернет-браузер и начал работать с полицейским сайтом. Первым делом я скачал к себе все сентябрьские случаи, не имеющие отношения к Шарки. Дома я этого не сделал, потому что там на это потребовались бы часы; у меня был обычный модем, подключение шло через телефонную линию. С выделенкой я потратил меньше пяти минут.
Я бегло просмотрел файлы, выискивая что-нибудь необычное. Что-то такое, что взрослому показалось бы тривиальным. Я занимался этим уже около получаса, когда фраза «Дело о шоколаде» привлекла мое внимание. По меньшей мере, необычно. Я открыл файл и прочел следующее:
ПОДАТЕЛЬ ЖАЛОБЫ: МАУРА МОРНЕЙН. 18 ЛЕТ. ПОЛ ЖЕНСКИЙ.
Я не прикасалась к шоколаду целую вечность. Шесть месяцев и три дня, это полгода. Секрет в том, чтобы всячески избегать его. В доме не было ни крошки. Я никогда не ходила в магазины одна, и как только по телевизору упоминали о шоколаде, мама заставляла меня выходить из комнаты. В газете меня сфотографировали как худышку года.
Шоколад… Я воздерживалась от него. Избегала его. Потом однажды он просто появился. Я проснулась, а на подушке лежал «Марс». Я подумала, это сон. Закрыла глаза, но, когда снова открыла их, он никуда не подевался. Он был передо мной, словно шоколадный поцелуй, словно самое нежное «доброе утро» на свете. Я выпрыгнула из постели и поднялась наверх. Подумала, что это просто шутка. Может, младший брат развлекается. Отто любит пошутить. Однажды он привязал мою собаку к бамперу автомобиля. Так вот, мама выбросила батончик, но на следующее утро появился новый. И на следующее, и потом. Как будто ко мне по ночам залетали шоколадные феи. Но я сопротивлялась. Я держалась молодцом. Мама поменялась со мной комнатами, чтобы попытаться поймать с поличным того, кто подкидывает батончики «Марс». Я думала, на этом все и кончится, а потом однажды произошло вот что. Я сделала себе сэндвич. Ржаной хлеб, постная ветчина и обезжиренный майонез. Я ненадолго оставила его на столе, но, когда откусила — клянусь, всего десять секунд спустя, — вместо ветчины там был шоколадный сыр. Очень вкусно, даже с майонезом. С тех поря подсела на эти сэндвичи. Хлеб, майонез и шоколадный сыр.
Внизу была приписка следователя:
Случай не срочный. Подать жалобу девушку заставила мать. Возможно, Маура сама подкидывала себе шоколад и придумала все это, чтобы избежать неприятностей.
Я, однако, отнюдь не был в этом уверен. Еще одна юная особа в Локке получила удар в свое слабое место. Список понемногу рос: Эйприл, Мэй, Ред, МС Кой, Маура Морнейн и, конечно, я. Тут явно крылся какой-то заговор. Я в этом не сомневался.
Шарки, надо полагать, слишком много смотрели телевизор. Ред, Родди и Джини собрались вокруг моего компьютера в надежде, что мне достаточно нескольких ударов по клавишам и умного вида, чтобы распутать этот клубок.
— Мне нужно выйти наружу, — сказал я.
— Я собрал для тебя кое-какую свою старую одежонку, — заявил Ред и отправился в спальню.
Джини была разочарована.
— Ты не хочешь даже набросать общую картину? — спросила она.
— Опираясь на что?
— Опираясь на данные, которые загружаешь со шпионского спутника, конечно. Ты что, не смотришь «CSI»?
Я скрипнул зубами.
— Сначала мне нужно осмотреть места преступлений, пока их окончательно не затоптали.
Ирод пихнул Джини в плечо.
— Идиотка! Ему нужно осмотреть места преступлений.
Джини стукнула младшего брата щеткой для волос.
— Да понимаю я, Родди. Не хватай эту куртку. Я еще не срезала с нее ярлык.
Ред вернулся с футболкой с изображением группы «AC/DC» и фиолетовым спортивным костюмом, таким блестящим, что он, казалось, так и потрескивал от статического электричества.
— Надень все это. — Ред бросил мне вещи. — Пора проверить твою маскировку.
Мы покинули «Шале Шарки» пешком, поскольку два мальчика на велосипеде в точности соответствовали бы описанию, безусловно разосланному полицией. Я опустил рукава тренировочного костюма, чтобы прикрыть лубок.
У ворот, прислонившись к столбу, стоял полицейский, присланный сюда на тот случай, если опасный беглый преступник Флетчер Мун вздумает отомстить Реду Шарки.
Полицейского звали Джон Кассиди, и родом он был из графства Корк. Однажды он советовался со мной по поводу внезапно участившихся ночных краж на мосту. Моя подсказка оказалась правильной и стоила ему всего лишь коробки шоколадных конфет. Кассиди беседовал со мной только раз, но полицейских учат запоминать и узнавать лица. Даже покрытые искусственным загаром.
— Не забывай, — уголком рта прошептал Ред, — ты теперь Шарки. Люди будут обходиться с тобой не так, как раньше.
Я собирался проскользнуть мимо Кассиди, прикрыв лицо рукой, однако Ред рассудил иначе. Он жаждал проверить мою маскировку, а потому схватил за руку и потащил прямо к Кассиди.
— Привет! — Он широко улыбнулся. — Вы не знакомы с моим кузеном… м-м… Ватсоном?
Ватсон? Очень смешно.
— Ватсон? — проворчал Кассиди. — Умеете вы, Шарки, подбирать имена. Джини, Ирод и Ватсон. Кстати, Ред, мне всегда было интересно, почему он Ирод?
— Маме захотелось чего-нибудь библейского. Это было ее последнее желание. Ирод — единственное, что ей тогда пришло в голову.
Взгляд Реда устремился непонятно куда. Может, в прошлое, когда его мать была жива и здание, в котором они жили, благодаря ей было настоящим домом. Некоторое время он был далеко, но потом фирменная самодовольная усмешка снова заиграла на его губах.
Кассиди переключил внимание на меня. Я чувствовал себя так, будто над головой висит табличка с написанным на ней моим именем. Полицейский бегло оглядел меня с ног до головы.
— Смотри, не вздумай спереть что-нибудь, пока ты в городе, Ватсон. Не знаю, как обстоят дела там, откуда ты прибыл, но здесь, в Локке, мы с ворами-гастролерами не очень-то церемонимся.
От изумления я лишился дара речи. Кассиди с ходу решил, что я вор, не зная обо мне ничего, кроме того, что я Шарки! Он меня, можно сказать, оклеветал!
Кассиди ждал ответа, и Ред ткнул меня локтем под ребра.
— Не волнуйтесь, — угрюмо сказал я. — Никаких проблем со мной не будет.
Кассиди устремил на меня взгляд, который, по его мнению, должен был заставить меня трепетать от страха.
— Вот-вот, а не то смотри, будешь иметь дело со мной.
Мы стояли нос к носу — и ни малейшего проблеска узнавания! Люди видят то, что ожидают увидеть.
— Ясно, буду иметь дело с вами.
— Пока ты помнишь об этом, у нас и впрямь не будет проблем.
— Никаких проблем, обещаю.
Похоже, Флетчер Мун, закамуфлированный с помощью серьги и тренировочного костюма, для Кассиди превратился в невидимку. Совсем иначе дело обстояло с Ватсоном Шарки, получившим клеймо вора еще до того, как он даже рот раскрыл. Может, это и означает быть Шарки? Если да, то лучше бы поскорее снова стать Муном.
Около нашего дома стояло несколько автомобилей. Мамин «мини», папин «вольво» и полицейский, белый с синим. Сквозь оконные занавески я разглядел сидящую на кушетке маму. Лицо у нее было белее ее любимой эмульсии под названием «Арктический снег». Папа тоже был в гостиной, расхаживал из угла в угол. Потом произошла сцена, которая навсегда врезалась в мою память. В комнату вошла Хейзл и спросила что-то. Может, ей понадобилось попить водички или позвонить по домашнему телефону. И в ответ папа взорвался. Он с криком надвигался на мою сестру, а она медленно отступала к двери. Папа никогда не кричит. Хейзл никогда не отступает. Что случилось с моей семьей? А вдруг уже ничего никогда не будет как прежде?
Ред ткнул меня кулаком в плечо. Как я понял, это он меня подбодрить хотел.
— Не расклеивайся, Минимун. Помни: либо они будут горевать двадцать четыре часа, либо до конца жизни. Ты должен делать свое дело, вот и займись им.
Двадцать четыре часа или до конца жизни! Нет уж, лучше пусть будут двадцать четыре часа. Да, нужно поспешить. Я профессионал или нет?
Я коротко кивнул:
— Ладно. Давай проберемся в сад.
Наш дом окружает бетонная стена высотой два с половиной метра. Нам с Хейзл категорически запрещалось перелезать через нее, однако мы с пятилетнего возраста постоянно этот запрет нарушали, и со временем в бетоне образовались выбоины, за которые можно цепляться. Так что мы с Редом легко преодолели стену, разве что мне понадобилось чуть больше времени из-за ушибленной руки. На гребне стены сидела ворона, словно сторожила сад. Она невозмутимо подпустила нас к себе, а потом взлетела, громко каркая и шумно взмахивая крыльями. У меня сердце ушло в пятки, но все обошлось, никто не вышел взглянуть, что за переполох приключился в саду.
Перебравшись через стену, я очутился рядом с теми самыми кустами, за которыми прятался преступник в ту памятную ночь. Ред тоже спрыгнул на землю, очень тихо. Как человек, привыкший шнырять тайком. Не зря до вчерашнего дня он был моим главным подозреваемым!
— Был здесь прежде? — спросил я, заставив себя улыбнуться.
— Нет. Иначе сейчас меня здесь не было бы.
Я поразмыслил над его словами, но не мог придумать ни одной причины, зачем Реду понадобилось возвращаться на место преступления вместе со своей жертвой. Если, конечно, он не сумасшедший.
— Ты давно консультировался у психолога?
Ред зашарил пальцами по траве.
— Если ты не собираешься искать улики, я сам этим займусь.
Я схватил его за руку.
— Ред, стой! Ты можешь уничтожить доказательство.
Ред присел на корточки.
— Ладно, детектив. За работу.
Я принялся изучать участок за кустами, где нападавший, по-видимому, ждал. Я не трогал ничего, только смотрел, сканируя землю взглядом сантиметр за сантиметром, ничего не пропуская. После нападения прошел дождь, и большинство физических свидетельств чужого присутствия смыло. Но я надеялся, что уцелело хоть что-нибудь…
Так оно и оказалось. Глубоко в почву у основания куста был впечатан один-единственный, очень большой след.
— Смотри, отпечаток ноги, — указал я на него Реду.
— Ух ты, какой громадный! — удивился он. — Что ж за увалень тут наследил?
Мне вдруг стало очень не по себе.
— В жизни не видел такого большого следа. От носка до пятки сантиметров пятьдесят. Это ж каким монстром надо быть…
Мы разглядывали отпечаток, пытаясь представить себе хозяина такой огромной стопы. Не знаю, что там чудилось Реду, но в моем воображении возник человек с диким взглядом, с исполосованным шрамами лицом и в черном плаще с капюшоном. Весьма вероятно, у него также имелись черная повязка на глазу и горб.
— А куда подевались остальные следы? — спросил Ред. — Не мог же этот тип просто возникнуть из воздуха и стоять тут на одной ноге?
— Дождь, — объяснил я. — Он смыл следы. Этот отпечаток защитили кусты.
Ред вытащил мобильный телефон и с помощью встроенной камеры сфотографировал отпечаток.
— Сохраняю улику, — заявил он.
— Растешь, — улыбнулся я.
В «Руководстве» Бернстайна есть краткая глава о работе под прикрытием. В первой же строке прописными буквами значится: «ИЗБЕГАЙТЕ РАБОТЫ ПОД ПРИКРЫТИЕМ!» Бернстайн имеет в виду, что это самый трудный способ расследования, зачастую вынуждающий детектива идти против своей природы, притворяться не тем, кто он есть, то есть обычным человеком. Если предполагаемый преступник заподозрит, что вы не тот, за кого себя выдаете, а «засланный», ваши шансы уцелеть по статистике не превышают четырнадцати процентов.
Обнадеживающая мысль. В особенности когда для прикрытия ты выдаешь себя за члена преступной семейки. Куда ни кинь — всюду клин.
Наша следующая остановка была на месте второго преступления. Дом Мерседес Шарп. Я рассчитывал найти связь между нападением на меня и пропажей мини-диска. Если бы она обнаружилась, тогда стало бы ясно, что в обоих случаях действовал один и тот же преступник. Или, в крайнем случае, одна и та же группа преступников.
Мы шли по улицам Локка, и я попытался подражать развязной походке Реда, чтобы выглядеть настоящим Шарки. Походка Реда придавала ему очень крутой вид. Да что там походка! Что бы он ни делал — открывал ли банку с колой или проводил пальцами по перилам, — все выглядело круто. Чтобы достичь такого совершенства, мне понадобилась бы не одна жизнь. Когда я открывал банку с колой, это выглядело так, точно я боюсь, что она взорвется. Самое смешное, что порой именно так и случалось.
— Что с тобой? — спросил Ред. — Ты идешь так, будто тебя кто-то гонит пинками под зад.
У меня хватило глупости сказать ему правду:
— Пытаюсь стать крутым. Как ты. Пытаюсь быть Шарки.
Ред вскинул бровь:
— Быть Шарки? Послушай, Минимун, быть Шарки за один день не научишься. Может, взрослого ты и обманешь, но не нашего брата. Просто держись за моей спиной и надейся, что тебя никто не заметит.
Я сложил палец пистолетом и «выстрелил» в Реда.
— Что это?
— Это, видишь ли, как бы пистолет. А жест означает «вас понял».
Ред вздохнул.
— Слава тебе господи. А то я подумал, что ты собрался поковырять в носу.
После этих слов я оставил все попытки выглядеть крутым.
Дом Мерседес был пуст. Ее отец владел местной газетой, в которой мать Мерседес работала главным редактором; скорее всего, оба сейчас стучатся во все двери, разыскивая меня. Дом представлял собой старое, стоящее на отшибе здание с заросшими плющом стенами и сорняками, пробивающимися в трещины между плитами.
— Милое местечко, — заметил Ред.
— Ага — для любителя джунглей. К счастью для нас, сад у них, что называется, в естественном стиле.
— Почему «к счастью для нас»?
— Потому что никто тут не шастает, наводя порядок. И значит, есть надежда, что следы преступника сохранились до сих пор, если, конечно, их не смыло дождем.
Мы обошли дом сзади.
— Интересно, где окно Мерседес? — спросил Ред.
Вычислить это труда не составило. В задней части дома имелось шесть окон, но только на стекле одного из них баллончиком с краской было написано «Мерседес».
— Наверное, тот, кто стащил мини-диск, таким образом выразил свою признательность, — предположил я.
— Знаешь, у Мерседес есть сестра, — заметил Ред.
— Ну и что?
— А то, Минимун, что, скорее всего, сестра и стащила мини-диск. Для чего еще сестры существуют?
— Логично. Проверим эту версию позже.
У основания стены была цветочная клумба. Точнее, просто клумба, без цветов. Выглядело так, словно их выдернули.
— Кто-то тут рылся, — заметил я, занося свои наблюдения в блокнот, который Шарки выкрали из моей комнаты.
— Может, садовник?
— Нет. Видишь? Садовник не стал бы выдергивать розовые кусты и папоротник. Это же не сорняки. Тут искали что-то.
Я отодвинул груду увядших папоротников… и увидел под ними отпечаток все той же огромной ноги. Вот она, связь! На мгновение голова у меня пошла кругом. Первое конкретное доказательство связи между преступлениями мы нашли! А где связь, там и система. Бернстайн, глава шестая.
— Ред, можешь сфотографировать след?
Он вытянул руку с телефоном.
— Слушай, Минимун, этот тип тот еще верзила. Пожалуй, для нас он малость великоват.
Ред был прав, но мне было уже все равно. Я взял след. Связь существовала, я оказался прав. Может, истина и способна причинить вред, но она где-то рядом, и я найду ее.
— У нас нет выбора, — сказал я. — Либо он преступник, либо я.
Я тщательно осмотрел все вокруг, но больше ничего не обнаружил. Мы уже собирались убраться из сада восвояси, когда за спиной послышался шорох гравия.
— Ред Шарки? — произнес голос. — Что ты тут, типа, делаешь?
Я понял, кто это, даже не оборачиваясь. Частный детектив не забывает голоса своего первого клиента, который платит наличными. Эйприл. Я опустил голову, прячась за спиной Реда и украдкой поглядывая на девочку из-под руки Шарки. Эйприл, как всегда, была одета безупречно: на ней был нежно-розовый тренировочный костюм, а в руке — точно того же цвета контейнер для завтраков.
Ред умел сохранять спокойствие в затруднительных обстоятельствах. Похоже, пребывать в затруднительных обстоятельствах для него было делом привычным.
— Привет, Эйприл. Я просто мимо проходил, смотрю — тут вроде какой-то подозрительный тип шастает. Вот мы с кузеном Ватсоном и решили проверить.
Эйприл, однако, на крючок не попалась.
— Я была права насчет тебя и вашей семейки! А теперь еще ты с приятелем в саду Мерседес что-то вынюхиваешь! Может, и в саду Мэй тоже был ты, только с факелом.
Я решил больше не прятаться. Пора было выяснить, есть ли у меня еще наниматель.
— Реда там не было, Эйприл, а вот я был. Но без факела.
— Как это понимать? — спросила она. — Господи, Флетчер! Это ты? Что с тобой?
Я попытался втолковать ей самое главное:
— Да, это я, Эйприл. И хочу, чтобы ты знала: я не поджигал платье Мэй.
Однако Эйприл ничего не слышала. Мой вид произвел на нее неизгладимое впечатление.
— Но волосы у тебя… короткие и рыжие. А нос, господи, твой нос! И эта серьга в ухе! И татуировка! — Эйприл подошла поближе, начисто забыв, что я беглый правонарушитель и поджигатель. — Скажи, татуировка ведь не настоящая? А тренировочный костюм! Эти цвета определенно тебе не идут…
Тут до нее наконец дошло, что она стоит нос к носу с опасными преступниками. Рот Эйприл округлился, приобретя форму буквы О, и она умолкла на полуслове.
«Старайтесь не вспугнуть охваченное страхом животное», — советует Бернстайн. Тот же подход применим и к людям, оказавшимся в безвыходном положении. Никакого громкого голоса, никаких резких движений или жестов…
— Эйприл, — чуть ли не шепотом произнес я, прижав локти к бокам, — Ред и я, мы оба невиновны. Ред выкрал меня, чтобы я смог доказать это. В Локке что-то происходит, и я должен выяснить, что именно. Ты, Мерседес, Мэй, Ред и я — все мы жертвы. Есть и другие. Точно не знаю сколько. Ты же понимаешь, я никогда в жизни не стал бы разжигать в саду Мэй костер.
— Тогда что ты делал там посреди ночи?
Хороший вопрос. Вот только что ни ответь, все прозвучит как лживые попытки оправдаться.
— После нападения на моей руке остались синяки, — заговорил я, тщательно подбирая слова. — Они образовывали имя Реда, только задом наперед, как в зеркале. Я хотел сфотографировать их цифровой камерой Мэй. А когда я добрался до ее дома, платье уже горело.
Это прозвучало так нелепо, что Эйприл инстинктивно отшатнулась.
— Ты хотел сфотографировать свои синяки? Вот, значит, какое у тебя объяснение?
Я пожал плечами. Это была правда. Что еще я мог сказать?
— И теперь, говоришь, вы работаете вместе. Ред Шарки и Флетчер Мун — одна команда? Не жди от меня добавочной платы.
— Я ни в чем не виноват, — сказал Ред, отшвырнув ногой голыш. — И вожусь с Минимуном, только чтобы он помог мне выпутаться.
Выходит, мы с ним вовсе не друзья.
— Ну и что вы узнали?
— Мы установили связь между нападением и кражами. За все это несет ответственность один человек.
Эйприл фыркнула:
— Мне и так это известно. И кто же из вас этот человек?
— Не из нас. Кто-то гораздо крупнее любого из нас.
Послышался шелест гравия — к дому подъезжал автомобиль.
— Это Мерседес со своей бабушкой приехали домой на обед, — сказала Эйприл. — Как раз вовремя.
Ред схватил меня за руку.
— Нужно уходить. Немедленно.
Я умоляюще посмотрел на Эйприл:
— Не рассказывай никому. Всего один день.
Сейчас все зависело от Эйприл, и ей это нравилось. По ее самодовольной усмешке я понял, что до поры до времени она нас не выдаст. Слишком уж ее забавляла мысль, что она в любой момент может раздавить нас, как букашек.
— Ладно, один день. Но когда в конце концов выяснится, что это Ред украл волосы Шоны, ты поймешь, каким был идиотом!
Хлопнула дверь. Я услышал, как с другой стороны дома Мерседес что-то ворчит.
— Эйприл, у нас контракт, — напомнил я. — Ты можешь доверять мне.
— Сомневаюсь. Ладно, вон там, слева, в заборе есть дыра. Она приведет вас прямо на задворки школы.
Я кивнул и бегом кинулся к ограде. Ред уже давно нырнул в кусты, так что его было почти не видно. Пробираясь сквозь запущенный сад, я услышал, как, выйдя из-за угла, Мерседес пронзительно взвизгнула. В первый момент я испугался, что она заметила меня, но потом понял, что это был всего лишь приветственный возглас, адресованный Эйприл.