Формула власти. Первое условие

Глава 4. Молодожены

Нас утро встречает прохладой,

Нас ветром встречает река.

Кудрявая, что ж ты не рада

Веселому пенью гудка?

Б. Корнилов

Шальной неумолкающий ветер расчесывает Сильфийские Холмы. Солнце бельмом заволокла дымка, тени на земле приглушились, поблекли.

Пейзажи Сильфийских, или, как их называют местные, Ветряных Холмов значительно уступают Принамкскому краю в живописности: пустоши в сорных травах, да кедровые леса на юго-востоке. Нет возделанных полей, фруктовых рощ, сел и городов. Только разбросаны по возвышенностям белокаменные усадьбы, а при них — небольшие огороды и чахлые сады.

На самом большом холме сияет перламутром и белизной колонн резиденция верховного — правителя сильфов. Рядом разбит главный сад, крошечный и бедный по Принамкским меркам, но для Холмов поистине роскошный. Неподалеку от резиденции размещены ученый дом, где изобретают новые модели быстролетных досок, библиотека, склады, у которых каждую неделю проводятся ярмарки, академия искусств и шестнадцать корпусов тайной канцелярии. Корпусам возвышенности уже не хватает, поэтому половина из них стоит в низине, а еще два словно взбираются на соседний холм.

Иного зрелища на Холмах не найти. Даже дорог толком нет, поскольку все население перемещается по воздуху. На юге — Принамкская граница и кусок дареной Орденом земли, отведенный под поля. С востока на запад Холмы пересекает речка Сильфука, у местных зовущаяся Хрустальной. Далеко на юго-западе Сильфука впадает в Принамку, вместе с ее водами делает крутой поворот и снова бежит на восток, в Доронское море.

Было два часа пополудни. Юрген Эв, словно молодой ветерок, взлетел вверх по лестнице родной усадьбы, держа доску подмышкой. Он не был дома уже две недели.

На Сильфийских Холмах взрослые дети обычно живут с родителями, переезжают редко, если уж совсем невмоготу. Или когда женятся. Юргену этой зимой исполнилось двадцать два года, и по меркам своего народа он был ошеломительно молод. О женитьбе Юрген не думал, только время от времени о девицах. Впрочем, в них у симпатичного юноши, да еще агента тайной канцелярии, недостатка не было. Когда Юрген надевал форменную, на застежке-змейке, куртку с погонами, вешал на грудь свою единственную, но не последнюю медаль и в таком виде выходил куда-нибудь, то всякий раз чувствовал на себе мечтательные девичьи взгляды.

В длинном коридорчике прихожей было сумрачно и тихо. Изящные остроносые ботинки знакомо стучали по деревянному паркету. Юрген подошел к специально сконструированной подставке и принялся размещать там свою белую доску.

— Юрка! — взвизгнули сзади.

От неожиданности Юрген выронил доску и она, звонко грохоча, познакомилась с паркетом.

— Рафуша! — от досады юноша топнул ногой. — Я же говорил, чтобы ты прекратила подкрадываться!

— Гы-гы! — без тени стыда ухмыльнулась растрепанная двенадцатилетняя сильфида, шустрая и зеленоглазая, в нарядном золотистом платье чуть ниже колен. Когда девочка кружилась на одном месте, ловко переставляя тонкие ножки в шелковых башмачках, легкая блестящая юбка вздувалась колоколом, обнажая белоснежные кружевные оборки. Раферия Эв была эталонной младшей сестрой — вертлявая мелкая пакостница, по которой подзатыльники плачут, но рука не поднимается.

Юрген поднял с пола доску и все-таки поставил на место.

— Рафуша, ты когда-нибудь доиграешься! Я задумаюсь и по привычке заломлю тебе руку, как государственной преступнице.

— Гы-гы! — у этой вредины на все один ответ. Знает, что никто ее не тронет, и вовсю зубоскалит. — Где тебя носило?

— Родители сердятся?

— Гы! Они тебя уже второй день по всем Холмам разыскивают! Но в канцелярии сказали, что ты в Мавин-Тэлэй улетел, и они на время смирились. А ты правда был в Принамкском крае?

— Правда. А до того мы двое суток разрабатывали план беседы с наиблагороднейшим и собирали на него компромат. Хлопотное это дело! С людьми сейчас очень непросто, они хотят всего и сразу, а сами не могут даже обеспечить на своей территории нормальную защиту нашим послам…

— А, ты рассказывал, — вспомнила Раферия. — За последний год в Принамкских лесах без вести пропали трое сильфов, один за другим.

— Поэтому я, вопреки традициям и правилам хорошего тона, полетел в Мавин-Тэлэй на доске, а не поехал в орденском кортеже.

— И как слетал?

— Государственная тайна, — Юрген не удержался и показал сестричке язык. — Зачем я родителям понадобился?

— Семейная тайна! — мстительно выпалила Рафуша, вывалив острый розовый язычок до самого подбородка.

Юра щелкнул ее по носу.

— Ну и не говори. Сам сейчас узнаю!

Он покинул коридорчик и направился в комнаты. Рафуша сморщила нос, что-то пробормотала (вполне возможно, свое обычное «гы») и на цыпочках поспешила следом. Подслушивать за братьями — основная обязанность младших сестер.

Юрген нашел обоих родителей в отцовском кабинете — они словно ждали его. Отец сидел за столом: серьезный, суровый, сосредоточенный. Мать стояла справа, вроде бы чем-то встревоженная. И оба хмуро посмотрели на вошедшего сына. Под этими взглядами Юра споткнулся и застыл на пороге, но все же нашел в себе силы недрогнувшим голосом спросить:

— Что случилось? Зачем вы искали меня?

— Юра, — с несвойственной ей робостью начала мама.

— Юрген, — перебил ее папа более уверенно, — ты уже взрослый и самостоятельный…

Юргену показалось, что небо сейчас упадет на землю. Или земля поднимется в небеса. Дорогие родители признали его взрослым и, мало того, самостоятельным! Такого не случалось, даже когда он получил медаль. А ведь было за что! Но продолжение фразы ледяным кулаком ударило под дых.

— …Поэтому мы с матерью решили, что тебя пора женить. Невеста выбрана, свадьба состоится завтра в полдень.

— Это шутка такая?

— Нет, все совершенно серьезно. Иди к себе и готовься.

— А… э… — Юра несколько раз открывал рот, но слова застревали на полпути и не произносились. С трудом, но ему удалось немного взять себя в руки. — За что?! В смысле, зачем? То есть, я… не могу… не хочу…

— Твое желание ничего не решает, — отрезал отец. — Так надо, это все, что тебе следует знать.

— Ты потом поймешь, Юрочка, — тихо и виновато сказала мама.

— А сейчас объяснить нельзя? — Юргена не покидала дурацкая мысль о розыгрыше. Ну, не может такого быть! Улетал — ни о какой женитьбе речи не шло, а теперь — на тебе. — И если вы считаете меня взрослым, то позвольте самому решать, когда и на ком жениться.

— Делай, что говорят! — это уже ни в какие ворота. Папа никогда не выходил из себя настолько, чтобы бить кулаком по столу.

— Да что с вами такое?! — Юрген тоже умел повышать голос. — Либо растолкуйте мне, что к чему, либо никакой свадьбы не будет!

— Не дерзи родителям!

— Юрочка, мы не можем ничего сказать, — мама примирительно погладила разбушевавшегося отца по плечу. — Ты когда-нибудь все поймешь. Будь умницей, иди в свою комнату и приведи себя в порядок.

У Юргена против воли подкосились ноги, и он вынужденно прислонился к стене. В голове осталась единственная дурацкая мысль: «Отлетался, вор-робушек!».

— Мне надо на работу, — наконец выдавил он.

— Послезавтра слетаешь, никуда твоя канцелярия не денется! Марш к себе, и никаких возражений.

— Юрочка, пожалуйста, это очень нужно и важно, от тебя сейчас зависят честь и благополучие нашей семьи…

— А поточнее? — юноша испытующе глянул на мать.

— Потом, — уклончиво отозвалась она.

— Тридцать четыре смерча! Почему я, взрослый и самостоятельный, не имею права знать, за что со мной так обходятся?!

— Ничего плохого в женитьбе нет! — заявил папа. — И оставь свои канцелярские замашки. Мы ничего больше тебе не скажем, а завтра, вне зависимости от твоего согласия, ты станешь мужем выбранной нами сильфиды!

— Она хоть красивая? — почти жалобно уточнил Юра.

— Мы не знаем, — пожала плечами мама.

— По каким же критериям производился отбор?

— Его вообще не было, — буркнул отец.

— Почему? — юноша уже немного пришел в себя после первого потрясения и надеялся выведать как можно больше.

— Вырастешь — узнаешь, — по привычке отмахнулась мать.

— А говорили, что я уже взрослый!

— Для женитьбы — да! — рявкнул отец.

— Как ее зовут хотя бы?

— На свадьбе скажут! Иди к себе, или я заставлю тебя силой.

Это была не пустая угроза. Отец Юргена превосходно владел воздушной магией, как называли сильфы — умел говорить с ветрами, и мог запросто сровнять с землей всю их усадьбу. Сыну ничего не оставалось, как на негнущихся ногах идти, куда велено.

Мысли в голове суматошно кружились и наскакивали друг на друга, как стукнутые об тучу досколетчики. Брак по расчету или по сговору родителей не был чем-то из ряда вон выходящим, но прежде Юрген был уверен, что его эта напасть удачно минует.

У дверей комнаты его нагнала Рафуша.

— Эко тебя перекосило! — жизнерадостный голос выдернул Юру из пучины лихорадочных размышлений на тему: «Есть ли жизнь после свадьбы?». — Знаешь, если б ты носил усы, они бы печально обвисли. Романтика… Ну, чего ты скис, сказали, что тебя замуж выдают?

— Женят, — Юрген вошел в комнату и без сил рухнул на кровать лицом вниз.

— Какая разница? Ты рад?

— Перестань издеваться, — невнятно пробурчал Юрген и для удобства общения перевернулся на спину.

— Я пытаюсь тебя подбодрить.

— Не надо. Знаешь, Рафуша, подозрительно это все…

— Что?

— Эта странная недосказанность. Казалось бы, чего трудного в том, чтобы назвать причину женитьбы, имя и внешность невесты, а не пороть это извечное «вырастешь». Что-то здесь нечисто…

— У тебя тайноканцелярский синдром, — беспечно отозвалась Рафуша. — Почему бы не предположить, что папа с мамой просто решили устроить тебе семейное счастье…

— Счастье?! Неожиданная в первую очередь для меня женитьба на незнакомке? Кстати, ты ее знаешь?

— Кого? Твою несчастную невесту?

— Почему несчастную, она наверняка на седьмом небе от радости…

— Гы! Вся ее радость улетучится в первый же час общения с тобой, братишка.

Юргену стало обидно, и он поспешил сказать ответную гадость:

— Вот подпилю я боковые плоскости у твоей доски — бахнешься с нее и калекой на всю жизнь останешься.

— Гы-ы-ы! — Рафуша не испугалась и не обиделась.

— Так ты знаешь ее или нет?

— Допустим, — противной малявке была охота повредничать.

— Она красивая? — Юра внезапно осознал, что больше всего на свете его волнует именно этот вопрос.

— Все вам, мальчишкам, красоту подавай! А как же богатый внутренний мир?

— Значит, страшная, — упавшим голосом заключил будущий жених.

— Не такая уж она и уродина, — сжалилась Раферия, — наверное…

— Ты все-таки знаешь ее? Имя? Где живет? Кто родители? Кем работает?

— Гы-гы, «места-явки-пароли»! Ты еще спроси, где у нее родинки растут.

— Раферия! — не выдержал Юрген. — В мире прямо сейчас станет ровно одной младшей сестрой меньше! И я не шучу!

— Я ее отца видела, — созналась девочка, — когда он к нам в усадьбу приходил. Вроде ничего, только пожилой, около семидесяти лет.

— Семьдесят — не пожилой, а зрелый.

— Гы! Перезрелый! Но ты не обольщайся, может, она в маму пошла.

— А…

— А мама к нам не приходила! Ой, Юрка, что у тебя с лицом?

— Не хочу жениться, — еле слышно произнес брат. И похоронным голосом продолжил: — Конец свободе, конец балам в резиденции верховного! Придется считаться с общественным мнением. Все жалование будет уходить на дурные прихоти незнакомой сильфиды, страшной как…

— Крокозябра, — тут же подсказала сочувствующая сестричка.

Сильф глухо застонал. Ему хотелось проснуться.

— Юрка, Юрка, — спохватилась Рафуша. — Помнишь, ты мне рассказывал, как вы банду разбойников по всем лесам гоняли, а потом они тебя сцапали и чуть не… короче, неужели сейчас тебе хуже?

Юрген честно вспомнил и сравнил, после чего пришел к выводу, что сейчас безнадежнее.

— Не хочу жениться, — повторил он.

— А кто тебя спра… М-да. Не кисни, может, твоя невеста еще до свадьбы скоропостижно развеется и улетит в Небеса.

— От чего? — уныло спросил Юра.

— Ну-у, скажем, от лихорадки. Или бешенства.

— Скорее, ты от бешенства развеешься.

— Или ей в лесу чугунная шишка на голову упадет, — продолжала фантазировать Раферия. — Ладно, это маловероятно.

Юрген уткнулся носом в подушку и затих.

— Нет! — взвизгнула Дарьянэ и воздушным воплощением своего гнева расколотила вдребезги целую вереницу дорогих фужеров.

— А я сказал, да, строптивая девчонка! — не менее энергично взревел отец, тоже прекрасно умеющий говорить с ветрами, и неосторожно махнул рукой. Многоуровневая ракушечная люстра задрожала, раскачалась и с жалобным звяканьем обрушилась вниз. К счастью, на мягкий диван.

— Ты не посмеешь со мной так поступить! Я почти канцеляр агентской тайны!.. Тьфу, агент тайной канцелярии!

— Здесь и сейчас ты — моя дочь! И я имею полное право поступать с тобой так, как считаю нужным!

— Ни за что! — крикнула Дарьянэ, размазывая по лицу слезы и взметнувшуюся от воздушной магии пыль. Большое окно в деревянной раме опасно задребезжало.

— Дрянь неблагодарная! Так ты платишь мне за заботу?!

— Подавись ею!

— Восемнадцать лет ращу тебя в одиночку, сопли вытираю! А сейчас ты мне сквозняки устраиваешь?! Тридцать четыре смерча на твою голову и ураган под зад!

— Ненавижу-у-у!

Окно все-таки вылетело. Вместе с рамой и частью подоконника.

— Хамка! — прошипел доведенный до бешенства отец, и по дому разгулялся самый настоящий вихрь. Порывы ветра больно хлестали непутевую дочку по щекам.

— А-а-а! Не смей! — Дарьянэ топала ногами, но ничего поделать не могла — отец если не сильней, то намного опытней.

— Это ты не смей со мной скандалить! И перечить не смей!

— А нечего меня замуж вышвыривать, словно я старая дева какая-то!

Семидесятилетний сильф громко хлопнул в ладоши. Остатки люстры смело с дивана, подоконник вынесло окончательно, а непокорная дочь приподнялась над полом, отчаянно вереща и дрыгая конечностями.

Откровенно говоря, Дарьянэ имела полное право чувствовать себя униженной и оскорбленной. В Сильфийских Холмах знакомство молодых уже на свадьбе не было чем-то из ряда вон выходящим. Но так обычно поступали с не очень-то привлекательными сильфидами, которым иначе жениха не раздобудешь. К восемнадцатилетней Даше это никоим образом не относилось. Конечно, не первая красавица, но и не крокозябра (не к ночи будь помянута). Симпатичное остроносое личико, чистые и ясные зеленые глаза, крупные пепельные кудряшки волос.

Красивых и молодых юношей родители тоже не женили, поэтому Дарьянэ закономерно возмущалась:

— Ты меня, небось, за старика выдал! Ненавижу!

— Не твоего ума дело!

— Моего-моего! — Даша закрутилась в воздушных силках веретеном. — Мне с ним жить, пока не убегу!

— Я тебе «убегу»! Только попробуй!

— Ну и что ты мне сделаешь?! Все равно женой сморчка не стану!

— Он не дряхлый!

— Но ведь старше меня?

— Да! Он достойный благовоспитанный сильф…

— У-у-у! У тебя «достойные» только после пятидесяти! Дряхлец!

— Значит, по твоему, я тоже дряхлый?!

— Я бы за тебя ни за что не вышла! — проорала любимая доченька.

— Дура! Об тучу стукнутая! Благодарить потом будешь!

— Не дождешься!

Сильф взмахнул рукой, и визжащее дитя улетело вверх по лестнице в свою комнату. Один порыв ветра швырнул Дашу на кровать в подушки, а другой громогласно захлопнул дверь.

— Все равно убегу!

— Не посмеешь! — донеслось снизу.

— Ха-ха, — на пару тонов тише проговорила Дарьянэ. Есть такие вещи, в которых лучше не разубеждать, чтобы не сделать хуже себе. Она убежит, непременно убежит! Ни за что на свете не выйдет за старика!

Непонятно только, почему отец вдруг так скоропалительно решил от нее избавиться? И получше расспросить сгоряча не догадалась…

Свою маму Даша совсем не помнила, та умерла вскоре после ее рождения. По рассказам бабушки это была самая красивая, добрая и честная сильфида на свете. «И смелая?» — всегда уточняла маленькая Даша. Ей было очень важно знать, что мама не трусила перед опасностями. «Она была изящных манер», — непонятно отвечала бабушка. Позднее Дарьянэ сообразила, что по бабушкиному разумению приличной сильфиде не стоит быть излишне смелой, но обязательно надлежит иметь безупречные манеры. Даша считала иначе: сильфида может считаться достойной лишь тогда, когда умеет постоять за себя. А еще виртуозно летать на доске. Однажды Даша сдуру поделилась своими размышлениями с бабушкой, из-за чего удостоилась возмущенной воспитательной нотации на пару часов.

Но это все было давно. Чуть больше десяти лет назад отец с бабушкой сильно разругались, из-за чего мамина мама перестала приходить к ним в гости. Даша много раз пыталась выяснить у отца причину, но так и не смогла. Она смутно помнила, как обычно уравновешенная бабушка в тот день орала на папу и называла какими-то непонятными словами. Даже покойную маму раз-два упомянула. А отец, в конце концов, настолько рассвирепел, что вымел тещу за дверь.

Вот так строгая бабушка исчезла из Дашиной жизни. Девочка оказалась предоставлена самой себе. Отец ничего не имел против быстролетных досок, порванных платьев, ссадин, сорвиголов-друзей и потоптанного соседского укропа. Поэтому лет до пятнадцати Дарьянэ всячески хулиганила, частных учителей посещала редко и ничем кроме упомянутых досок не интересовалась. Все изменилось два с половиной года назад, когда у отца гостил его приятель из тайной канцелярии и мимоходом развлекал юную Дашу производственными байками. Сильфида поняла: тайная канцелярия — то место, с которым она хочет связать свою жизнь. Погони, интриги, приключения, опасности — это по ней! Но вот беда: плохо образованных в канцелярию не брали. Пришлось Даше взяться за ум и полтора года непрерывно постигать различные науки: арифметику, естественные свойства, принамкский язык, разговор с ветрами и многие другие. Увы, испытания на должность агента внешней политики или хотя бы оперативной работы она в итоге основательно провалила. Пришлось устраиваться секретарем в пятый корпус, где вершилась внутренняя политика. Каждый раз, летя на работу, Даша останавливалась у четырнадцатого корпуса (внешняя политика и шпионаж), отчаянно завидовала тамошним работникам и мечтала когда-нибудь оказаться в этих стенах.

Сейчас, в начале лета, Дашина мечта могла осуществиться. Через месяц начинались новые испытания, и Дарьянэ рассчитывала их пройти. Костэн Лэй, которого уже несколько лет обихаживала ее коллега, говорил, что у Даши есть шанс. А Костэн Лэй знает, что говорит, он тоже из четырнадцатого корпуса. Жизнь налаживалась, заветная мечта приближалась к исполнению — чего еще желать? И тут — гром среди ясного неба — замуж! Как это, спрашивается, понимать?! А вдруг муж запретит ей работать? Или станет обижать? И… ой-ой-ой, как же супружеский долг? Страшно!

Даша зарылась лицом в подушки и горько разрыдалась.

В роковое утро, как назло, радостно пели птицы. Было тепло и солнечно, сквозь неплотно прикрытое окно проникал въедливый запах цветущего укропа, которым каждый сезон пропитывались все Холмы. Укроп был национальным сильфийским растением. Из него варили супы, мяли каши, его сыпали в заливные, тушили, давили сок, сушеные измолотые стебельки служили приправами ко всем блюдам, из соцветий настаивали отвары. Укроп использовали как основу во множествах косметических притираний, добавляли для цвета в зеленые тени, некоторые модницы даже ухитрялись им ногти красить! Одна беда — единым укропом сыт не будешь.

Но проблемы и польза укропного хозяйства сейчас волновали Юргена меньше всего. Несчастный жених обреченно мял в руках церемониальный брачный наряд, состоявший из полотнищ и завязочек жизнеутверждающего нежно-бирюзового цвета. Юргену не хотелось облачаться, и он попросту трусливо тянул время, полностью осознавая безнадежность своих действий. Юрген из последних сил напоминал себе, что он должен, и вообще такое поведение недостойно для агента тайной канцелярии и в принципе для мужчины, что свадьба неотвратима, а родители, даже если стукнулись об тучу оба, в любом случае не станут ломать ему жизнь по пустякам. Но облачаться в эти тряпки все равно было тошно. Легкие шелковистые ткани казались Юргену чугунными колодками, которые после церемонии сдавят его во всех местах и лишат сладкой пленительной свободы навсегда.

— Юрка! Ты чего, решил нарочно протереть свой наряд до дыр? — это в комнату без стука ворвалась неунывающая Рафуша в роскошном изумрудно-зеленом платье.

— Уже одеваюсь, — безразлично вздохнул Юра.

— Гы! Какая многоярусная хламида! — восхитилась Рафуша, помогая брату стащить привычную рубашку на «змейке». Пока еще там Юрка негнущимися пальцами ее расстегнет… — Я тоже, когда буду жениться, такую надену?

— Нет.

— Почему?!

— Потому что ты никогда не будешь женихом. Невестам полагаются длинные небесно-синие платья и белые ленточки.

Рафуша с притворным сожалением вздохнула и потянула его за штаны.

— Отстань, сам переоденусь.

— Вижу я, как ты сам переодеваешься! Гы-гы! Целый час уже. Меня мама с папой послали тебя поторопить, доски уже скреплены и бьют копытом!

— Где ты только этих человеческих выражений нахваталась?

— От тебя! — тут же заявила сестренка.

Обычная доска, даже самая большая, не превышала по площади двух с половиной метров. Этого для свадебного кортежа явно недостаточно. Поэтому несколько досок скрепляли специальным держателем и ставили на них сиденья, чтоб стоя не лететь. В Ордене о подобных свойствах досок, конечно, не знали. Самые лучшие изобретения сильфы всегда приберегали для себя.

Кое-как, не без помощи Рафуши, Юрген переоделся. Страшно не было, только муторно, противно и до жути безнадежно.

— Ну что, идем? — подпрыгивала от нетерпения дорогая сестренка. Раферия не видела в свадьбе ничего плохого и решительно не могла понять, почему старший брат так убивается.

— Подожди, — Юргена вдруг посетила поистине гениальная идея. Маячивший на жизненном горизонте призрак первой брачной ночи с самого утра его немного беспокоил. Вдруг невеста действительно окажется страшной, как крокозябра? Теперь выход был найден.

Юра подошел к шкафу с книгами, отодвинул секретную панельку и достал из неглубокой ниши маленький мутноватый пузырек без этикетки. Запихнул его в складки церемониального одеяния и направился к двери.

— Ты что, задумал отравиться? — опешила Рафуша, хвостиком семеня следом. — Или невесту отравить?

— Усыпить, — мрачно поправил Юрген и быстро добавил: — Родителям не говори.

— Понимаю, не маленькая, — важно прищурилась Рафуша.

— Ничего ты не понимаешь, — с досадой прошептал Юра, кидая последний взгляд на измятое одеяло и навсегда прощаясь с вольной холостяцкой жизнью.

Все свадьбы по традиции играли в главном саду, у дворца верховного. Испокон веков там стояли специальные венчальные беседки — круглые монументальные сооружения без крыши. Иллюзию стен создавали белые, лоснящиеся эмалью колонны, по которым каждое лето взбирались стебельки повители, словно устраивая медленное, но непрерывное состязание: который из ростков быстрее взберется на самый верх? Но колонны были высокие, толстые, повитель всходила лишь во второй половине июня, а потому к зиме беседки обычно оказывались увиты лишь на две трети.

Юргену хотелось не любоваться идеально гладкой эмалированной поверхностью венчальной колонны, а размозжить об нее голову. Желательно, свою, но и невестина сойдет. Где же ее смерчи носят, крокозябру эдакую?! Скорее бы уже с этим покончить, мочи нет ожидать!

Невеста запаздывала. Уже прибыли и жених с родителями, и сильфида-венчательница, которая должна будет узаконить брак перед всеблагими Небесами. Гостей, вопреки традициям, не было. Странная намечалась свадьба, скомканная и невеселая. Юрген покачал головой. Он обязательно должен выяснить, что к чему. Очнулось и подняло из пепла безнадежности всклокоченную голову профессиональное любопытство. Жизнь как-то незаметно переставала казаться хуже небытия.

Где-то над горизонтом раскатисто забабахало, словно Небеса ненароком просыпали мешок-другой чугунных горошин. Испуганно зачирикали яркие маленькие птички, что сновали здесь повсеместно.

— Может, ее молнией шибанет? — с безумной надеждой пробормотал Юра себе под нос. Юноша окинул усталым взором беседку и наткнулся на высокий маленький столик у противоположной колонны. Там стояли два непрозрачных бокала, в которые венчательница только что плеснула из хрустального кувшина что-то белое и густое. Небесное молоко! Строго раз в семнадцать лет специально обученные сильфы на быстрых и надежных досках поднимаются в небо и доят облака. Притом не абы какие, а самые белоснежные и пушистые с виду. Полученную священную жидкость разливают по прозрачным бутылям и дают только молодоженам в день свадьбы и младенцам в день рождения. Говорят, это приносит какую-то пользу. Но Юрген, охваченный азартом, видел сейчас в небесном молоке лишь одно полезное свойство.

— Рафуша, — ласково и тихо позвал он. Стоящая шагах в пяти сестренка повернула голову и глянула недоуменно.

— Чего тебе?

— Видишь, там столик, а на нем бокалы, украшенные ленточками?

— Гы. Вижу. А что?

Юра поманил сестру пальцем.

— Я тебе сейчас дам пузырек, который взял сегодня перед уходом, а ты пойдешь к столику, якобы посмотреть — ты ведь у нас любопытная — и выльешь содержимое пузырька в бокал с белой ленточкой. Смотри, не перепутай: синяя для жениха. Но только сделать все надо незаметно. Справишься?

— Ага, — беззаботно кивнула Рафуша, схватила пузырек и громко попросила у родителей разрешения пойти поглазеть на настоящее небесное молоко. Ее отпустили, не заподозрив дурного. Раферия покрутилась у столика, сунула любопытный нос в оба бокала, вернулась к семье и сообщила, что небесное молоко пахнет вполне земным укропом. Наверное, на продовольственном складе кувшины стояли рядом с укропным жмыхом. Потом Рафуша незаметно отдала брату пустой пузырек.

— Спасибо тебе, — от души поблагодарил Юра. — Ты меня очень выручила. А как талантливо ты все провернула! Вырастешь — иди в тайную канцелярию.

— Вот еще! — фыркнула Рафуша. — Я, когда вырасту, путешествовать стану. А всякие гадости в еду подсыпать у нас все соседские дети умеют. Мы так играем.

Вслух подивиться увлечениям нынешней детворы Юрген не успел. Наконец-то прибыла невеста в сопровождении отца. У сильфа немного отлегло от сердца. Девушка была вполне ничего, хоть и не полностью в его вкусе. Она шла к венчательнице, низко опустив голову и мало интересуясь происходящим. Может, ей тоже не шибко хочется связывать себя узами брака?

…Сходя с доски и позволяя непривычно мрачному и торжественному отцу взять себя под локоть, Дарьянэ мельком глянула на того, кто полагался ей в женихи, а далее в мужья. И тут же с отвращением уткнула взгляд в землю, невидяще разглядывая синий подол с белой каемочкой и выглядывающие из-под него при каждом шаге загнутые носки перламутровых туфель. Такого урода Даше видеть еще не приходилось. Рожа бледная, брови нависли, фу-у-у! А глаза красные, с мешками, наверное, выпивать любит. Это не жених, а проклятие какое-то! Чтоб Дарьянэ хоть на двадцать шагов приблизилась к этому… крокозябру?! Да она лучше умрет!

— Прости меня, папочка, я так не могу, — прошептала Даша, решаясь.

…Внезапно будущая Юрина женушка лихо выкрутила отцу руку и опрометью кинулась бежать, оставив за собой заградительный шлейф мощных сквозняков. Среди присутствующих вспыхнуло недоуменное волнение, будущий тесть, справившись с болью и замешательством, помчался вдогонку, на ходу создавая в руках ловчую ветряную петлю.

«Только бы ее не поймали! — мысленно взмолился Юрген Небесам и до кучи всем высшим силам сразу. — Давай, давай, беги же быстрее, клуша неповоротливая! Отклони эту петлю, ну пожалуйста! Сзади, что ж ты не видишь!.. Эх…»

Невесту, уже одним скачком перемахнувшую через невысокую ограду беседки, захлестнул воздушный вихрь и поставил рядом с разочарованным женихом, удерживая на месте. Суженая тяжело пыхтела и не поднимала глаз. Церемония началась.

— Согласен ли ты, Юрген Эв, стать мужем Дарьянэ Ару? — суховато спросила венчательница.

— Угу, — обреченно буркнул Юра, жадно запоминая имя будущей супруги. Завтра он пойдет в архив, опросит осведомителей, проконсультируется с другом Липкой, и к вечеру будет знать о сильфиде все.

— Согласна ли ты…

— Нет! — яростно ответила девушка. В сердце Юргена опять шевельнулась безумная надежда.

— Согласна, — угрожающе подсказал отец невесты.

— Хм, — венчательница передернула плечами. Она была опытной и повидавшей многое сильфидой. Не первая невеста на ее веку говорила «нет». — Дарьянэ Ару, не против ли ты стать женой Юргена Эва?

— Нет!.. То есть, да… или нет?.. — заметалась сбитая с толку невеста. Но ей уже протянули бокал с молоком, сквозняк подтолкнул емкость ко рту, наклонил, заставляя сделать глоток. Несколько капель пролились на лиф, но дело было сделано.

Юрген не позволил ронять свое достоинство уговорами или принуждениями, быстро выпил молоко сам, абсолютно не почувствовав вкуса и, уж тем более, запаха укропа.

— Объявляю вас мужем и женой, будьте же неразлучны всю вашу земную жизнь, — торжественно произнесла венчательница.

Со стороны невесты раздался полузадушенный всхлип, Юргена замутило. Глаза застил туман, пол покосился, центр тяжести улетел на небеса. Хорошо хоть Рафуша догадалась, что брату дурно, полезла с поздравлениями и умудрилась поддержать. Иначе неловко получилось бы: молодой здоровый парень, да еще не последний из агентов тайной канцелярии, лишился чувств на собственной свадьбе! Юрген, конечно же, не заметил, как на лицах его родителей и Дашиного отца отразилось странное облегчение…

Уже не новая, но добротная двухэтажная усадьба, куда после церемонии доставили «счастливых» молодоженов, когда-то принадлежала Юриному дяде по отцовской линии. Около пяти лет назад, в весьма почтенном возрасте, на сто шестидесятом году жизни, дядя развеялся, как называли сильфы смерть. Усадьба и прилежащие к ней укропные огороды перешли в наследство семье Эв. Поначалу здание собирались снести, а на его месте разбить терновый сад, но все как-то руки не доходили: и лететь далеко, и работать некому. Теперь нежилую усадьбу наскоро вывели из запустения, помыли, кое-где подлатали, поменяли часть мебели, расчистили дорожки от сорной травы, которая замечательно росла даже на плохой сильфийской земле, и презентовали новоиспеченным супругам.

Дело шло к вечеру, ярко-оранжевое солнце скакало у неровной линии горизонта. Блики скользили по кривым мелкостекольчатым окнам, по фарфоровым горшкам с высохшей укропной рассадой пятилетней давности, по облупившемуся лаку темно-вишневого паркета. Юрген закрыл за родичами, новыми и старыми, дверь, устало привалился к ней всем телом и подавил мазохистское желание посильней боднуть головой косяк. Потом нашел в себе силы оглядеть прихожую. Странно. Невеста, только что маячившая за спиной, куда-то испарилась. Это, конечно, хорошо, просто замечательно, что Дарьянэ Ару не надоедлива и любит быть незаметной, но, как учили в тайной канцелярии, место дислокации врага лучше знать точно.

— Эй, жена! — крикнул Юрген на весь дом, чувствуя себя полным идиотом. Но по правилам обыскивать каждую комнату, соблюдая законы конспирации, было бы еще глупее.

Из дверного проема, ведущего в гостиную, осторожно высунулась кудрявая головка.

— Чего надо? — невежливо и с опаской осведомилась молодая супруга.

И действительно, чего? Этой детали Юра не просчитал. Так, зачем муж зовет жену? Нет, это он до ночи думать будет, а соображать надо быстро. Зачем папа обычно звал маму, находясь в прихожей? Ключи? Поцелуй на прощание? Ага, вот еще! К тому же, прощанием тут, к сожалению, не пахнет. О!..

— Воды мне принеси.

— Зачем?

Всеблагие Небеса, ну почему если сильфида не крокозябра, то она феерическая дура?!

— Попить!

— Сам возьми.

— Ты уже разулась, а я нет. Трудно, что ли?

Жена что-то неразборчиво буркнула и скрылась в комнатах. Юрген тихонько перевел дух, скинул ботинки и прошел в гостиную. Ничего обстановка, жить можно. Два дивана — старый и новый, столик, три облезлых кресла, на стене — живописная картина, изображающая небосвод. Под ногами пара вязаных половичков. Слева двери в кухню и столовую, справа кривоватая лестница наверх, в спальни. Из кухни вышла Дарьянэ, держа обеими руками высокий стакан, полный мутноватой жидкости. Где она такую набрала, в водосточной трубе?

Сильфида подошла к мужу на расстояние вытянутой руки и молча ткнула ему под нос свою ношу, избегая смотреть в глаза. Не больно-то и хотелось. Юрген взял стакан и машинально отпил, сразу половину. В горле у него действительно пересохло после пережитых потрясений. Внезапно Юре сильно захотелось спать, ноги подкосились. Последнее, что почувствовал юноша — шершавая поверхность половичка под собственной щекой…

Даша крадучись вошла в кабак. Идти было тяжело, ноги вязли в полу, словно в свежей смоле. Здесь людно и темно, все плывет перед глазами. Уже целую неделю (Месяц? Год?) Даша бегала от своего жуткого мужа по всем Холмам. Сколько изощренных ловушек ей пришлось миновать! Буквально на каждом углу несчастную девушку подстерегал ОН. Страшный, красноглазый, с потными когтистыми лапами… брр! Даша огляделась, стараясь разыскать свободный столик. Внезапно сзади кто-то схватил ее за руку. Даша обернулась и увидела мужа. Он навис над ней, притягивал к себе все ближе. Даша завизжала, но своего крика не услышала. Попыталась вырваться, но тело не слушалось. Она хотела дернуться, привлечь к себе внимание остальных посетителей кабака, они могут спасти ее. Но никто не оборачивался, чужой пьяный смех заглушал беззвучные рыдания. А муж опрокинул сильфиду на живот, не выпуская руки, и потащил, потащил прочь, навстречу неминуемому супружескому долгу…

Дарьянэ проснулась от собственных всхлипываний. Пара секунд потребовалась ей на то, чтобы понять: и муж, и кабак, и долгая бесконечная погоня были всего лишь страшным сном. Стоп, а почему она спит? Даша ведь собиралась этой ночью сбежать. Напоила проклятого мужа снотворным, случайно найденным на кухонных полках. Снотворное было старым, еще в порошке, сейчас оно продается только в каплях. Даша отчетливо помнила, как насыпает порошок в высокий стакан, заполняя больше половины, чтоб наверняка. Потом разбавляет водой и, с трудом растворив полученную кашу до мутноватой жидкости, несет «дорогому» супругу. Он выпивает, тут же падая на пол. Еще бы, такого порошка обычно надо от силы чайную ложку, а она — стакан… Только бы не помер. А потом?

Даша открыла глаза и села. Все та же гостиная, она сама лежит на диване, том, который новый. Судя по солнечному свету из восточных окон, сейчас утро. Смерч побери, почему вместо того, чтобы с закатом бежать подальше, она проспала всю ночь?! Даша вспомнила, как на нее вдруг напала жуткая сонливость, глаза слипались неимоверно. И она «на минуточку» прикорнула. Что за чушь? Сколько сильфида себя помнила, никогда с ней такого не случалось. А если этот гад, мужем теперь именуемый, тоже ей чего-нибудь подсыпал? Но когда? И где он, кстати?

Словно в ответ на Дашин вопрос, снизу послышался хрипловатый стон, и показалась помятая всклокоченная голова с четким отпечатком узора половичка на щеке. Кряхтя и морщась, муж с видимым трудом переполз с пола на диван, сфокусировал разъезжающиеся глаза на Даше и невнятно спросил:

— Что вчера было?

Дарьянэ отодвинулась подальше, сжалась в комочек и, все еще находясь под впечатлением от своего сна, опасливо пискнула:

— Наша свадьба.

— Значит, мне это не приснилось, — мрачно заключил муж и вполголоса выругался. Пятерней пригладил волосы, болезненно потер лоб. И напустился на Дашу: — Ты зачем меня опоила, злыдня? Если травить — лучше бы яду дала или дозу увеличила до смертельной. А если усыплять — на мой вес и ложки хватило бы! Знаешь, как теперь из-за тебя голова трещит!

— А сам-то? Когда и что ты мне подлить успел?! — Даша уже оправилась от пережитого во сне ужаса и кротко соглашаться не собиралась.

— Капли! Нормальную дозу, в молоко, на свадьбе. А ты…

— А что я? Тебя просили меня в жены брать?! Не будет тебе со мной счастья, убегу, хоть на десять замков запирай!

— Да нужна ты мне! Беги на все четыре ветра.

— То… То есть как? — опешила Дарьянэ и даже немного обиделась. Значит, она ему уже не нужна?! Ну, подлец!

— Молча. У меня и без твоих воплей голова болит.

— Но… ведь зачем-то ты на мне женился?

— Меня заставили. Родители.

— Зачем?

— Хотел бы я знать! Постой, так ты тоже не горела желанием за меня выходить?

— Конечно!

— Тогда я ничего не понимаю, — муж облокотился на спинку дивана и прикрыл глаза. Наверное, ему и правда было очень плохо. Даша даже ощутила чувство вины.

— Муж, а муж…

— Чего?

— Тебя как зовут-то?

Пауза. Сильф медленно соображал, о чем его только что спросили. Больная голова ясности мыслей не способствовала.

— Юрген. Можно просто Юра.

— А меня…

— Я помню со свадьбы. Дарьянэ.

— Можно просто Даша.

— Угу, — Юрген распрямился, помассировал виски. В доме стояла тишина, солнечные лучики, падая на картину, делали облака будто бы живыми. — Слушай, жена… в смысле, Даша. Я сейчас ничегошеньки не соображаю. Я лучше слетаю на работу, а когда вечером вернусь — поговорим.

— А где ты работаешь?

— В этой, как ее… тайной канцелярии.

— Ух ты, — своего мужа после этих слов Даша резко зауважала. — В каком корпусе?

— В четырнадцатом.

Авторитет Юргена взлетел до небес. Даша уже почти была готова его полюбить.

— А… Костэна Лэя ты знаешь?

— Кого? Э… Липку то есть? Знаю, он мой напарник… начальник… словом, и то, и другое. А что?

— Получается, он наш общий знакомый, — затараторила Даша, — я в пятом корпусе работаю, но хочу тоже перевестись в четырнадцатый, Костэн говорит, что у меня есть шанс. Он в мою коллегу влюблен, точнее она в него.

— В шанс?

— Нет, в Костэна Лэя.

— В Липку?

— Да, да, — закивала Даша, убеждаясь, что из-за нее Юра действительно крайне туго соображает.

Юрген кое-как поднялся, шатаясь, побрел в коридор. Оттуда вскоре раздались грохот доски и вялая ругань. Потом хлопнула дверь, и стало тихо. Даша сладко потянулась. Убегать она раздумала, чем бы теперь заняться? Может, еще вздремнуть, на этот раз без кошмаров?