Формула власти. Первое условие

Глава 8. Тайна, о которой узнают все

Неба утреннего стяг…

В жизни важен первый шаг.

Слышишь: реют над страною

Ветры яростных атак.

Н. Добронравов

Когда Выля, умытый Гера, Тенька в форме врача и Ристинка с лицом протестующей обреченности подошли к актовому залу, Клима уже ждала их.

— Где вас носило?

— Отбой только что пробили, — резонно заметил Гера.

— Как ты собираешься попасть внутрь? — перешел к делу Тенька, отвлекая обоих от очередного препирательства.

Клима достала из поясного кармана большую связку ключей.

— Где ты их взяла? — удивилась Выля.

— Стащила у Крота, — обда неопределенно махнула рукой. — Ключ от актового зала там непременно должен быть, нужно только подобрать.

— А что ты с ним самим сделала? — у Геры внутри все похолодело. Если сейчас окажется, что Клима совершила настоящее убийство…

— Заперла в нижнем подвале. На швабру. До утра его точно никто не хватится, а потом найдут. Не сразу, но в пределах этой недели.

Гера покачал головой, но ничего не сказал. По сравнению с некоторыми Климиными жертвами, помощник заместителя директора еще легко отделался.

Ключ подобрали быстро, и Выля во всеуслышание заключила, что у Теньки счастливая рука. Девушка с самого начала уделяла веду слишком много внимания, чего тот предпочитал не замечать.

Актовый зал Института был огромен. Он запросто вмещал полторы тысячи воспитанников и сотню-другую наставников. У противоположной от входа стены зала стояла деревянная сцена, полая внутри. Она занимала седьмую часть зала. Со сцены говорили речи директор, наставники и приезжее руководство, на ней разыгрывали театральные постановки воспитанники. Кресел для зрителей в зале сейчас почти не было, только около боковых стен. За ненадобностью кресла обычно пылились в кладовке.

Клима поднялась на сцену и дернула флаг Ордена, висящий у дальней стены — красно-зелено-желтый триколор, цвета в котором чередовались по диагонали, от нижнего левого угла к правому верхнему.

— Гера, помоги. У меня не хватает сил сорвать его.

"Правая рука" без раздумий встал рядом и схватился за полотнище. Флаг с печальным шуршанием осел на доски сцены. Ристинка шумно вздохнула. Клима сделала знак Выле, та передала ей узел.

— Там что, твое знамя? — догадался Гера. — Неужели ведское, белые кляксы на фиолетовом?

— Нет, у ведов уже больше четырехсот лет свой флаг, — ответил за Климу Тенька. — Они совсем недолго сражались под знаменами обды. А когда стало понятно, что конца войне еще долго не будет, а Гарлей потерян, среди сторонников прежней власти был объявлен траур. В знак этого алый плащ последней обды, который уже успел послужить знаменем защитникам города, окрасили голубым, как символ того, что без сильфов в этой темной истории не обошлось, и Принамкский край теперь под гнетом Небес. Прежний цвет наложился на новый, и вышел фиолетовый. А золотое шитье заляпали белой известью, мол, не время для роскоши. Теперь-то уже никто так не делает, сразу ткут фиолетовую материю и нашивают на нее аляповатые белые лоскуты.

— Я нашла в библиотеке древние геральдические записи, там — описание прежнего флага. А девочки с шестого года сумели его воссоздать, — Клима развязала узел и встряхнула знамя, расправляя. — Теперь неси лесенку, повесим его на место орденского.

Не только Гера, но Тенька, Выля и даже Ристинка замерли в невольном благоговении. Знамя обды было сшито из огромного отреза золотой ткани, обычно шедшей на отделку нарядов для политиков. Тонкие драгоценные нити блестели в полумраке: в актовом зале еще не зажгли ламп. В центре флага был вышит пурпуром знак обды — три вертикальные полосы и горизонтальная наперекрест им. Такой же цвет украшал уголки и края.

— Пурпур и золото — достойный ответ сильфийскому голубому с серебром, — заметил вед.

Золотой флаг приладили на стену, триколор смяли и затолкали в угол. Клима отдала последние распоряжения, кто и как должен себя вести на собрании. Выля и Ристинка с лучинами обошли все лампы. Через час актовый зал преобразился. Свет заставил знамя обды пылать ярче полуденного солнца, герб ожил, напоминая пульсирующий кровавый росчерк.

Клима и Тенька спрятались за кулисы, Выля и Гера подошли к дверям, чтобы встретить остальных. Ристинка с насупленным видом села сбоку от сцены, забившись в угол. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы последние три года обернулись сном. Чтобы она сидела на белой веранде их дома в пригороде Мавин-Тэлэя, рядом с женихом и младшими братишками, качая на руках совсем крохотную сестру. И чтобы твердо знала: Орден — добро, веды — зло, а обды нет и никогда не было. Происходящее ныне казалось бывшей благородной госпоже святотатством.

В двери актового зала тихонько поскреблись. Это пришли трое неразлучных друзей — Нелька, Вапра и Кезар. Так вышло, что в организацию их по отдельности привела сама Клима, поэтому до сегодняшнего дня они не знали даже друг о друге.

— Гера? — вытаращился Нелька, увидев, кто их встречает. — Гера Таизон?! Ты что здесь делаешь?

— Он "правая рука" Климы, — ответила Выля за друга. Тот с пятого года пользовался популярностью в Институте — сильный, смелый, да вдобавок отличник и собой хорош. Гере прочили даже титул благородного господина в отдаленном будущем.

— Вот теперь я железно уверен, что обда во главе Принамкского края — это всерьез, — выпалил Кезар.

— А ты сомневался? — прищурился Гера.

— Глядя на Климу — никогда. Теперь я еще знаю, что это произойдет быстрее моих ожиданий.

— Где, кстати, наша обда? — спросил Вапра, озираясь. — Мы сделали все, как она велела, даже сейчас проследили за господином помощником. Сидит в засаде, как миленький!

— Клима появится, когда все соберутся, — ответил Гера. — Вы молодцы, ребята!

Он не знал точно, что поручила восьмигодкам Клима, но решил этого не показывать.

Вслед за троицей пришли девочки-шестигодки, которые шили знамя. Они тоже очень удивились Гере, приведя того в замешательство.

— Почему никто не допускает мысли, что я могу быть сторонником обды? — тихо и немного возмущенно поинтересовался он у Выли.

— Ты же самый правильный парень Института! — фыркнула та.

— Я?!

— Только не говори, что для тебя это новость. Любимец наставников и девчонок, победитель соревнований, будущий орденский командир — да скорее Гульку в чем-то заподозрят, чем тебя.

В этот момент пришла Лейша Вый со своей рыженькой подружкой.

— Гера?! — ахнула рыжая и расхохоталась. — А я еще не понимала, почему Клима запретила говорить тебе про обду! Ты давно ее сторонник?

— С самого начала, — Гера покосился на Вылю, молча признавая ее правоту. — Я "правая рука" обды.

— Ух, здорово! А скоро собрание начнется?

— Когда все придут. Занимайте пока места.

— А много народу будет? — спросила Лейша.

— Увидишь, — отрезала Выля.

Народу было много. Мальчики и девочки со всех отделений, от четвертого года и старше. Они приходили и приходили, а встречающие невольно поражались размерам организации, которую Клима сумела не только собрать, но и несколько лет держать в абсолютной тайне. Пришла тихоня-Арулечка со своими братьями, которые учились на седьмом году врачевательского отделения. Выля была потрясена, что из двадцати пяти ласточек девятого года пришли двенадцать. И это не считая мальчишек! Вот так живешь с людьми в одной комнате и не подозреваешь…

Гера тоже узнал многих своих одногодников и одногодниц. Притом каждый при виде него так удивлялся, словно Гера уже был благородным господином, а встреча планировалась в поддержку ведов. Впрочем, дети благородных господ среди прибывших тоже имелись, хоть и немного. Всего организация насчитывала около пятисот человек.

Наконец Выля и Гера заперли двери, протолкались к сцене и влезли на нее, как было условлено. Клима вышла из-за кулис, прямо держа спину и не пряча пронзительный взгляд. Она дошла до центра и повернулась лицом к залу. Мигом стало тише.

Обда увидела лица, много-много обращенных к ней знакомых лиц. Она могла вспомнить имя каждого из присутствующих, его характер, слабости и привычки. Клима не забывала такого никогда, наверное, благодаря таланту. Обда смотрела в глаза толпы и чувствовала, как ее сердце наполняется решимостью, а голова становится особенно светлой и ясной. Клима никогда не говорила речи перед столь огромным количеством слушателей. Но она знала, что это будет ее лучшая речь на сегодня. И чем больше народу, тем увереннее голос и ярче слова. Клима упивалась вниманием толпы, она видела все ниточки, за которые можно дернуть. Она сейчас могла внушить присутствующим все.

Краем глаза Клима увидела, что справа от нее встал Гера, а слева — Выля. Теперь можно начинать.

— Друзья мои! Мои соратники! Я приветствую вас от всей души!

С зала будто сдернули покров тишины. Заорали, затопотали, захлопали. Никто вне зала не услышит шума — Тенька постарался на славу, звуки глохли в пределах пары-тройки метров от двери. Клима смотрела в толпу и забирала у нее выжидательное равнодушие, делясь пламенной жаждой свершений.

— Я — обда! А вы те, кто прекратит эту войну! Мы объединим Принамкский край! Наша родина снова будет величайшей из держав! Нас будут уважать и сильфы, и люди гор, и морские кочевники!

Каждая фраза отзывалась в толпе согласным криком, который становился все громче, крепче и решительней.

— Посмотрите на этот флаг! В нем золото наших полей и волос, он светит, как наше доброе солнце. А герб означает мою клятву быть с вами, что бы ни было. Он писан моей кровью, которую я всю отдам за вас, если потребуется. Я клянусь, что мы будем едины! Я клянусь, что прекращу войну! Вы хотите этого?

Рев отозвался у обды в груди, задрожала сцена.

— Пусть ко мне поднимутся те, кто сшил знамя нашей победы! И те, кто помог мне сегодня организовать нашу встречу. Идите же сюда, встаньте рядом со мной!

Нелька, Вапра, Кезар и девочки-шестигодки поднялись на сцену. Клима продолжала:

— Многих из вас всю жизнь учили ненавидеть ведов. А знаете почему? Потому что когда Орден сверг обду и расколол нашу великую страну, веды воспротивились этому! Они были за обду! А вы за обду? Вы — за меня?

Громогласное «Да!» из зала и со сцены. Клима махнула рукой, и Тенька вышел, вставая рядом.

— Это вед! — крикнула Клима. — Но он тоже мой друг и соратник, он помог организовать эту встречу. Его зовут Тенька и он такой же, как мы! Все веды такие же, как мы, орденские! Мы — один народ! Те, кто живет рядом с границей, видит ведов каждый день, подтвердите мои слова!

Под дружный ор Тенька взмахнул руками и с потолка западали сияющие «снежинки» из лампового света. Такой иллюминации актовый зал не видел никогда.

— Посмотрите, как красиво! Орден лишил нас этого, объявив ведов злом. Но мы здесь! И мы можем все изменить! Да здравствует единство Принамкского края! Да здравствует родина без войны!

Клима говорила много, вдохновенно, толпа ловила каждое ее слово. Равнодушных не осталось. Пронзительный голос обды заставлял забыть обо всем, кроме ее речей.

— А теперь я даю слово Гернесу Таизону, одному из лучших летчиков нашего Института, многократному победителю соревнований, человеку без страха и упрека, моей "правой руке"!

— Об тучу стукнулась? — прошипел Гера Климе на ухо, пока все радостно приветствовали его. — Мы так не договаривались! Я даже не знаю, что сказать!

— Расскажи, как ты стал моей "правой рукой". Представь, что это экзамен по риторике и говори, — снова громогласно, на весь зал: — Гера!

Толпа подхватила крик, раскачала и выплеснула в потолок. Гера поднял руку, стало тише. Ему, в отличие от Климы, не раз приходилось говорить на публику — обязывало положение «многократного победителя». А благодаря урокам риторики Герина речь была легкой, складной и искренней. Она тоже могла разжечь огонь в сердцах окружающих, пусть не такой рьяно пылающий, как от слов Климы.

— В первую очередь, я говорю вам всем: спасибо! За то, что поверили, пришли, за то, что хотите изменить нашу родину к лучшему. Я близко познакомился с Климой, нашей обдой, когда учился на пятом году. Тогда стоял ненастный осенний день. Я полировал доску в сарайчике на летном поле и думал об увиденном летом на границе. Зачем люди убивают друг друга? Почему у сильфов нет междоусобной войны? Я вырос недалеко от ведских земель, у нас почти не велось боев. Я часто играл с ребятами из ведских сел, дико думать, что когда-нибудь нам придется драться не в шутку, а насмерть.

— А у меня тетка за границей живет! — крикнул кто-то из зала. — Она даже колдовать умеет, роды у мамки принимала и тучи постоянно гоняет!

Остальные отозвались одобрительным ропотом. Гера терпеливо дождался тишины и продолжил:

— В сарай вошла девочка. Я, разумеется, видел ее раньше — очень уж приметная внешность — но никогда не заговаривал. «Меня зовут Клима, — сказала девочка. — Я обда». Мне было странно слышать, как она называет себя титулом древних владык. Я спросил, с чего она это взяла. Тогда Клима схватила со стены ортону и полоснула себя по руке. И, глядя на те светящиеся порезы и полные решимости глаза, я понял: она — обда, ничем не хуже легендарных. А может, и лучше, потому что те проворонили власть, а Клима вернет ее и приведет нашу родину к миру и процветанию. Да здравствует Климэн, новая обда Принамкского края!

От вопля содрогнулись стены. Гера отступил на шаг вглубь сцены. Его речь удалась. Теперь можно было незаметно перевести дух, вытереть пот со лба и послушать, что еще скажет Клима. Гера немного сократил и приукрасил их первую встречу. Ни о какой политике войны и мира летчик-пятигодка в тот далекий день не размышлял. То есть, подобные мысли имели место, но совершенно в другое время. И Клима потратила куда больше часа, убеждая его в своей правоте. Гере стоило огромных трудов разглядеть в угловатой длинноносой девчонке хотя бы тень древнего величия обд. Одно дело — слушать небывалые сказки о самых хитрых, мудрых и могущественных мира сего, а другое — принять все это в лице какой-то младшегодки, пусть и почти его ровесницы — разница всего несколько месяцев. Юноша до сих пор иногда сомневался, особенно, если забывал Климин взгляд. Но таких пронзительных глаз даже у директора не было.

А обда тем временем продолжала говорить:

— Посмотрите, кто стоит рядом со мной! Гера — моя «правая рука», Выля — моя «левая рука», — Клима поименно перечислила всех. — Они на сцене, потому что верят в меня и стремятся к объединению Принамкского края. Но вы ведь тоже хотите этого?

Снова «Да!», громкое и уже какое-то экстатическое.

— Так чего же вы там стоите? Поднимайтесь ко мне! Все! Все поднимайтесь! Будем же едины!

Народ повалил наверх. Зал опустел, а на сцене не осталось даже места вертикально поставить доску.

— Возьмитесь за руки! Коснитесь своих соратников! Запомните лица вокруг — теперь вы одно целое! Что бы ни случилось — поможете вы и помогут вам!

Они стояли и кричали, было тесно и до жути радостно. Даже Ристинка чуть поддалась общему настроению. Климу зажали и захватали так, что она едва могла говорить, но все же не умолкала:

— Теперь, чтобы узнать друг друга среди множества людей, вам достаточно сказать: обда жива! И показать наш тайный жест. Кто помнит его? Покажите!

Помнили все. Руки взметнулись вверх: указательный палец левой перпендикулярно трем пальцам правой.

Знак Принамкского края.

Знак обды. Единства. Власти.

— У нас будут враги, — кричала Клима. — Они уже есть. Но среди нас врагов не будет никогда, ибо мы!..

— …Едины! — подхватила толпа.

Собрание длилось несколько часов. Клима говорила речи, отвечала на вопросы, рассказывала какие-то истории, частью придуманные на ходу. Мелькали под потолком Тенькины световые «снежинки», золотое знамя плескало бликами. А Институт спал, не подозревая, что это ночь начала перемен.

Не спала только толстая ключница. Уже который год она маялась бессонницей, поэтому ночами частенько выходила из своей каморки и со свечой в руках бродила по гулким пустым коридорам, бормоча себе под нос что-то неприятное. На нее редко натыкались воспитанники и еще реже — наставники. Хотя случаи были, судя по тому, что в Институте уже лет пять ходили байки о Жирной Сильфиде. Сильфы от природы почти не толстеют, к старости особенно истончаясь. Но говорили, якобы была такая сильфида, которая очень любила поесть. Однажды в Институте устроили посольский прием с угощениями. Сильфида ела-ела, аж распухла, но казалось ей все мало. Тогда она набила карманы сырами, колбасами, булками, масляными пирожными и пустилась на поиски кладовых с продовольствием. Но заплутала с непривычки в коридорах, испугалась, что отощает с голоду, и разом съела все свои припасы. Отчего лопнула и развеялась. С тех пор бродит ночами по верхним и средним этажам, ищет путь в подвальные кладовые. Найти, ясное дело не может, от чего злится и пожирает всякого, кто встретится на пути. Моралей у этой истории имелось целых две: поучительная и практическая. Первая гласила, что нельзя переедать, паниковать, отбиваться от коллектива и жадничать, а вторая: увидишь во мраке коридоров грузный силуэт в белой ночнушке — беги без оглядки.

Одним словом, силуэт толстой ключницы был известнее, чем она сама. И совершенно зря, потому как ключница замечала и слышала массу интересных вещей, а будь у нее слушатели — делилась бы. Даже Клима не догадывалась о существовании ключницы, иначе непременно убрала бы на ночь и ее.

Итак, прогуливаясь со свечой по пустынным коридорам, ключница непостижимым образом услышала странные звуки, доносящиеся из актового зала. Иной бы подумал на привидения и убежал, но кому как не живому воплощению Жирной Сильфиды знать, что никаких призраков в Институте нет. Женщина бесстрашно пришла под двери зала и, убедившись, что они заперты изнутри, а в замке с той стороны торчит ключ, навострила уши.

Надо заметить, толстая ключница была одной из немногих персон, которые знали истинную историю Принамкского края, но все равно радели за победу Ордена. Что послужило причиной таких взглядов — веды, убившие двоих ее сыновей, или тайная любовь к наиблагороднейшему — неизвестно. Главное, что услыхав слова «новая обда», «конец войны», «единство» и «веды», ключница разъярилась, перепугалась и со всех ног бросилась к директору. К счастью для собравшихся, имя «новой обды» так и осталось не услышанным.

Директора на месте не было. А еще троих его помощников, заместителя, помощника заместителя, сторожей, секретарей, наставницы дипломатических искусств и той части персонала, которая уехала нынче на границу. Пока толстая ключница вперевалку, путаясь в собственных телесах, добралась до наставницы полетов, успел забрезжить рассвет…

…Они расходились засветло, маленькими группами. Клима почти каждому объяснила, как следует вести себя утром и что говорить, если возникнут подозрения. Но последнее было лишь дополнительной мерой. Клима всегда верила, что сторонники ее не подведут. А после собрания знала это наверняка. Здесь не было случайных людей, недаром она кропотливо собирала их четыре года.

Наконец, в зале остались только Клима и Тенька с Ристинкой. Геру и Вылю обда отослала спать, заявив, мол, сейчас отведет «беженцев» на чердак и тоже отправится в кровать. Но Тенька успел заметить, что она недоговаривает.

Выпроводив свои «руки», Клима вернулась к сцене и некоторое время пристально изучала золотое знамя.

— Тенька, ты можешь придать ему вид орденского триколора, а если потребуется — мгновенно вернуть прежний?

— Клима, — всплеснул руками вед. — Я же тебе рассказывал, в чем состоит принцип колдовства! Да у нас последняя селянка не скажет того, что ляпнула ты!

— Разъясни еще раз.

Тенька демонстративно закатил глаза, но принялся за рассказ.

— Наш мир живет по особым законам, которые зовутся естественными свойствами. Самое простое: вода может быть холодным льдом на морозе и горячим паром на жаре. Все уроненное падает вертикально вниз, если не вмешаются сильфы. Вода преломляет свет. Камень твердый, а дерево мягкое. Список естественных свойств огромен, притом туда постоянно добавляются новые. А колдовство состоит в изменении этих свойств. Горячий лед, невесомый, словно пар. Желеобразный камень. То, что я вытворяю со светом, ты видела. Все возможности колдуна зависят от того, сколько он знает естественных свойств и способов из изменения. И колдовать легко только с хорошо изученными вещами. Например, про воду известно почти все. Или про известняк, некоторые породы деревьев и виды металлов, свет. Ткань знамени сложная, из разных веществ, обладающих разными естественными свойствами. Чтобы исполнить твою просьбу, мне придется расчертить флаг на три части и долго изменять каждую. А там еще и герб, он тоже из других ниток. Я управлюсь лишь к утру, и на обратный процесс мне потребуется не меньше времени.

— Поняла, — вздохнула Клима. — А ты можешь приклеить один флаг к другому, а потом быстро разъединить их?

— Это — проще. Неси воду, обольем флаги. С тканями напрямую возиться — себе дороже.

Они соединили золотое знамя с триколором и повесили на место.

— Теперь на чердак? — с надеждой спросила Ристинка.

В этот момент за дверями раздался тревожный стук, а затем панический Вылин шепот:

— Клима? Клима, ты там?

Обда повернула ключ и впустила «левую руку». Выля была бледна, ее губы дрожали, руки теребили подол нижней сорочки, на которую была наспех наброшена куртка.

— В чем дело? — спросил Тенька, заглядывая девушке в глаза: не свихнулась ли?

— Плохо все! Едва мы успели раздеться и лечь, как примчалась госпожа наставница полетов, оглядела комнату, да как заорет: «Где Ченара?!» Мы еле ее убедили, что ты всю ночь проспала, а сейчас вышла в уборную.

— Все вместе убеждали?! — Клима едва за голову не схватилась.

— Нет, мы же не об тучу стукнутые! По слову, по два, просто и ненавязчиво… Но Клима, тебе надо спешить! Кто-то пронюхал о нашем собрании, счастье, что так поздно!

Клима кивнула и отдала Теньке ключи со словами:

— Запрешь зал и подбросишь связку в подвал. Потом проводи Ристинку до чердака, а сам погуляй по Институту, чтобы быть в курсе событий.

Вед понятливо кивнул. Клима и Выля помчались в спальню.

За этот ничтожно малый остаток ночи Климе так и не довелось уснуть. Никто в Институте больше не спал: воспитанники сидели по комнатам и втихаря сплетничали. Свежайшие новости, тайные сведения и слухи, казалось, просачиваются сквозь стены. Откуда-то уже было известно, что под покровом темноты в актовом зале творилось загадочное беззаконие, все руководство подевалось неведомо куда еще вечером, а сейчас наставница полетов носится, как ортоной подстреленная, и пытается хоть кого-нибудь организовать. Время отбоя пока не истекло, и все с нетерпением ждали начала занятий, когда можно будет разузнать подробности и обменяться мнениями.

— Это все ведские штучки, — убежденно вещала со своей кровати Гулька, от избытка чувств оседлав подушку, словно лошадь. — Помните, в начале месяца веда ловили? Ну, который еще забор поломал? Вот, он никуда не убежал, а спрятался среди нас и теперь тайно наводит смуту!

— Неужто мы бы веда не распознали? — с иронией, понятной только посвященным, спросила Выля.

— Ох, ласточка, не скажи! — Гулька пришпорила подушку коленями. — Когда мой папочка армией командовал, он ведов насмотрелся столько… Ну, как я сильфов! И не с чего тут смеяться! Папочка рассказывал, что веды, даже самые родовитые, лицами и телосложением один в один наши крестьяне: коренастые чаще всего, золотоволосые, черноглазые, скулы широкие, носы вздернутые. Не то, что наша знать, у нас и легкость, и грация…

— Это оттого, что веды с сильфами в браки не вступали, — вставила Арулечка.

— А зря, ласточки! — убежденно заявила сплетница. — Сильфы, я вам скажу…

Разговор из политического плавно перетек в амурный. Клима в обсуждениях не участвовала, сидела, завернувшись в одеяло, и как могла изображала заинтересованность. Обду сильно клонило в сон, но показывать это было нельзя. Она злилась на себя, не понимая, почему тело так ее подводит. Вон, даже хрупкая Арулечка не выглядит усталой. А Клима, которая на пятом году частенько спала по полчаса в сутки и ухитрилась ни разу этого не показать, сейчас валится с ног.

Подъем задержали на целых два часа, что породило новую волну домыслов, каждый невероятнее предыдущего. Единственный вед постепенно вырос до целого отряда диверсантов, которым повелели захватить Институт и устроить в нем сначала засаду для наиблагороднейшего, а потом личный дворец Эдамора Карея, чтобы ему было где вдоволь в носу ковыряться. А то, говорят, он вознесся в Фирондо до небывалых высот, на людях уже неприлично.

— Хорошо, что Тенька не слышит, — шепнула Выля Климе.

— Ты ему расскажи.

— Вот еще! Обидится. Я дружить с ним хочу, а не дразниться.

— Только дружить? — проницательно уточнила Клима.

Выля густо покраснела и замяла разговор.

Еще никогда в истории Института колокол подъема не встречали с таким воодушевлением. Гулька вскочила первой, подушка полетела на пол. Выля встрепенулась, Арулечка с невиданной скоростью заплетала косы. Девочки возбужденно галдели, одеваясь; кругом царила предвкушающая суета.

Клима с трудом заставила себя выпрямиться, спустить ноги с кровати и раз-другой провести расческой по волосам. Хорошо, что они никогда не вырастали ниже лопаток — плетение косы, даже самой простой, девушка бы не осилила. Ее глаза закрывались, а голова все норовила склониться на грудь.

— Ты чего? — спросила Выля, заметив неладное.

Обда молча передернула плечами и попыталась надеть вместо куртки штаны. Потом последним усилием воли взяла себя в руки, облачилась в форму и направилась к выходу из спальни. Климу неприятно знобило.

По пути на поле воспитанниц нашла наставница полетов и сказала, что занятий на досках сегодня не будет, дел невпроворот. Поэтому пусть возвращаются в спальню или в зал досуга и ждут там следующего урока. К известию отнеслись положительно, а утро из тревожно-загадочного превратилось в радостное.

Выля обратила внимание, что Клима держится за стену, стараясь казаться незаметной, спрятать слабость от окружающих. Когда ласточки и, в особенности, неугомонная Гулька скрылись за поворотом коридора, Выля потормошила обду.

— Я хочу спать, — хрипло сказала Клима, не поднимая головы. — Не знаю, что со мной, словно заболела.

— Пойдем, я отведу тебя на чердак. Уверена, Тенька что-нибудь придумает.

— Тенька сейчас где-то в Институте, а не на чердаке.

— Я помогу тебе дойти, а потом найду его. Давай, держись за меня, вся шатаешься.

Путь до чердака показался Климе бесконечным мутным сном, полным лестниц и каменных стен. Иногда она засыпала, обвисая на Вылином плече, иногда пыталась бежать, надеясь, что так выйдет быстрее. Выля обращалась с ней, как с раненой, четко по пройденной недавно инструкции. Обда плохо запомнила момент, когда "левая рука" отворила укромную дверь, и путь по узенькой винтовой лестнице, и удивленные глаза Ристинки, желтые, как листья осенью…

— Что с ней?

— Не знаю, — Выля осторожно уложила спящую Климу на мешки. — Тенька давно ушел?

— Пару часов назад.

— Куда, не говорил?

— Представь себе, — бывшая благородная госпожа произнесла это таким тоном, словно делала собеседнице огромное одолжение. — Сказал, первую половину дня у актового зала будет крутиться, потом в столовую перекусить пойдет, а затем по коридорам поблуждает. Больно, говорит, отделка у нас в Институте красивая.

Выля оглянулась и, сжав губы, посмотрела на свою обду. Ту, которой присягала, которой все они этой ночью доверили будущее Принамкского края. В лице ни кровинки, под глазами темные круги, губы побелели. Но дышала Клима ровно, не металась, как в лихорадке и, если бы не замученный вид, сошла за простую спящую.

— Я пойду его искать, — медленно проговорила Выля. — А ты присмотри за ней. Ты же врач, можешь помочь, если что…

— Мы заморочки обд не проходили, — резко сказала Ристинка. — Может, у нее вообще что-нибудь заразное. Надо было в лазарет нести, а ты сюда притащила.

— Об тучу стукнулась?! А если такое только у обд бывает, и они обо всем догадаются?

— Сейчас твоя обда выглядит так, словно много дней не спала, не ела и перетаскивала тяжести. Ну, или начальная стадия бесцветки.

— Чур тебя и твой глупый язык! — плюнула Выля и выбежала с чердака, хлопнув дверью.

Ристинка фыркнула и передернула плечами. Она была благородной госпожой по рождению и умела держать себя в руках. Поэтому ее часто раздражало, когда окружающие позволяли показывать то, что у них на душе. Ристя подсела к Климе и потрогала ее лоб. Теплый. Значит, не бесцветка. При ней тело становится ледяным, а потом белеет. Лишаются цвета волосы и кожа, краснеют карие глаза. Под конец даже кровь из алой превращается в белесую и вязкую, а человек умирает от удушья. Страшная болезнь и малоизученная. Скорее не заразная, чем наоборот, но бывали случаи, когда бесцветка выкашивала целые семьи. Какими только способами ее не пытались лечить, вплоть до проклятого ведского колдовства и благородной сильфийской магии! Врачевательская энциклопедия приводила внушительный список лекарств, которые облегчали участь больного, а иногда и помогали ему выздороветь. Но многие маститые врачи полагали, что все это лишь совпадение. Нет средства от бесцветки, как нет объяснения, отчего порою здоровый и полный жизни человек за неделю истлевал, а иной, слабый и болезненный, держался месяцами или вовсе поправлялся. Бесцветка забирала и бедняков, и богачей, благо все же нечасто. За прошлый год на орденской половине Принамкского края болело сто двенадцать человек, притом тридцать девять выздоровели. Сильфы тоже иногда болели бесцветкой, но лишь старики. И дети от смешанный браков еще ни разу не угасли в юности.

Ристинида Ар была почти чистокровным человеком — редкость среди господ. Глядя на Климу, она пыталась понять, нет ли в родословной этой возомнившей себя невесть кем селянки сильфийских корней? Не вырастают у нормальных людей такие длинные носы. Если уроженец Холмов все-таки имел место, бесцветка Климе в ближайшие полсотни лет точно не грозит.

Выле посчастливилось натолкнуться на Теньку совсем недалеко от чердака. Взволнованная девушка не могла связать и пары слов, но по ее лицу вед понял: случилось страшное. Без лишних вопросов позволил схватить себя за руку и потащить в нужном направлении. Со стороны это выглядело забавно — Тенька был невидим, точнее, принимал цвет всего, что его окружало. Но Выля бежала быстро, по маскировке проходила рябь, и казалось, девушка тянет за собою сгусток искаженной пустоты.

На чердаке, выслушав сбивчивый рассказ и осмотрев виновницу переполоха, Тенька протянул:

— Надо же, как интересненько получилось…

Выле захотелось стукнуть колдуна чем-нибудь тяжелым.

— Делай что-нибудь!

— А чего вы от меня хотите? — удивился юноша.

— Ты же вед, помоги ей, — ядовито сказала Ристинка.

— Ты же врач, сама помоги! — передразнил Тенька. — С чего вы взяли, что я могу быть полезен?

— Ты знаешь все про обд… — начала Выля.

— Погоди-погоди, это вовсе не так! Мне известно не больше, чем обычному уроженцу той половины Принамкского края. Сказки, легенды, пара-тройка народных премудростей — все! И я, как вы, не знаю, с какой радости Клима вдруг уснула. Вот если б ты мне задачу по астрономии предложила решить, тогда…

— Но ты ведь проводил обряды!

— Выля! Эти, как ты выразилась, "обряды" — суть и основа всего колдовства. Оно и пошло-то от обд. Первые колдуны были ее духовной опорой. А потом уже открылось, что имея навыки "обрядов", можно творить массу других полезных вещей. Сейчас то древнее колдовство используют как тренировку для новичков. Поэтому, кстати веды, знакомые с таинством колдовства, физически не способны причинить обде зло. Это как клятва, только знак не вырезается на коже, а сам человек становится знаком. Как вы знаете, ни один из умеющих колдовать не примкнул к Ордену. А что сейчас творится с Климой, одним высшим силам ведомо. Эх, знал бы я, что моя жизнь так интересненько повернется, хоть в библиотеке Фирондо помимо книг о ритмике и математике поискал какие-нибудь исторические сводки…

— Неужели ты совсем ничего не можешь сделать? — Выля чуть не плакала.

— Большее, на что я способен, это погрузить ее в более глубокий сон, — проворчал Тенька. — Видели когда-нибудь зимой мороженных кузнечиков?

— А она от этого проснется? Так погрузи, чего ты ждешь!

— И правда, Тенька, — вступила в беседу Ристя. — Делай что-нибудь, если можешь, незачем ломаться.

— Да вы свихнулись, обе! Как можно проснуться от заморозки?! Я сказал так, чтобы подчеркнуть свое бессилие. Но если вам угодно угробить свою обду… Я с мышами уже третий год экспериментирую: усыпить — запросто, а при пробуждении половина взрывается. Там такая интересненькая схема…

— Ты же сказал, что не можешь причинить обде вред, — удивилась Ристинка.

— Так в благих же целях! — Тенька саркастически развел руками. — В отличие от обычной клятвы, верность ведов до ужаса обтекаема. Плохо будет только при осознанном и намеренном предательстве с использованием колдовства.

Выля села у Климиного изголовья и разрыдалась. Тенька поморщился.

— Успокойся. Лучше расскажите мне ваши предположения, и вместе подумаем.

— К-какие предположения? — всхлипнула Выля. Она увидела на Тенькином лице недовольную гримасу и постаралась успокоиться.

— То есть, вы даже не думали, что да как, а сразу побежали за мной?

— Решили, ты все точно знаешь, — пожала плечами Ристя. — Я оценила общее состояние и поняла, что таких недугов мы не проходили.

— Высшие силы, ну почему большинство девчонок похожи на мою недалекую сестрицу, а не на Климу! Давайте рассуждать. С ней раньше бывало подобное?

— Нет, — очередной всхлип Выля все-таки подавила. — Даже в детстве. Клима говорила, ей всегда требовалось мало времени на сон.

— Так. Значит, при обычном порядке вещей такой вариант хода эксперимента исключается… Да не смотрите так, это я на терминологию сбился, удобнее ведь. Что в последнее время Клима делала такого, чего не бывало никогда?

— Так собрание устроила!

— Выля, незачем орать, почем я знаю, что оно у вас было первое. Значит, раньше она не выступала перед публикой?

— Выступала! Уроки отвечала.

— А используя талант?

— Вербовала сторонников, обманывала наставников.

— И ей случалось использовать талант обды много часов подряд перед толпой больше пары сотен человек?

— Не припоминаю. Такое, как этой ночью, впервые было.

— Значит, — просиял Тенька, — вывод таков: сбой хода эксперимента вызван переменой исходных данных! Причина Климиного сна в собрании!

— Складно, но глупо, — заметила Ристинка.

— Да, — кивнула Выля, — Гера, например, постоянно выступает перед всем Институтом, и ничего. Даже в первый раз с ним все хорошо было. Ну какой нормальный человек…

— Клима — обда, — перебил Тенька. — у нее все по определению не как у людей и сильфов. Я убежден, что она слегла из-за собрания. Не рассчитала силы на первых порах… Точно! Вполне интересненький расклад! Как вам такая теория: обда устает потому, что во время речей призывает высшие силы! Никто этого не делает кроме нее. Певец-любитель может часами драть глотку и ничего ему не будет, а начинающий мастер споет пару песен — и все, голос сел.

— С Климой как быть, теоретик? — сдвинула брови Ристя.

— Подождать, пока выспится. А что мы еще можем? Выля пусть пойдет в вашу библиотеку, поищет чего. Вдруг мы не первые, у кого обда засыпает? Может, наши древние предшественники оставили письменные инструкции.

— Ты полагаешь, я найду все это в библиотеке Института?

— Клима же разыскала когда-то записи про обд! Где они, кстати?

— У нее в кровати, за дощечкой.

— Ну, так принеси.

— А Клима мне потом голову снимет, что я у нее рылась.

— Если проснется, — вставила Ристинка нервно.

Едва успокоившаяся Выля снова начала всхлипывать. Тенька с тоской оглянулся на Климу. Он смутно понимал, что если хорошенько прикрикнуть на обеих, то они сразу же прекратят заниматься глупостями. Но Тенька не любил повышать голос в гневе. Даже когда кому-нибудь удавалось вывести его из себя, вед говорил тихо, но так вкрадчиво, что кровь стыла в жилах. Вот Клима могла наорать в случае чего. А Гера вообще говорил громко, и уж если приходилось ругаться…

— Я, пожалуй, поищу Геру, — решил Тенька. — Надо его тоже известить, — и подумал, что друг лучше него справится с этим сборищем истеричек.

— Как спит?!

— Гера, замолчи.

— Почему спит?!

— Мы не знаем, — в который раз повторил Тенька. — Возможно, перетрудилась на собрании.

"Правая рука" шумно втянул носом воздух и резко выдохнул. У колдуна гора с плеч свалилась. Известие было встречено бурно, даже слишком, и Тенька на миг испугался, что Гера тоже начнет паниковать. Но, к счастью, недооценил его. Гера паниковал только по пустякам. А стоило случиться мало-мальски серьезной беде, мигом взял себя в руки.

— Она долго может спать? Ты пытался что-нибудь с этим сделать?

— Поверь, все возможное, — Тенька опустил, что пределом его возможностей были теоретические рассуждения. — Выля сейчас пошла в спальню за Климиными книгами. Если там ничего не найдет — отправится в библиотеку. Но я решил, ты должен знать: в ближайшие несколько часов, а то и дней, обды, считай, нет.

— В таком случае, я беру командование на себя, — решил Гера. — Извещу Вылю, и пусть передаст по своим цепочкам.

— Ты полагаешь, разумно рассказывать всем, что с обдой случилась беда? — прищурился Тенька.

Гера задумался. Он не любил секреты. Но что сейчас важнее: боевой дух организации или его личные пристрастия? "Вот так и становятся грязными интриганами, — с тоской подумал юноша. — Зря я Климу ругал, сам не лучше". Он не опускал взгляд, даже не вспомнил, что для его собеседника всякие глаза — открытая книга.

— Совершенно зря маешься, — спокойно, но твердо сказал Тенька. — Неужели ты не слышал легенду про битву на Железном поле?

— Если это очередная байка о якобы всемогущем Эдаморе Карее, то нет.

— Она повествует о событиях, случившихся шесть тысяч лет назад. Эдамору Карею, при всем моем уважении к нему, не больше пятидесяти. Я думал, ты знаешь сказки про обд.

— Не все, — смягчился Гера. — Мы все-таки на орденской стороне жили.

— Это рассказ о Ритьяре Танава. Он был обдой, одним из наиболее загадочных. Говорят, когда он почувствовал в себе талант, то бросился под повозку, чтобы его заметили. Впрочем, это слишком давняя история, чтобы судить наверняка. В те времена жизнь тоже не была мирной — с морей часто приплывали захватчики. Да и горцы недолюбливали жителей Принамкского края, это сейчас они чтят и ждут обду больше ведов. В самом начале правления обды Ритьяра Танавы горцы собрали большое войско и пошли на Гарлей. Они продвинулись далеко на восток, аж до самого устья Принамки. Ритьяр Танава ничего не мог поделать — его войска в это время сражались далеко, на Доронском море, в Гарлее оставался один гарнизон. Ну и народное ополчение можно было по окрестностям набрать. По науке, ни один толковый правитель не стал бы соваться в бой с такими малыми силами. Единственный выход — держать осаду. Но Ритьяр Танава, как это бывает и с нашей Климой, чувствовал, что осаду они не высидят. Поэтому он собрал военачальников и дал приказ наступать. Те воспротивились. Тогда молодой обда сказал, будто высшие силы дали ему знак: ни один из воинов обды не умрет в грядущей битве, если они нападут немедля. Но относится это лишь к тем, кто не струсит, не попытается бежать. Обде поверили, и вскоре гарнизон, кое-как укрепленный силами ополчения, выдвинулся против рати горцев. Страшная выдалась сеча. На поле, где она проходила, до сих пор трава растет зеленая и высокая, потому что земля, как гласит легенда, пропитана кровью людей и железом мечей. Потому и зовется то поле Железным. Ни один из верных обде не струсил. И ни один не вернулся. Войско же горцев оскудело наполовину. Они не смогли продолжить наступление: с Доронского моря возвращались основные силы. Ритьяр Танава положил почти всех верных ему людей, а оставшиеся от него отвернулись. Но если бы он не соврал тогда, говоря о бессмертии доблестных, не заставил людей идти сражаться, то Гарлей был бы взят, и весь Принамкский край захлебнулся бы кровью. Обда Ритьяр Танава выбрал меньшее из зол и, соврав, вошел в легенды как спасший нашу родину от захватчиков.

— Но я тут при чем?

— Если ты не соврешь, что с Климой все в порядке, организация распадется. А соврешь — без ее руководства все может пойти наперекосяк.

— Тогда нужно всех отвлечь. Придумать какое-то общее дело, чтобы отсутствия Климы не заметили.

— Устроить открытый мятеж? — иронично поднял брови Тенька.

— Не открытый, а… Точно! Передай Выле… — и Гера быстро зашептал на ухо другу свою идею.

…Тот день выдался одним из самых непростых в истории Института. Когда ранним утром толстая ключница растолкала наставницу полетов, та поначалу не смогла поверить, что все руководство бесследно исчезло и она единственная, кто по должности и выслуге лет может временно принять бразды правления. Но, омыв опухшее и раскрасневшееся со сна лицо холодной водой и вернув разуму надлежащую бодрость, наставница полетов вспомнила несколько важных вещей.

Общеизвестный факт, что вчера днем благородный господин директор сорвался в Мавин-Тэлэй по какому-то срочному делу. Немногим позже за кражу орденских бумаг задержали помощника секретаря, который должен был ехать на границу. Поэтому вместо него отправился сам господин секретарь. Это значит, Институт лишился лидера и тех двоих, что были в курсе всех его дел. Но остались еще двое помощников директора (не считая "врачихи", до сих пор не пришедшей в сознание), его заместитель и помощник заместителя. По утверждению ключницы, в личных апартаментах их не было, как не оказалось на месте сторожа или хотя бы его помощника. Что-то произошло за минувшие сутки, но наставница полетов поняла это слишком поздно.

Когда она, ведомая ключницей, прибежала в актовый зал, там уже не было ни души. Только осыпались на пол и растворялись в первых солнечных лучиках легкие перышки света. И не требовалось великого ума, чтобы заподозрить в этом светопреставлении ведские проделки. Наставница внимательно изучила прогоревшие до основания свечи, горячие еще масляные лампы и помчалась проверять воспитанников. Вдруг кто не успел вернуться в спальню? Или выдаст себя неосторожным жестом?

Но обход ничего не дал, кроме потери времени. Отчаявшись, наставница полетов отправилась на поклон к своей коллеге, ведущей дипломатические искусства. Всем известно: она шпионит на Орден. Может, присоветует чего.

Наставница дипломатических искусств пропала. К счастью, не совсем бесследно — на столе в ее рабочем кабинете лежало наспех составленное прошение об отпуске.

Сама не зная почему, скорее просто по старой привычке, растерянная женщина вышла на летное поле — то ли воздухом подышать, то ли взять из сарая доску и тоже улететь куда подальше. В упомянутом сарае ее ждало приятное открытие в лице живого и невредимого помощника директора в летном отделении, то есть, прямого начальника. Помощник был зол, как стая голодных крокозябр, хотел спать и выгнать ко всем смерчам того засранца, который пустил слух, якобы минувшей ночью сарай будут грабить. Увы, личность мерзкого шутника оставалась загадкой, хотя он явно был причастен к событиям в актовом зале. Узнав от подчиненной, что в деле замешана обда, помощник директора рассвирепел еще больше и ринулся в Институт.

В вестибюле они с наставницей полетов наткнулись на помощника директора в политическом отделении и заместителя директора. Господа были веселы, пьяны до безумия и сильно потрепаны. Они шли через широкий вестибюль в обнимку, пошатываясь, пританцовывая и громко обсуждая великую победу сил зла в лице городских блудниц над неизвестными "доброжелателями", любящими писать письма, а также прославляя великую мужскую дружбу, которой не помеха даже бабы и сломанный нос.

Подъем пришлось задержать, поскольку проводить невменяемых господ в комнаты удалось с трудом, а ни один воспитанник не должен был увидеть их в таком состоянии. В конце концов, уставший еще больше и схлопотавший от пьяной парочки в глаз, помощник директора в летном отделении передал все полномочия наставнице полетов и отправился спать, велев тревожить его только если придет весть, будто веды во главе с обдой заняли столицу. Вот так у наставницы появилась власть, но начисто пропало время вести уроки. Подъем прозвонили: задерживать его еще на пару часов было чревато беспорядками, и так воспитанники давно уже не спали. Но привычные занятия начались только у младшегодок, чьи наставники не ездили на границу и не занимали высоких постов. Старшие слонялись без дела, в то время как наставница полетов собрала вокруг себя наиболее опытных коллег и устроила быстрое совещание. Выяснилось, что пропавший сторож на самом деле внезапно поехал в город, к семье; его беспутный помощник убежал в лес, якобы ловить духов. А благородного господина помощника заместителя директора, в просторечии Крота, никто с вечера не видел. Было решено имеющимися силами оцепить Институт и послать кого-нибудь за подмогой, хоть бы в тот же Кивитэ. Заодно сторожа найдут.

Ближе к середине дня хрупкий порядок снова разорвало в клочья. На стене перед главной лестницей появилась огромная пурпурная надпись: "ОБДА ВЕРНУЛАСЬ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЕДИНСТВО ПРИНАМКСКОГО КРАЯ!"

Самое поразительное, никто не видел, как и, главное, кем провокационный лозунг рисовался. Яркие ровные буквы словно возникли в одночасье, порождая шквал домыслов и сплетен. Спустя каких-то полчаса в Институте не осталось человека, который доподлинно не знал бы меньше семи запретных вариантов истории Принамкского края и кучи эпических баек про обд в придачу. Багровая от ярости наставница полетов приказала немедленно стереть надпись, но не тут-то было. Краска, не иначе из-за очередного ведского колдовства, впиталась в полированный мрамор, как чернила в рыхлую бумагу. Проще было разломать стену. Выход предложил пожилой наставник политического этикета: занавесить противозаконные слова широкой плотной тканью. Положение это, конечно, мало изменит, но хотя бы проклятая фраза перестанет мозолить глаза.

Пока из актового зала выносили огромный орденский флаг и на "честное слово" прилаживали его к лишенной крючьев стене, пришла весть из столовой, где обнаружили вторую надпись: "ОБДА ЖИВА! ОБДА С НАМИ!" Слухи кругом пошли такие, что даже тех, кто им внимал, можно было запросто казнить за политические преступления. Но наставники ничего не могли поделать — всех голов не срубишь, а заткнуть сплетниц вроде Гульки не могла, кажется, и сама смерть. Тем временем на дверях в директорские апартаменты появилось третье послание: "ОБДЕ — ВЛАСТЬ, РОДИНЕ — МИР!"

Занятия в тот день шли урывками, вместо уроков все обсуждали историю и ведские легенды. К концу дня, когда многочисленные надписи уже никто не считал, наставница полетов собрала весь Институт в холле у главной лестницы, напротив орденского триколора, и толкнула прочувственную речь, призывающую обду сдаться по-хорошему. Преступнице на первое время гарантировалась жизнь, затем дорога под конвоем в Мавин-Тэлэй и беседа по душам с самим наиблагороднейшим. На заманчивое предложение никто не откликнулся. Клима в тот момент тихо-мирно спала на чердаке у Геры.

Под прикрытием толпы незаметный растрепанный мальчишка во врачевательской форме сделал несколько пассов руками и что-то прошептал. Сей же миг триколор опал, рассыпаясь в пепел, а на стене засверкало золотом и пурпуром знамя обды — истинный стяг Принамкского края.