Формула власти. Первое условие

Глава 7. Честность и обман

…Чтобы пел надменный голос:

«Гибель здесь, а там тюрьма!»

Чтобы ночь со мной боролась,

Ночь сама!

М. Цветаева

Апартаменты сторожа располагались на первом этаже. Жилище включало в себя гостиную, столовую, спальню и рабочий кабинет, главными особенностями которого были огромное окно с видом на ворота и множество веревок от тревожных колоколов. Тревога в Институте случалась редко, поэтому некоторые веревки успели основательно зарасти пылью.

Климу усадили в столовой, налили отвара из листьев смородины и малины с парой капель укропной настойки на спирту. Сильфы свято верили, что укроп хорош не только как приправа или краситель, но также снимает боль и успокаивает нервы. Особенно, если верно подобран рецепт. Люди орденской половины Принамкского края это верование отчасти переняли, но пихали в свои настойки столько разных трав, что первоначальный ингредиент на их фоне несколько терялся. Тем не менее, лечебные настойки всегда называли укропными. У Климы от запахов спирта и укропа всегда разыгрывалось воображение, поэтому отвар пришелся кстати. Ведь врать сейчас предстоит много и со вкусом.

Сторож был из тех людей, которых предстояло выдворить из Института. Клима так и не придумала, как к нему подобраться, поэтому тихо радовалась своей нынешней удаче. Она оказалась в комнатах сторожа почти без усилий со своей стороны. Предложи Климе кто-нибудь заново пережить события минувшей четверти часа, девушка не задумываясь сталкивала бы «врачиху» с лестницы снова и снова. Да поизощренней, чтобы дольше не вставала с постели. Напиток умиротворил Климу, она решила, что убивать госпожу неосмотрительно. Чем серьезней преступление, тем тщательней его расследуют.

— Вижу, ты уже не плачешь, — сторож сидел напротив, подперев щеку рукой.

— Я едва сумела совладать с потрясением, господин сторож, — кротко произнесла Клима. — Это было так страшно, так страшно!

— Расскажи все по порядку. Ты видела, что случилось с госпожой?

— Да, — Клима сделала над собой усилие и сухо всхлипнула. — Мы шли к ней в лабораторию, госпожа хотела посмотреть на мои швы. Я недавно с доски упала…

— А, так это ты сильфа на тренировке сбила? — уважительно улыбнулся сторож.

Девушка кивнула, подумав, что он наверняка слышал только окончательный вариант истории. Якобы отважная летчица-девятигодка во время учебного полета разглядела среди облаков нарушителя границы и велела тому приземлиться. Сильф приказа не послушал, и завязался бой. До самого заката девятигодка в непроглядной пелене небесного тумана демонстрировала чудеса высшего пилотажа (история умалчивает, почему никто не пришел на помощь, и откуда девятигодке были известны фигуры, которые проходят факультативно и на десятом году). Кончился бой тем, что сильфа вынудили приземлиться. Но в последний момент доска героической воспитанницы не выдержала нагрузки и разлетелась в щепки прямо посреди неба (при всей никудышности институтских досок такого в реальности случиться не могло). Девочка упала с головокружительной высоты, чудом не разбившись насмерть, чем наглядно доказала, что орденские летчики самые живучие и везучие. Что потом стало с нарушителем-сильфом, официальная история опять-таки умалчивала, но поговаривали, он оказался важной птицей, поэтому пришлось отпустить.

Клима не стала говорить сторожу, как все случилось на самом деле. Зачем?

— Да, это я, — подтвердила она. И не преминула добавить: — Даже в небе мне не было так жутко, как сейчас.

— Так что произошло? — снова спросил сторож.

— Шли мы. В лабораторию. Потом лестница, — Клима стала говорить отрывисто, проникновенно, глядя на собеседника черными немигающими глазами. — По правилам вежливости я пропустила госпожу вперед. Она шагнула. Начала спускаться. Я тоже. А потом… Я не знаю, почему так получилось. Госпожа, кажется, оступилась. Или ногу неловко поставила. Я была далеко, не смогла ее удержать. Она упала. Через всю лестницу. Страшно… — девушка судорожно отхлебнула еще напитка, напоказ закашлялась. — Скатилась и лежит. Как мертвая.

Сторож неловко похлопал ее по плечу, мол, все прошло. Он уже оставил позади молодость, но и старость встретить не успел — уголки глаз лишь слегка были припорошены морщинками, а в лихих темно-русых усах не нашлось бы и пары седых волос. Клима не считала сторожа плохим человеком, но угрызений совести от обмана не испытывала. Стыдно за содеянное ей было только раз, в далеком детстве.

— Все закончилось хорошо. Тебе незачем бояться и плакать, Клима. Ты ведь Клима, я верно сказал?

— Да. А откуда ты меня знаешь?

— Ну, как же. Частенько тебя в библиотеке видел, и на летном поле. Но не подумал бы, что ты с целым сильфом сумеешь совладать, — сторож заговорщицки усмехнулся, Клима ответила на улыбку. — Я тебя еще первогодкой помню, очень уж заметная ты раньше была. Потом уже тише стала, больше слушаешь, чем говоришь. Я тебя после скандала с ложками приметил — столовские девчонки рассказывали.

У Климы неприятно похолодели пальцы ног. Та авантюра, как выяснилось позднее, едва не стоила ей таланта. Обда должна защищать людей Принамкского края, а не наживаться за их счет. «Ложки» были ее первой интригой в Институте, благодаря ей Клима избавилась от многих недругов. Столовские девчонки знали почти всю тайну, даже имели с нее изрядный куш. Но сейчас они выросли и уехали, а тогда ни за что не сказали бы постороннему всей правды. Итак, что же известно сторожу?

— Я, право, не знаю, что в той давней истории могло привлечь твой интерес ко мне.

— Ну, как же, — воспоминания отдавались в голосе сторожа приятной теплотой, — Клима Ченара с первого года — девочка, вычислившая похитителей ложек и сумевшая добиться, чтобы про ее догадки узнали наставники. Многие тогда тебя запомнили.

У Климы отлегло от сердца. Все-таки она не ошиблась в столовских. Теперь можно переходить к делу.

— Я польщена. Но я просто делала то, что должно. Всякая воспитанница на моем месте поступила бы так же. Я сужу: каждый обязан выполнять свой долг. Мы, летчики, воевать с ведскими отродьями, политики — вершить судьбу Ордена, врачи — бороться с эпидемией, которая вспыхнула нынче в городе…

— Погоди, — Климу перебили именно в том месте, где она рассчитывала, — в каком городе эпидемия? Здесь, в Кивитэ?

— Точно там. Госпожа помощница директора как раз говорила мне, когда мы спускались с лестницы. Болеют женщины и дети, особенно маленькие. Я спросила, не заболел ли кто из тех, кого мы знаем. К примеру, родичи наставников или торговцев, которые по праздникам привозят сюда на продажу разные вещицы. Госпожа сказала, что, к сожалению, заболели, и много, но кто — договорить не успела. Ой, господин сторож, тебе нехорошо? Я не хочу сказать, что думаю, будто кто-то из твоей семьи болен, но ведь всякое случиться может…

Клима сказала последнюю фразу тише и посмотрела собеседнику в глаза. Она взглядом подавляла все его здравые мысли, оставляя лишь паническое беспокойство. А паника, как известно, плохой советчик. Конечно же, сторож сорвется с рабочего места прямо сейчас. И не вернется в Институт, пока не съездит в город удостовериться, что с его женой и детьми все в порядке, а эпидемии никогда не было. Клима же в случае расспросов всегда может сослаться на «врачиху». А что та, придя в сознание, ничего не вспомнит — так ведь головой вроде ударилась, память могла помутиться.

Сторож заметно помрачнел, отставил чашку. Клима видела, что сейчас он мучительно принимает нелегкое для себя решение — бросить службу, самовольно отлучиться к семье. Если все откроется, а это почти наверняка, ему в лучшем случае светит строгий выговор, вплоть до временного снятия с должности. Девушка решила подтолкнуть сторожа к нужному ей выбору.

— Я так переживаю за жителей Кивитэ, — вздохнула она. — Особенно за детей. Страшно, когда маленькая жизнь гибнет, и нет никого сильного и могучего, кто смог бы помочь. Уже вечереет, столько времени прошло, меня могут хватиться наставники. Я пойду, господин сторож, благодарю тебя за угощение и заботу.

…Когда за Климой осторожно закрылась дверь, сторож, оставшийся сидеть, бессильно уронил голову на столешницу, поверх холодных ладоней. Беспокойство выгрызало в нем жгучие дыры, рассудок словно заволокло туманом. Посидев без движения минуту-другую, сторож стремительно встал и бросился собираться. Ничего с Институтом не случится, думал он. Помощник хоть и суеверный дурак, но дело знает. Главное сейчас — проведать близких, оберечь от беды. Может быть, даже перевезти к матери в деревню, подальше от эпидемии. А работа… Ну, неужели этой ночью в Институте может произойти что-то необычное?

Клима мчалась к месту встречи с Герой, будто гонимая тридцатью четырьмя смерчами. Урок уже закончился, на носу ужин. Если Гера посмел не дождаться…

Но когда девушка завернула в нужный коридор, у нее отлегло от сердца. «Правая рука» сидел на подоконнике и задумчиво озирался по сторонам. Гера еще не успел сменить одежду после занятий на поле, и его форменная куртка на застежке-змейке была измазана чем-то черным, а желтые штаны обрели на коленях грязно-травянистый цвет. Увидев обду, Гера соскочил на пол и сделал пару шагов ей навстречу.

— Что случилось? Я правильно понял, ты хотела встретиться со мной здесь?

Клима кивнула.

— Ужинать мы не пойдем. Есть дело.

— Этого следовало ожидать, — фыркнул Гера. — Может, я хоть переодеться схожу? Четверть часа уже тебя дожидаюсь.

— Потом. Когда вернемся из сада.

— А, так мы в сад идем! — Геру раздражала Климина манера недоговаривать, поэтому он то и дело пытался возмущенно иронизировать. — Может, ты соизволишь объяснить, зачем?

— По дороге скажу, — девушка быстро пошла по коридору, вынуждая следовать за ней.

— Ты слышала, что госпожа «врачиха» с лестницы упала и почти убилась?

— Угу. Иди быстрее, я не могу тебя всю дорогу за руку тащить!

Но Гера наоборот остановился, как вкопанный, дернул Климу к себе, сжав ее плечо железной хваткой. Обда поморщилась. Это, безусловно, замечательно, что Гера силен, но порой его заносит.

— А может, это твоих рук дело? — тихо и вкрадчиво спросил юноша. — Клима, это уже не повседневные подлости, а покушение на убийство. Если все откроется, тебя не просто выгонят или посадят в крепость, а приговорят к смерти.

— Отпусти, — Клима дернулась. До Геры ей было далеко, но и слабачкой она не слыла. — Я знаю, на что иду, и отступаться не собираюсь. Если понадобится, собственноручно разорву любого, кто посмеет мне помешать. Идем, у нас мало времени.

Вокруг них шумела перемена. Одни воспитанники спешили в столовую, другие, уже сытые, — в спальни или на уроки.

— Это же неправильно, — прошептал Гера. — Ты губишь себя. Врачиха тебе ничего дурного не сделала, или я ни смерча не смыслю в людях. Опомнись, еще не поздно добиться всего честным путем, свернуть с кривой дорожки обмана и убийств…

— Сейчас не время и не место это обсуждать, — отрезала Клима. — А честным путем в наши времена можно добиться не власти, а низложения.

— Ты не права! Честность — вот высшая добродетель. Только честный может зваться Человеком. Только искренние преодолеют преграды на своем пути!

— А лживые сумеют их избежать. Гера, или ты идешь со мной, или я сменю тебя на Вылю. Она трусиха, но дурацких разговоров не заводит.

— Мы вернемся к этой теме, — твердо посулил Гера.

— Угу, — отмахнулась Клима, высвобождаясь из его ослабевшего захвата и продолжая путь.

— Слово обды?

— По мелочам не клянусь!..

Если летное поле только начало свое падение в сумерки, то сад за счет теней от ветвистых деревьев погрузился в темноту куда глубже. Ветер трепал зеленые листья, насвистывая колыбельные закрывающимся бутонам цветов. Красная сирень уже понемногу осыпалась, но конец ее поры был пока неблизким. Над садом витал сонный покой, припорошенный таинственностью. Вся институтская суета казалась здесь пустым фарсом, а переполненный коридор — душной клеткой посреди хмельного карнавала. Клима быстро шла, укрываясь тенями и избегая дорожек.

— Может, теперь ты объяснишь, зачем мы тут? — раздраженно шепнул Гера.

— Нужно обмануть одного глупого человека, — буднично ответила Клима. — Ты чего остановился?

— А ты правда не понимаешь?!

— Не ори, еще услышит кто. Я лишь попыталась последовать твоему совету. И вот, что получилось.

Гера едва дара речи не лишился.

— К-когда я советовал тебе обманывать людей, тем более, глупых?

— Меньше минуты назад, посреди коридора, ты велел, чтобы я прекратила врать. Вот я и сказала тебе правду — назвала вещи своими именами. Я могла толкнуть речь, мол, на тебя возлагается ответственная миссия оказать помощь своей любимой обде в организации предстоящего собрания, потребуются все твои смекалка, выдержка, опыт, хитроумие и стратегическое мышление. Но мы знакомы давно и хорошо, поэтому я говорю, как есть: надо обмануть глупца. Ну, много тебе проку с моей правды?

— Вечно ты все искажаешь! — возмутился Гера.

— Ничего подобного, просто ты сам не понимаешь, о чем просишь.

— Клима, я осознаю, что порой без обмана нельзя, — сдался Гера, — но ты бы могла врать поменьше.

— И усложнять без того непростую жизнь? Вот еще. Жаль, дождя давно не было…

— При чем тут дождь?

— Надо замаскироваться, — Клима задумчиво огляделась по сторонам, поковыряла носком ботинка сухие катышки садовой земли и уверенно направилась в сторону фонтана.

— От кого? Зачем? Ты объяснишь, наконец, кого мы будем обманывать, и что требуется от меня?

Клима сбавила шаг, оглянулась и посмотрела на Геру в упор. От холодного пронзительного взгляда блестящих черных глаз юноше стало малость не по себе.

— Ты всегда так забавно возмущаешься, — сказала она без тени умиления. — Когда я тебя подводила или подставляла? Когда мои планы не срабатывали?

Гера постарался вспомнить, но не смог.

— Никогда, — выдавил он, ощущая непонятный стыд.

— Тогда почему ты постоянно во мне сомневаешься? — Клима спросила это резким повелительным тоном, у ее спутника мурашки пробежали по спине. Обда, пожалуй, была единственным человеком, перед которым Гера порой, невзирая на всю силу и достоинство, желал упасть ниц и молить о прощении. В такие минуты, как теперь, он с трудом сдерживался.

Клима не стала окончательно ломать его и первой отвела взгляд. Гера порой ловил себя на мысли, что когда-нибудь она будет смотреть до конца. И в глубине души боялся. По этой же причине Клима, при всех ее многочисленных недостатках, мнилась юноше натурой благородной. Иметь такую власть над собственными друзьями и ни разу не унизить их сумеет не всякий. Хотя иногда в голове проскакивала злая мыслишка, что Клима просто слишком хорошо его знает и давно просчитала, каков будет результат, если она перегнет палку.

Обда тем временем молча продолжила путь, и вскоре они вышли к фонтану, уже выключенному на ночь. Клима выплеснула из бассейна немного воды на иссушенную жарой землю и замешала вязкую грязь.

— Нарви листьев с розового куста, — попросила она Геру. — Сейчас я сделаю из тебя настоящего лесного духа. В таком виде ты проберешься под окно первого этажа, восемнадцатое от калитки, я покажу. Дождешься, когда я скажу условную фразу, а потом…

Вскоре Геру было не узнать. Он разделся до пояса и вымазал грязью все открытые участки тела, налепив побольше листочков на лицо и грудь. На его взлохмаченные светлые волосы Клима нахлобучила кое-как сплетенный венок из веток. В таком виде Гера пришел под указанное окно, сел на корточки, чтобы его не обнаружили раньше времени, и обратился в слух. Требовалось не пропустить, когда Клима скажет условную фразу: «осыпается к середине лета красная сирень». В комнате за окном жил помощник сторожа, человек недалекий и суеверный. Про таких говорят: верит и в наши высшие силы, и в сильфийские Небеса, и в крокозябр с лесными духами.

Гера услышал стук в дверь и торопливые шаги хозяина. Затем скрип петель и заискивающий Климин голос:

— Доброго вечера, господин помощник сторожа. Тебе велели гостинчик передать.

— Какой? От кого?

— Дозволь войти, разговор не для порога.

Дверь хлопнула о косяк, помощник сторожа и его посетительница прошли вглубь комнаты и остановились у стола, рядом с распахнутым по жаре окном.

— Выкладывай быстрее, чего у тебя, — помощник сторожа говорил нервно, с раздражением. Гера решил — у него выдался не самый легкий день.

— Сегодня, когда я была на ужине… Знаешь, какое нынче мясо вкусное подали к столу? Моя мачеха уж на что мастерица, а даже у нее такого не получалось…

— Ты ввалилась ко мне, чтобы это сообщить? — перебил помощник сторожа.

— Нет, совсем нет, просто к слову пришлось. Подходит ко мне госпожа главная повариха и говорит… Ах, сегодня на ней такой передник был — одни белые кружева! Как не замарался — понять не могу. Но…

— Ближе к делу, иначе выставлю за дверь!

— Ох, господин помощник, такой разговор деликатный… Право, как и начать не знаю. Гостинчик-то мой на словах, но уж важен — не обессудь…

Гера почувствовал, что слабо улавливает нить беседы. Клима городила кучу ничего не значащих фраз, часто повторяя одно и тоже. Пользы от речи было не больше, чем от простого молчания. Слова лились бесконечным потоком, притом казалось, что вот-вот ораторша приблизится к сути. Но этого не происходило. Казалось бы, такое долгое предисловие должно раздразнить любопытство слушателя. Тем не менее, и Гера, и помощник сторожа втайне жаждали того момента, когда Клима наконец-то замолчит. А скажет она то, ради чего пришла, или нет — дело десятое.

— …И тогда я вспомнила, что осыпается к середине лета красная сирень, но потом…

Юноша подскочил, едва не ударившись головой о выступающий подоконник. Сонная одурь, вызванная речью обды, слетела, как ветер с поверхности доски. Гера выпучил глаза, выставил вперед вымазанные грязью и облепленные листьями руки, поднялся во весь рост, появляясь в оконном проеме.

Он увидел скромно обставленную, но хорошо освещенную комнату, Климину спину и лицо помощника. При виде Геры оно побелело и вытянулось.

— А… а… а-а-а, — прохрипел помощник сторожа, очумело тыча пальцем в окно. — Что за шутки? Сгинь, изыди-и-и!

Клима обернулась.

— Что такое, господин? — непонимающе спросила она.

— Там… на улице… ты разве не видишь эту рожу?

— Какую рожу? За окном никого нет.

Гере на миг стало не по себе. Клима совершенно спокойным отсутствующим взглядом смотрела сквозь него. У юноши закралась дурацкая мысль, будто он и вправду стал невидимкой. Или в нем образовалась сквозная дыра, через которую видны кусты позади.

Помощник сторожа тоже глянул на Климу и бессознательным жестом схватился за сердце.

— Духи леса услышали тебя, смертный, — страшным шепотом провыл Гера. — Ты избран высшими силами Принамкского края и сильфийскими Небесами. Приходи в лес этой ночью, едва сгустится темнота, и исполни предначертанное. У-о-у-у-у!

— Неужели ты не слышишь этот жуткий вой? — невнятно вопросил помощник сторожа, дрожащей рукой хватая Климу за плечо.

— В лесу волки выли на прошлой неделе, когда полнолуние было. А сейчас вроде тихо.

— Приходи-и-и, приходи-и-и, — стенал Гера на разные лады. — Не придешь в лес этой ночью — худо будет, у-у-у!

— Ой, господин помощник, гляди, какой паучище по стене ползет! — Клима дернула собеседника за полу рубашки, вынуждая его отвернуться от окна и посмотреть в другую сторону.

Гера, сообразив, быстро присел, исчезая из поля зрения, и ползком скрылся в дальних кустах.

— Где? — помощник шарил безумными от страха глазами по стене, но ничего не видел.

— За шкаф уполз. А такой здоровый был, высшими силами и лесными духами клянусь!

Помощник снова посмотрел на окно, но там, разумеется, уже было пусто.

— Ты, девочка, как там тебя, иди, иди. Не до гостинцев сейчас…

Клима не заставила долго себя упрашивать.

Когда Гера вошел на чердак, Ристя разинула рот и села, где стояла, а Тенька подавился пирожком.

— Тебя избрали вождем древних дикарей? — уточнил вед, прокашлявшись.

— Это я еще в фонтане умылся и листья снял.

— То есть, было хуже? — подняла брови Ристинка.

Что и говорить, выглядел Гера сейчас колоритно. Одежда, и так пыльная после тренировки, намокла от умывания, извалялась в траве и земле. Лицо «украшали» размашистые грязевые потеки, волосы торчали в разные стороны коричневатыми сосульками.

— Это у вас урок маскировки был? — полюбопытствовал Тенька.

— У нас был урок полетов. А потом Клима…

— Все ясно, — Ристя отвернулась, внешне теряя к Гере интерес. Ко всему, что касалось обды, она проявляла демонстративное равнодушие.

— …Клима попросила меня помочь ей обма… э-э-э, перехитрить помощника сторожа, — Гера чувствовал себя неловко. Он понял, что стыдится называть вещи своими именами, и невольно поступил так, как не стала поступать с ним Клима.

Тенька заметил Герину оговорку, но промолчал. Вед куда спокойнее относился к обману. Он не врал, как обда, направо и налево, надобности не было. Но схитрить в свою пользу любил и умел.

— И как, удалась затея?

— Еще бы! — Гера вкратце пересказал суть авантюры. — Теперь Клима пошла избавляться от благородного господина помощника заместителя директора.

— Ну и должность, — хмыкнул Тенька. — К нему что, все так обращаются? Это ж состаришься, пока договоришь.

— Официально — полностью. А при разговоре можно просто «благородный господин» или то же самое, но с прибавкой имени. За глаза его зовут «помощник заместителя директора», или, самые отчаянные, по прозвищу.

— А какое у него прозвище?

— Крот. Ибо подслеповатый, въедливый и апартаменты на цокольном этаже.

— Да какой это этаж! — неожиданно встряла Ристинка. — Подвал подвалом, у нас там рядом лаборатория, где крыс и лягушек препарируют. Темное местечко. Не понимаю, как он может в нем жить.

— Наверное, и вправду крот, — фыркнул Гера.

На чердак вбежала запыхавшаяся Выля с большим свертком в руках. Ее пухлые загорелые щеки пылали от возбуждения.

— Меня Клима прислала… Ох, Гера, ну ты и чумазый! Как же тебя в коридорах никто из дежурных и наставников не задержал?

— Мы все-таки недавно разведку на вражеской территории проходили. В том числе и в зданиях. Не шарахайтесь вы все так, выйдем с чердака — умоюсь. Хоть в ближайшем коридорном фонтанчике. Конечно, он для питья, но ради великого дела…

— Обойдемся пока без столь великих жертв, — хихикнула Выля. — На, держи.

Девушка развернула свою ношу и сунула Гере чистую форму для занятий в помещении — длинные неширокие штаны с узорными отворотами, рубашку на пуговицах и короткий жилет — все в горчично-желтой гамме. Из всех только воспитанники политического отделения не имели рабочего комплекта одежды, а всегда щеголяли в роскошных алых костюмах или длинных платьях с пышными юбками — в таком виде им нужно было уметь не только думать головой, но и сражаться, а также ездить верхом. Летчики для полевых занятий надевали куртку на «змейке» и более плотные штаны, которые заправлялись в шнурованные полусапожки. Врачи поверх зеленой одежды повязывали широкие белые передники.

— Из прачечной забрала, — поделилась Выля, пока Гера переодевался, отвернувшись к стене. — На меня там смотрели, как на стукнутую об тучу, ну да ладно. Главное — не помешали. Через полтора часа отбой. А сразу после Клима будет ждать нас у дверей актового зала. Незадолго до отбоя выходим с чердака. И Ристя с нами, Климин приказ. А это Тенька, тебе, — Выля протянула колдуну вторую часть своего свертка — там были штаны с отворотами, совсем как у Геры, только поменьше размером и орехово-зеленые. А еще длинная рубашка и приталенный жилет со множеством карманов. — Ты тоже участвуешь в собрании, а так не вызовешь подозрений, если заметит кто лишний.

— Это форма ваших врачей? Интересненькая…

— На политика ты, конечно, больше похож — очень уж физиономия хитрая — но их форму так просто не дают, дорогая больно. У них ведь практические занятия не в поле или лаборатории проходят, а на приемах благородных господ, поэтому надо соответствовать. А летчик из тебя, извини, никакой — те сильные и высокие. Как Гера.

— Вырасту еще, — в который раз пообещал Тенька. Но больше себе.

— А там что? — спросил Гера, указав на темный узел, оставшийся у Выли в руках.

— Это для Климы, — загадочно поведала девушка. — Скоро увидишь. Наши шестигодки с политического три месяца тайком шили. Мне Клима по секрету сказала, что даже помыслить не могла, когда велела им, как ей придется это использовать… Тебе понравится, Гера. Вам всем.

Помощник заместителя директора — сухопарый подслеповатый человек средних лет — уже готовился отойти ко сну, когда услышал настойчивый и резкий стук в дверь. Это было странно. Благородный господин директор отбыл в столицу еще днем, а кроме него никто не посмел бы так непочтительно стучать. Разве что заместитель, но никогда раньше он не спускался на цокольный этаж. Поговаривали, боится подвалов. Немудрено, в нем слишком много сильфийского.

— Кто там? Войди! — повелительным тоном крикнул помощник заместителя, но в дверь только забарабанили сильней.

Сквозь зубы суля неведомым хулиганам страшные кары, мужчина выглянул в коридор. Там было пусто, лишь у лестницы, ведущей на два нижних, совсем подвальных этажа, виднелось неясное свечение. Будто масляную лампу накрыли тонкой шелковой тканью. Непорядок. Если там кто-то есть — надо изловить шутника и призвать к ответу. А если никого — опасность возгорания!

Помощник аккуратно прикрыл за собой дверь и пошел к источнику света. В полутемном коридоре цокольного этажа зрение совсем разладилось, поэтому разглядеть человека, держащего лампу, было невозможно. А лампу именно кто-то держал: раздались мягкие быстрые шаги, свет начал отдаляться, а затем спускаться вниз. Помощник заместителя директора любил подвалы и замкнутые пространства, чувствуя себя там гораздо уютнее, чем на просторах полей. Поэтому он без колебаний поспешил следом.

Таким манером они миновали два пролета и оказались на последнем подвальном этаже Института. Сюда редко заходили даже работники персонала, не говоря о воспитанниках и наставниках. Здесь хранились запасные части инвентаря, вина для высоких гостей, недосписанный хлам и полусгнившие знамена с драным выцветшим шитьем. Откуда взялись последние, не знала ни одна живая душа. Все это лежало на полках в тесных комнатах, расположенных по обеим сторонам подвального коридора.

Помощник пожалел, что сам не догадался прихватить лампу или свечу. Темнота сгустилась, невозможно было разглядеть собственную вытянутую руку. Тем не менее, огонек по-прежнему маячил впереди.

— Немедленно иди сюда! — приказал мужчина, прибавляя шаг. — Заблудишься!

Заскрежетала дверь одной из комнат-хранилищ. Свет пропал. Помощник быстро добрался до комнаты и заглянул внутрь. Лампа по-прежнему была там, и ее вроде бы даже держала чья-то тонкая рука.

— Вот и попался, — удовлетворенно сказал преследователь, вошел и приблизился к лампе.

Только теперь он сумел разглядеть, что некто подвесил ее на запястье старого манекена, по которому когда-то учились воспитанники-врачи. А из живых людей в комнате был только сам помощник. В этот момент раздался громкий пронзительный скрежет, и дверь за спиной мужчины захлопнулась. Поняв, что попал в ловушку, он снял лампу, подошел к выходу и гневно постучался.

— Прекратите шутки! Я вам всем устрою веселую жизнь, если не отопрете!

Но за дверью отозвалась лишь тишина.