Гарри Поттер и Песочные Часы

11. Подорванное доверие

Ежедневные занятия окклюменцией начали давать свои плоды. Гарри подозревал, что пятый курс тоже не прошел даром, потому что с каждым днем чувствовал себя все более уверенно. Снейпу требовалось больше времени на подготовку, а вмешательство занимало совсем крошечные, незначительные периоды. Гарри понял, что уже может скармливать профессору самые безобидные воспоминания. У него в распоряжении было десять лет с Дурслями, и вопли тети Петуньи были отличной заменой информации о возрождении Ордена Феникса и расположении дома на улице Гриммо.

Слизнорт, вопреки сказанному, молчал. На занятиях он был приветлив и дружелюбен, но не спешил звать первокурсника на чай. Гарри заинтересовался, кого он напомнил профессору Зельеварения, и не связано ли это с тем, что теперь Слизнорт пытается увильнуть от исполнения данного обещания.

Больше всего сложностей было со сверстниками. Гарри все чаще ловил на себе обеспокоенные взгляды. В первые дни, когда он вел себя необдуманно и дерзко, никому не приходило в голову считать его странным. Теперь же, погруженный в свои мысли, он постоянно натыкался на взволнованное лицо профессора Стебль или первокурсников Пуффендуя. Больше всего волновался Невилл.

— Со мной все в порядке, — не выдержав, заявил ему Гарри, когда за обедом во вторник на третьей неделе их совместного обучения, Невилл печально вздохнул, глядя на однокашника.

— Ты выглядишь очень плохо, — ответил Невилл, — после этого письма ты сам не свой.

Чувствуя себя подлецом, Гарри сказал:

— Мой крестный в Больнице Святого Мунго.

Он знал наверняка, о чем подумает Невилл. И еще он знал о том, что Невилл никому еще не успел рассказать о своих родителях. Поэтому Невилл ничего не заподозрит и будет считать, что крестный Гарри сошел с ума. Слухи прекратятся, Гарри получит славу бедного, несчастного мальчика, последний родственник которого упрятан в застенки больничной палаты. План был жестоким по отношению к Невиллу, но Гарри счел его безобидным. Ведь Невилл никогда не узнает ни о каком плане, он просто сделает выводы сам. И сам решит проблему. И все равно, когда слова прозвучали, Гарри почувствовал себя ужасно.

— Извини, — ответил Невилл. По выражению его лица Гарри понял, что план успешно запущен.

К вечеру того же дня ни один пуффендуец не смотрел в сторону Гарри прямо.

Нужно было вернуться к созданию безопасного способа вести записи. Несколько дней в библиотеке не принесли плодов, поскольку чары, которые нужно было накладывать на пергамент или книгу, требовали существенных познаний в теории магии. Гарри не удивлялся тому, что Седрик Диггори освоил эти чары на втором курсе, но сильно сомневался, что справится без чужой помощи сам. Поэтому теперь его вечера разделились надвое. Половину их он проводил с Гермионой, которая, кажется, была вполне готова к тому, чтобы стать самым юным исследователем анимагии в истории магического мира. Другую половину они с Седриком сидели в факультетской гостиной и повторяли заклинания, одно за другим, и Гарри уверенно шел к победе. Ханна Аббот однажды застала их за этим занятием и попросила поучаствовать. Гарри, не решившись привлекать к себе внимания отказом, вынужден был согласиться. Так их стало трое, и за их успехами незаметно наблюдал весь Пуффендуй.

Дамблдор больше не вызывал его к себе, но Гарри был уверен, что находится под постоянным наблюдением. Первые дни он с большой опаской пил тыквенный сок. Его успокоила странная мысль: Снейпу не будет выгодно, если он расскажет всю правду директору. И вместе с этой мыслью он понял причину, по которой его еще не упекли в застенки Отдела Тайн для подробнейшего изучения.

Власть директора Школы Чародейства и Волшебства распространялась на территорию Хогвартса, но за его пределами сражались за власть самые разные организации и отдельные волшебники. Гарри помнил, что Люциусу Малфою было достаточно одного похищения ребенка в Школе, чтобы воздействовать на Фаджа и остальных попечителей. Дамблдор не смог остаться в Хогвартсе, даже несмотря на то, что от этого зависела жизнь Джинни Уизли. Он ушел, возложив операцию спасения первокурсницы на второкурсника. Нет, всесильным Дамблдора назвать было сложно, поэтому, пока Люциус отправляет Гарри темные артефакты, можно не беспокоиться за состояние тыквенного сока. Возможно, его кубки проверяют на различные яды и сыворотки Министерство, Школа и Пожиратели Смерти вместе взятые. Или, что куда более вероятно, никому вообще нет дела до его тыквенного сока.

Используя чужое бездействие как время для подготовки собственных операций, Гарри продолжил выматывающее общение. Пока пуффендуйцы, сраженные историей Невилла про крестного Гарри, деликатно отворачивались от него за общим столом, студенты других факультетов, менее чувствительные к чужим бедам, с охотой продолжали общение. Гарри удалось расположить к себе Падму, а затем он «познакомился» с ее сестрой, и это положило начало странной межфакультетской дружбе. На занятиях, пользуясь знакомством, они быстро формировали группы, часто обсуждали заклинание, забавные факты из магической истории или ингредиенты для зелий. Другие первокурсники следили за этим поначалу настороженно, а затем начали сами проситься в компанию.

Сложней всего было наладить связь со Слизерином, но Гарри подловил удачный момент, подключив к межфакультетскому сплочению профессора Слизнорта. На четвертом по счету уроке Зельеварения, когда им нужно было выбрать себе пару для создания зелья пробуждения к усыпляющему зелью оппонента, Гарри выбрал Драко. Слизнорт вертелся вокруг них дольше, чем вокруг остальных студентов, вместе взятых, и, возможно, поэтому несколько раз Драко ронял флоббер–червей. В конце, когда Слизнорт в шутку сказал, что раньше студентов заставляли выпить одновременно два зелья, и по итогам ставили оценку, Гарри, не задумываясь о последствиях, схватил два флакона и сделал по глотку из каждого. В животе тут же забурлило, но никаких других эффектов не произошло. Слизнорт, раскрыв рот от удивления, начал аплодировать чужой храбрости, а лицо Драко превратилось в сплошное белое полотно.

— Отлично! — воскликнул профессор, когда к нему вернулась способность говорить. — Десять баллов Пуффендую за отлично приготовленное зелье пробуждения и десять баллов Слизерину за то, что мистер Малфой не убил мистера Поттера.

Все расхохотались, но Драко сумел выдавить из себя только один нервный смешок. После занятия он вышел из кабинета первым, оставив свои вещи на месте. Их собрал Крэбб и в растерянности пошел следом.

Когда четвертая неделя была на исходе, Гарри закончил работу над дневником. Ханна тоже успешно зачаровала свою книгу. Она взяла для эксперимента «Руководство по трансфигурации для начинающих», из чего Гарри сделал вывод, что непреднамеренно начал эпидемию создания невидимых шпаргалок. Книга Ханны была девственно чиста и только яркая обложка выдавала ее содержимое. На следующий день он получил загадочную записку с факультета Гриффиндор: «Гарри Поттер — гений зла! Теперь трансфигурация нам не страшна! У. и У.». В записке ощущался стиль Фреда и Джорджа, но Гарри не спешил радоваться.

Тихую жизнь, к которой Гарри начал привыкать, нарушила громкая новость. «Пророк» писал об очередном расследовании Министерства. Заголовок был настолько красноречивым, что Гарри засомневался, действительно ли Снейп убил Риту Скиттер: «Что скрывает поместье Малфоев?». Получив сову и прочитав короткую заметку на первой полосе, прежде чем приступать к чтению статьи, Гарри обернулся к столу Слизерина. Драко сидел с испуганным выражением на лице в окружении Крэбба и Гойла. Учитывая актерский талант Малфоя, можно было не сомневаться, что этот страх не наигран. Гарри начал читать, проглатывая целые абзацы — за последние недели он научился пропускать ничего не значащие отвлеченные вставки журналистов и выхватывать главное.

«Пророк» рассказывал о деле, которое до сих пор успешно удавалось скрывать от прессы, но «из надежного источника» журналистам стало известно о закрытых слушаниях, которые были посвящены, помимо прочего, расследованию финансовых операций семейства Малфоев. За едкими репликами слепого последователя Скиттер было хорошо видно, что дела у Малфоев шли категорически плохо. Гарри понял, что «ошибка» с Грозным Глазом дорого обошлась Пожирателю Смерти. Раньше он решил бы с полной уверенностью, что эти атаки Министерства доказывают вину Малфоя в смерти Грюма, но он слишком хорошо помнил собственный суд. Нет, разбирательство, которое просочилось в прессу, доказывало только то, что Малфой старший теряет влияние. И, вероятно, деньги.

Гарри понял, что чужое благополучие может повлиять на его собственное. Если Малфой будет разбит, если его лишат состояния, осудят или, еще хуже, посадят в Азкабан, Дамблдор получит возможность делать с Гарри все, что захочет. Возможно, раньше это означало бы хороший исход, но не теперь, когда Гарри уже, намеренно или нет, посодействовал смерти двух невинных людей. И оставался еще дневник Тома. И, самое главное, в чем Гарри боялся признаваться себе даже теперь, но не мог упускать из виду, оставалась его загадочная связь с Волан–де–Мортом. Люциус, как и Дамблдор, верил в то, что эта связь была сильной. Возможно, настолько сильной, что Мальчик–который–выжил был потенциально опасен. Если Гарри не нужен будет Люциусу, Дамблдор сделает так, чтобы Гарри не был опасен. Гарри понял, что по–настоящему боится директора.

Он знал, что нужно делать, хотя это противоречило всему, о чем он думал летом, строя красивый план по спасению мира. Если он хочет продержаться еще хотя бы несколько недель, Люциус не должен проиграть процесс.

Гарри встал из–за стола, свернув выпуск «Пророка» в трубочку. Он добрался до своей комнаты в считанные минуты, открыл сундук и поспешно написал письмо. Букля должна была донести его до Больницы Святого Мунго через несколько часов. Все это время он продолжал ходить на занятия и не смотрел на Драко так часто, как только мог.

В обед Букля вернулась, она принесла крошечный кошель, открыв который, Гарри увидел огромную гору галеонов. Ему не пришлось делать вид, что он удивлен, он забрал кошелек и понес его в гостиную.

Плохо начинать знакомство с крестным, одалживая у него небольшое состояние на спасение Пожирателя Смерти. Гарри догадывался, что у Малфоев достаточно имущества для того, чтобы купить Больницу Святого Мунго, но он не мог не попытаться. Не мог не предпринять вообще ничего. Кроме того, у него был еще один план. Для этого плана потребовался отдельный конверт, куда Гарри положил пару своих волос и ключ от ячейки в Гринготтс.

Вооружившись конвертом и кошельком, он шел в Большой Зал.

— Драко, можно тебя ненадолго? Мне тут нужна помощь.

Драко, затравленно оглядевшись, кивнул. Крэбб и Гойл хотели пойти вместе с ним, но он отмахнулся от них. Пока они шли подальше от Большого Зала, Гарри чувствовал себя все глупее с каждым шагом. Что он скажет Драко? «Возьми эти деньги, пусть тут немного, но вдруг этого хватит на то, чтобы подкупить парочку журналистов?» Или, еще хуже: «Мой крестный считает, что я собираюсь помочь умирающей маме одного мальчика, но я отдаю эти деньги твоему отцу, которого мечтаю убить при случае»?

— Передай маме, — сказал Гарри вместе этого.

Драко принял кошелек дрожащими руками и пошел в сторону общежития Слизерина, не выдавив из себя ни звука. Гарри вспомнил, что, в отличие от него самого, Драко по–прежнему одиннадцатилетний мальчик.

После урока по Защите от Темных Искусств он оставил конверт с ключом от хранилища и собственными волосами на столе у Снейпа. Профессор даже не поднял голову, продолжая записывать оценки студентов в аккуратный список, который вел с педантичностью… с педантичностью Снейпа.

Вечером на занятии по окклюменции они также не обменялись ни словом.

Ночью Гарри так и не смог заснуть. Он понимал, что завтра может проснуться обвиняемым в двух убийствах. Или не проснуться вообще, если за дело возьмутся всерьез. Он представил столько вариантов развития событий, что тусклый октябрьский рассвет окончательно вывел его из равновесия.

За столом Пуффендуя снова сидел Седрик. Возможно, это было частью его подготовки к Турниру — не спать вовсе. Заметив Гарри, он приветливо улыбнулся и махнул рукой. Перед ним лежал развернутый «Пророк». Гарри мог думать только о разложенной газете.

— Что, тоже следишь за новостями? — спросил Седрик.

— Ага, — только и смог ответить Гарри.

— Представляешь, этого гада опять оправдали!

— Кого? — Гарри мысленно скрестил пальцы, не в силах поверить в свое счастье без доказательств.

— Малфоя, — Седрик скривил лицо в презрительной усмешке, которой за ним никогда прежде не водилось. — Похоже, у них действительно бездонный кошелек.

— В каком смысле?

— Помнишь вчерашний выпуск? На целый разворот? Вот, смотри, — Седрик показал Гарри на скромный абзац в самом низу последней страницы. — Никаких объяснений, ничего. Все обвинения сняты. Можешь поверить?

Гарри пожал плечами. Мог ли он поверить? Мог ли он поверить в то, что когда–нибудь будет рассчитывать на это?

— И что на первой полосе? — спросил он, чтобы поддержать разговор.

— Крауч, — нахмурился Седрик. — Отец его не особенно любил, конечно, но я его помню.

— А что с ним?

Седрик сложил «Пророк» и показал Гарри заголовок: «Барти Крауч: самоубийство или казнь?». Гарри почувствовал, что у него подгибаются ноги. Он поспешно сел на лавку и взял газету. Перед сном ему предстояло назвать еще одно имя.