Гарри Поттер и Песочные Часы

15. Старая память

Хогвартс опустел в предпраздничной суете. Подготовка к поездке отнимала все время Гарри, из–за чего некоторые учителя стали обращать его внимание на успеваемость. Макгонагалл заявила, что, если он не сможет превратить перо в пергамент, она разочаруется в его талантах и перестанет приводить в пример Когтеврану. Со смешанными чувствами Гарри принял твердое решение не превращать перо в пергамент на уроках Макгонагалл никогда.

— Ты какой–то грустный, Гарри, — доверительно сообщила ему Ханна за завтраком в понедельник. Оставался всего один день до поездки.

— Завтра встречусь с крестным, — сказал он и поспешно добавил, — впервые.

— Ого! — она широко улыбнулась. — Здорово, наверное, будет поговорить с ним.

Добродушие пуффендуйки подействовало на него странным образом. Он вспомнил, что Распределяющая Шляпа, задача которой, по всей видимости, сводилась к чтению мыслей первокурсников, определила его на факультет профессора Стебль. За интригами и тайными героическими подвигами он почти перестал обращать внимание на однокурсников. С одной стороны, они были ужасно скучными в своих восторгах и жалобах на несправедливость учителей, с другой же, у них все еще можно было учиться. Пуффендуйцы ухитрялись оставаться незаметными и тихими, вопреки любым собственным достижениям. Когда Невилл научился летать на метле лучше всего курса, никто не стал называть его новой звездой школы, никто не стал здороваться с ним за завтраком. Он оставался тихим мальчиком с факультета трудолюбивых и упорных.

— Отец говорит, у них там ужасно кормят, — вмешался в разговор Седрик. Вероятно, он шел мимо и случайно услышал разговор. Гарри дернулся от его слов, будто они с Ханной шептались о секретах.

— Возьми ему с собой что–нибудь из Хогвартса, — предложила Ханна, вежливо проигнорировав чужой испуг. — Сьюзен тоже говорила, что в Больнице Святого Мунго ужасная еда.

Гарри удивленно посмотрел на них. Похоже, они оба прекрасно знали, что его крестный находится в больнице, но никому не пришло в голову лезть с расспросами. Просто, когда настала пора дельных советов, они охотно присоединились к диалогу. Простодушные, добрые, искренние… и совершенно незаметные.

— Обязательно, так и сделаю, — он улыбнулся будущему Чемпиону Хогвартса, который отправился к своим однокурсникам обсуждать прелести магазина Зонко.

В последний день, словно собираясь на битву, он решил остаться в гостиной Пуффендуя и сделать вид, что читает книгу, хотя сам наблюдал за происходящим вокруг. Возможно, стоило озаботиться приготовлением оборотного зелья, чтобы посидеть в гостиной каждого факультета. Хогвартс был кладезем знаний, но эти знания, вопреки распространенному мнению, скрывались вовсе не в умах профессоров. Они были вокруг.

Пуффендуйцы разглядывали нехитрую прессу магического мира, обменивались карточками знаменитых волшебников, смеялись, хохотали, шутили. У каждого из них была такая широкая улыбка, что казалось, будто они не в Школе, а на чьем–то дне рождения. Гарри прислушивался к шепоту и слышал не сплетни, но добрые новости. Искреннюю радость за других людей.

В башне Гриффиндора студенты старались дружить, никогда не строили козни друг другу, но это товарищество опиралось на соперничество. Они словно объединялись против других факультетов для того, чтобы получить Кубок Школы. Если один из Гриффиндора оказывался в переплете, ему могли помочь. В особенности тогда, когда противником оказывался слизеринец. Гриффиндор воспитывал храбрых, отважных волшебников, которые не отворачивались от опасности и готовы были броситься в битву с Мечом наголо. Гарри даже помнил ощущения от рукояти этого Меча, словно сражение с василиском было совсем недавно.

Однажды он побывал в гостиной Слизерина. Тогда он видел только Драко, Крэбба и Гойла, и этого было вроде бы достаточно, чтобы сделать выводы. И все же профессор Слизнорт совсем не был похож на злодея, и, судя по его словам, его любимой ученицей была студентка Гриффиндора, юная Лили Поттер, тогда носившая другую фамилию. Декан факультета Слизерин, который покровительствует гриффиндорке. Гарри подумал о том, что для выпускников Слизерина единственной настоящей ценностью оставалась возможность достичь желаемого. И сама собой пришла мысль о том, что единственным желаемым для профессора Слизнорта была странная коллекция фотографий волшебников, которые смогли добиться экстраординарных успехов в своем деле. Он собирал коллекцию, и это было его целью. Слизеринцы оказались куда проще, чем он думал — достаточно было определить их цель. Такая цель должна была быть у Люциуса Малфоя и Северуса Снейпа. Узнав их, Гарри был уверен, он смог бы говорить с ними на одном языке.

Загадкой по–прежнему оставался факультет Когтевран. Гарри знал Чжоу, знал Полумну, но никто из них не рассказывал ему о том, что такое — быть когтевранцем. Он дал себе обещание, что, если сумеет пережить завтрашний день, непременно отправится в гостиную Когтеврана и разузнает, чем живут самые умные волшебники магической Британии.

— Кажется, тебя кое–кто ждет, Гарри, — Ханна коснулась его руки, выводя из оцепенения, и кивнула в сторону. Там, старательно делая вид, что не смотрит на стол Пуффендуя, стоял Драко Малфой. Гарри заметил, как нелепо выглядит его попытка конспирации и понадеялся, что его собственные смотрятся убедительней.

— Ты чего–то хотел, Драко? — спросил он, подойдя к слизеринцу.

— Завтра будет ужин, — ответил Драко, нервно прикусив губу, чего за ним никогда не наблюдалось. — Хотел сказать тебе кое–что. Есть минутка?

Они вышли из Большого Зала и вывернули к коридору, ведущему в подземелье. Драко нашел пустующий кабинет, открыл его и, пропустив Гарри за собой, осторожно прикрыл дверь. Среди начищенных домовыми эльфами столов они были одни.

— Отец велел не говорить тебе, — начал Драко и снова прикусил губу, — он сказал, что ты можешь разозлиться. Но я каждый день получаю письма от мамы.

— Что–то случилось? — удивился Гарри. Ему казалось, что двух небольших состояний будет достаточно, чтобы поправить дела дома Малфоев.

— Не знаю, — ответил Драко. — У нас поселился гость. Странный тип. Отец написал мне, что завтра он будет за праздничным столом. Гарри, держись от него подальше.

Договорив, Драко пулей вылетел из кабинета, и дверь хлопнула, оглушив Гарри и оставив в растерянности посреди пустых столов. Драко Малфой только что проявил любезность.

По дороге в гостиную Пуффендуя Гарри старательно расшифровывал сказанное Малфоем. Пять лет назад он принял бы это за чистую монету, но совсем недавно его осенило, что волшебники вокруг воспринимали мир по–разному. У Драко была какая–то цель, он хотел чего–то, и ради этого он заставил себя предупредить Гарри о возможной опасности. Возможно, это была привязанность к семье, возможно, страх за собственное благополучие, но, возможно, это было что–то еще, более глубокое. Гарри решил, что примет к сведению услышанное, но не станет ничего предпринимать до тех пор, пока не разберется в ситуации хоть чуточку лучше.

«Странным типом», конечно же, был Барти Крауч–младший. Гарри уже не сомневался, что именно он убил собственного отца, и, возможно, именно он убил Грозного Глаза. Всего год назад младшему Барти удалось с помощью чужой палочки не просто одолеть Грюма, но даже держать его в неволе целый учебный год, обхитрить Дамблдора и подготовить ритуал воскрешения Темного Лорда. Барти Крауч–младший был опасен, куда более опасен, чем тщеславный Люциус и даже едкий и желчный Снейп.

— У тебя такой вид, будто ты собрался на казнь, — весело заявила Тонкс, столкнувшись с Гарри возле бочек, ведущих в гостиную.

— Плохой день, — ответил Гарри.

— По лицу кажется, что плохой год, — она подмигнула и пошла дальше по своим делам.

Гарри не мог с ней не согласиться. Целый год в компании Амбридж, где они вынуждены были скрываться от всего и вся, изматывающие занятия окклюменцией, которая не помогала ему для защиты от Волан–де–Морта, и, наконец, путешествие в прошлое. И все же оставалось слишком много вещей, которые нельзя было откладывать даже на пару дней.

Наутро, проснувшись раньше обычного, он сходил на кухню к домовым эльфам и попросил пару кусков пирога с мясом. Домовики засуетились, достали откуда–то удобную вместительную сумку и погрузили туда почти целый пирог. Гарри хотел сердечно поблагодарить их и уже открыл рот, но потом вспомнил, что домовики были сплоченной общиной, всегда делились друг с другом сплетнями, а значит его сердечная благодарность будет на первых страницах несуществующего издания магических существ. Темные Лорды не благодарят домовых эльфов, Темные Лорды молча принимают пирог и уходят.

Макгонагалл несколько раз, пока они садились в экипаж до Хогсмида, напомнила Гарри, что не считает путешествие в поместье Малфоев хорошим продолжением дня. Ее согласие и неделю назад было для Гарри большой неожиданностью, но теперь он понял, что она поставила себе цель отговорить его от безумной затеи, держа поблизости.

Действительно, пока карета неторопливо ехала по засыпанной снегом дорожке, профессор трансфигурации увлеченно расписывала, по какой причине Гарри не стоит принимать приглашение Драко.

— Мы с ним хорошо ладим, — отрезал Гарри, пользуясь тем, что одиннадцатилетние дети могут дружить вопреки здравому смыслу. Он уже успел заметить, что компании первокурсников при всей своей нелепости выглядели стайками счастливых сов разных видов.

— Правда? — удивилась Макгонагалл. Они почти доехали до Хогсмида, и вид у профессора был весьма озадаченный.

— Да, я узнал, что у его семьи большие проблемы и передал немного денег, — ответил Гарри.

Профессор сделала вид, что не улыбается, и Гарри, чувствуя себя виртуозом обмана, понял — она считает, что он протянул Малфоям галеон.

Трансгрессировать было непривычно, но Макгонагалл ничуть не удивилась его реакции, даже восприняла ее с энтузиазмом и сунула ему потрепанного вида леденец.

— Всегда держу для таких случаев, — объяснила она.

Они стояли перед входом в Больницу Святого Мунго, и Гарри вспоминал, как совсем недавно внутри в одной из палат лежал Мистер Уизли, а вокруг бегали суетились друзья — Рон и Гермиона. Это было хорошее время, но, как с неудовольствием добавил он самому себе мысленно, совершенно бесполезное.

— Ну, что ж, пойдемте, мистер Поттер, — Макгонагалл по–своему истолковала его замешательство и легко подтолкнула в спину. — Ваш крестный — хороший человек. Я рада, что Визенгамот оправдал его. Просидеть так долго в Азкабане тяжело. Уверена, что он будет очень рад вас видеть.

— Спасибо, — ответил Гарри, потому что это было то, что она хотела услышать.

Персонал больницы не обращал на них никакого внимания, только вежливая волшебница за столом в большом холле поздоровалась с Макгонагалл. Машинально Гарри отметил, что бдительность местных лекарей оставляет желать лучшего. Они прошли пару лестничных пролетов, свернули в коридор, затем добрались до последней двери, и профессор открыла ее, осторожно заглянув внутрь.

— Заходите, профессор! — раздался изнутри голос Сириуса.

— Не думаю, что вам стоит называть меня профессором, мистер Блэк, — строго ответила Макгонагалл, но Гарри слышал, что она улыбается. В душе, где–то очень глубоко.

— Как же еще я могу вас называть?

— Учитывая, что авроры подловили вас на использовании анимагии в пределах Азкабана, полагаю, лучше бы не уделять внимание моему вкладу в ваше образование, — продолжила профессор.

Гарри нервно рассмеялся — он уже какое–то время стоял возле постели Сириуса, но пока они говорили с Макгонагалл, это вроде как не считалось. Наконец, Бродяга обернулся к крестнику, расплылся в самой широкой из возможных для него улыбок, и стал похож на добродушную колли.

— Гарри! Ну, просто вылитый Джеймс! — восхитился он, вставая с кровати.

Им обоим было неловко. Сириус кружил вокруг и продолжал восхищенно цокать языком, а Гарри растерянно стоял на месте. Он хотел выпалить, что они знакомы, что два года назад Гарри спас его от дементоров Азкабана, что Сириус был его другом, и что больше всего на свете он хотел бы жить в старом доме Блэков, пусть даже там останется Кикимер. Но он стоял и разглядывал крестного, как будто видел впервые.

— Ну, что же вы! — воскликнула Макгонагалл. — Обнимите друг друга!

Гарри слышал, что она очень волновалась, и чужое волнение странным образом успокоило его. Сириус подошел ближе, обнял крестника, потрепал по голове, а потом, облегченно выдохнув, отступил сразу на три шага, словно опасался, что иначе Гарри побежит следом.

— Вот, я принес тебе пирог, — пробормотал Гарри и передал сверток от домовых эльфов.

— Ух ты! — рассмеялся Сириус. — Мой домовик таскает мне точно такие же. Надеюсь, этот не такой деревянный.

Макгонагалл деликатно кашлянула, и тогда Сириус понял, что сказал, и как Гарри мог воспринять эти слова.

— Извини. Большое спасибо за пирог, уверен, что он очень вкусный, — поспешно поправился Сириус. И пока он продолжал говорить, рассказывая, сколько чудесных блюд попробовал в Хогвартсе, Гарри думал о посторонних вещах, лишь изредка вслушиваясь в болтовню крестного.

Он думал о том, что Сириус был лучшим другом его отца, Джеймса Поттера, и вскоре после гибели Джеймса попал в Азкабан, сраженный горем от потери самых близких людей и одновременно несправедливостью Визенгамота. В другой истории, где Гарри собственными руками спас его от дементоров, Сириус считал его героем, но в этой — в этой он думал, что Гарри просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время, а спасение пришло от справедливого суда и законов магического мира. Этот Сириус не лежал возле озера, окруженный парящими дементорами, не чувствовал близость смерти и не видел, как Гарри вызывает патронуса. Этот Сириус смотрел на Гарри, как на одиннадцатилетнего мальчишку, совершенно незнакомого и, в сущности, неинтересного.

Гарри осмотрелся по сторонам, пользуясь тем, что Сириус увлекся воспоминаниями о Хогвартсе. Палата, которую выделили реабилитированному узнику, была просторной, чистой и уютной. Очевидно, сюда мог трансгрессировать Кикимер и доставлять все необходимое. В углу стояло радио, выпуски «Пророка» были раскиданы на тумбе возле двери, а рядом с кроватью громоздились стопки книг. Сириус, очевидно, был заперт. Ни о чем таком он не рассказывал в письмах, не делился с Гарри тем, что его по какой–то причине не отпускают домой, хотя и позволили использовать домовика.

— Может, как–нибудь на каникулах сходим на матч? — предложил Сириус, завершив тираду, воспевающую Гриффиндор.

— На матч? Да, конечно, — охотно откликнулся Гарри, — я люблю квиддич.

Я даже стал ловцом.

И победил в турнире волшебников.

Уничтожил Волан–де–Морта на первом курсе.

Спас Джинни Уизли.

Я летал на гиппогрифе над озером.

Я рискнул всем, чтобы спасти тебя от Пожирателей Смерти.

Я пошел в Отдел Тайн.

— Твой отец был охотником Гриффиндора, — восхищенно добавил Сириус.

— Да, я знаю, — тихо ответил Гарри. Они еще немного постояли в палате, а потом Макгонагалл, чувствуя напряжение между крестником и крестным, заявила, что их ждут дела.

— Дела? — удивился Сириус. — Я надеялся, что вы еще побудете здесь. Тут не так уж много гостей.

— Нас ждут в поместье Малфоев, — ответила Макгонагалл. Гарри забыл, что настоящие гриффиндорцы ненавидят ложь. Даже если эта ложь пошла бы всем на пользу.

— Я думал, ты отказался, Гарри, — сказал Сириус, не скрывая раздражение.

— Мы с Драко часто занимаемся вместе на уроках Зельеварения, — дипломатично ответил Гарри, он не хотел ссориться с Сириусом из–за пустяков. Пусть крестный еще не знает, что Гарри многого добился, в конце концов, они смогут стать друзьями.

— Ха, у этого патлатого нюни? — фыркнул Сириус с жестокой усмешкой. — Слышал, он все еще влюблен в свои колбочки.

Гарри помнил это выражение лица. Он видел его в памяти Снейпа. Это была усмешка Джеймса Поттера.

— Зельеварение ведет профессор Слизнорт, — тихо ответил Гарри. Внутри закипал гнев, природу которого он еще не понимал.

— А, другой слизнюк, — пошутил Сириус.

Макгонагалл вновь деликатно кашлянула.

— Ох, простите, профессор, — рассмеялся Сириус.

— Нас ждут, — поджав губы, заявила она, подтолкнула Гарри к выходу и резким шагом покинула комнату.

— Рад был тебя видеть, Гарри, — сказал Сириус, продолжая улыбаться.

— Я тоже, — ответил Гарри, и понял, что это было ложью.