Герцоги налево, князья направо

Глава 23

Николас притянул Поппи к себе. Он стоял спиной к камину, и жар от горящих поленьев согревал ему икры. Но внутри его разгорался другой огонь, который полегоньку набирал силу весь вечер до тех пор, пока Николас не остался с Поппи наедине, и теперь заполыхал вовсю.

Николас помедлил, прислушиваясь к тому, как Кеттл запирает дверь библиотеки, после чего дворецкий направился к своему постоянному месту у входной двери, что-то насвистывая на ходу.

Отлично.

Теперь, когда Николас уяснил местопребывание Кеттла, он мог позволить себе сделать то, что было для него желанным. Он наклонился и поцеловал шею Поппи чуть ниже ушка.

Она вздохнула.

Он поцеловал ее еще раз в полуоткрытые губы, и Поппи ответила на этот поцелуй, прильнув к Николасу всем телом. Он слегка отпрянул, незаметно улыбнувшись. Поппи отнюдь не была такой усталой, как ему казалось. Глаза у нее блестели, в них горело желание.

— Я хочу, чтобы вы доверяли мне, — проговорил он. — Вы доверяете?

Поппи поглядела на него широко раскрытыми глазами и кивнула.

Не говоря больше ни слова, Николас присел на корточки и приподнял подол ее платья, сначала чуть выше украшенных драгоценными камешками бальных туфелек, потом еще немного и, не отпуская Поппи от себя, принялся покрывать быстрыми, легкими поцелуями ее икры, колени и наконец бедра.

Ее дыхание стало прерывистым, и это радовало Николаса. Он поднял глаза на Поппи, надеясь, что по их выражению она догадается, что и он чувствует радостное волнение, и прижал к губам указательный палец.

Она сглотнула, кивнула, потом закусила губу.

Бережным, осторожным движением он раздвинул ей ноги, и Поппи — чудо из чудес — предстала перед ним в откровенной наготе. И без того уже охваченный желанием, он ощутил его новый прилив, но не поддался ему. Сегодняшняя ночь для нее и только для нее.

Упиваясь ее запахом и нежностью ее кожи, он целовал внутренние поверхности ее бедер, медленно поднимаясь выше и выше, пока не добрался до самого чувствительного местечка. Он втянул в себя его запах — Поппи застонала, — а потом коснулся языком.

Поппи ахнула.

Николас перестал двигаться.

Кеттл все еще насвистывал.

Николас отпрянул и знаком показал Поппи, чтобы она прикрыла рот ладонью. Дрожащей рукой она проделала этот жест, а Николас принялся за то, что доставляло ему величайшее наслаждение, — ублажать ее ласками.

Сначала он подул на нее.

Поппи снова застонала. Негромко.

Потом он коснулся ее языком, но на этот раз поглубже.

И еще раз.

Ноги у Поппи начали сгибаться, и тогда Николас выпрямился и прислушался к Кеттлу, который теперь насвистывал матросскую песенку. Николас встал, взял Поппи на руки и бережно перенес в кресло.

— Ведите себя тихо, очень тихо, — шепнул он ей. — И будьте совершенно спокойны.

Поппи кивнула, и он широко раздвинул ей ноги.

Щеки у нее вспыхнули румянцем, глаза заблестели, и она прикрыла рот ладонью.

Николас не удержался от улыбки, глядя на такое послушание, — ведь Поппи так редко его слушалась. Но у него было слишком мало времени на злорадство по такому поводу. Поппи хихикнула, не убирая ладони со рта.

— Ш-ш-ш, — прошипел он, строго посмотрел на нее, и она притихла, но глаза ее сияли озорством.

Дерзкая девчонка.

Под шепот огня, тиканье часов на каминной полке и посвистывание Кеттла Николас возобновил свои чувственные игры.

Через несколько секунд Поппи вцепилась свободной рукой ему в волосы. Он в последний раз дотронулся языком до самого потаенного местечка ее женственной сути, и Поппи в экстазе прогнула спину, отчего самый сладкий уголок ее плоти еще приблизился к губам Николаса. Еще секунда — и он войдет в нее…

Нет, это произойдет в другое время. Теперь Николас был уверен, что так оно и случится.

Поппи, возможно, не думает, что станет его женой, однако, черт побери, если он обязан жениться, дабы сохранить работу, лишь одна женщина интересует его настолько.

И это Поппи.

Может, он и не любит ее, но она его пленила. И он не станет овладевать ею до тех пор, пока не уложит совершенно обнаженную на ковер перед горящим камином, и тогда они отдадутся друг другу.

А пока он должен удовольствоваться тем, что научил ее искусству любви, сам не участвуя в ее акте до полного завершения.

Николас откинулся назад с глубоким, медленным вздохом.

Ласково и осторожно одернул подол ее платья.

— Это, моя дорогая, и есть счастье возбуждения, — заговорил Николас. — Прошу вас каждый раз, когда вы говорите Сергею и Наташе, что счастливы их видеть, вспоминайте, что такое настоящее счастье. И помните, что испытали его со мной.

Поппи слушала его так, словно видела впервые в жизни. Она была прекрасна… Темно-алые губы, нежно-розовые щеки. Он удовлетворил ее. Прогнал тягостное, унылое безразличие из ее глаз, избавил Поппи от напряженной, понурой осанки.

— Мне пора уходить, — сказал Николас и поцеловал Поппи в макушку. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, Николас, — тихо промолвила она.

Николас, подумал он с радостью. Не Драммонд.

— Николас!.. — окликнула она.

Жаркое молчание вспыхнуло между ними.

— Не забудьте вашу трость, — прошептала Поппи.

— Не забуду, — произнес он хриплым голосом. Ему было тяжело покидать Поппи.

У входной двери Кеттл вручил Николасу его шляпу, которую тот и надел.

Короткое мгновение они оба держались за трость. Глаза их встретились в обоюдном понимании, и Кеттл, как отметил Николас, определенно, взглянул на него с одобрением.

— Благодарю вас, Кеттл, — сказал Драммонд и сунул трость под мышку.

— Доброй ночи, ваша милость.

— Постараюсь сделать для этого все от меня зависящее, — ответил Николас, но это оказалось нелегко. Всю ночь ему снились доверчивые и в то же время тревожные глаза Поппи.