Малоизвестным фактом из жизни Николаса оставалось то, что в случае любовной неудачи он всегда прибегал к упражнениям в стрельбе из лука. Само собой, такое случалось редко. Как правило, в области секса он преуспевал, а спортом занимался, боксируя в клубе Джексона или фехтуя у Анджело.
Однако с его точки зрения, избавиться от напряжения в тех случаях, когда добиваться успеха приходилось долго, лучше всего помогали колчаны, полные стрел. Правда, в случае с леди Поппи Смит-Барнс ему, похоже, придется долго и многократно стрелять из лука, пока он не поведет нареченную к венцу и не уложит к себе в постель. Но одна мысль о ее задорном подбородке и милых остреньких локотках возбуждала в нем бешеное желание.
Именно поэтому он явился в Гайд-парк уже ранним утром на следующий день после помолвки. Он даже успел перед этим отыскать в Чипсайде в каком-то убогом отеле своего брата и чуть ли не силой увести его с собой.
— Не могу поверить, — услыхал Николас слова Фрэнка и ощутил при этом дыхание брата на собственной шее, когда наклонился за оброненной стрелой. — Ты не попал в бычий глаз, промазал на добрые полдюйма.
Николас проигнорировал неспортивное поведение брата.
— Бывает и такое, — сказал он. — Обязательно стоять так близко?
— А тебе обязательно надо быть моим братом? — Фрэнк насупился и уперся своей куриной грудкой Николасу в живот.
Николас подавил желание ожечь братца негодующим взглядом.
— Тебе бы на сцене выступать, — сказал он. — Твой талант к мелодраме там бы вполне пригодился.
Он снова натянул тетиву лука и нацелил его на мешок с песком, заменяющий мишень.
Фрэнк усмехнулся:
— Я мог бы дойти и до этого. Тем более что истратил последний фартинг.
— Это не моя вина.
— О да, так оно и есть. Ты просто затянул потуже свой кошелек.
— Ты получил щедрую долю наследства на содержание. И все проиграл.
— Как и следовало поступить беззаботному джентльмену. Болван!
Николас отшвырнул прочь лук и стрелу. Когда они оба жили в отцовском доме, Фрэнк не упускал случая обозвать старшего брата каким-нибудь бранным словом. Мать в каждом таком случае осаживала младшего сына, но когда ее не стало, мачеха, по сути дела, поощряла оскорбительные выходки Фрэнка.
Но и мачеха ушла в мир иной.
Николас схватил хлипкого братца за галстук и притянул к себе.
— Извинись немедленно!
— И не подумаю! Большой дурак!
Николас заставил себя припомнить, что Фрэнк, попросту говоря, осел. Последним ослом в их семье был двоюродный дедушка Геспериус, который прижил шестерых детей от трех служанок.
В голове у Николаса промелькнуло, что теперь семья обзавелась еще одним ослом. Что, как он решил, давало ему право шмякнуть Фрэнка о землю — только бы не до смерти.
— Ты рассуждаешь, как двухлетний ребенок, в надежде выманить у меня денежки, так, что ли?
Фрэнк встал и ладонью отряхнул брюки.
— Так и поступил бы любящий брат.
Слово «любящий» он произнес с нажимом, после чего схватил стрелу и в порыве чувств переломил ее о колено.
Николас влепил ему пощечину и снова взялся за лук.
— Послушай. Если ты прекратишь играть в карты, в чем ты явно не мастер, то, возможно, увидишь, что у тебя гораздо лучше выйдет что-нибудь путное.
— А что именно?
Николас подумал и произнес:
— Так, что именно, хм…
Он подумал еще немного, нацелил стрелу, выстрелил и попал точно в яблочко — «бычий глаз», как его называют любители стрелять из лука.
— Видали? — Фрэнк уперся кулаками в бока. — Ты все делаешь правильно. То есть так, как я не могу. А чего ради мне стараться?
Николас вручил Фрэнку лук и стрелу, встал позади него и повернул брата лицом к мишени.
— Ради того, что ты наделен мозгами и здоровым телом, причем у тебя были заботливые родители, которые дали тебе много возможностей доказать, чего ты стоишь. Разумеется, до тех пор, пока мать не скончалась, а отец после этого стал совершенно недееспособным.
Фрэнк пустил стрелу, и она пролетела примерно в десяти футах слева от мишени.
— Я ненавижу и стрельбу из лука, и тебя!
— Замечательно, Фрэнк. — Николас постарался унять свой гнев. — Если ты желаешь и в дальнейшем получать денежную помощь, прекрати воровать серебряные ложки из клуба «Уайтс» или из других учреждений, а также не причиняй мне беспокойства, если попадешь в очередную пакостную историю.
— Ты всегда был заносчивым ублюдком.
— Полагаю, так оно и есть. Позором имени Драммондов.
— Я так считаю, что ты завидуешь. Цепляешься ко мне потому, что моя жизнь куда интереснее твоей. Точно, я прав. Не можешь допустить, чтобы я развлекался, потому что ты нудный, унылый старший брат.
Старая песня.
Николас собрал свои вещи.
— Как-нибудь увидимся. — Он пошел было прочь, потом обернулся и спросил: — Ты еще долго будешь жить в том же отеле?
Фрэнк выпятил нижнюю губу.
— Это не твое треклятое дело. Но ты сам видел, что моя постель — это просто куча соломы и тряпья. И мне нужна хотя бы пара приличных пиджаков.
Николас чувствовал, как в нем закипает злость, но все же сунул руку в карман.
— Вот, возьми.
Он бросил Фрэнку кожаный мешочек, полный золотых монет, со словами:
— Это тебе аванс до следующей получки.
Фрэнк злобно оскалился, но подхватил мешочек и выпалил:
— Я не собираюсь благодарить тебя, старый ты скряга!
— И не надо.
Николас зашагал прочь, не оглядываясь.
— Эй!
Николас остановился с величайшей неохотой. Обернулся.
— Это правда, что ты женишься на леди Поппи Смит-Барнс? — угрюмо спросил Фрэнк.
Николас, помедлив секунду, ответил:
— Да.
— Она лакомый кусочек, я и сам бы не прочь ее отведать.
— Не вышло бы, Фрэнк, за такое поползновение я бы тебя убил. И я изувечу тебя, если ты еще хоть раз скажешь о ней дурное слово.
Фрэнк прищурился, потом, быстро оглядевшись в поисках возможного пути к бегству, подбросил на ладони мешочек с деньгами и заявил:
— Первым долгом я на эти денежки возьму себе шлюху, а в постели с ней буду воображать, что со мной леди Поппи Смит-Барнс.
Николас остановился и глубоко втянул в себя воздух.
«Ты не убьешь собственного брата», — слова родителей эхом прозвучали у него в голове.
Но пока он шел к Олбани, его обуревала злость на самого себя, ибо он сцепился с таким убогим идиотом, как его братец. Единственное, что вынуждало его помогать Фрэнку, была память о выражении на лице у отца, когда тот заговаривал о своем старшем брате, дяде Трэдде.
Отец Николаса Джеймс нуждался в своем брате.
Незадолго до конца жизни герцог попросил Николаса проводить его на берег моря.
— Мы пытаемся отрицать это, — говорил ему Джеймс, пока они вдвоем смотрели, как волны набегают на берег, — однако кровь сильнее, нежели любая обида или отчужденность. Не важно, насколько необратимо или, как в твоем случае с Фрэнком, ощутимо это отчуждение, оно привносит в твое существование невыразимую тоску. Меня она никогда не покидала. Извлеки урок из истории моей жизни, Николас, тогда ты сможешь обрести хотя бы видимость покоя.
И Николас понял, что не мог бы — и не хотел бы — предоставить Фрэнка самому себе, как это сделал дядя Трэдд по отношению к его отцу.
Тем более что Фрэнк в нем нуждался.