На следующий день после званого обеда Поппи пробудилась с мыслью о Николасе, о его губах, о том, как они целовали ее. Потом она подумала о его глазах, об их загадочной темно-серой глубине, завлекающей, теплой, а порой даже горячей.
Неудивительно, что его прозвали неисправимым холостяком.
Однако он был куда более интересным мужчиной, чем те, к кому приложимы определения «избранный» или «противник брака».
Прошедшим вечером Николас внушил ей веру в самое себя. В самом деле, весь вечер он был для нее надежной опорой и словно на огне спалил ее неуверенность в своих силах. Она почувствовала себя настоящей хозяйкой. А потом, уже в библиотеке, он проявил огромную нежность, которая просто заворожила ее, породила тягу к нему — еще более сильную, чем раньше.
Подойдя к окну, Поппи взглянула на лондонское утро и вздохнула. Ноги у нее снова ослабели при воспоминании о том, чем они с Драммондом занимались вчера вечером.
Поппи запрокинула голову и мучительно застонала. Николас пробудил в ней желание, которое только он должен удовлетворить.
Она увидится с ним сегодня вечером. Они приглашены на раут к Мерриуэзерам. Вся мебель будет отодвинута, окна распахнуты настежь. Весь лондонский высший свет соберется в доме, чтобы повеселиться в полное свое удовольствие.
В окружении сотен людей она прижмется к Николасу, грудью к его груди, животом к его животу. Их губы сблизятся. Николас наклонится, что-то нашептывая ей на ухо. Может, они и поцелуются, тогда он погладит ее по груди, по спине и по бедрам.
А она — ох, у нее будет соблазн накрыть ладошкой кое-что твердое в его брюках…
Заметит ли кто-нибудь, что она это сделала?
То была дерзкая, шальная мысль, от которой у Поппи перехватило дыхание…
Опомнившись, она с любопытством пригляделась к юноше-посыльному, который с большим свертком в руках пересек улицу и направился к парадному входу в ее дом.
Через несколько коротких минут в дверь спальни Поппи постучала горничная.
— Вам что-то прислал князь Сергей, мисс, — сообщила она, протягивая пакет.
— Вот как? — произнесла Поппи, не имея особого желания принимать посылку. Но все же взяла ее из рук горничной и закрыла за той дверь, после чего немедленно прочитала записку, прикрепленную к пакету.
Записка была очаровательной. Даже романтичной. Сергей просил у нее прощения за то, что настаивал на ее вступлении в незаконную связь с ним, а также просил о возможности начать все заново.
Но и это было неискренним. О, каким неискренним! Ужасная фальшь.
И тем не менее Поппи обязана принять его приглашение.
Сергей хотел, чтобы она присутствовала в нанятых им апартаментах на необычном сборище. Предстоял званый обед в масках с последующим сюрпризом, а именно демонстрацией портрета кисти Ревника, осуществляемой в ее, Поппи, честь, поскольку она так сильно хотела увидеть это полотно.
Сообщать ли об этом Николасу?
Поппи посмотрела на оберточную бумагу, в которую была завернута коробка. Она еще не открывала ее, но Сергей в своем послании просил ее надеть платье и маску, которые он посылает ей вместе со своими комплиментами. Видимо, предполагалось, что это будет принято как некий романтический жест, однако у Поппи это вызвало только досаду. Сергей таким образом как бы предъявлял права на нее, хотя она и поставила его в известность, что ни о чем подобном речи быть не может.
Вот если бы Николас прислал ей платье, она бы искренне обрадовалась.
Поппи чувствовала, что Николас относится к ней с уважением, ждет благоприятного времени для этого обладания, ждет того момента, когда она почувствует, что готова к нему и хочет именно этого.
С другой стороны, Сергей вообще не принимал в расчет ее чувства.
Поппи развернула оберточную бумагу и посмотрела на платье, которое не вызвало у нее никаких особых чувств, кроме восхищения мастерством той, что его шила. Платье было сшито прекрасно, разве что вырез декольте оказался слишком глубоким, но это ее не удивило. Ведь фасон выбирал Сергей. И сделанный им выбор ясно указывал на его намерения.
Он все еще хотел ее.
Поппи обрадовалась лишь одному: едва она надела маску, как почувствовала себя загадочной и безрассудно смелой. К тому же она останется неузнанной, и это замечательно.
Поппи перечитала записку. Бал состоится сегодня вечером, и она не может…
Поппи закусила губу. Она должна побывать в двух местах. Это возможно. Она отправится и туда и сюда, и Николас, когда она ему обо всем расскажет, будет потрясен ее преданностью долгу.
Но должна ли она сообщить ему обо всем заранее? Он был бы заинтригован, узнав, что ей доведется увидеть Розовую Леди.
Она решила, что нет. Николас невзлюбил Сергея. Как знать, что может случиться? Поппи не могла рисковать вмешательством Николаса и тем, что в результате она лишится возможности увидеть портрет.
Вечер обещал быть гораздо более захватывающим, нежели Поппи предполагала, но первым долгом она должна подготовить план действий.
Поппи сбежала по лестнице вниз, чтобы отыскать одного из новых, недавно нанятых помощников конюха. Мерриуэзеры жили всего в двух кварталах от апартаментов Сергея, но ей был необходим провожатый. Ездить в карете от одного дома до другого было бы непрактично. Ведь в течение ночи придется покидать раут неоднократно.
Нет, самое лучшее переходить из одного дома в другой пешком в сопровождении помощника конюха, вооруженного пистолетом — на случай необходимой защиты, и надеяться на лучшее.
Это осуществимо. Поппи была в этом уверена. Но прежде чем начать действовать, ей необходимо поговорить с тетей.
Спустя четверть часа Поппи уже раскатывала тесто для одного из любимых лакомств ее отца — традиционного английского яблочного пирога. Она давно этим не занималась, кое-что позабыла и потому попросила тетю помочь ей.
Тетя Шарлотта добавляла нужное количество муки в тесто, которое Поппи раскатывала.
— Я считаю, что вчера вечером все прошло хорошо, — заметила тетя Шарлотта.
Поппи выложила тесто на противень.
— Даже более чем просто хорошо, все было замечательно, только… — Тут Поппи повернулась и посмотрела тетке в глаза. — Почему вы так настаивали, чтобы мы с герцогом поцеловались?
Тетя Шарлотта моргнула несколько раз подряд.
Глаза у нее были виноватые.
У Поппи сильнее забилось сердце.
— В чем дело?
Тетя Шарлотта прикусила губу и несколько секунд молчала, потом ответила:
— Боюсь, что я могла дать тебе негодный совет, дорогая. Я не знаю, вправе ли я быть руководительницей Клуба Старых Дев.
Руки у Поппи были влажными от сока яблок, которые она нарезала. Она вытерла их о фартук и спросила:
— Вы шутите?
Тетя Шарлотта тряхнула головой.
— Видишь ли, я прихожу к заключению, что у меня нет никакого желания, чтобы ты превратилась в меня.
Наступило долгое, тяжелое молчание. Откормленная, пушистая кошка терлась о лодыжки Поппи. Подбородок у Поппи дрогнул.
— Но я считала, что вы счастливы. Ведь самый главный постулат нашего клуба гласит: «Лучше быть одинокой, чем жить вместе с тем, кого ты не любишь».
— Я и в самом деле счастлива, — сказала тетя Шарлотта. — Однако годы назад, когда я была молодой женщиной, существовали романтические возможности, которыми я пренебрегала. Я оказалась слишком замкнутой. У меня имелось собственное представление о том, что такое любовь, и, Поппи… — Тут она покачала головой. — Я думаю, что была не права. Ограничена во взглядах. Была слишком гордой и чрезмерно полагалась на собственный план, вместо того чтобы позволить жизни руководить мной. Не была открытой для возможностей.
Открытой для возможностей!
Поппи почувствовала, что бледнеет. Именно эти слова приходили ей в голову на Золотой галерее и когда она слушала поэму Китса. И Николас тоже употребил это выражение, когда они наблюдали за гусаком в имении лорда и леди Колдуэлл.
Поппи не знала, что сказать.
— Был один человек, Джеральд Гудпенни, — продолжала тетя Шарлотта тихо. — У него уши торчали, и он терпеть не мог конские бега, а я как раз их очень любила и потому не воспринимала его в качестве поклонника. Хотя он был веселым, ласковым и обладал блестящим умом. Он женился на моей подруге Доре, и теперь у них уже пятнадцать внуков. А Джеральд с годами стал настоящим красавцем. — Поппи хихикнула. — Может, я считаю его красивым потому… ну, потому, что он добр и очень остроумен. Я его недавно видела на свадьбе, и он шлепнул меня по мягкому месту, прямо на глазах у Доры, за то, что я была ужасной глупышкой и никогда не целовала его, когда он меня об этом просил.
— И его жена не возражала? Не рассердилась?
Тетя Шарлотта улыбнулась:
— Разумеется, рассердилась, но не всерьез, ведь это было в шутку. Мы с Дорой близкие подруги. Она хлопнула Джеральда по плечу, а он ее поцеловал и сказал, что любит ее больше, чем весь чай в Китае.
— Как же им хорошо вместе, — прошептала Поппи.
Тетя Шарлотта усмехнулась:
— Да, это так. Он очень хороший человек, и Дора это понимает. — Она немного помолчала и принялась нарезать на кусочки очередное яблоко. — На свете нет ничего более привлекательного, чем хороший человек, — добавила она, продолжая отрезать от яблока ломтик за ломтиком и выстраивая эти ломтики в линию, чтобы Поппи удобнее было переложить их в тесто. — За закрытыми дверьми хорошие люди нередко становятся еще более озорными и отчаянными, нежели самые скверные. Разница в том, что озорничают они потому, что счастливы. Они мальчишки в глубине души, независимо оттого, какая ответственность лежит на них, и от возраста. — Глаза тети Шарлотты приняли мечтательное выражение. — Я не понимала этого, когда была молодой.
Поппи тряхнула головой.
— Но, тетя, вы же знаете, что я расторгну свою помолвку как можно скорее. На обеде вы поставили меня в ужасно неловкое положение, когда попросили поцеловать Драммонда.
— Я это знаю. — Тетя Шарлотта вздохнула. — Но мне просто невыносимо видеть, как ты живешь неправильной, какой-то надуманной жизнью, Поппи.
— Это лишь на время.
— Вот как? — Тетя Шарлотта отложила нож и снова вздохнула. — А ты уверена, что твоя приверженность принципам Клуба Старых Дев не мешает тебе видеть подлинный смысл реальности? Прошлым вечером у меня был повод убедиться в том, что ты пробуждаешься. И у меня возникло чувство, что именно герцог способствует этому пробуждению точно так же, как это сделал принц в сказке о Спящей красавице.
— Я больше не верю волшебным сказкам, — не отступала Поппи. — Подумайте о том, что произошло после того, как я проспала шесть лет из-за князя Сергея.
— Ты и вправду уверена, что больше не веришь сказкам? — Тетя Шарлотта понимающе улыбнулась. — Потому что я могла бы поклясться, что прошедшим вечером Драммонд пробудил твои чувства.
Поппи покраснела, но воздержалась от готового сорваться с ее уст протеста и продолжала посыпать нарезанные яблоки корицей и сахаром.
— Я не знаю, что сказать, — заговорила она после короткой паузы. — Я удивлена, нет, я просто потрясена переменой вашего настроения. Всем, что вы мне говорите.
— Ты сердишься?
— Да, — ответила Поппи, и лицо у нее вдруг покрылось пятнами яркого румянца. — Потому что мне страшно. Боюсь впасть в мечтательность. Грезить наяву.
Она опустила голову и уставилась на пирог.
Тетя Шарлотта вздернула подбородок.
— Бояться нечего и незачем. Устав нашего клуба — прекрасное руководство. Он поддерживает твою уверенность в себе, помогает тебе на твоем пути превращения в женщину. И твое собственное сердце тоже хороший руководитель. Позволь ему вести тебя к цели вопреки всему, что тебе мешает.
Поппи не могла удержаться от улыбки, почти незаметной, но все же улыбки, и сказала:
— Это, право, очень хороший совет.
Они повозились с пирогом еще минут пять, выкладывая начинку в тесто и защипывая края.
— Он очень требовательный, — негромко и спокойно заговорила Поппи, — иногда вспыльчивый, невыдержанный и даже вполовину не такой обаятельный, как, например, Эверсли.
Тетя Шарлотта кивнула и сказала:
— Зато он надежный, душевно сильный человек. В этом и есть его обаяние, не столь уж частое в наше изменчивое время.
Обе они говорили сейчас о герцоге Драммонде, разумеется.
И вместе с тем они говорили о мужчине, с которым Поппи должна вступить в любовные отношения, не так ли? Пока еще этого не произошло. Но вполне может случиться.
Поппи придирчивым взглядом окинула их с тетей творение из яблок и теста и поставила будущий пирог в уже нагретую кухаркой духовку. Николас далек от распространенного типа лощеного лондонского джентльмена, ну и что из этого?
— Надеюсь, папе пирог понравится, — сказала она.
— Уверена, что он его одобрит, — ответила на это тетя Шарлотта.
Они обменялись крепким рукопожатием, и впервые за долгое время Поппи почувствовала себя… счастливой.