Герои Аустерлица

Глава 10

Ужинать, вроде бы, позвали только князя, то есть, меня. Но, поскольку денщик прислуживал мне, в том числе и во время приемов пищи, то, значит, звали и его. Коротаев сделался моим помощником буквально во всем, что было большим подспорьем, учитывая мое немощное состояние после ранения, комы, да еще и переноса сознания в княжеское тело. Вот и теперь Степан помог мне спуститься по крутым узким ступенькам винтовой лестницы в зал первого этажа башни, где уже был накрыт длинный стол и откуда доносились вкуснейшие запахи.

Вдыхая аппетитные ароматы, я почему-то думал, что подадут знаменитую чешскую рульку, но там оказался и вовсе зажаренный целиком поросенок. К нему имелась и тушенная квашенная капуста в качестве гарнира, и какая-то подливка, вроде овощного рагу, и приятно-кисловатый пряный соус, использующийся здесь вместо кетчупа. Помимо главного угощения, слуги выставили на стол много чего: традиционные блюда чешской кухни из картофеля, свежевыпеченный хлеб, нарезанный и расставленный в корзинках, украшенных живыми цветами, несколько сортов сыра, да еще и вино в хрустальных графинах. Я, правда, немного разочаровался, ожидая увидеть вместо вина что-нибудь более крепкое, или, хотя бы, хорошее чешское пиво. Но, у аристократии здесь свои вкусы. Пиво чопорные дворяне не пьют, поскольку считают его напитком плебейским, недостойным господ, предпочитая дорогие французские вина или же, при их отсутствии, молодое виноградное вино.

За окнами уже стемнело, и зал с накрытым столом освещался многочисленными свечами, зажженными на люстрах, да пламенем, пляшущим в огромном камине, где одновременно горел, наверное, целый кубометр дров. Тем не менее, я не сказал бы, что в просторном помещении было слишком жарко, да и освещение все-таки не могло сравниться с ровным электрическим светом, к которому я привык в своей прошлой жизни до попадания в эту эпоху. Пламя свечей то и дело трепетало от сквозняков, создавая внезапные световые переливы и множество теней. Возле длинного и широкого стола были расставлены массивные стулья с резными спинками. А те два из них, которые располагались в торцах, и вовсе больше походили на троны средневековых королей. Неудобные, но огромные и вычурные, с вырезанными на их спинках гербами и вензелями. На одном из них в дальнем конце стола восседала баронесса.

В волосах Иржины я сразу заметил диадему, украшенную жемчугом, которая хорошо сочеталась с жемчужным ожерельем на ее груди. Платье она тоже переодела, выйдя к ужину в атласном наряде зеленого цвета. На руках у нее сидела собачка-левретка, которую хозяйка постоянно чем-то подкармливала с рук. Но, за столом, помимо баронессы, собрался и другой народ. Справа от нее, к моему удивлению, среди других мужчин восседал тот самый французский капитан Жак Годэн, который произвел на меня неприятное впечатление. По левую руку от хозяйки сидели несколько женщин, напротив которых рядом с Годэном расположились за столом какие-то незнакомые мужчины. Похоже, я сильно переоценил значение собственной персоны. Тут и без меня хватало гостей.

Впрочем, баронесса прояснила ситуацию, сказав по-французски, как только меня увидела:

— Присаживайтесь, дорогой князь! Ваше место по праву во главе стола. Мои гости и родственники собрались, чтобы приветствовать вас. Разрешите сначала представить моих родных: младшую сестру Эльшбету и ее дочерей, Брониславу и Иванку, а также мою тетю Радомилу. Еще позвольте представить друзей семьи. Рядом со мной вы видите полковника армии императора Наполеона Франсуа Ришара. С его подчиненным и начальником здешнего гарнизона месье Годэном вы уже познакомились, а дальше от меня напротив моих родственниц сидят наши соседи виконт Леопольд Моравский и баронет Влад Берковский. Так что занимайте место почетного гостя, и приступим же к трапезе!

Все собравшиеся, включая и слуг, которые прислуживали за столом, рассматривали меня очень внимательно. Потому я снова поблагодарил пани Иржину за гостеприимство, раскланялся со всеми остальными, даже выдавил из себя улыбку и уселся за стол, где передо мной стояли расписные фарфоровые тарелки с цветочками и ангелочками, бокалы из богемского хрусталя, а на салфетках лежали серебряные столовые приборы. Усевшись на громоздкое неудобное кресло, я тоже, в свою очередь, рассматривал присутствующих.

Тетя Радомила выглядела статной пожилой дамой, которая, несмотря на полностью седую голову, все еще умела держать спину ровной. Шатенка Эльшбета по сравнению с блондинкой Иржиной выглядела дурнушкой. Хотя она и была помладше, но внешность имела какую-то блеклую. И, если у ее старшей сестры читалось в лице что-то лисье, то у этой во внешности присутствовало нечто от мыши. Даже платье было серым, мышиного цвета, а кожа имела какой-то нездоровый сероватый оттенок.

Но, дочери Эльшбеты выглядели иначе. Старшая, Бронислава, больше походила на Иржину, чем на мать. Ее светло-русые волосы, волнистые и расчесанные на пробор, завиваясь на висках в локоны, вместе с большими серыми глазами, вздернутым маленьким носиком и губами сердечком, придавали ее лицу кокетливое выражение. Этакая молоденькая необъезженная кобылка, которая ищет себе жеребца. А младшая ее сестра Иванка выглядела и вовсе подростком лет пятнадцати. С короткой стрижкой и со смешной челкой эта девушка-шатенка, унаследовавшая цвет волос своей матери, почему-то представлялась мне немного похожей на пони.

Французский полковник, которого представила мне Иржина, был немолод, сухощав и лыс, как коленка. Но, он смотрел на меня спокойно, без вызова, в отличие от капитана Годэна, который, видимо, затаил обиду, что я не представился, как положено, не назвав своего воинского звания и не сказав, что пленник. И я чувствовал, что этот человек воспринимает меня, как врага. Возможно, кто-то из его друзей погиб от русской пули или штыка, или же он сам был ранен в сражении с нашими? Кстати, вполне возможно, поскольку в наполеоновской армии командовать тыловыми частями, обычно, назначали инвалидов и прочих подранков. Возможно, он еще и недоволен тем, что услали служить в эту отдаленную провинцию, подальше от его родного Парижа?

Баронет, судя по фамилии, имел польские корни. Это был молодой человек весьма субтильного типа, хрупкой комплекции с узкими плечами, носящий большие всклокоченные бакенбарды, видимо, не только, как дань моде, но и ради напускной солидности. Он все вертелся на своем месте, не спуская глаз с Брониславы. Не то являлся ее женихом, не то только собирался к ней подкатить. Статус их отношений мне еще предстояло выяснить, но между ними явно что-то было, поскольку и Бронислава время от времени постреливала глазками в его сторону.

Виконт Леопольд Моравский, сидевший ближе всех ко мне, имел надменный и напыщенный вид. Он выглядел этаким толстяком с красноватым лицом и выпирающим брюхом. А его маленькие глазки смотрели с хитрецой. Понятно, что такой поесть не дурак. Что он тут же и подтвердил: не дожидаясь, когда это сделают слуги, виконт сам отрезал от поросенка заднюю ногу и впился в нее зубами, даже прищурившись от наслаждения вкусом. Оголодал, однако, этот местный кот Леопольд, как я сразу же окрестил его про себя.

Впрочем, раз виконт начал есть, то что мешает начать есть и князю? Но, только я дотронулся до ножа и вилки, желая отхватить себе кусок поросенка, как баронесса встала и произнесла тост. До этого момента я считал, что произнесение тостов — это обязанность тамады. И никак не ожидал, что эту функцию возьмет на себя женщина. Но, она решительно подняла свой сверкающий бокал, наполненный белым вином, громко проговорив:

— Здоровья князю!

И все присутствующие тоже подняли бокалы, пожелав мне здоровья, а потом зазвенели хрусталем, чокаясь друг с другом. Я раньше почему-то считал, что это исключительно наша русская традиция. Но, память прежнего князя Андрея подсказывала мне, что обычай зародился еще в Древнем Риме и был возрожден во времена короля Карла Великого, который ввел в средневековой Европе такой ритуал, символизировавший единство и доверие между рыцарями. Потому я тоже чокнулся с ближайшими соседями и соседками по столу.

Я почему-то обратил внимание, что никто здесь перед трапезой даже не перекрестился, тем более не было благословляющей молитвы. А ведь я читал, что в эти времена традиция читать молитву перед едой была очень сильна по всей Европе. Неужели же тут собрались одни атеисты? Не рановато ли по историческому времени? Впрочем, французская революция уже состоялась, а Наполеон религиозностью не отличался, как и его маршалы. Правда, и сам князь Андрей тоже не сильно верил в Бога, в отличии от его младшей сестры, ну, то есть, от моей теперь сестры Маши.

Я же верил сам для себя только в некоего абстрактного Творца Вселенной, полагая, что именно он заложил взрывчатку и поджог фитиль Большого Взрыва, откуда вся Вселенная и произошла. Кто-то же должен был инициировать этот первоначальный взрыв, а потом структурировать его последствия? И кто это, если не сверхразум? Всех остальных, кого именовали богами разные религии, я считал просто очень мудрыми людьми, сумевшими привить древним народам моральные принципы и передать знания в виде текстов священных писаний, возможно, надиктованных им тем самым вселенским сверхразумом. И это, конечно, тоже было чрезвычайно важно, чтобы люди, например, перестали приносить человеческие жертвы, начав развиваться духовно. Потому я никогда не был воинствующим атеистом, признавая пользу религий на определенных исторических этапах развития человечества, а к нашему православному христианству относился, как к традиционной исторической ценности и моральной основе русского народа, уходящей корнями еще к Византии.

Степан Коротаев, стоящий за моим креслом по примеру других слуг, стоявших за спинками стульев своих хозяев и вовремя подливающих им вино из больших графинов, чтобы бокалы не пустели, смотрел на меня голодными глазами. И я слышал, как у него урчит в животе. По-человечески мне было жаль его, ведь парень тоже чертовски хотел есть. Но, дворянские обычаи не велели сажать рядом с собой за стол слугу, даже денщика. Степан, конечно, об этом знал, потому и терпел, предвкушая наесться остатками вместе с другими слугами, когда господа изволят закончить ужин, обязательно оставив много чего недоеденного и недопитого.

Тем временем я заметил, что баронесса смотрит на меня и улыбается ровненькими зубками удивительной для этого времени белизны. Даже странно, что у нее такие хорошие зубы без всяких чудодейственных паст и имплантов. Ослепительная улыбка этой красивой женщины казалась вполне искренней. Вот только, что же она нашла во мне, проявляя подобную благосклонность? Я не знал, как реагировать, впрочем, заметил, что подобным же образом Иржина улыбалась и всем остальным гостям. Видимо, используя свое природное обаяние, она строит из себя радушную хозяйку, как и полагается по этикету.

Следующий тост неожиданно провозгласил выскочка Годэн:

— Здоровья императору Наполеону Бонапарту!

Все снова начали чокаться, но я остался сидеть неподвижно, а когда Иржина спросила с укором:

— Что же вы, князь, не пьете?

Я ответил:

— Это не мой император. Потому и не имею права пить за его здоровье. У меня свой император есть. Александр. И мою присягу ему никто не отменял.

Повисло неловкое молчание. Все уставились на меня. И даже пани Иржина перестала улыбаться. Но обстановку разбавил полковник Ришар:

— О, да вы настоящий патриот своей страны, князь! И это достойное поведение для воина, попавшего в плен! Так выпьем же за патриотизм!

За это я, конечно, выпил, вот только, чокаясь своим бокалом с соседом Леопольдом, обратил внимание на этот раз, что на золотом перстне у него выгравирована козлиная голова. И я подумал: «Интересно, что это за знак? Уж не сатанист ли этот толстый виконт?»