Герои Аустерлица

Глава 33

Фельдфебель Шаповалов не подвел. Увидев, что мы несемся назад, а французские гусары преследуют нас буквально по пятам, он не растерялся, приказав солдатам откатить один из фургонов, чтобы пропустить своих, а потом тут же задвинуть его обратно перед самым носом у французов. И это сработало! Несколько французских всадников все-таки успели ворваться в лагерь следом за нами, но мы, развернувшись, быстро обезвредили их. А остальные гусары сгрудились всей своей массой возле препятствия. И, сразу же попав там под огонь пехоты, они на этот раз понесли большие потери, поскольку солдаты стреляли в них с очень близкой дистанции, прямо из-за фургонов, развернутых поперек проезда к центру бивака.

Поняв, что штурмовать наш укрепленный лагерь у них не хватает сил и уже будучи дезорганизованными, лишившись своего командира, гусары попробовали отступать, желая ретироваться с поля боя. Но, наши пешие драгуны, которые все это время сидели в лесной засаде, не позволили им даже этого. Они выкатили еще один дровяной фургон у самого въезда в «карман» между засекой и лесом, надежно отрезав, таким образом, для французских кавалеристов единственный путь к отступлению. А когда гусары все-таки попробовали поскакать в том направлении, в них сразу полетели пули из лесу. Два десятка драгун разрядили в них свое оружие, еще больше проредив остатки эскадрона.

После этого французы заметались внутри ловушки, не находя выхода. И бой превратился в избиение, когда с каждым нашим залпом вражеских всадников оставалось все меньше. А оставшиеся наполеоновские гусары решились на самоубийственный маневр просто потому, что им некуда больше было деваться, а сдаваться они не желали. Задумав все-таки выскочить из ловушки, они попробовали перепрыгнуть на своих лошадях через засеку в том месте, где, как им показалось, она была пониже и поуже. Но, они переоценили способности собственных лошадей. Несчастные животные, израненные в сражении, не в силах преодолеть препятствие, напарывались на острые ветви, торчащие вверх и в стороны, ломая ноги и распарывая себе животы.

Многие уцелевшие всадники разделили со своими конями горькую участь, так и повиснув среди ветвей, нанизанными на деревянные колья. В своих ярких одеждах эти мертвые гусары издалека напоминали каких-то больших жуков, проткнутых иголками. И лишь некоторым французам повезло, вылетев из седел, приземлиться уже по другую сторону засеки. Кто-то из выживших даже пытался бежать через поле. Но, Дорохов со своими конными разведчиками тут же пустился в погоню, зарубив саблями и этих. Таким образом, битва за бивуак нами была выиграна, а гусарский эскадрон французов оказался разгромлен начисто.

Глядя на поле боя, заваленное трупами людей и лошадей, я ловил себя на том, что, несмотря на недавнюю серьезную контузию и пребывание в коме, чувствую себя снова здоровым и полным сил. Иначе я просто не смог бы участвовать в сражении, тем более победить в поединке вражеского командира. К тому же, я не спал всю ночь перед нашим отправлением из Гельфа, но, несмотря на это, ощущал себя бодрячком. А еще, взглянув на свою небритую физиономию в походное зеркальце покойного Ришара, я обнаружил, что шрам на месте попадания вражеской пули почти рассосался, да и левый глаз уже не косит. Такого просто не могло быть при обычной регенерации тканей организма! Да и голова, странное дело, совсем не болела и не кружилась, словно и не простреливала ее насквозь французская пуля.

Похоже, моя регенерация сильно ускорена. Вот что, оказывается, чудодейственное попадание сквозь время и пространство с людьми делает! Чудеса, да и только! Удача явно на моей стороне! И тут я задумался о том, что раз со мной подобное происходит, то, значит, все это для чего-то нужно космическому разуму, той разумной Вселенной, которая переместила сюда мое сознание? Возможно, я участвую в каком-то грандиозном эксперименте по изменению истории всего человечества? Впрочем, чего это я возгордился? Мне бы в родном Отечестве ход истории повернуть к прогрессу… Еще вопрос, справлюсь ли я хотя бы с этим?

Мою задумчивость прервал Влад, который подошел ко мне и напомнил о долге перед бойцами, проговорив:

— Князь, у нас слишком много раненых. Я один не справлюсь.

— Сейчас помогу, — сказал я.

И мы с баронетом снова погрузились на долгое время в медицинские заботы. Пока доставали пули из тел и зашивали раны, Влад, приняв из своей фляги внутрь изрядную порцию горячительного, развязал язык, рассказав мне, что на медика решил пойти учиться по той причине, что, в отличие от других дворян, род их хоть и имел титул баронетов, но был давно обедневшим. Отец совсем разорился, заложив имение. И, чтобы прокормиться в дальнейшем, Владу надо было приобрести какое-нибудь востребованное умение, позволяющее заработать на хлеб. С детства он, оказывается, имел склонность к лечебному делу, поскольку его домашний учитель был целителем и самым настоящим алхимиком, который и зародил в ребенке соответствующий интерес. К тому же, услуги хороших врачей в Австрии оплачивались очень прилично. Вот Влад и поступил учиться, переехав из своей глубинки в столичную Вену.

Далеко не все у нас с Владом, конечно, получалось. Несмотря на наши отчаянные усилия спасать жизни не всегда удавалось. Мы ничего не могли поделать со слишком серьезными ранами. И потому несколько солдат умерли на нашем импровизированном операционном столе. А это, знаете ли, очень тяжело морально, когда у тебя на руках умирают молодые парни, которые только что храбро сражались с врагами.

И потому я пока даже не делал замечаний Владу, что он не расстается со своей фляжкой. Ему тоже было очень невесело. К тому же, в отличие от меня, часто видевшего перед собой смерть еще на Донбассе, недоучившийся австрийский студент все-таки являлся сугубо гражданским человеком, которому переживать подобные драматические события без эмоций очень непросто. И оттого он глушил себя алкоголем. Но, пока руки у него не затряслись, и действовал он более или менее адекватно, я не отстранял его от операций, поскольку никакого другого помощника у меня не имелось, а один я бы провозился с ранеными до ночи. Мне и без того пришлось привлечь в качестве санитаров бойцов с легкими ранениями, остающихся на ногах после оказания им первой помощи.

Помимо боевых ранений тут имело место и еще одно медицинское бедствие: вши. И против проклятых насекомых мне тоже предстояло вести беспощадную борьбу. Впрочем, с этой проблемой я буду разбираться уже в пункте назначения. Прикажу брить весь личный состав налысо и организую регулярное мытье в бане, а также кипячение нижнего белья и выкуривание насекомых едким дымом из военной формы. Пока же надо было заштопать тех из раненых, кому еще можно помочь, чтобы они не умерли от потери крови и смогли пережить дорогу до замка Здешов-Козел.

А там, в месте назначения, разберемся с дальнейшим лечением. К сожалению, многие раненые бойцы умирали от кровопотери, поскольку даже перелить кровь от донора никакой возможности в этих условиях не имелось. Не было тут ни стерильных трубок, ни соответствующих полых игл, ни даже привычных шприцев для инъекций. Тем не менее, примерно 80 процентов раненых мы спасли. Для их транспортировки я приказал выделить дополнительно еще два трофейных фургона с медлительными лошадьми, которые были предназначены французами для перевозки дров.

Занимаясь сразу после боя спасением жизней, я не замечал времени. Опасность смерти нависала над многими ранеными, и мне приходилось бросить все свои силы и способности на то, чтобы отгонять эту костлявую бабу с косой. Влад, конечно, помогал мне, как мог. Но, нас было всего лишь двое на два десятка сильно пострадавших в бою. Потому мы более или менее разобрались со всем этим медицинским адом лишь к тому моменту, когда уже стемнело. Полностью поглощенный медицинской работой, я упустил даже такие важные вопросы, как похороны павших, сбор трофеев и допрос пленных. Впрочем, все эти хлопоты взял на себя Федор Дорохов.

В отличие от многих других дворян, Федор проявил себя не только храбрым офицером, но и человеком очень практичным, ставящим здравый смысл выше любых сословных предрассудков. И потому, если даже его сильно поначалу удивляло, что князь сам зашивает раны бойцов, то виду он не показывал и, тем более, свое аристократическое лицо от меня не воротил. Наоборот, смотрел с уважением. Ведь я делал то, чего он сам не умел: спасал жизни солдатам. Что же касалось вида ужасных ран, внутренностей и прочего, то этого Дорохов успел насмотреться за время войны, а потому, видя, как мы с Владом, одевшись мясниками, достаем пули, делаем ампутации и шьем по живому, поручик не отворачивался и не зажимал нос от запахов крови, мочи и кала. Понимая, что я и Влад делаем очень важное и нужное дело, поручик старался не отвлекать нас, взяв на себя командование в лагере после боя.

Когда он проходил мимо, я обратил внимание на его мундир, весь забрызганный кровью, спросив:

— С вами все в порядке, поручик?

На что он, поняв значение моего взгляда, ответил, усмехнувшись:

— Не беспокойтесь, ротмистр. На мне не прибавилось ни единой новой царапины за этот бой. А то, что вы видите — это всего лишь кровь врагов.

Без всякого сомнения, этот хулиганистый аристократ был чертовски удачливым воякой. Как офицер, он оказался весьма компетентным и действовал на поле боя выше всяких похвал, проявляя настоящий героизм. Потому я решил, что, когда вернусь в штаб к Кутузову, то обязательно сделаю все возможное ради того, чтобы поручика повысили в звании и наградили орденом. Нынешние заслуги Дорохова полностью перечеркивали то негативное мнение, которое сложилось о нем у командования после его глупых ребяческих выходок на гражданке. Там он, конечно, прослыл тем еще разгильдяем. Но, в боевой обстановке этот человек становился совсем другим: собранным и ответственным командиром. И на храбрых офицерах, подобных ему, всегда держалась русская армия.

Закончив с ранеными, я почувствовал себя уставшим и выжатым, словно лимон. Стащив с себя одеяние мясника, вымывшись на свежем воздухе теплой водой, набранной из лесного ручья и согретой в котле на костре моими помощниками, легкоранеными солдатами, назначенными санитарами, я переоделся в чистое шелковое белье, принадлежавшее раньше французскому полковнику, надев поверх него свой видавший виды мундир, на котором после боя появились новые кровавые пятна. К счастью, я догадался перед нашей атакой скинуть с себя отличную полковничью шинель покойного Ришара. Она не пострадала. И теперь не только закрыла от посторонних глаз мою потрепанную военную форму, но и согрела мое тело.

Сказав мне, что пошел присматривать за ранеными, Влад забрался в ближайший санитарный фургон. Но, заглянув туда буквально через пару минут, которые понадобились мне, чтобы окончательно привести себя в порядок после сражения, я обнаружил Влада заснувшим вместе с пациентами, настолько парень вымотался. Впрочем, я понимал, что от него все равно толку уже будет мало, пока не протрезвеет. Потому я не стал тревожить недоучившегося студента, думая о том, что он, все-таки, не совсем настоящий аристократ.

Ведь титул баронета не давал принадлежности к высшей аристократии, а, насколько я помнил, даже продавался одно время в Англии. И какой-нибудь разбогатевший купец или мануфактурщик мог приобрести его. Я не стал расспрашивать парня о происхождении этого странного титула. Но, его наличие, скорее всего, означало, что кто-то из предков Влада имел отношение к Туманному Альбиону. Впрочем, мне на это обстоятельство было наплевать. В конце концов, парень не глупый и мне здорово помогает, пусть он даже из самых нищих крестьян. Какая мне разница? Лишь бы человек был хороший! Гораздо больше меня беспокоило, что мы с ним провозились с ранеными слишком долго. За это время на наш лагерь уже опустилась темнота, а в морозном воздухе в отблесках света костров закружились снежинки.