Весь остаток вечера и большая часть ночи ушли на сборы в дорогу. Во дворах замка горели многочисленные костры, освещая наши приготовления. Не только солдаты, но и слуги Иржины грузили мешки с припасами в фургоны. А служанки баронессы устраивали места в повозках для ее родственниц, не забывая взять в дорогу и весьма объемный багаж каждой из женщин. Да и сама Иржина распорядилась забрать из замка, упаковать надлежащим образом и прихватить с собой все самое ценное: серебряные подсвечники и столовые приборы, фарфоровые сервизы, свои драгоценности, а также гардероб дорогих платьев и мехов.
Кладовые Гельфа оказались не столь щедры, как я надеялся. Баронесса не соврала о своем банкротстве. Продовольственных запасов нашлось совсем немного. Но, на переход до крепости Здешов-Козел должно хватить с избытком для того, чтобы обеспечить нашим солдатам в пути нормальный рацион: кашу, сдобренную маслом и кусочками мяса, сало, сыр, вино, хлеб и сухари. Достаточно много погрузили в фургоны лишь муки, которую в замок регулярно привозили с мельницы. Да еще и всякую домашнюю живность взяли с собой в живом виде.
Один фургон даже пришлось переоборудовать под передвижной загон для нескольких свинок, коз и баранов, а в другой солдаты поставили деревянные ящики-клети с курами. Третий вез мешки с мукой. Четвертый нагрузили кониной, салом и колбасными изделиями из кладовых замка. На пятый фургон положили прочие припасы. Шестой предназначили под запасные ружья, бочонки с порохом и мешочки с пулями. На седьмой телеге ехали палатки, прочая амуниция и шанцевые инструменты. Восьмой фургон вез лежачих раненых. Их будет сопровождать Влад, которого я назначил нашим ротным фельдшером. Родственницы Иржины, ее служанки и их поклажа заняли два фургона, а сама баронесса решила ехать в собственной бричке.
На самом деле, ничего удивительного в наличии у нас солидного обоза не было. За армиями этого времени всегда тащилось много обозников, которые выполняли задачи обслуживания солдат и офицеров в длительных переходах. Обозные телеги, обычно, везли не только продовольствие для людей и лошадей, оружие, боеприпасы, амуницию, но и, например, дрова для обогрева или даже питьевую воду, если в этом возникала необходимость. А еще войсковой обоз часто дополняли маркитантки. Это были женщины, добровольно пустившиеся в путь вместе с солдатами. Некоторые из них являлись женами или любовницами военнослужащих, но большинство маркитанток просто искали приключений, стараясь находиться поближе к мужчинам, соскучившимся по женскому обществу.
Вопреки расхожему мнению, далеко не все из маркитанток были падшими женщинами, торговавшими плотскими утехами. Многие из них имели таланты предпринимательниц, везя с собой и продавая в пути разнообразные товары, всякие полезные мелочи, вроде иголок, ниток, пуговиц и пряжек, необходимые в нелегком солдатском быту. Также среди этого женского контингента имелись профессиональные прачки, швеи, поварихи и прочие рукодельницы, которые брали плату с воинов за свои услуги. Конечно, подобный заработок доставался этим дамам нелегко, поскольку маркитанткам приходилось разделять с солдатами все трудности походов. И всегда для этих женщин существовала опасность погибнуть или получить увечья во время военных действий. Я подумал, что если рассматривать Иржину, ее родственниц и служанок в этом качестве, то и у нас в обозе маркитантки тоже теперь имелись.
Когда все уже было готово к выезду, и людям осталось лишь занять места в седлах и в фургонах, я приказал построить солдат и обратился к ним с небольшой речью:
— Братцы! Скоро мы отправимся в путь сквозь холод и горы. Нам предстоит далекий и трудный марш с подъемами и спусками на ледяном ветру. Но, как бы не было тяжко, нам не будет на нашем пути тяжелее, чем солдатам нашего славного генералиссимуса Александра Васильевича Суворова в его труднейшем переходе через Альпы. А он, как известно, преодолел Альпы с честью и с победой! Потому и мы просто обязаны преодолеть все трудности. Ведь перед нами вовсе не Альпы, а всего лишь Карпаты. И как бы трудно не пришлось в пути, какие бы испытания нам не выпали по дороге, пусть каждого согревает мысль о том, что идем мы домой, в Россию!
— Ура! Слава России и государю императору! — грянули в ответ семеновцы.
Все они показали себя отличными бойцами в недавних стычках с неприятелем. И потому я, глядя на них, верил в их мужество и выучку. Все-таки они гвардейцы, а не обычные линейные пехотинцы. Семеновцы обладают отменной стойкостью и не побегут даже перед превосходящими силами противника. Во всяком случае, я на это очень надеялся, уже успев увидеть их в деле и убедившись, что опыт ведения боевых действий они усвоили хорошо.
Начав свою историю от потешного войска Петра Великого, семеновцы за столетие проявили себя во многих сражениях, сражаясь за царя и Отечество. Этот полк долгое время считался примером для других подразделений русской армии. Вот только запятнали гвардейцы-семеновцы себя не так давно тем, что в покушении на императора Павла участвовали. С тех пор их в армии многие недолюбливали, а рядовыми стали комплектовать Семеновский полк из крестьян, а не из дворян, как раньше.
Понеся немалый ущерб в репутации, тем не менее, отменную выучку и боеспособность семеновцы сохранили. Во всяком случае, те солдаты, которые пришли с Дороховым, это уже наглядно мне продемонстрировали. Да и молодые крестьяне, которые служили в Семеновском полку, все отличались мощным телосложением, высоким ростом, недюжинной силой, хорошим здоровьем и безропотным послушанием командирам. Из семеновских офицеров в отряде после мясорубки у плотины Аугеста уцелел только Дорохов, но унтеров у него под началом осталось достаточно. Так что структура управления остатками роты, несмотря на все потери, не развалилась. Пройдясь вдоль строя и еще раз осмотрев бойцов, я приказал выступать.
Семеновцы, разумеется, кавалеристами не были, как и моравские добровольцы, влившиеся в нашу сводную роту. Но, каждый рядовой пехотинец, будучи крестьянином от рождения, с детства умел неплохо обращаться с лошадьми. Деревенские жители издревле на лошадях пахали, сеяли, отвозили урожай и ездили между населенными пунктами. Так было в любой стране Европы. И не только в Европе, конечно. К началу эпохи Наполеоновских войн в этом отношении во всем мире пока что не изменилось ничего. Эпоха механизированного транспорта и сельскохозяйственной техники еще не наступила, да и не собиралась наступать в ближайшие десятилетия. А потому лошадь по-прежнему оставалась необходимым и полезнейшим рабочим и транспортным животным, с которым очень важно уметь поладить, и о котором нужно постоянно заботиться.
Прежде, чем сесть верхом, солдаты проверяли, правильно ли надеты седла, хорошо ли подтянуты подпруги и удобно ли выпущены по длине стремена. Я тоже проверил упряжь своего трофейного жеребца прежде, чем забраться в седло. Этот очень даже недешевый черный конь с белым пятном на лбу достался мне от вражеского фельдъегеря, захваченного в плен. Причем, мне его добровольно уступил Дорохов, хотя трофей принадлежал Федору по праву. Ведь это именно благодаря смекалке поручика нам удалось захватить вражеского коня вместе с седоком без всяких повреждений. Потому я не хотел брать себе этот приз. Но, Дорохов настоял, убедив меня, что подобный конь должен принадлежать старшему офицеру, командиру нашей сводной роты, кем я теперь и являлся.
И мне показалось, что, когда поручик окончательно протрезвел, то все-таки почувствовал себя неудобно, в долгу передо мной. И не только по той причине, что я хлопотал в штабе о возвращении ему офицерского чина, но и из-за того, что разговаривал он со мной поначалу весьма дерзко, не желая подчиняться мне, как старшему по званию. Впрочем, я обиду на него уже не держал. Во-первых, совесть у парня все же имелась. И, во-вторых, при всей сложности его характера, Дорохов оказался командиром храбрым и эффективным, а я оценивал людей по делам их. Потому все прежние хулиганские выходки Федора для меня сейчас мало что значили. Гораздо важнее было то, что моим заместителем оказался бесстрашный и умелый офицер, преданный воинской службе и Отечеству.
Князь Андрей считался отличным наездником. Потому и я, оказавшись на его месте, в грязь лицом не ударил. Память тела помогла мне удобно устроиться в седле без риска натереть себе пятую точку. Тяжелые пистолеты, сделанные, как выяснилось, на заказ в Швейцарии и подаренные покойному Ришару за боевые заслуги маршалом Иоахимом Мюратом, о чем гласила надпись, выгравированная на серебряной пластине снизу футляра, я переложил в седельные кобуры, чтобы не били в грудь на скаку. После чего, еще раз проверив, застегнуты ли пряжки на кожаных сумках, висящих с каждой стороны от седла, в которых помещался мой личный багаж, состоящий из трофейных вещей, принадлежавших мертвому французскому полковнику, когда он еще был жив, я подал знак рукой Дорохову, начав движение колонны первым.
Следуя за мной, лошади пошли друг за другом неторопливым шагом. С отправлением из-за Иржины и ее родственниц, которые собирались в дорогу весьма медлительно и нерасторопно, забывая то одно, то другое в последний момент, как обычно это бывает с рассеянными женщинами, мы все-таки сильно задержались. И потому начали движение позже на несколько часов, чем я планировал. Но, наконец-то наш боевой караван, выдвинувшись из ворот крепости в то время, когда уже достаточно рассвело, постепенно начал покидать Гельф. В утреннем морозном воздухе дышалось легко, а ясное в большей своей части небо с кучевыми облаками, лежащими достаточно далеко от нас над темными горбами гор, давало надежду, что погода будет благоприятствовать походу.
Всадники поехали друг за другом, а за ними, скрипя колесами под тяжестью грузов, потащились фургоны, впереди которых катилась бричка Иржины. Кучером у нее был Януш, одетый в венгерский бекеш, похожий на укороченный тулуп из овчины. А сама бричка выглядела переполненной багажом. Баронесса же, кутаясь в длинную шубу с капюшоном, похожую видом на темную норковую, еще долго оглядывалась на свой замок, бывший много лет ее домом.
Остановившись на обочине, я пропускал вперед своих всадников, внимательно осматривая каждого из них. Вскоре мимо меня проехал и экипаж баронессы. Взглянув на Иржину, я заметил, что в ее глазах стояли слезы. Иржина грустила, поскольку понимала, что едет в неизвестность. Но, поравнявшись со мной, она постаралась приободриться, промокнув глаза платочком и попытавшись улыбнуться. Я же приветственно махнул ей рукой и, поскакав в голову нашей кавалькады на своем быстром черном коне, приказал Дорохову выслать разведывательные разъезды и организовать арьергард на случай преследования.
Когда отъехали от замка, выйдя из-под защиты крепостных стен и склона горы, на открытом месте сделалось промозгло, поскольку налетел морозный ветер. И я поежился в своей трофейной французской шинели с меховым подбоем, ранее принадлежавшей все тому же полковнику Ришару, думая о том, каково было солдатам Суворова переправляться в высокогорье через вечные снега Альп. Ведь, кроме плаща из сукна, называемого епанча, у суворовских солдат никакой теплой одежды не имелось. А регулярное зимнее обмундирование появилось только после того героического похода.
Правильно восприняв сей опыт, император Павел распорядился внести изменения в вещевое довольствие армии и снабжать в холодное время солдат шинелями, тулупами-душегрейками и даже валенками. Я же приказал позаботиться о том, чтобы перед дальней зимней дорогой бойцы нашей роты утеплились, насколько возможно, надев, у кого были, шинели поверх мундиров. К счастью, у французских фуражиров мы взяли в качестве трофеев немало теплых вещей. И пока я не переживал о том, что бойцы получат обморожения. Тем более, что дневная температура все еще держалась выше нуля, хотя рано утром дорожные обочины покрылись инеем, а под конскими копытами иногда хрустел лед в лужицах, замерзших за ночь.