Герои Аустерлица

Глава 30

Мне же отдыхать было некогда. Приходилось на привале заниматься ранеными, помогая Владу проводить операции прямо рядом с нашим медицинским фургоном, поставленным вдали от других недалеко от костра. Заодно я обучал этого лекаря-недоучку, как правильно накладывать швы. Наверное, со стороны выглядело довольно комично, что недоучившийся медик из двадцать первого века пытался научить чему-то такого же недоучку из века девятнадцатого. Впрочем, мой авторитет в области медицины теперь в глазах Влада стал непререкаемым после того, как я удачно зашил его рану.

Поняв, что знаю много чего, что не знает он, баронет наконец-то начал следовать моим советам без лишних разговоров, кипятя инструменты и тщательно обрабатывая себе руки перед операциями. Впрочем, кое-какими врачебными премудростями Влад все же владел, поскольку практиковался в Вене у толкового австрийского хирурга. Например, он умел доставать пули из ран с помощью зонда, чего никогда не пробовал делать я сам. И, главное, у Влада в саквояже имелся набор здешних медицинских инструментов. Примитивных, конечно, с виду, но скальпели, ланцеты, пинцеты, иглы, щипцы и зажимы в этом наборе присутствовали. Имелись даже пила для костей и большой кривой нож для ампутаций.

Кстати, мне крупно повезло найти медика в наш боевой отряд, поскольку их пока вообще-то обучали очень мало. Единицы лекарей, как в России этого времени называли врачей, приходились на многие тысячи населения. В уездных городах обычным делом являлось наличие всего одного доктора. Дефицит кадров был ужасный. Правда, по указу императора Павла в Санкт-Петербурге и Москве к началу XIX века на базе госпитальных медицинских школ уже открыли медико-хирургические академии, но, отпрыски знатных фамилий редко желали учиться подобной науке, сопряженной с непосредственным и постоянным общением с больными. Большинство аристократов от подобного просто носы воротили, поскольку прикасаться к простолюдинам и пачкаться в чужой крови многие из них считали занятием маргинальным, вредящим дворянской чести.

Тем необычнее для наших раненых солдат было то, что их командир князь и адъютант самого Кутузова неплохо разбирается в медицине, помогая ротному фельдшеру, который тоже не простолюдин, а целый баронет! Глядя на то, как мы вдвоем, такие знатные и аристократичные, лечим раненых, вытаскивая пули и зашивая раны, они не переставали удивляться и умиляться, полностью нам доверяя. Ведь, если не доверять таким благородным лекарям, то каким же тогда доверять? Раненые успокаивались от одного нашего вида, убеждая себя в наших чудодейственных медицинских познаниях. И подобный позитивный психологический настрой, разумеется, помогал раненым в выздоровлении.

Как я уже понял из разговоров с Владом, все местное лечение, если не считать хирургии, базировалось на клизмах и кровопускании. Переломы лечили привязыванием лубков, а такие простые вещи, как наложение гипса на сломанную конечность, еще не практиковали. Ну и никаких тебе рентгенов, анализов и прочего, на чем можно выстраивать более или менее точный диагноз. Так что оказывать помощь раненым приходилось интуитивно, опираясь только на внешние признаки.

Влад прихватил с собой и кое-какие препараты, например, хинин от лихорадки, считавшийся тут чуть ли не самым передовым достижением фармацевтики, рвотное, слабительное и мазь для заживления ран. Вот только не было у Влада никаких обезболивающих, кроме сомнительной настойки какого-то опиата. Потому приходилось давать раненым алкоголь внутрь и применять его же в качестве антисептика. Дефицита пока не наблюдалось, поскольку несколько бочонков с бренди мы вывезли из Гельфа. По этой причине все раненые у нас вскоре были пьяными. И те из них, кто почувствовал себя после наших с Владом усилий получше, даже начали петь песни. Пели, впрочем, негромко, себе под нос. И только один из солдат заголосил во всю глотку, отчего его даже успокаивать пришлось, чтобы другим отдыхать не мешал.

— Как звать тебя? — поинтересовался я, когда он все-таки перестал голосить и лишь пялился на меня осоловелыми серыми крупными глазами.

— Дениской кличут, — пробормотал он.

Этому бойцу мы с Владом извлекли пулю из левого бедра. Она, к счастью, кость не задела. Но все равно, Дениска, понятное дело, испытывал сильную боль. Вот и дали ему порцию бренди побольше. А алкоголь на разных людей действует по-разному. Дениску почему-то потянуло петь песни.

— Так вот, Дениска, еще раз другим солдатам отдыхать помешать вздумаешь, и прикажу тебя в лес отнести. Там орать будешь, пока волки тебя не сожрут. Понял? — припугнул я служивого.

— Как не понять, ваше высокоблагородие! Не надо меня в лес. Я как мышь лежать буду, — промямлил раненый.

— Вот и лежи тихо, — сказал я, выбравшись из крытого фургона, в котором лежали раненые, на воздух. Этот Дениска оказался последним из всех, кого мы с Владом прооперировали возле костра, а потом затащили в повозку.

Сам Влад уже сидел на корточках близко к огню. Он устал и грел руки, привалившись спиной к нашему импровизированному операционному столу, который представлял собой простые козлы, сколоченные из досок и накрытые простыней, полностью покрытой кровавыми пятнами после нашей работы по спасению раненых. Скинув с себя тяжелый фартук мясника, прихваченный в Гельфе, и сняв кожаные нарукавники, в которых помогал Владу оперировать, я вымыл руки теплой водой с помощью солдата-семеновца по имени Иван, который помогал нам управляться с ранеными. Он и сам получил ранение в левый бок от вражеского штыка в недавней стычке возле дороги. Впрочем, острие только пропороло солдату мышцы, скользнув по ребрам и не причинив серьезного вреда. А, поскольку я быстро зашил парню рану, то и крови он потерял немного, оставшись на ногах и добровольно вызвавшись помогать нам возле медицинского фургона.

Своего же денщика Степана Коротаева я прикомандировал на время нашего путешествия к обозу в качестве телохранителя Иржины. И Коротаев очень обрадовался подобному назначению, ведь его отношения со служанкой баронессы Маришкой развивались весьма успешно. А Маришка в пути с Иржиной была неразлучна, поскольку единственная из всех служанок удостоилась чести ехать вместе с баронессой в бричке. Учитывая это, я подумал о том, что в качестве телохранителя для беженок мне никого лучше и не найти, поскольку Степан будет драться за свою женщину до последней капли крови. К тому же, я поручил Степану создать из драгун собственный маленький, но хорошо вооруженный конный отряд, этакое «охранное отделение», которое будет сопровождать в пути наших знатных обозников: Иржину, ее родственниц и Леопольда Моравского.

И только я вспомнил обо всей этой компании, как увидел, что Иржина гуляет под ручку с Леопольдом по вырубке, о чем-то с ним беседуя и улыбаясь этому толстяку. На мгновение я даже почувствовал укол ревности. Но, они двигались в сторону нашего костра, а баронесса, приблизившись, сразу развеяла мои подозрения, томно проговорив на французском:

— Ах, князь, я уже скучаю без вашего общества и попросила виконта проводить меня к вам.

Женщина подошла к костру и протянула ладошки ближе к огню, желая согреть их. При этом, стрельнув глазами в мою сторону, она произнесла с явным намеком:

— Андрэ, я так замерзла в пути. Мне очень не хватало тепла вашего костра.

— Неужели, баронесса? Я приказал своему денщику позаботиться о вас в дороге. Разве он не развел костер, чтобы согреть вас? — спросил я.

Она объяснилась:

— Нет, нет, князь! Степан прекрасно выполняет ваше поручение. Он весьма учтив и заботлив. Он сразу развел огонь, едва мы остановились на привал. Но, там у огня собрались мои родственницы, а они постоянно меня упрекают за то, что я заставила их зимой пуститься в это опасное путешествие. И у меня нет сил постоянно выслушивать их упреки. Особенно недовольна моя тетя Радомила, а Эльшбета ей постоянно поддакивает. Это просто невыносимо! Потому мне пришлось искать поддержки в вашем обществе. Да и Влад тоже тут.

Баронет привстал от костра и учтиво поклонился, заговорив с Леопольдом:

— А вы как переносите дорогу, виконт?

— Могло быть и лучше, Влад. Но, ничего, есть повод немного растрясти живот, — улыбнулся толстяк. Потом добавил:

— В молодости я проезжал от Здешова до Гельфа или от Гельфа до Здешова за один дневной переход. Кони у меня были быстрые. Теперь же приходится трястись в фуражном фургоне, и это продлится неизвестно сколько. Но, я не ропщу. В конце концов, я не был в своем родовом замке уже пять лет, а сейчас по воле обстоятельств возвращаюсь туда, где родился.

Услышав такую интересную подробность, я вмешался в разговор:

— Так разве вы приехали в гости к баронессе не из своего замка? Тогда, разрешите полюбопытствовать, откуда?

Он объяснил:

— В последние годы я жил в Вене. Оттуда мне сначала пришлось бежать от войны в Ольмюц, а в Гельф я приехал уже потом, после Аустерлицкой битвы, надеясь переждать в крепости нашествие французов. Покойный барон был моим другом и дальним родственником. Он познакомил меня с Иржиной. Мы дружили семьями, ездили в гости друг к другу. Но, после смерти барона моя супруга тоже умерла. Потому, решив, что раз уж и мне судьба определила стать вдовцом, я воспользовался гостеприимством любезной вдовы барона. Потом из Гельфа я собирался ехать в свой замок Здешов-Козел, но тут пришли французы, сразу конфисковав моих лошадей вместе с экипажем и отослав их своему начальству в Ольмюц. Поэтому я смог продолжить путь к себе домой лишь сейчас вместе с вами.

— Ах, вот оно что! Теперь мне понятно ваше присутствие среди гостей Иржины, — проговорил я.

А сам подумал, что этот толстяк с хитрой физиономией, похожей на морду жирного кота, пожалуй, мог вынашивать планы женитьбы на вдовствующей баронессе. То-то он с ней так любезничал! Даже руку подал галантно, проведя женщину ближе к костру. И она с удовольствием грелась, усевшись на толстое бревно, лежащее рядом, которое драгуны еще не успели разделать на дрова.

— Не угодно ли бренди, виконт? — спросил Влад, отхлебнув напиток из походной манерки.

При этом, флягу он протянул Леопольду. Но, толстяк отказался, проговорив:

— Нет, лучше не надо, а то, боюсь, в дороге голова закружится. С вашего позволения, я предпочел бы угоститься вечером, перед сном. Вы же знаете, как плохо я переношу подобные возлияния. В прошлый раз зачем-то французов решил освободить из темницы, хотя ненавижу их, когда трезв…

— Ну, как знаете, виконт, — проговорил баронет, продолжая отхлебывать по маленькому глотку из манерки, смакуя вкус крепкого напитка.

— Как тут у вас возле костра прелестно, князь! — воскликнула Иржина, лукаво поглядывая на меня.

Я же в этот момент смотрел наверх, на облака, летящие по ветру и затягивающие декабрьское небо, делая его серым, отчего дневной свет короткого зимнего дня быстро тускнел. Окидывая бивак взглядом, я наблюдал, как большинство солдат по-прежнему дремлют возле костров. И в этот момент я думал о том, что надо бы уже расшевелить все это «сонное царство». Если, конечно, мы хотим добраться засветло до ближайшей деревни, обозначенной на карте.

Но, мне никого расшевеливать не пришлось. Поскольку в этот момент прискакал неутомимый Дорохов, которому я поручил организацию охраны нашего временного лагеря. Поручик громко кричал:

— Замечена французская кавалерия! Сюда скачет целый эскадрон!

И уже от одного этого крика весь наш походный бивак пришел в движение. Солдаты, которые только что, вроде бы, сладко спали, укрывшись ельником, вскакивали от костров и, хватая оружие, тут же начинали его чистить, чтобы потом зарядить. А процесс заряжания был весьма непростым, в дюжину этапов. По команде «Заряжай!» боец брал ружье, потом открывал пороховую полку, потом вытаскивал из патронташа-лядунки бумажный патрон с отмерянным заранее количеством пороха, потом этот патрон разрывал, насыпая порох на полку ружья и закрывая ее. И только после этого солдат помещал пороховой заряд в ствол, а сверху него забивал пулю с помощью шомпола. Заряженное ружье следовало поднять в положение «На плечо». Все эти приготовления солдаты немедленно начали проделывать по моей команде, которую повторяли во все концы лагеря унтер-офицеры.