— Признаю, поручик, что вы продемонстрировали весьма оригинальный способ пленения противника вместе с конем, — похвалил я Дорохова, когда французского фельдъегеря, потерявшего пространственную ориентацию, бойцы уже вытащили из седла и отконвоировали в подземную тюрьму.
Федор улыбнулся, объяснив:
— Так у меня большой опыт имеется в подобных делах. Мы с Анатолем Курагиным и с Пьером Безруковым часто так развлекались в окрестностях Петербурга. Бывало, подкараулим какого-нибудь служивого в пригороде, сидя в ветвях дерева, нависающего над проезжей дорогой. Едет себе всадник по делам, да не замечает, что засада на дереве устроена. А мы как скинем покрывало с грузиками по краям на его голову, так он понять ничего не может, матерится, на месте кружится, и мы тут как тут, смеемся над ним и куражимся до упаду. Вот веселье, так веселье! Ну, я и решил здесь такой способ применить.
Хулиганом Дорохов был тем еще. Не зря его разжаловали в рядовые, а за дело, конечно. Но, в смекалке ему не откажешь. Соображает быстро и действует решительно, причем, по своей собственной инициативе. Характерно, что даже не стал он согласовывать со мной способ пленения неприятеля, понимая, что я бы засомневался и вряд ли дал добро на такое. Впрочем, что сделано, то сделано. С этой маленькой боевой задачей Федор справился отлично. А то, что он инициативный боевой командир, так это для меня даже к лучшему. Меньше головной боли, если подчиненный сам берет на себя выбор способов решения задач. Главное, что результат достигается.
Спустившись в темницу, я сразу приступил к допросу молодого курьера по имени Габриэль Кретиньян. Захваченный врасплох, он не успел оказать никакого сопротивления, потому почти не пострадал и выглядел вполне сносно, если не считать пары синяков на физиономии, которыми его наградили семеновцы по дороге в крепостную тюрьму. Пакет, который он привез в замок, оказался зашифрованным. Но, ключи к этому шифру я уже знал от Годэна, потому прочитать бумагу труда не составило.
В ней содержался приказ гарнизону замка принять на постой и оказать всяческое содействие отряду фуражиров. Было написано, что рота армейских снабженцев должна прибыть в крепость Гельф из Ольмюца уже к вечеру этого дня. И они рассчитывают на содействие гарнизона замка в деле отъема продовольствия и лошадиных кормов у местного населения. Это свидетельствовало о том, что со снабжением войск у французов дела обстояли совсем неважно, раз решили заняться экспроприацией в пользу армии по второму кругу.
Понятное дело, после Аустерлица коммуникации сильно растянулись, что представляло немалые затруднения для выстраивания логистики и продовольственного обеспечения армии. Разумеется, я стал расспрашивать об этом Кретиньяна. И он сообщил много всяких подробностей, хотя сам и не был снабженцем. Например, он сказал, что на каждую армейскую лошадь полагалось девять кило соломы, да еще и столько же овса в день! А в армии лошадей тысячи, и все хотят кушать. Да и десяткам тысяч солдат нужно обеспечивать ежедневный рацион. Так что перед французскими фуражирами стояли весьма непростые задачи.
Но, нам от этого было не легче. Возникала необходимость продумать собственные действия в отношении этих фуражиров. Заманчивым представлялось заманить их в замок и перебить, чтобы обзавестись трофейным транспортом. Ведь у фуражиров имеются и телеги, и лошади! Вот только, их же целая рота, а у Дорохова более или менее здоровых солдат, годных для боя и не получивших ранения, всего четыре десятка осталось. Справимся ли? Меня терзали сомнения. Но, Дорохов настаивал, что справится, говоря:
— Из фуражиров плохие бойцы. Это команды из инвалидов, которые не смогут долго сопротивляться. Впустим их во двор замка, да перестреляем со стен их командиров. Тогда остальные сами сдадутся.
Меня же заботило еще и то, что будет, если в Ольмюце хватятся курьера, которого мы задержали. Если верить Кретиньяну, то в этом городке Наполеон оставил довольно сильный гарнизон. Завершив допрос Кретиньяна я наконец-то собирался допросить виконта и баронета. Они по-прежнему томились за решетками, в то время, как Годэна уже препроводили под домашний арест в одну из башен. Но, едва я собрался приказать привести кого-то из местных аристократов-предателей, как в караулку подземной тюрьмы прибежала служанка Маришка, передав, что баронесса ищет меня по срочному делу.
Пройдя за служанкой, я нашел Иржину в ее особняке. Весь дом баронессы оказался перевернут вверх дном. А сама вдова, утирая слезы, стояла в будуаре посреди обломков дорогой инкрустированной мебели, картин, сорванных со стен, роскошной одежды, разодранной и раскиданной на полу. В воздух сквозняк поднимал пух из вспоротых перин и подушек, который напоминал снег. Увидев меня, женщина сразу пожаловалась на беспредел:
— Мало того, что эти мерзавцы сломали всю мебель, побили стекла и зеркала, испортили мой гардероб и уничтожили коллекцию вин в погребе, так они еще украли фамильное серебро и вещи моего покойного мужа! А что им не было нужно, то они безнадежно испортили! Это же какие-то варвары! Сделай что-нибудь, Андрэ! Даже не знаю, как я теперь дальше жить буду после такого ограбления! Теперь я понимаю, как, должно быть, чувствовали себя люди из знатных фамилий во время революции во Франции!
Я обнял ее и поцеловал. Потом, дождавшись, когда Иржина немного успокоится, выйдя в сад, перерытый свежими могилами, в которые уже начали складывать покойников, я обратился к бойцам и к арестантам:
— Семеновцы! За несколько последних дней вы избежали гибели в битве при Аустерлице, совершили геройский марш по моравским лесам и одержали славную победу, взяв этот замок. Вы победили противника, превосходящего числом. И здесь вы получили то, что заслужили по праву победителей. Потому вчера я закрыл глаза на ваш разгул. Но сегодня я, как ротмистр гвардии нашего императора Александра, своей властью не допущу более грабежей и нарушений дисциплины. Все, что украли, надлежит вернуть законной хозяйке. И предупреждаю, что те, кто вернется к мародерству с этой минуты, будут безжалостно расстреляны перед строем.
Это же касается и вас, которые выдают себя за моравских партизан, хотя, на самом деле, вы являетесь обыкновенными дезертирами из австрийской армии, пустившимися в разбойные приключения. По причине вашего неумеренного пьянства я приказал арестовать вас. Но теперь, когда вы протрезвели, даю вам выбор между немедленным расстрелом и возвращением к воинской службе. Только уже под моим командованием. Подобный выбор, перейти на мою сторону, предоставляю и пленным французам, поскольку пленников содержать в походе мне не на что. Кто хочет жить, добро пожаловать в наш отряд!
Положение складывалось такое, что ради пополнения личного состава я готов был взять к себе этих так называемых «партизан», которые представляли собой обыкновенную банду. Но, поскольку Федор Дорохов зарубил их предводителя, организованной банда быть перестала. А без организации каждый из них по отдельности угрозы не представлял, тем более, что они прекрасно понимали, что деваться особо и некуда. Потому присоединиться к нашему отряду в качестве рядовых солдат было для них лучшим выходом. Ведь я пообещал оформить их добровольцами, простив все преступления, совершенные ими до этого.
Быстро осознав, что им, по сути, предлагается амнистия, каждый из моравов ответил мне согласием. И наш боевой отряд пополнили 25 здоровых новобранцев, умеющих обращаться с оружием, за плечами которых имелся опыт службы в армии Австрии. Прежде, чем решились дезертировать, они участвовали в боевых действиях. Ведь дезертировали они уже после поражения при Аустерлице. И причиной их дезертирства, как они утверждали, явилось то, что их император переметнулся на сторону Наполеона.
Будучи уроженцами этой самой местности, в которой мы сейчас находились, моравы очень даже годились и в проводники. Так что кадры показались мне весьма ценными, несмотря на все их выходки. Впрочем, кроме разорения особняка баронессы и ее винного погреба, они не сотворили ничего ужасного. В сущности, только их предводитель был настоящим отмороженным бандитом, но он уже нашел смерть от руки Дорохова. И мне представлялось, что остальные вполне способны исправиться, сделавшись солдатами русской армии.
Конечно, в замке Гельф в моем распоряжении имелся лишь небольшой сводный отряд, численность личного состава которого, даже со всеми моравскими добровольцами, не дотягивала до полнокровной роты. 43 здоровых семеновца, 25 моравов, поручик Дорохов и я сам — вот и весь личный состав, готовый к бою. Впрочем, этого количества бойцов хватит, чтобы быстро победить французских фуражиров, тем более, если сможем застать их врасплох. Во время штурма замка отряд понес урон, потеряв несколько человек убитыми. Имелись еще и тяжелораненые: семь семеновцев и четверо моравов. Но, эти когда еще поправятся? Да и выздоровеют не все, понятное дело. Ведь с медициной и лекарствами тут совсем хреново.
Хотя, отдельные специалисты-медики и в этом времени уже все-таки имеются, как, например, тот французский хирург, который сделал мне операцию после ранения. Но, такие профессиональные врачи, как Доминик Ларрей, способные эффективно лечить даже скудными и примитивными средствами, здесь редкое исключение. И мне, разумеется, очень повезло, что попал к этому выдающемуся хирургу. А мог бы легко угодить к какому-нибудь мяснику-эскулапу, которых тут большинство, и которые вносят пациентам инфекцию в раны, не моя рук и не стерилизуя инструменты перед операциями.
Так что с излечением наших раненых вопрос оставался открытым. Во всяком случае, на быстрое возвращение их в строй рассчитывать не приходилось. Положение усугублялось тем, что никакого медика в отряде не имелось. И, разумеется, меня сильно обрадовало внезапное открытие, которое я сделал, допрашивая баронета Влада Берковского. Оказалось, что он несколько лет учился на врача в Вене прежде, чем вернулся в родные края по причине того, что отец его умер. Вступив в права наследства, Влад собирался жениться на Брониславе, которую знал с детства.
С окровавленной повязкой на шее, со взъерошенными волосами и бакенбардами, в грязном камзоле и с немытым лицом, на которое налипла копоть от факелов, выглядел баронет неважно. На мой вопрос, что же заставило его перейти на сторону французов, он сбивчиво ответил:
— Поверьте, князь, я и не собирался переходить на их сторону… Просто такая возникла неразбериха из-за нападения на крепость… Все перепугались… Я даже не понимал поначалу, кто это напал и почему… Когда виконт предложил мне сопутствовать ему в деле освобождения французских офицеров из темницы, я согласился опрометчиво, не подумав о последствиях… Я признаю свою ошибку… Мною двигало, скорее, ребячество…
Я перебил:
— Ничего себе ребячество! Да вы чуть не убили меня мечом!
Он возразил, потупив взор:
— Но, не убил же. И даже не поранил. А вот вы порезали мне шею достаточно сильно. Хорошо еще, что не задели крупные кровеносные сосуды. Но, рана под подбородком все равно довольно глубокая и болезненная.
Я сказал:
— Так вам и надо за это ваше «ребячество»! Господа благодарите, что хоть живы остались, а то я мог бы вас и насмерть зарубить в тот момент. Надеюсь, Влад, вы понимаете, что совершили преступление, выпустив пленных и подняв руку на офицера русской армии?
— Помилуйте, князь Андрей! Все это получилось случайно из-за того, что я выпил лишнего, а виконт Леопольд сбил меня с толку… Я же мирный человек, совсем необученный воинскому искусству, — проговорил он.
— Какой же вы мирный, если с мечом в руках на людей кидаетесь?
— Простите меня. Это была сущая глупость с моей стороны, — пробормотал Влад.
Он пытался меня разжалобить, но, я был непоколебим, твердо проговорив:
— Преступлением подобная глупость называется. И теперь я вижу для вас лишь один единственный выход. Это искупление кровью своей вины. И, если вы добровольно вступите в наш боевой отряд, то, возможно, я прощу вас со временем.