Герои Аустерлица

Глава 13

Впрочем, как подсказывали мне воспоминания прежнего князя Андрея, всплывшие из памяти тела с некоторым опозданием, он, то есть теперь я, этого человека знал и прежде, хотя и мельком. Помнится, даже представлял его, уже разжалованного, Кутузову во время смотра Семеновского полка в Браунау. А потом и перед сражением при Шенграбене сталкивался с ним, увидев тогда Федора, разговаривающим с французскими солдатами на их языке. А потом было доложено, что во время сражения он взял в плен французского офицера и, несмотря на ранение, оставался в строю.

Этот его подвиг в штабе учли. Даже была составлена бумага о возвращении Федору офицерского звания и позволено ему было пока временно командовать взводом вместо убитого поручика. Но, официально объявить об этом собирались уже после сражения при Аустерлице. А во время битвы что-то пошло не так. Не совпадали события с книгой графа Толстого, как и фамилии действующих лиц не совсем совпадали, хотя и казались созвучными. И я снова убеждался, что реальность вокруг меня присутствовала несколько иная, не совсем из книги графа Т., раз этот самый здешний Федор Дорохов, а не Долохов, каким-то образом оказался со своими семеновцами в замке Гельф, за десятки верст от места сражения под Аустерлицем.

Тут Дорохов, тоже вспомнив меня, проговорил:

— А вы сильно изменились после смотра в Браунау. Так исхудали, что и не узнать с первого взгляда. Да и ранение, я смотрю, получили.

И Федор указал пальцем на повязку вокруг моей головы.

— Вас я тоже узнал не сразу. В таком боевом виде я вас прежде никогда не видел, — признался я.

— Хм, даже не подумал бы, что штабной офицер из свиты самого Кутузова попадет в плен, — проговорил Дорохов. И тут же приказал бойцам:

— Вниз, братцы! Здесь делать нечего! Нужно помочь нашим очистить от лягушатников все закоулки этой крепости!

Повинуясь приказу своего командира, семеновцы начали быстро спускаться, а Дорохов, пройдя мимо меня и поднявшись на верхнюю площадку башни, где сразу же увидел баронессу, ее родню, друзей и слуг, испуганно жмущихся к теплой каминной трубе, спросил:

— А это что за люди?

И я представил ему хозяйку замка, а также всю ее компанию, выглядевшую теперь весьма жалко и растерянно. На что Федор пробурчал что-то про законные трофеи, похотливо глядя, при этом, на женщин. Но, я сразу осадил его прыть, твердо сказав:

— Они отнеслись ко мне весьма дружелюбно, а потому я беру их всех под свое покровительство.

Он глянул на меня недовольно, зло процедив сквозь зубы:

— Ладно, я их не трону. Но замок мы все равно разграбим по праву победителей. Мои семеновцы заслуживают вознаграждения, как и те моравские партизаны, которые присоединились к нам за время похода сюда из-под Аустерлица, не так ли, князь?

А я все-таки не удержался от того, чтобы поинтересоваться, что стало причиной подобного марша Семеновского полка?

И Федор поведал мне:

— Тут не весь полк, а только мой взвод и еще часть нашей роты. Всего нас было 57 человек, но сейчас уже осталось меньше. Некоторых убили. Мы отстали от основных сил. Когда отступали вместе с арьергардом Ланжерона и Дохтурова, то попали под сильный артиллерийский обстрел на переправе у плотины Аугеста. Там был настоящий ад. Я видел, как ядром убило нашего генерала вместе с его конем. Но, мы все-таки вырвались, укрывшись в ближайшем лесу. Правда, как потом выяснилось, двинулись мы впопыхах не в ту сторону. Пытались пробираться на восток сквозь леса, чтобы соединиться с нашими отступающими войсками, но заблудились, получается. Так и напоролись на банду местных разбойников, состоящую из трех десятков дезертиров австрийской армии, которые представились нам партизанами, ненавидящими французов. И они охотно к нам присоединились, сделавшись нашими проводниками и показав дорогу к этому замку, который так плохо укреплен, что мы без особого труда ворвались внутрь через бреши в стенах с разных сторон. У местных в этом деле свой интерес. Они желают разграбить замок. И я не собираюсь останавливать их от такой забавы.

Сказав так, Дорохов сбежал по лестнице вниз, последовав за своими бойцами. И бой на территории крепости продолжался еще некоторое время, пока все наконец-то не затихло окончательно ближе к полуночи.

Как только разжалованный поручик вывел своих бойцов из башни, баронесса подошла ко мне вплотную и неожиданно взяла за руку, решительно потащив за собой на площадку возле лестницы, где взволнованно зашептала мне в самое ухо:

— Князь, я слышала весь ваш разговор с этим бандитом. И обязана отблагодарить вас за вашу решимость защитить меня и моих гостей. Можете располагать мной…

Признаться, я не ожидал от нее столь откровенного намека. Похоже, эта женщина рассчитывала, что я тут же растаю и обниму ее, а то и поцелую. Но, мне было не до того, тем более, что тут же следом за нами на площадку приковылял Коротаев, да и виконт с баронетом высунулись полюбопытничать. Вспомнив, что Степан так и не поужинал, я сказал Иржине:

— Благодарю за доверие. Предлагаю спуститься вниз. Мой денщик сильно проголодался, как и ваши слуги. Да и холодно здесь.

И, опираясь на руку Степана, я заковылял по лестнице вниз, отметив про себя, что пережитый стресс, подбросив в кровь приличную порцию адреналина, сказался на моем самочувствии в лучшую сторону. Во всяком случае, я чувствовал значительный прилив бодрости, голова болела значительно меньше, а головокружение и вовсе прекратилось, отчего и смог двигаться увереннее. Силы ко мне постепенно возвращались. И княжеское тело, еще недавно совсем чужое, уже вполне хорошо слушалось. А я начал привыкать к нему, словно бы оно принадлежало мне по праву рождения.

Когда мы спустились, то застали внизу разгром. В трапезном зале семеновцы, хоть и пробыли недолго, но закусили славно, перебив, при этом, дорогую посуду, рассовав столовое серебро по карманам, перевернув стулья, истребив остатки ужина и допив вино, отчего моему денщику, который совсем уже оголодал, пришлось довольствоваться обгрызанием костей и доеданием хлебных корок. А прислуге баронессы и вовсе ничего уже не досталось. Правда, молодая и довольно симпатичная служанка Маришка, которой Семен явно понравился, позвала его ужинать на кухню, в которую, как оказалось, вел из башни подземный ход, и где бравые бойцы Семеновского полка еще не успели похозяйничать.

Через некоторое время, когда звуки боя, доносящиеся снаружи, затихли, слуги и сама баронесса попытались выйти из башни, чтобы добраться до господского дома. Как выяснилось, этот двухэтажный особняк, в котором проживала хозяйка замка, располагался в центральной части крепости. Жилой дом, окруженный садом, был отделен от остальных строений крепости еще одной каменной стеной. И путь туда лежал сквозь внутренние ворота. Вот только бойцы, вооруженные ружьями, которых Дорохов оставил охранять вход в башню, получили от него приказ никого не впускать и не выпускать до особого распоряжения. И напрасно я пытался увещевать семеновцев, что, мол, подчиняться они должны теперь мне, как старшему по званию. Эти суровые парни, закаленные в боях, оставались непреклонными. Приказ их собственного боевого командира, пусть и разжалованного поручика, но доказавшего в сражениях свою храбрость и преданность бойцам, оставался для них важнее, чем команда какого-то пленного ротмистра.

Мои пререкания с солдатами вскоре прервал сам Дорохов, появившись из темноты в компании каких-то людей в гражданских камзолах, но при оружии, видимо, тех самых моравских партизан, которые присоединились к его отряду.

— Что здесь за спор? — спросил он сходу.

А я ответил:

— Ваши солдаты, похоже, забыли о субординации и дисциплине. Они не желают подчиняться старшему по званию.

— И правильно делают! В этом походе их командир — это я, и только я. А у меня не забалуешь! И каждый из них знает об этом. Дисциплина у меня железная. Злостных нарушителей лично расстреливаю перед строем. Но, кажется, все подобные нарушители дисциплины уже перевелись. Что же касается вас, то, хоть вы ротмистр и князь, но, при этом, в строю сейчас не находитесь, поскольку только что освобождены мною из плена и состоите на излечении. Как я вижу, у вас серьезное ранение в голову. И, согласитесь, пока никому не известны его последствия для ваших способностей. А подчиняться инвалиду боевая часть, каковой являемся я и мои солдаты, не может.

Иными словами, Дорохов изящно намекал на мою возможную умственную неполноценность. Каков мерзавец!

— Но, позвольте! С чего вы взяли, что пуля задела мой мозг? Я адъютант самого Кутузова. А он тоже, знаете ли, был ранен подобным образом. И что же? Кутузов тоже недееспособен по-вашему? К тому же, мое ранение не отменяет ни звания, ни должности, — попробовал я возмущаться.

А он сказал:

— Вот потому мы, семеновцы, будем стараться обеспечить вам безопасность до полного выздоровления, а также доставку вас поближе к Кутузову. Здесь же, в походе, уж простите, буду и дальше командовать я.

— Черт знает, что вы себе позволяете! — проворчал я. И добавил:

— Да будет вам известно, Федор, что именно я настоял на том, чтобы в штабе не просто похвалили вас за пленение вражеского офицера, а написали бумагу о восстановлении вас за этот подвиг в офицерском звании. А вы мне благодарность такую… Признаться, не ожидал…

Тут он взял меня за локоть и отвел в сторону, где сказал, существенно сбавив тон:

— Не гневайтесь, князь! Я не желаю вас оскорбить, а всего лишь забочусь о вашем здоровье. И, разумеется, я признаю ваше главенство. Устав для меня свят. Но, я же прекрасно вижу, в каком вы сейчас состоянии, и как вам тяжело даже передвигаться без посторонней помощи. Вам нужно, хотя бы, окрепнуть, чтобы смогли командовать боем. Потому пока отдыхайте, а я позабочусь об остальном.

Я раскрыл было рот, чтобы высказаться, но Дорохов не позволил мне сделать этого, тут же добавив совсем тихо:

— Есть и еще одно обстоятельство, почему я противлюсь вашему командованию. Я хорошо понимаю, что в этом походе мой отряд вынужден действовать вопреки всем правилам чести, подобно разбойникам. По-другому нам просто не выжить в таких суровых условиях, в которых мы оказались по воле обстоятельств, отбившись от нашей армии. И потому я готов взять всю ответственность на себя, чтобы, тем самым, уберечь честь вашу.

Подумав над его словами несколько секунд и поняв, что здравый смысл в том, что он предлагает, все-таки имеется, я успокоился и сказал ему тоже уже совершенно спокойным тоном:

— Ценю ваши усилия ради спасения моей чести, поручик, и обещаю, что навязывать себя на роль командира отряда не намерен до своего выздоровления. Но, давайте договоримся, что вы будете, хотя бы, советоваться со мной. И еще одно. Будьте добры не грабить здесь, хотя бы, вот эту башню, в которой квартирую я, а также находятся те персоны, которым я покровительствую.

— Договорились, князь. Охрану башни я не сниму. Мало ли, как поведут себя моравские партизаны, когда напьются? Да и враги могут внезапно ворваться в замок. Нашу стрельбу, наверняка, слышала вся округа. Боюсь, что до армии Наполеона вести отсюда дойдут быстро, — сказал Дорохов и вместе с командирами партизан отправился в сторону ворот, ведущих во внутреннюю часть крепости.

Провожая взглядом его фигуру, подсвеченную неровным светом факелов и уверенно идущую среди еще теплых трупов французских солдат, уборкой которых пока никто не занимался, я подумал о том, что помимо той субординации и дисциплины, которая прописана в армейском Уставе, существует и иная негласная иерархия, основанная на личных качествах и авторитете боевых командиров.