Герои Аустерлица

Глава 25

— Ах, вот оно что! Так твоя жена еще и ребенка ждет! А ты тут со мной закрутил! Подло воспользовался моим одиночеством! Каков мерзавец! Убирайся! — выкрикнула Иржина мне в лицо свое возмущение.

Влепив мне пощечину, баронесса повернулась ко мне спиной, взбежав на второй этаж. Я же молча потер ударенную щеку. И, глядя ей в след на то, как длинная юбка Иржины волочится по ступенькам, не тронулся с места. Я был ошарашен тем фактом, что эта красивая женщина влюбилась в меня. В этот момент я пытался разобраться в себе. Испытывал ли я слишком сильные чувства по отношению к ней? Скорее, все-таки нет. Безусловно, для меня общение с ней оказалось приятной романтической интрижкой. Но, не более того.

С минуту я стоял в холле, переваривая произошедшее. А потом, когда ее шаги затихли где-то наверху, я принял решение отложить разговор о деловых аспектах предстоящего отъезда на время ближе к отправлению. Нужно было дать Иржине какое-то время, чтобы она остыла после истерики. Потом я вышел из особняка, собираясь осмотреть трофеи, захваченные нашим отрядом, чтобы выбрать из них все то, что пригодится в походе. Нам понадобятся здоровые лошади, исправное оружие с боеприпасами и продовольствие. Остальное, включая лишнюю амуницию, всех пленных и легко раненых лошадей, я намеревался оставить на территории Гельфа.

Даже после наших пререканий я не отказывался от идеи позаимствовать провиант у баронессы, но, разумеется, не в качестве акта грабежа. Компенсировать все издержки я планировал тем, что выпишу ей напоследок щедрый вексель. Конечно, я предвидел, что мой отец Николай Андреевич отнюдь не обрадуется подобным расходам. Но, во всяком случае, я надеялся, что, благодаря выделению приличной компенсации вдове барона, я смогу найти какой-то компромисс внутри себя самого с собственной совестью и честью на фоне всего того, что произошло между мной и Иржиной. Деньги могли помочь замять скандал, тем более, что баронесса, как я понял, нуждалась в средствах постоянно, поскольку содержание ее старого замка все время требовало больших затрат.

Вместе с Дороховым мы пересчитали трофеи, которых оказалось немало. Помимо ружей, у обозников имелся неплохой запас пуль и пороха. Еще у французских фуражиров оказалась вполне приличная касса, обнаруженная при вскрытии небольшого, но тяжелого сундучка покойного капитана. Выяснилось, что этот сундучок был набит серебряными монетами почти доверху. И все-таки главным приобретением, несомненно, стали лошади. Смертельно ранеными оказались всего пять из них. Солдаты добили их и разделали на мясо. А раненых легко животных, которых набралось с дюжину, отвели на конюшню, поручив там заботам конюха. Здоровых же лошадок досталось нам все равно достаточно много, почти сотня голов. И это позволяло всем нашим бойцам передвигаться верхом. Имелись теперь в нашем распоряжении и фуражные фургоны, похожие на знаменитые дилижансы Дикого Запада. Причем, один из них был нагружен мешками с овсом, а это означало, что лошади на время перехода будут сыты.

Проспав несколько часов, Влад к вечеру оклемался и приступил к своим обязанностям, взяв на себя заботы о раненых. Толстяк Леопольд тоже оказался достаточно образованным. Во всяком случае, по моей просьбе он без труда наметил простым карандашом предстоящий маршрут на карте, а я перерисовал его, снабдив не только Дорохова, но и всех унтеров на случай, если отряду в пути придется разделиться. Занимаясь приготовлениями к походу, я пропустил и обед, и ужин. Впрочем, мой денщик Степан Коротаев не давал мне умереть с голоду, принеся с кухни рульку с тушенной капустой и картофельные пирожки.

Весь вечер ушел на подготовку к походу. Как только общими усилиями солдат, унтеров и нас с Дороховым все приготовили к выдвижению, и осталось лишь погрузить на телеги провизию, я рискнул вновь попытаться решить этот самый «продовольственный вопрос» с Иржиной. Она как раз ужинала вместе с родственниками, но я совсем не желал разговаривать прилюдно. Потому попросил слуг, чтобы баронессе передали о том, что я желаю переговорить с ней по важному делу. Ожидая ее, я смотрел на свечные огоньки, пляшущие в легком сквозняке над серебряными канделябрами, возвращенными расхитителями в баронский особняк.

В этот момент на меня снова нахлынули воспоминания прежнего князя Андрея. И перед моим мысленным взором почему-то всплыл эпизод, когда князь Ипполит Карягин увивался, словно змей, возле Лизы, помогая ей одеваться вместо лакея. Выглядело это так, будто бы он нагло лапает мою супругу. Да и морда у него в этот момент была хитрющая. Чертов ловелас — вот кто он такой! Помнится, я, то есть еще тот прежний князь Андрей, попытался поставить тогда его на место, обратившись к Ипполиту весьма пренебрежительным тоном, презрительно процедив ему сквозь зубы: «Па-азвольте, сударь!» Так, обычно, господа обращаются к лакеям. Но, князь Ипполит сделал вид, что не заметил мой тон, хотя подобная колкость для любого другого дворянина могла бы послужить поводом к вызову на дуэль.

Отвратительная семейка эти Карягины! И, подумать только! Эти неприятные люди и есть самые лучшие друзья моей жены! Вспомнилось тут же и еще, как Лиза сказала в присутствии Пьера, что вовсе не понимает, зачем мужчины едут на войну. Да она вовсе не патриотка! Никакого чувства долга по отношению к Родине она не испытывает! Да и на белку она похожа со своей этой постоянно вздернутой верхней губой. Вылитая злая хищная белка — вот кто она! И зачем мне такая жена? Что ждет меня с ней? Постоянные семейные скандалы? Если только…

Мои мысли прервало появление баронессы. Иржина все-таки вышла ко мне в холл из гостиной. На ней было бархатное платье бордового цвета с глубоким вырезом под шеей и с оборками из черного кружева, а на золотых ювелирных украшениях сверкали рубины, отражая своими кровавыми гранями пламя свечей. Выглядела она потрясающе. Но, я не собирался говорить ей комплименты и прочие банальности, а сразу перешел к делу:

— Баронесса, наш отряд готов к маршу. И все, что нам нужно получить от вас прежде, чем мы покинем Гельф, так это продовольствие на дорогу. Как только загрузим его на телеги, так сразу и отправимся. Я выпишу вам вексель, который покроет убытки…

Внезапно подбородок ее задрожал, а на глаза навернулись слезы. Дрогнувшим голосом она порывисто проговорила:

— Хоть ты и негодяй, Андрэ, что скрыл от меня свой брак, но я не собираюсь уступать тебя этой твоей Лизе! Я слишком долго страдала в одиночестве, а потому намерена за тебя бороться! Я поеду с тобой!

Такого поворота я не ожидал. Слушая Иржину, я поражался этой женщине. И где только ее гордость и честь баронессы? Да она ведет себя не лучше любой хабалки, считающей, что законная жена — это не стена, а значит, ее можно подвинуть!

Недоумевая от навязчивости этой женщины, я пробормотал:

— Да как же ты поедешь в такой трудный и рискованный поход, который и для закаленных боями солдат совсем не легкая прогулка? Мы сейчас уходим в неизвестность. Наш путь пройдет по дорогам среди гор, продуваемых всеми ветрами. Возможно, в пути нам придется отбиваться от неприятеля. Очень вероятно, что французы вышлют по нашему следу кавалерию. Вряд ли они простят нам разгром гарнизона Гельфа и фуражной роты. Потому, скорее всего, наш отряд постараются перехватить на марше и уничтожить любой ценой. И оторваться от преследования лихих кавалеристов на медленных обозных лошадках мы не сможем. Высока вероятность того, что не все наши бойцы доберутся до пункта назначения…

Иржина перебила:

— Я не боюсь трудностей, Андрэ! Я сопровождала своего покойного мужа в военных походах не один раз. Я пригожусь. Я не такая изнеженная, как другие дамы моего круга. Я дочь генерала и стрелять умею. Если будет нужно, то и врага подстрелю. Еще я не боюсь крови и умею оказывать помощь раненым.

Тут в моем мозгу промелькнула циничная мысль, что, раз женщина сама хочет, то почему бы не использовать это ее желание во благо? И потому я проговорил:

— Ладно, если ты, на самом деле, хочешь сама от скуки ощутить все трудности войны на самой себе, то присоединяйся. Но учти, что это недешевый аттракцион. С тебя тогда причитается недельный запас провизии для моих бойцов.

К моему удивлению, перспектива встрять в боевые действия и поделиться запасами еды с солдатами Иржину не остановила. Наоборот, она явно приободрилась. Вытерев слезы шелковым носовым платочком с вышитыми вензелями, баронесса сказала:

— Еда нужна не только для твоих бойцов, но и для моих родственников. Я, разумеется, возьму их с собой. Нам понадобятся несколько фургонов, чтобы все погрузить…

— Не хватало мне еще в боевом походе организовывать защиту твоей родни! — перебил я.

Она опустила взгляд, но сказала твердо:

— А что мне прикажешь с ними делать? Оставить этих женщин в Гельфе на произвол оккупантов я не могу. После того, как вы устроили кладбище французов посреди моего замка, ничего хорошего моих родственниц не ожидает.

— Так французы же весьма благородны и цивилизованны. Они не воюют с женщинами. Это же общеизвестно, — сказал я.

— Может, и не воюют. Но используют всегда и во все места, — проговорила Иржина весьма откровенно. Она сверкнула на меня глазами, потом добавила:

— Ты что же думаешь, что ко мне не приставал этот полковник Ришар, когда был жив? Еще как приставал! Только грань приличий все-таки не переступал, когда отвергала его ухаживания. Он был хоть как-то воспитан, в отличие от совсем уж мерзкого Годэна, который взял привычку подкарауливать меня в разных закутках, стараясь улучить момент, когда рядом нет свидетелей, чтобы попытаться прижать меня и залезть под юбку. Мне едва удавалось выкрутиться из его липких объятий. А уж служанкам моим вообще проходу не давали эти французы. Маришку, например, французские солдаты изнасиловали в первый же день их пребывания здесь. Я, разумеется, пожаловалась тому же Ришару. Но, добилась только того, что их посадили под арест на пару дней, а потом, якобы, устроили военно-полевой суд, на котором Ришар с Годэном постановили, что это Маришка виновата во всем. Она, оказывается, сразу трех солдат совратила своим непристойным видом, ведь они ворвались к ней в комнату, застав ее без одежды! Всех насильников оправдали и из-под ареста выпустили. Теперь же все будет еще хуже. Как только французы вновь займут крепость, они найдут тут трупы своих и станут допрашивать всех свидетелей. А я не могу допустить, чтобы мои близкие подверглись насилию, пыткам или стали заложницами. И сама не хочу этого для себя. Да и весь Гельф давно заложен за долги. Как только война прекратится, замок у меня отберут кредиторы. Так что терять мне нечего. Предоставь мне повозки, и я распоряжусь собираться немедленно.

Выслушав ее, я более не стал возражать, лишь кивнул в ответ на ее просьбу о гужевом транспорте. Она же резко развернулась и удалилась без всяких сантиментов, перейдя из холла в гостиную к своей родне. Баронессе, похоже, предстоял весьма непростой разговор с родственницами. Глядя в след Иржине, я подумал, что ее мотивы и заботу о близких можно понять. Она боится не только гнева французов, но и банкротства.

Вот только, новые обстоятельства осложняли подготовку к походу. Впрочем, трофейных фургонов имелось достаточное количество. Для родственниц баронессы места в повозках, конечно, хватит. А большой разницы от того, будут ли в колонне пять груженых фургонов или десять, нет. На общую скорость передвижения количество фур повлияет мало. Просто само их наличие на марше сильно замедлит нас. Но и совсем без обоза в долгом походе не обойтись. Тем более, что мы с Дороховым намеривались продолжить путь от замка Здешов-Козел дальше. Ведь целью мы себе ставили достижение границы нашего Отечества.