Мария-София-Фредерика-Дагмара, или просто Дагмар, была дочерью принца Кристиана, впоследствии — короля Дании Кристиана IX. Родилась она 14 ноября 1847 г. в Копенгагене.
Ее судьба была неразрывно связана с династией Романовых, и вышло так, что через эту хрупкую женщину прошла вся боль, выпавшая на долю этого многочисленного семейства в самый драматичный период его истории, а вместе с ним — ив истории России. Первоначально принцесса Дагмар была невестой цесаревича Николая Александровича — старшего сына императора Александра II. Но 12 апреля 1865 г. в Ницце, на вилле Бермон, Николай Александрович скончался. Это означало, что наследником российского престола становится его брат, великий князь Александр Александрович. Говорят, что накануне смерти, в момент прощания, Николай неожиданно взял руку брата и руку невесты, которые вместе за ним ухаживали, и соединил их, не промолвив ни слова. Вряд ли безутешная принцесса задумалась тогда над этим весьма странным поступком умирающего; видимо, не приняла она всерьез и сделанное несколько дней спустя Александром II замечание о необходимости «оставить дорогую Дагмар возле нас». Принцесса вернулась в Копенгаген, уверенная в том, что жизнь для нее уже кончена. Но совсем скоро в королевском замке Фреден-сборг читали письмо российского императора, в котором Александр, вместе со словами утешения, выражал желание видеть Дагмар в своей семье в качестве невестки. Проявив подобающий в этой ситуации такт, датская принцесса ответила императору: «Мне очень приятно слышать… о Вашем желании оставить меня подле Вас. Но что я могу ответить? Моя потеря такая недавняя, что сейчас я просто боюсь проявить перед ней свою непреданность. С другой стороны, я хотела бы это услышать от самого Саши (великого князя Александра Александровича. — Э. К.), действительно ли он хочет быть вместе со мной, потому что ни за что в жизни я не хочу стать причиной его несчастья».
Разумеется, что о своем желании видеть принцессу Дагмар невесткой Александр II сообщил и сыну. Цесаревич согласился с выбором отца, но поначалу это напоминало, скорее, исполнение им личного долга перед покойным братом и государственного — перед императором: «Он преклонился перед необходимостью, перед долгом, но ни в каком случае ни перед кем не лицемерил. Конечно, не мог он лицемерить и перед невестой. Явление было необычное, но оно не могло не внушать к нему уважения», — писал об этом государственный деятель и историк С. Д. Шереметев. 29 мая 1866 г. императорская яхта «Штандарт» с цесаревичем на борту вышла из Кронштадта и взяла курс на Копенгаген, а 2 июня Александр Александрович прибыл в Фреденсборг, где его встречала датская королевская чета и сильно смущенная Дагмар. Впрочем, и сам наследник чувствовал себя в тот день весьма стесненно, однако совсем скоро он пишет отцу в Петербург: «Я чувствую, что могу, и даже очень, полюбить милую Минни (так в семье Романовых звали Дагмар. — Э. К.), тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье».
Программа пребывания русской делегации в Копенгагене была насыщенна: встречи, приемы, беседы, посещения исторических мест, торжественные застолья… Александру Александровичу нравилось здесь решительно все: простая и сердечная обстановка в королевской семье, маленькая страна с интереснейшей историей, ее трудолюбивый народ. Все больше нравилась ему и Дагмар, которой он, впрочем, никак не решался сказать о своих чувствах, поскольку та часто вспоминала умершего жениха… Но вот И июня цесаревич решается сделать предложение, о чем в тот же вечер пишет отцу: «Я уже собирался несколько раз говорить с нею, но все не решался, хотя и были несколько раз вдвоем. Когда мы рассматривали фотографический альбом вдвоем, мои мысли были совсем не на картинках; я только и думал, как бы приступить с моею просьбою. Наконец я решился и даже не успел всего сказать, что хотел. Минни бросилась ко мне на шею и заплакала. Я, конечно, не мог также удержаться от слез. Я ей сказал, что милый наш Никс (покойный цесаревич Николай Александрович. — Э. К.) много молится за нас и, конечно, в эту минуту радуется с нами. Слезы с меня так и текли. Я ее спросил, может ли она любить еще кого-нибудь, кроме милого Никса. Она мне отвечала, что никого, кроме его брата, и снова мы крепко обнялись. Много говорили и вспоминали о Никсе, о последних днях его жизни в Ницце и его кончине. Потом пришли королева, король и братья, все обнимали нас и поздравляли. У всех были слезы на глазах». Уже через шесть дней после этого состоялась помолвка, свадьба была назначена на осень.
Вернувшись в Россию, Александр целиком погрузился в дела, ведь к намеченному важнейшему событию предстояло подготовиться самым тщательным образом. Во-первых, требовалось обновить помещения в Александровском дворце Царского Села, где цесаревич и его супруга будут жить до наступления зимы. Во-вторых — отремонтировать предназначенный для молодых Аничков дворец. Работы были поручены архитектору И. А. Монигетти, оформление дворцовой церкви — профессору Академии художеств А. П. Боголюбову, который обучал рисованию самого Александра, а позднее и его жену. Наконец, дело было в том, что сам великим князь, после принесения им 20 июня 1865 г. присяги в качестве наследника престола, был активно вовлечен в государственную деятельность: император регулярно приглашал сына на доклады министров, приемы послов и смотры войск. Кроме того, цесаревич основательно засел за учебу: он занимался русской историей с С. М. Соловьевым, государственным правом — с К. П. Победоносцевым, лекции по филологии ему читал Ф. И. Буслаев. Александр Александрович был объявлен Атаманом всех казачьих войск и шефом многих полков. Свободного времени у него было крайне мало. В редкие свободные минуты он играл на любимом музыкальном инструменте — корнете, вечерами читал или выезжал в театр. Придворные церемонии и приемы Александра тяготили, балы же он откровенно невзлюбил еще с детства, поскольку стеснялся своей грузной комплекции и не желал казаться смешным. Наследнику нравились военные сборы, проводившиеся летом в Красном Селе под Петербургом: здесь Александр участвовал в военных соревнованиях, проявляя отличные способности стрелка.
Тем временем 1 сентября 1866 г. весь Копенгаген собрался в порту, чтобы проводить принцессу Дагмар в далекую Россию. Великий сказочник Ханс Кристиан Андерсен не сдержал слез, когда принцесса, проходя рядом с ним, протянула для прощания руку. «Бедное дитя! — напишет он позже. — Всевышний, будь милостив и милосерден к ней! Говорят, в Петербурге блестящий двор и прекрасная царская семья, но ведь она едет в чужую страну, где другой народ и религия, и с ней не будет никого, кто окружал ее раньше». И сентября 1866 г. сопровождаемый «Штандартом» датский королевский корабль «Шлезвиг», на котором находились принцесса Дагмар и наследный принц Фредерик, бросил якорь в Кронштадте. Императорская семья прибыла встречать невесту цесаревича на яхте «Александрия». Это же судно доставило принцессу в Петергоф, где ее ожидала толпа встречающих. Из Петергофа Дагмар проследовала в Царское Село. Там, в Александровском дворце, ей предстояло провести несколько дней накануне торжественного въезда в российскую столицу, который был назначен на 17 сентября. Где бы ни появлялась датская принцесса, она производила исключительно благоприятное впечатление. Уже в начале ее жизни в России представители высшего света единодушно отмечали непринужденность Дагмар, ее элегантность. Александр Александрович был совершенно покорен добротой, искренностью и удивительной женственностью своей невесты.
И внешне, и внутренне они были очень разными. Дагмар — хрупкая, грациозная, жизнерадостная, при этом обладавшая взрывным характером, за что впоследствии в придворных кругах ее даже прозвали Гневной; Александр — большой, молчаливый, степенный, основательный. И все же взаимопонимание между ними установилось сразу и навсегда. Они старались быть всюду вместе: гуляли, читали, рисовали и музицировали, составив неплохой дуэт корнета и фортепиано. 12 октября 1866 г. в Большом соборе Зимнего дворца происходила торжественная церемония миропомазания, в ходе которой Дагмар получила новое имя — Мария Федоровна, и новый титул — великая княгиня. А 28 октября в том же храме состоялось бракосочетание. После церемонии венчания, парадного обеда в Николаевском зале Зимнего дворца и великолепного бала молодые супруги, наконец, уехали в свой Аничков дворец, ставший для них настоящей семейной крепостью.
Впереди у них было двадцать восемь лет совместной жизни, сложившейся так, что Александр III однажды запишет в своем дневнике: «Такую жену, как я имею, дай Бог каждому иметь, и тогда можно быть спокойным и счастливым». Все годы брака супруги сохраняли друг к другу искреннюю привязанность. Если между ними и происходили размолвки, то совсем незначительные, быстро заканчивавшиеся примирением. Это могло случиться, к примеру, из-за танцев, которые Мария Федоровна обожала и порой на балах «танцевала до упаду», в то время как ее муж предпочитал курить и вести разговоры в мужской компании. Бывали случаи, когда Александр Александрович (уже император) сам забирал дирижерскую палочку у капельмейстера, чтобы прекратить музыку и завершить затянувшийся танцевальный вечер. По понятным причинам, венценосные супруги любили посещать Данию: прогулки, чтение любимых книг, встречи с родными и, главное, никаких государственных обязанностей — о такой жизни дома Александр Александрович мог только мечтать. Там же, в Копенгагене, он увлекся покупкой старинных вещей из стекла, фарфора, серебра, и это стало началом создания обширной коллекции произведений искусства, хранившейся в Аличковом дворце.
В этом дворце малый двор находился постоянно. Тут проводились официальные церемонии, рождались и росли дети, устраивались балы и музыкальные вечера. Даже став императором, Александр III с семьей по-прежнему жил в Аничковом, хотя церемонии, как того требовал протокол, проводились в Зимнем. Как резиденция императора Аничков дворец в царствование Александра III был центром государственной жизни: в нем проводились даже заседания правительства. Из загородных резиденций императорская семья чаще всего посещала Коттедж в Петергофе и Гатчинский дворец. В первый же летний сезон 1868 г. в Петергофе их посетила датская королевская фамилия. Приезд родственников был связан с рождением у великокняжеской четы сына Николая — будущего последнего русского императора. Кроме него, у них родится еще пять детей: сыновья Александр, Георгий и Михаил и дочери Ксения и Ольга. В 1869 г. Мария Федоровна написала отцу: «Мне до сих пор удивительно, что у меня уже и вправду двое детей, ведь я и теперь, как всегда, готова совершать глупости, пройтись колесом, чего как почтенная мать двух сыновей больше не имею права позволять себе».
Казалось, что счастье навсегда поселилось в семье Александра Александровича и Марии Федоровны и настолько полюбило их, что не уйдет до конца дней. Но впереди их ждали такие трагедии и такая боль, по сравнению с которыми печальные обстоятельства их знакомства просто меркнут. В 1870 г. умирает их сын Александр, а 1 марта 1881 г. члены подпольной террористической организации «Народная воля» убивают отца цесаревича, императора Александра II. Уже давно «народовольцы» вели кровавую охоту за царем, совершая одно покушение за другим и не считаясь с невинными жертвами своих терактов. Однако главным парадоксом было то, что с поистине маниакальной настойчивостью «народовольцы» пытались лишить жизни, пожалуй, самого прогрессивного и либерально настроенного правителя за всю историю династии Романовых, который, несмотря на серьезное сопротивление дворянства (включая немалую часть политической элиты страны), провел рад ключевых государственных реформ, самой известной из которых стала отмена крепостного права (1861 г.). Затем последовали судебная, земская, городская, военная реформы, смягчение цензуры и возвращение упраздненной Николаем I университетской автономии… Фактически своими реформами 1860-х гг. Александр II выполнил часть программы самой «Народной воли», а весной 1881 г. на повестке стоял многообещающий либеральный государственный проект министра внутренних дел графа М. Т. Лорис-Меликова, который, судя по всему, должен был быть утвержден государем 2 марта. Однако фанатиков-революционеров уже, похоже, ничего не интересовало: желание убить императора поглощало их целиком.
Когда 1 марта 1881 г. Александр II отправился на развод войск в Михайловский замок Петербурга, он был обречен: мины (на улице Малой Садовой) или бомбы ему было уже не миновать. Правда, судьба последний раз улыбнулась российскому самодержцу, пережившему уже пять покушений, заставив его изменить привычный маршрут. Впрочем, это мало что дало: подчиняясь приказу руководителя акции, одного из лидеров «Народной воли» С. Л. Перовской, четверо террористов-бомбометателей переместились с Итальянской улицы к Екатерининскому каналу, туда же перешла и она сама. На малолюдной набережной стоял обычный полицейский пост. Здесь же, на одной стороне канала, стояли «народовольцы» Емельянов, Михайлов, Рысаков, Гриневицкий, на другой — Перовская. Заметив клубы снега от приближавшихся императорских саней, она выхватила из муфты платок и неконспиративно взмахнула им как флагом, вместо того чтобы просто поднести его к лицу. Несколько мгновений на набережной ничего не менялось. Мальчик волок по снегу корзину, навстречу кортежу шел офицер, стоял молодой человек со свертком в руке. Этот сверток он и бросил под ноги поравнявшихся с ним лошадей.
Когда поднятая взрывом завеса дыма рассеялась, дверца покосившегося возка отворилась и невредимый император вышел из него, пожелав узнать, кто же ранен, и помочь покалеченному мальчику и охраннику-казаку. Поодаль молодой человек с длинными светло-русыми волосами — «народоволец» Н. И. Рысаков — отбивался от наседавшей толпы: «Не трогай меня, не бей меня, несчастный заблужденный народ!» «Что ты сделал, сумасшедший?» — спросил его император. Подбежал кто-то из свиты: «Ваше величество, вы не ранены?» «Слава Богу, нет», — ответил Александр, которому не верилось, что ему опять повезло. «Что? Слава Богу? — вдруг с вызовом переспросил Рысаков. — Смотрите, не ошиблись ли?» В тот момент никто не обратил внимания на эту фразу. Александр наклонился над затихшим мальчиком, перекрестил его и пошел к отъехавшему экипажу. И вновь — словно выстрел из пушки — густое облако дыма… Когда дым рассеялся, оставшиеся невредимыми увидели человек двадцать тяжело раненных, царя, прислонившегося к решетке канала, в разорванной шинели и без ног, а напротив него — в таком же виде — его убийцу И. И. Гриневицкого. «Во дворец… Там — умереть…» — еле слышно сказал Александр II. Через час он скончался в своем кабинете в Зимнем дворце, на глазах жены, сына Александра и невестки Марии Федоровны.
С восшествием на престол мужа Мария Федоровна начинает играть все большую политическую роль. Впрочем, к этой роли она тяготела всегда. Еще в шестнадцать лет юная датская принцесса, искренне обеспокоенная неудачной войной своей родины с Германией, напишет Александру II: «Простите, что я в этот раз обращаюсь к Вам с просьбой, но, видя моего бедного отца, нашу страну и наш народ склоненным под гнетом несправедливости, я чувствую себя естественно привязанной к Вам связями любви и доверия. Поэтому я иду к Вам как дочь к отцу, чтобы просить Вас употребить Вашу власть и смягчить те ужасные условия (на мирных переговорах с немцами. — Э. К.), которые жестокая власть Германии принудила папу принять. Мое доверие к Вам так глубоко, что я без ведома отца обращаюсь к Вам за помощью и защитой, если это возможно, от наших ужасных врагов». Надо сказать, что такое самовольное вмешательство юной Дагмар в политику вызвало, мягко говоря, недоумение ее будущего свекра. Но, возможно, оно же и обратило на нее его внимание.
Ум, сильный характер, развитое чувство долга, глубокая религиозность и непоколебимая уверенность в том, что «на все воля Божия», позволили Марии Федоровне не только не согнуться под ударами судьбы, но и остаться в памяти современников «императрицей с головы до ног». Позднее князь Ф. Ф. Юсупов, муж внучки Марии Федоровны Ирины Александровны, признавался, что «несмотря на маленький рост, в ее манерах было столько величия, что там, куда она входила, не было видно никого, кроме нее». Ему же принадлежит замечание, что «по своему уму и политическому чутью Мария Федоровна играла заметную роль в делах империи». Схожие оценки встречаются и у государственного секретаря А. А. Половцова, и в известных «Воспоминаниях» графа С. Ю. Витте, выделявшего два главных качества Марии Федоровны — ум и дипломатические способности. И эти качества жены, безусловно, оказали немалое влияние на принятые Александром III политические решения.
Не менее важной для страны была огромная общественная деятельность императрицы. Она была главой Института императрицы Марии (назван в честь ее тезки, императрицы Марии Федоровны — супруги императора Павла I), в ведении которого находились учебные заведения, воспитательные дома, детские приюты, богадельни. Благотворительные учреждения этого ведомства существовали практически во всех крупных городах Российской империи: только в Москве и Московской губернии их насчитывалось не менее десяти, в Петербурге и его окрестностях — более семнадцати. Немалые средства на их содержание выделяла царская семья и лично императрица. Также она попечительствовала женскому Патриотическому обществу, Обществу спасения на водах, Обществу покровительства животным. В 1882 г. по инициативе Марии Федоровны возникли Мариинские женские училища для девушек-горожанок, ставшие промежуточной ступенью между начальной школой и средним учебным заведением, а в 1902 г. она была избрана почетным членом Казанского университета.
Императрица принимала самое деятельное участие в работе возглавляемого ею Общества Российского Красного Креста (РКК). За попечение о раненых и больных воинах в период русско-турецкой войны 1877–1878 гг, указом императора Александра II от 24 апреля 1878 г. она была награждена знаком отличия Красного Креста первой степени. В 1900 г. Марии Федоровне был вручен диплом Международной выставки Красного Креста в Париже. Особенно большая работа по созданию условий для эффективной работы РКК ею была сделана в годы Русско-японской и Первой мировой войн: под началом Марии Федоровны все женщины российского императорского дома принимали участие в организации лазаретов, санитарных поездов, складов белья и медикаментов, приютов и мастерских для увечных воинов. Наконец, на протяжении многих лет императрица была шефом полков, в том числе гвардейских — Кавалергардского и Синих кирасиров, оказывая им необходимую поддержку.
Вероятнее всего, что участие в политической жизни и обширная общественная деятельность, насколько это было возможно, отвлекали это было возможно, отвлекали Марию Федоровну от продолжавшихся личных трагедий. 17 октября 1888 г. царский поезд, шедший с юга, потерпел крушение у станции Борки, в пятидесяти километрах от Харькова. Семь вагонов оказались разбитыми, были жертвы среди прислуги, но царская семья, находившаяся в вагоне-столовой, осталась цела: при крушении обвалилась крыша вагона, но, как говорили, сильный Александр III удерживал ее на своих плечах до тех пор, пока не прибыла помощь. Однако вскоре после этого происшествия император стал жаловаться на боли в пояснице, и осмотревший Александра профессор Трубе пришел к выводу, что сотрясение при падении положило начало болезни почек. Болезнь неуклонно развивалась, государь все чаще чувствовал себя нездоровым, цвет лица его стал землистым, пропал аппетит, плохо работало сердце. Зимой 1894 г. он простудился, а в сентябре, во время охоты в Беловежье, почувствовал себя совсем скверно. Берлинский профессор Эрнст Лейден, срочно приехавший по вызову в Россию, нашел у императора нефрит — острое воспаление почек; по его настоянию Александра отправили в Крым, в Ливадию. Но это не помогло: 20 октября 1894 г., в 2 часа 15 минут пополудни, Александр III скончался. А в 1899 г. умер еще один сын императрицы, Георгий.
После вступления на престол Николая II начался новый период жизни Марии Федоровны. Умная, властная женщина, обладавшая глубокой политической интуицией, она постоянно стремилась направить сына в его делах, уберечь от вредного влияния, окружить нужными людьми. И действительно, в первые годы царствования Николая мать имела на него большое влияние. «Спросите матушку», «я спрошу у матушки», «надо спросить татап» — так Николай II нередко отвечал на вопросы по поводу назначения очередного министра.
В эти годы в России существовали как бы два двора: двор вдовствующей императрицы Марии Федоровны и двор правящего императора Николая II с супругой Александрой. Отношения двух этих женщин у трона определенно не сложились: по меткому замечанию княгини Л. Л. Васильчиковой, Мария Федоровна «обладала как раз теми качествами, которых недоставало ее невестке. Светская, приветливая, любезная, чрезвычайно общительная, она знала все и вся, ее постоянно видели, и она олицетворяла в совершенной степени ту обаятельность, то собирательное понятие «симпатичности», которое так трудно поддается анализу и которому научить невозможно. Она была любима всеми, начиная с общества и кончая нижними чинами Кавалергардского полка, которого она была шефом». Обаяние немолодой уже Марии Федоровны передают и фотопортреты императрицы, и поэтические строки. Среди стихов поэта К.Р. — великого князя Константина Константиновича — есть такое посвящение императрице:
На балконе, цветущей весною,
Как запели в садах соловьи,
Любовался я молча тобою,
Глядя в кроткие очи твои.
Тихий голос в ушах раздавался,
Но твоих я не слушал речей:
Я как будто мечтой погружался
В глубину этих мягких очей.
Все, что радостно, чисто, прекрасно,
Что живет в задушевных мечтах,
Все казалось так просто и ясно
Мне в чарующих этих очах.
Не могла бы их тайного смысла
Никакие слова превозмочь…
Светозарная вешняя ночь!
По свидетельствам современников, Мария Федоровна, столько лет занимавшая положение «первой дамы империи», вовсе не спешила уступить свое место новой императрице: на официальных приемах Николай II вел под руку мать, в то время как Александра Федоровна шла позади с одним из великих князей. Правда, следует отметить, что влияние вдовствующей императрицы на сына было недолгим, причиной чему была неприязнь, возникшая между нею и Александрой Федоровной. «Болезненный мистицизм молодой государыни, — считал князь Ф. Ф. Юсупов, — не мог согласоваться с прямой и уравновешенной натурой императрицы Марии». И тем не менее, вплоть до 1910-х гг. Мария Федоровна продолжала влиять на решения Николая II, причем зачастую — в позитивном ключе. Гак, накануне войны с Японией (1904–1905 гг.) она пыталась употребить все свое влияние с тем, чтобы предотвратить бессмысленный, в общем, конфликт. Родившаяся и выросшая в эпоху «скандинавского патриотизма», Мария Федоровна задолго до революционных событий 1905 г. обращала внимание Николая на характер политической ситуации в Финляндии, где генерал-губернатор Н. И. Бобриков жесткими методами проводил «русификацию» и пытался ввести военное положение. «Все, что здесь (в Финляндии. — Э. К.) уже сделано и делается теперь, покоится на лжи и обмане и ведет прямо к революции, — писала императрица сыну в письме от 19 октября 1902 г. — Ради Бога, попытайся остановить деяния Бобрикова. Я вижу только один выход: ты должен немедленно отозвать его обратно — все население ненавидит его и не может даже слышать его имени».
Между тем к революции приближалась и сама Россия, и Мария Федоровна, через которую, по словам историка и политического деятеля П. Н. Милюкова, «просачивались кое-какие либеральные воздействия Фреденсборга», хорошо понимала необходимость срочных государственных преобразований. Когда в 1910 г., благодаря действиям П. Н. Дурново и В. Ф. Трепова, в Государственном Совете был провален законопроект П. А. Столыпина о введении земств в губерниях Севера и в Юго-Западном крае, Мария Федоровна попыталась вмешаться в ситуацию и защитить председателя Совета министров. Но на этот раз у нее уже не получилось, и Столыпин подал в отставку. Ав 1913 г. последовал очередной личный удар: в разгар военных действий Греции против Турции психопатом-анархистом был убит родной брат Марии Федоровны принц Вильгельм — греческий король Георг I.
С начала Первой мировой войны вдовствующая императрица активно занимается попечительской деятельностью по линии РКК. Она регулярно посещает госпитали и лазареты, особое внимание уделяя инвалидам. При ее содействии организуются специальные курсы и школы, где раненые после окончания лечения могли овладевать каким-либо ремеслом. С начала 1915 г. Мария Федоровна два года проводит в Киеве, в Царском дворце, занимаясь организацией госпиталей, санитарных поездов и санаториев, где поправляли свое здоровье тысячи раненных. Императрица-мать в любое время года очень любила гулять по дворцовому парку, который назвали Мариинским. Такое же название получил и сам Царский дворец, ставший тогда ее резиденцией. Там ее посещали многочисленные дети, внуки, невестка. Там же, в Киеве, опа встретила известие о революции.
3 марта 1917 г. великий князь Александр Михайлович сообщил Марии Федоровне о революционных событиях в столице и об отречении Николая II от престола. В своем дневнике в этот день она записала: «…стоило ли жить, чтобы когда-нибудь пережить такой кошмар!» Вместе с младшей дочерью Ольгой и мужем старшей дочери Ксении, великим князем Сандро, она перебралась в Крым. Императрица отказывалась покинуть российские берега, когда в апреле 1919 г. командующий британскими военно-морскими силами в Севастополе адмирал Келтроп сообщил, что король Георг V предоставляет ей и ее семье военный корабль. Родственникам стоило больших усилий уговорить Марию Федоровну на отъезд из России, и И апреля она ступила на борт линкора «Мальборо», на котором был поднят российский императорский штандарт. Потом были Константинополь, Мальта, Лондон и встреча с любимой сестрой, английской королевой Александрой. А 19 августа того же года императрицу встречали в родной Дании, где ей суждено было закончить свои дни. Она отклоняла всякие попытки русской эмиграции вовлечь ее в политическую деятельность и до конца дней так и не поверила в гибель своих сыновей Николая и Михаила, невестки и внуков: по свидетельству лейб-казака Т. К. Ящика, находившегося рядом со вдовствующей императрицей вплоть до ее смерти, «всю свою жизнь она постоянно и твердо верила, что снова его (Николая. — Э. К.) увидит».
Мария Федоровна умерла 13 октября 1928 г. и после отпевания в православном храме была похоронена в Королевской усыпальнице Кафедрального собора в датском городе Роскилле, рядом с прахом ее родителей. По воспоминаниям дочерей, она не раз высказывала желание быть похороненной в России, в Петербурге, в Петропавловском соборе, где покоится прах ее супруга, императора Александра III и где есть специальное место для ее захоронения. Однако сама императрица подчеркивала, что это может произойти только тогда, когда в России будет спокойно. Выполнить последнюю волю Марии Федоровны стало возможно лишь относительно недавно: в 2004–2005 гг. между российским и датским правительствами было достигнуто соглашение о переносе останков императрицы в Россию, и утром 26 сентября 2006 г. датский корабль «Эсберн Снаре» с прахом Марии Федоровны на борту прибыл в порт Кронштадта, как ровно за сто сорок лет до того она прибыла сюда же невестой. А 28 сентября гроб с останками императрицы был торжественно захоронен в Петропавловском соборе, рядом с погребением ее мужа Александра, как она и хотела.