Исторические документы сообщают нам о восьми женах Ивана IV, лишь три из которых были законными (венчанными), и только первая — любимой. Последующие семь сменяли друг друга в каком-то патологически абсурдном калейдоскопе. Всего через девять дней после смерти царицы Анастасии поминальный пир перешел в пьяную оргию. Потом, уже будучи в трезвом уме, царь всецело предался бурному разврату, часто меняя женщин и без стеснения устраивая любовные игрища прямо на обеденных застольях. Когда и этого показалось ему недостаточно, он решил вкусить однополой любви. Обвинение в «содомском грехе», бросаемое в лицо Грозному осужденными на смерть боярами, имело основания: избранником царя стал юный Федор Басманов, причем связь эта не скрывалась, приводя придворных в искренний ужас. Но однажды Иван затосковал по семейному уюту, а в жены захотел иноземную принцессу. Царским посланникам не удалось добиться успеха ни в Польше, ни в Швеции, и тогда государю привезли невесту с далекого Кавказа.
Этот брак не был уж совсем неожиданным, поскольку о яркой красоте черкешенок (в тогдашней России так называли представительниц сразу нескольких кавказских народов) москвичи знали не понаслышке. Завоевание Астраханского и Казанского ханств привело к царскому двору кабардинских князей и ногайских царевичей, видевших в московском государе союзника в борьбе с крымским ханом и турецким султаном. А политические союзы, как известно, нередко скреплялись браками. Гак, приехавший в Москву кабардинский князь Михаил Темрюкович женился на племяннице Анастасии Романовны, а на ее родной сестре Ирине был женат мурза Борис Бекбулатович, что, безусловно, помогло сохранить влияние при дворе родственникам прежней царицы, боярам Захарьиным. Не исключено, что именно по совету Захарьиных царь Иван «смотрел и полюбил» Кученей — сестру Михаила Темрюковича, совсем юную дочь князя Темир-Гуки (Темира Айдаровича). Ее яркая, диковатая для Москвы красота, черные, как смоль, косы и смелая манера держаться произвели на Ивана Васильевича впечатление, и под именем Марии она стала второй женой грозного царя.
До приезда в столицу Мария Темрюковна не знала ни слова по-русски, но вскоре выучила язык и начала давать царю советы. Некоторые из них были вполне нормальны и касались, например, учреждения стражи наподобие той, которая была у горских князей; другие же будили самые низменные чувства подозрительного и жестокого государя. В противоположность предыдущей, новая царица нередко сама подталкивала царя к кровавым расправам, которые с удовольствием наблюдала. Привычные ко многому придворные поеживались, слыша звонкий, веселый смех юной Марии Темрюковны во время жестоких медвежьих забав или казней. Именно в годы брака с Марией была создана опричнина — личная гвардия Ивана IV, игравшая первую роль в деле уничтожения неугодных царю. Начальником же этой гвардии головорезов стал брат царицы Михаил.
Брак Грозного с Марией Темрюковной длился восемь лет. Вторая жена родила царю сына Василия, который умер в младенчестве. В 1569 г. Иван с царицей совершал путешествие в Вологду. Там его настигло известие о «заговоре» в Новгороде. Царь заспешил в Москву, а оставшаяся в Вологде царица заболела и скоропостижно скончалась. Иван горько, но едва ли искренне рыдал на похоронах, уже по традиции обвинив бояр в отравлении супруги. Те же виновником безвременной смерти царицы называли самого государя, которому в свое время донесли о любовнике Марии — влиятельном боярине Федорове. Более того: в доносе говорилось, что сей боярин замыслил государственный переворот и хочет воссесть с царицей Марией на престоле. Федоров, разумеется, был незамедлительно казнен, а про смерть царицы Марии точно известно лишь то, что умерла она по пути из Вологды в Москву, в котором ее сопровождал преданный царю Ивану боярин Федор Басманов.
И снова по всей стране был объявлен сбор царских невест. В столицу привезли около полутора тысяч дочерей боярских и дворянских. Выбрать из такого количества красивых и пышущих здоровьем девиц было непросто, и царь доверился совету своего приспешника Малюты Скуратова — пожалуй, единственного человека, которому доверял всецело и безоговорочно. Малюта же указал на свою родственницу — Марфу Собакину. Смотр невест прошел в несколько туров, в последних осталось сперва двадцать четыре девицы, потом — всего двенадцать. Царь колебался, но доверился Малюте. Марфу назвали избранницей царя и ввели в кремлевский терем, несмотря на то, что царская невеста вскоре после обручения «начала сохнуть». Казалось, что «конкурс» должен был быть возобновлен, но царь велел сыграть свадьбу, хотя невеста была уже совсем плоха. В реальный брак с ней царь вступить уже не мог, что и было сказано государю иерархами церкви, но Иван настоял (уж это он умел). Когда же Марфа скончалась, уже в третий раз подряд было объявлено, что царицу отравили. После привычных рыданий на похоронах царь быстро нашел виновного: на кол был посажен брат прежней царицы Михаил Темрюкович.
Причина смерти Марфы не установлена, но вот причину странной привязанности Ивана Васильевича к больной невесте удалось узнать опять же при вскрытии ее захоронения. Невероятный биологический феномен: спустя триста шестьдесят лет пребывания в подземной гробнице перед исследователями лежала бледная, но не тронутая тлением, как будто бы живая девушка редкостной, дивной красоты. Видимо, не советы Малюты, а влюбленность в изумительную красавицу и надежда владеть ею — пусть и призрачная, удерживали царя от поиска новой царицы. Возможно, он был немного романтик, этот странный царь.
Несколько месяцев после кончины Марфы Собакиной прошли под знаком жесточайшего террора: кровь лилась рекой, а казни отличались особой, изощренной жестокостью. Бояре поспешили снова женить царя и тем хоть немного умерить его лютость, но церковь признавала законными и разрешала только три брака. На сей раз Иван действовал довольно тонко, разразившись тирадами о жалости к бедному мужу, чародейством и происками врагов лишенному семейного счастья. Признав, что Марфа осталась девицей (то есть фактически не стала царю третьей женой), Ивану Васильевичу разрешили жениться вновь.
Четвертый брак царя, заключенный в апреле 1572 г., был удачен. Родные очередной невесты государя, Анны Колтовской, принадлежали к окружению Малюты Скуратова и были столь низкого происхождения, что Иван даже не стал представлять их боярам. Однако личные качества умной, живой и веселой Анны с лихвой возмещали ее «худородство». Она сумела отвлечь мужа от «поисков виноватых» и их казней, создала в тереме атмосферу веселья и безмятежности и, собрав вокруг себя других красивых девушек, старалась подольше удержать мужа рядом. Это удалось, и Иван Васильевич проводил с царицей целые дни. Анна не была ревнива, откликалась на малейшие перемены настроения мужа и угождала ему во всем. Чисто женская тактика удалась: не задавая лишних вопросов и не вмешиваясь открыто в политику, Анна добилась многого. До сватовства царя у нее был жених — князь Воротынский, который был убит опричниками, и с последними Анна имела личные счеты. Может быть, это совпадение, но именно за три года женитьбы на Колтовской были уничтожены почти все главари опричнины.
В народе Анна была популярна, но при дворе у нее были опасные враги: оставшиеся опричники и князь Воротынский, отец ее бывшего жениха, считавший, что именно из-за Анны был замучен его сын. И вот князь задумал интригу, достойную «Декамерона» Боккаччо. Был у пего племянник — красивый, женоподобный Борис Ромодановский. Юноша, вероятно, был неумен или непростительно легкомыслен, иначе не дал бы втянуть себя в подобную авантюру. Ромодановского в Москве почти никто не знал, он появился в столице недавно, и князь уговорил его проникнуть в покои Анны под видом «боярышни Ирины», чтобы, пребывая вблизи от царицы, приобрести влияние при дворе. Князь надеялся, что подмена раскроется, царь заподозрит жену в измене — дальнейшие последствия были легко предсказуемы. На что он рассчитывал для себя, отдавая на заклание собственного племянника, — неизвестно, но, как бы там ни было, Борис согласился. Воротынский представил «Ирину» царю, и тот ввел «ее» в покои Анны, но вот далее события стали развиваться не по сценарию. Высокая «Ирина» с густой приклеенной косой приглянулась царю, который подарил ей жемчужное ожерелье и приказал постелить ему постель. Борис не на шутку испугался, по дядя успокоил его, сказав, что царь так ослаб от излишеств, что далее разговоров дело не пойдет. Здесь он лукавил: если верить словам австрийского посла Сигизмунда Герберштейна, царь в те годы еще был полон сил.
Вечером трепещущая от страха «Ирина» отправилась стелить царю постель, а около полуночи в царской опочивальне раздался душераздирающий мужской крик, перешедший в хрип. После этого в покои Анны ворвался царь, замахнулся на жену посохом, но не успел ударить, свалившись в припадке. Сбежавшиеся на крики государя придворные увидели страшную картину: у постели царя в луже крови лежал мертвый Ромодановский. Так припадок мужа спас царицу от мгновенной смерти, но не от зaточения в монастырь. Анна столь отчаянно сопротивлялась пострижению, что ей пришлось связать руки и ноги. К мстительной радости опричников, доставить бывшую царицу в монастырь доверили именно им. 1ам она провела пятьдесят четыре года, дожив до воцарения первого Романова — внучатого племянника царицы Анастасии.
Следующие браки царя длились столь недолго, что приближенные не успевали запоминать лица его жен. Не дожидаясь пострижения Анны Колтовской, царь посватался к Марии Долгорукой — девушке из очень знатной и влиятельной семьи. Церковь не признала этот брак Ивана, но (или именно поэтому) свадьба была особенно пышной, а утром мрачный царь уехал с молодой женой в Александрову Слободу. Там он повелел сделать в пруду прорубь и обратился к собравшимся жителям слободы с речью, в которой объявил, что злодеи Долгорукие изменили царю, повенчав его с нечестной княжной, потерявшей девственность до свадьбы. Дочь царя, как всегда, была очень эмоциональна и исполнена самой искренней жалости к себе обманутому. Обомлевшие от ужаса перед преступлением Долгоруких люди молчали, а царь сделал знак рукой, и его верный слуга Малюта Скуратов несколько раз стегнул лошадей, впряженных в стоявшие рядом сани. Лошади понеслись прямо в прорубь и через несколько секунд скрылись под водой. На санях лежала новая царица. Иван приказал провести тщательное расследование, но даже пытки родственников несчастной Марии не заставили их признать ее бесчестной и назвать имя мнимого злодея-соблазнителя: его просто не было. Малюта собственноручно убил неуступчивого брата невесты, назвавшего единственным злодеем царственного супруга сестры. Что на самом деле произошло между царем и его очередной женой — осталось тайной.
Следующей супругой Ивана Грозного стала Анна Васильчикова. Царь взял ее в Кремль около 1575 г., причем не ясно, венчался ли он с ней: в описаниях бракосочетаний Ивана IV именно эта свадебная церемония не описана. А то обстоятельство, что при царском дворе не появилось никаких родственников очередной жены государя и что в обиходе Волоколамского монастыря, в записи «Анне Васильчиковой дачи государские сто рублей», она не названа царицей — косвенно свидетельствует, что Васильчикова не была венчана. Прожив с царем года два, она была насильно пострижена в инокини суздальского Покровского монастыря.
Затем царь увлекся не на шутку. Его новая, седьмая по счету избранница — вдова Василиса Мелентьева, пыла намного старше и опытнее прежних царских жен. Вдовой же ее сделал сам Иван, приказавший Малюте Скуратову отравить ее мужа — дьяка Мелентия Иванова, отказавшегося пустить свою жену во дворец. По легенде, умирающий Мелентий пригрозил, что будет являться царю после смерти, если тот обидит его жену. И хотя страдавший галлюцинациями Иван боялся привидений, Василису от «обид» это не спасло. Вначале все шло прекрасно: утихли казни, прекратились оргии. Брак с Василисой совпал с полосой наибольших государственных успехов Грозного, и, как когда-то его отец Василий III, стареющий Иван влюбился в свою пышнотелую, опытную в любовных утехах молодую супругу. В 1579 г. он пожаловал ее детям Федору и Марье огромные земли, вообще старался исполнить любое ее желание, в отношении же своих приближенных царь стал спокойнее и терпимее. Но прошлое не проходит бесследно, и все более явно давали о себе знать излишества прежних лет: к 1581 г. Иван Грозный не по возрасту (тогда ему было пятьдесят) одряхлел и все больше терял силы. По воспоминаниям Горсея, царь «в последние дни жизни стал страшно пухнуть, ибо злоупотреблял собою долгие годы». И хотя до «последних дней» было еще довольно долго, царь выглядел значительно старше своих лет, а сексуальные подвиги, которыми он бахвалился, остались далеко позади. Вполне вероятно, что уже не получавшая должного внимания и ласки Василиса, забыв об опасности, позволила себе увлечься и изменить царю. Любовника в ее спальне неожиданно (или по доносу) обнаружил сам Иван. А на другой день в печально известной Александровой Слободе состоялись похороны. Священника поставили рядом с двумя гробами: из одного доносились едва слышные звуки — в нем лежала еще живая Василиса, в другом — ее мертвый любовник Иван Колычев. Временное затишье закончилось, и снова начались казни.
За три года до смерти Ивана ему сосватали Марию Нагую. Мария родила сына, названного в честь первенца царя Дмитрием. Но, несмотря на это, сам царь относился к этому браку не слишком серьезно: его взоры обратились на Запад, в Англию, которая к тому моменту стала основным торговым партнером России. Еще при жизни Анастасии Захарьиной Иван подумывал о возможности, в случае своего изгнания, найти убежище в островном королевстве. Но особенно его будоражила мысль о незамужней английской королеве Елизавете. Правда, когда Елизавета отказалась заключить с Россией военный союз на Балтике, царь вспылил и в письме обозвал королеву старой девой, однако мысли о женитьбе не оставил. Считая себя женихом завидным, Иван продолжал посылать в Лондон письма с предложениями о браке. Письма московита (так европейцы называли жителей Московского государства) забавляли королеву, которая, как бы не замечая брачных предложений, сохраняла с русским царем хорошие отношения. Елизавета прекрасно понимала выгодность их развития и, когда царь посватался теперь уже к ее племяннице Марии Гастингс, сразу не отказала, выдвинув условия беспошлинной торговли с Россией. Иван IV согласился с экономическими требованиями практичной англичанки, но наотрез отказался выполнить ее условия морального свойства, а именно — удалить из Кремля всех женщин, в том числе и Марию Нагую. Очевидно, что слухи о нраве грозного царя достигли Лондона, и, скорее всего, со стороны Елизаветы мы видим тонкий ход в духе английской дипломатии — нс желая отказать самим, спровоцировать на отказ другую сторону. Так и произошло: взбешенный указаниями (кому — ему!), Иван Васильевич раздумал жениться па английской принцессе, а для возвращения душевного комфорта велел изжарить английского врача.
Между тем недавно родившая сына Мария Нагая ждала решения своей судьбы. Она знала об английском сватовстве, знала, что в случае его успеха ее отправят в монастырь, и страшно боялась этого. Молодая, полная сил, жизнерадостная царица хотела жить в миру, воспитывать сына и наслаждаться жизнью. Однако царь, видимо, решил иначе. Когда после родов Мария захотела видеть его, то получила отказ и жесткое приказание сидеть в тереме. Память о бывших царицах была очень свежа, и «сидела» Мария тихо.
В царской семье, на тот момент официально состоявшей из царевичей Ивана, Федора и двух их жен, атмосфера была тяжелая. Особенно часто происходили ссоры между отцом и старшим сыном. Деспотичный Иван IV постоянно вмешивался в личную жизнь старшего царевича, заточил в монастырь двух его жен и невзлюбил третью, ожидавшую в то время ребенка. Что же касается маленького Дмитрия — сына незаконной, по церковным канонам, жены Марии Нагой, то перспектив занять трон для него практически не было. Но однажды между царем и его старшим сыном произошла последняя, самая страшная ссора, царь застал сноху — царевну плену одетой по причине жары не в три положенные по тогдашним понятиям о приличиях рубахи, а только в одну (да, вот так радел о чужой нравственности растлитель сотен невинных девушек). В порыве гнева Грозный избил беременную невестку и пытавшегося заступиться за нее сына. В итоге от побоев и нервного шока у Елены произошел выкидыш, а царевич скончался от ран через одиннадцать дней. Убийство сына настолько потрясло царя, что он не оправился уже до самой смерти. На похоронах царевича Иван неудержимо рыдал, а Кремль с этого времени стал походить на монастырь: никогда более Грозный не облачался в царские одежды, велел составить списки с именами своих жертв и приказал служить по ним панихиды. Так династия Рюриковичей оказалась на грани исчезновения, зато шансы малолетнего Дмитрия и его матери внезапно повысились. Мария вздохнула спокойнее.
18 марта 1584 г. Иван Грозный велел принести свое завещание, решив, по-видимому, вписать в него Дмитрия, а заодно отдал приказ сжечь либо закопать живьем карельских волхвов, которые напророчили ему в этот день смерть. Но ни одно, ни другое распоряжение царя выполнено не было: волхвы не ошиблись, и в тот же день за игрой в шахматы Иван IV скончался.
Согласно завещанию, трон перешел к сыну Ивана царевичу Федору. Дмитрию же выделялось во владение небольшое княжество со столицей в городе Угличе, куда за две недели до коронации Федора, хотя и с почетом, отправили вдовствующую царицу Марию: московские бояре ясно дали понять, что не желают присутствия в Кремле седьмой, незаконной жены покойного царя и, соответственно, ее незаконнорожденного сына. Восемь следующих лет царица Мария прожила в Угличе, воспитывая сына и копя обиды. Ее постепенно лишили всех прерогатив царской особы и поставили под надзор присланных из Москвы соглядатаев, которые постоянно ссорились с родными царицы. Сам же царевич Дмитрий унаследовал от отца его жестокость, приводя угличан в ужас своими дикими забавами: он приказывал лепить снежные фигуры, называл их именами первых людей государства, а затем рубил им головы или четвертовал. Но не это больше всего пугало царицу. Дело было в том, что ее сын страдал недугом, который, по представлениям того времени, считался проявлением «одержимости бесом»: у царевича была эпилепсия.
Трагическая развязка произошла в мае 1591 г. Однажды, когда в тереме опальной царицы все было готово к обеду, царевич Дмитрий с четырьмя сверстниками и под присмотром мамки (няньки) Волоховой отправился погулять во двор. Обед только начался, как вдруг внизу громко и отчаянно закричали о том, что царевича не стало. Мария Нагая с воплем слетела с крыльца и увидела, что ее единственный сын лежит окровавленный посреди двора, а рядом бьется в истерике испуганная Волохова. Обезумев от горя, царица велела бить в набат, сама же отнесла на руках тело Дмитрия в церковь, куда уже начал стекаться народ. Увидев царевича с зияющей на шее раной, жители Углича подняли восстание и, подстрекаемые царицей Марией и ее братьями, убили царских чиновников. Карательные акции правительства последовали незамедлительно: почти все жители города были сосланы в Сибирь вместе с церковным колоколом, воззвавшим к бунту, ну, а с самой царицей произошло то, чего она так давно боялась, — ее насильно постригли в монахини и отправили в далекий монастырь. Вскоре о ней должны были забыть, как забыли о других несчастных царицах. Но, волею судеб, через некоторое время Мария вернется в столицу.
Согласно официальной версии происшедшего, во время игры в метание ножей с царевичем случился эпилептический припадок, в ходе которого он нанес себе смертельную рану. Материалы проведенного расследования, сохранившиеся до нашего времени и проверенные на предмет фальсификации, подтвердили, что с Дмитрием произошел несчастный случай. Но, как известно, «мир слухами полнится», и вот по слухам, получившим широкое распространение в народе, младший сын царя Ивана был злодейски зарезан людьми Бориса Годунова — брата жены царя Федора Ирины и реального правителя тогдашней России.