Женщины на русском престоле и вокруг него

ЖЕНЩИНЫ СЕМЕЙСТВА ГОДУНОВЫХ

Царь Федор Иванович совсем не походил на своего грозного отца. Последний государь из династии Рюриковичей отличался невзрачной внешностью, болезненностью и, судя по всему, определенными расстройствами психики (вот тут сходство с отцом имелось). Современники отмечали слабую память Федора, его рассеянность и постоянно блуждавшую на лице беспричинную улыбку. «Русские называют его дураком», — без обиняков сообщал своему королю шведский посол. Особенно интересен и ярок отзыв о царе английского дипломата Джильса Флетчера. По его словам, Федор был «росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так — что почти смеется… Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен. Кроме того, что он молится дома, ходит он обыкновенно каждую неделю на богомолье в какой-нибудь из ближайших монастырей».

Мягкий и слабохарактерный, Федор проявлял характер только в одном — он ни за что не хотел расставаться со своей женой Ириной Годуновой, которую знал с детства и к которой был искренне привязан. Ирина, с семи лет жившая в кремлевском тереме, была умна и настолько тактична, что сумела не испортить отношения с самим Иваном Грозным, когда тот, обезумев от похоти, стал ее домогаться. Брак Ирины с царевичем Федором, а затем и воцарение последнего невероятно усилили влияние ее брата Бориса, который, как уже отмечалось, фактически правил Россией в царствование Федора, а потом и сам сел на трон. Прекрасно понимая, что его возвышение объясняется прежде всего любовью царя Федора к жене, Борис весьма удачно пользовался влиянием своей сестры на государя. Сама же Ирина не препятствовала честолюбивым планам брата, но и не была его деятельной помощницей. С мужем ее связывали нежные и доверительные отношения, она имела на него исключительное влияние и пользовалась им, но в основном для того, чтобы объяснить ему, как следует действовать в той или иной ситуации. Во время царствования Федора Ивановича Ирина всегда была рядом с супругом: вместе с ним она принимала иностранных послов, участвовала в заседаниях боярской Думы, вела переписку с английской королевой Елизаветой и патриархом Александрийским.

Но, как в свое время Соломония Сабурова, царица Ирина не могла выполнить главную функцию жены государя — подарить ему наследника, и придворные, озабоченные все возрастающим влиянием ее брата Бориса, пытались организовать развод. Они подыскали царю другую невесту, но Федор остался верным своей «Аринушке», которая к тому же как раз ждала ребенка. Однако родилась девочка, которая прожила всего два года. Разгорелся очередной виток борьбы за власть, который окончился только после смерти царя Федора в январе 1598 г. победой Бориса Годунова. И тут брат с сестрой впервые вступили в конфронтацию: бездетный царь назначил своей наследницей Ирину, и бояре, стремившиеся не допустить к трону Б. Годунова, настаивали, чтобы вдова Федора стала его преемницей. Но брат оказался сильнее сестры, и на девятый день после смерти мужа Ирина объявляет, что отказывается от престола и постригается в монахини. Так в Новодевичьем монастыре появилась инокиня Александра, у которой примет благословение на царство избранный на Земском соборе новый царь Борис Годунов (вплоть до избрания Бориса царем боярская Дума издавала указы от имени «царицы Александры»), Умерла она в 1603 г.

Борис Федорович Годунов, происходивший из рода костромских бояр, сделал свою блестящую карьеру при дворе Ивана IV и еще более укрепил ее, породнившись с царской семьей. Умный и гибкий, он не только сумел избежать гнева грозного царя, но и не запятнал себя преступлениями его мрачного царствования. Как государственный деятель Б. Годунов был склонен к прогрессу — он развивал торговлю с Западом, дал немецким купцам разрешение свободно передвигаться по России, проявлял живой интерес к культуре и просвещению. Задолго до Петра I Борис Федорович вынашивал планы учреждения в России школ и университетов по европейским образцам и посылал обучаться за границу молодых дворян. Годунов активно приглашал в Россию востребованных иностранных специалистов — врачей, инженеров, строителей, провел в Кремль водопровод и в своем доверии иностранцам дошел до того, что для личной охраны сформировал отряд из немецких наемников. В немецкой слободе — предместье Москвы, где жило несколько сотен иноземцев, в основном протестантов, царь Борис позволил открыть протестантскую кирху. Следуя сложившейся дипломатической традиции, Годунов поддерживал прекрасные отношения с Англией и посылал королеве Елизавете великолепные подарки.

Истинный представитель своего времени, Б. Годунов был склонен к интригам и жестоко боролся с политическими врагами, но его расправы над ними не имели и сотой доли жестокости Ивана Грозного. В то же время короткое правление Годунова было несчастливым: эпидемии, стихийные бедствия и страшный голод опустошали страну. Борис пытался облегчить страдания людей, открыв царские житницы и щедро раздавая хлеб и деньги, но ничего не помогало. В самом же народе царская семья была крайне непопулярна, что было связано в том числе и с неприязнью к жене Годунова — царице Марии Скуратовой, дочери начальника сыска и придворного палача Ивана IV Малюты Скуратова. Его ненавидели все — и бояре, и простолюдины. талюта сделал карьеру на том, чти «раскрывал» мнимые заговоры и лично казнил «изменников». Умело настраивая подозрительного Ивана Васильевича, он провоцировал его на репрессии, уничтожавшие целые города. Сам Скуратов погиб на войне легкой смертью от шведской пули, но запоздалая и несправедливая месть настигла его потомство.

Дочери Малюты, судя по всему, были очень хороши собой, иначе не сделали бы такие прекрасные партии (одним страхом перед Малютой это объяснить нельзя). Вероятно, они были и умны. Что же касается нравов дочерей Скуратова, то о них ходили самые мрачные слухи. В одной из летописей им дается весьма жесткая оценка: «Сего злого плода и варвара лютые и злые отрасли». Сестру Марии Скуратовой Екатерину молва позднее обвинит в отравлении народного героя, блестящего полководца Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, ну а саму царицу — «злую Семирамиду» — во внушении зловещих замыслов царю Борису, в том числе — замысла об убийстве царевича Дмитрия Угличского. Более того: внезапную смерть самого Ивана Грозного, а потом и его сына, царя Федора, многие также припишут Борису Годунову и его жене Марии Скуратовой. Голландский купец Исаак Масса, живший в Москве в начале XVII столетия, писал: «Я твердо уверен, что Борис ускорил его (царя Федора. — Э. К.) смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицею, и многие московиты разделяли мое мнение». Наконец, Марии Скуратовой приписывали отравление жениха собственной дочери, царевны Ксении Годуновой, — датского принца Иоанна.

Была ли виновна царица Мария в приписываемых ей злодействах — неизвестно, но вот преступление, в котором обвиняли ее сестру Екатерину, было совершено на глазах многих свидетелей. Речь идет об убийстве, произошедшем в 1610 г., когда уже давно не было в живых ни Бориса Годунова, ни царицы Марии, а престол занимал Василий Шуйский. Жертвой Екатерины Скуратовой стал уже упомянутый выдающийся военачальник князь М. В. Скопин-Шуйский, племянник ее мужа. Уже к двадцати трем годам Михаил одержал ряд крупных побед над польскими интервентами, Лжедмитрием II, подавил серьезное крестьянское восстание, и многие невольно сравнивали его с бездарным царем Василием. И хотя сам Михаил пресекал все разговоры о себе как о будущем государе, его трагическая участь была решена. Убийство организовали ближайшие родственники царя, а исполнительницей стала Екатерина Скуратова-Шуйская. Отравили молодого полководца на крестинах у князя Воротынского. Вероятно, князь Михаил был предупрежден об опасности, ибо не притрагивался ни к вину, ни к еде с общего стола. Но отказаться от чаши с медом, поднесенной ему близкой родственницей, было равносильно оскорблению. И молодой князь выпил яд. В тот же момент ему стало плохо, он ослабел и был унесен с пира. Одни источники пишут, что у князя пошла носом кровь, другие — что «пустилася руда из носа и рта». Исследование его останков, проведенное в 1963 г., подтвердило версию отравления.

Вероятно, царю Борису доносили злую молву о нраве его жены, но на отношении к ней мужа это никак не сказалось. В отличие от Ивана Грозного, Борис был хорошим семьянином, любящим отцом и мужем. Дети царя были образованны, умны, красивы и здоровы — прекрасная основа для новой династии. Но царя постоянно терзала тревога за будущее семьи, и вскоре она оправдалась.

В конце царствования Годунова появились слухи о том, что царевич Дмитрий Угличский жив, причем слухи эти связывались со вполне конкретным, развернувшим активную деятельность человеком. Срочно произведенный розыск (расследование) выявил личность самозванца: им оказался беглый монах московского Чудова монастыря, отпрыск бедного дворянского рода Григорий Отрепьев. Бориса Годунова, до того момента уверенного, что Дмитрий мертв, начали одолевать сомнения, и он приказывал проводить все новые и новые расследования. Бояре, разумеется, не приняли всерьез «воскрешение царевича», но вот в народе вера в доброго царя, чудесно спасшегося от убийц и вернувшегося из небытия, чтобы свергнуть злого, распространилась с небывалой быстротой. В стране началась гражданская война. Войска самозванца, вошедшего в историю под именем Лжедмитрия I, стали захватывать города и села, продвигаясь к Москве. К ним присоединялись отряды ненавидевших царя Бориса бояр.

Между тем продолжавший терзаться сомнениями Годунов велел привезти в столицу монахиню Марфу — бывшую вдовствующую царицу Марию Нагую, главную живую фигурантку «угличского дела». Что заставило бывшую царицу, когда-то собственноручно обрядившую тело сына в погребальные одежды, не ответить на прямо поставленный вопрос «жив ли твои сын», а затем признать его в самозванце — неизвестно. Вариантов тут несколько. Возможно, что Мария-Марфа, еще молодая женщина, просто стремилась вырваться из монастыря и, оказавшись в центре событий, хоть немного пожить бурлящей мирской жизнью. Могли проявиться и амбиции желавшей любым способом заявить о себе «полузаконной» жены царя Ивана IV. Наконец, она могла страстно жаждать отмщения Годунову, который унизил и сослал ее родных, а ее саму заточил в монастырь. Впоследствии в свое оправдание несчастная, запутавшаяся вдова Грозного скажет, что признание самозванца было сделано из-за испуга, что Отрепьев пригрозил ей смертью близких… Маловероятно. Вероятнее то, что самозванец пообещал ей почетное звание царицы-матери. К тому же в момент очной ставки с Годуновыми никаких известии от Отрепьева до Марии-Марфы дойти не могло. И все же на прямо поставленный вопрос «жив царевич или нет» бывшая царица ответила: «Не знаю». Говорили, что после этого жена Бориса Мария Скуратова схватила со стола свечу и попыталась ткнуть ею в глаза инокини Марфы, но царь перехватил ее руку и отпустил бывшую царицу с миром.

Войска Лжедмитрия приближались к Москве, а в Вологде стояли нагруженные сокровищами корабли, готовые к отплытию в Англию: там, как когда-то Иван Грозный, надеялся найти убежище царь Борис Годунов с семьей. Надеялся, но не успел. 13 апреля 1605 г. Борис казался вполне веселым и здоровым, много и с аппетитом ел. Потом он решил подняться на вышку, с которой нередко обозревал Москву. Вскоре царь спустился оттуда и сказал, что чувствует дурноту. Позвали лекаря, по Борису стало хуже: из ушей и носа пошла кровь, он лишился чувств и через несколько часов умер. Ходили слухи, что Годунов в припадке отчаяния отравился; впрочем, версия о естественной смерти представляется более вероятной — царь и раньше нередко болел.

Новым русским царем стал сын Бориса Федор — юноша образованный и чрезвычайно умный. Однако его правление было самым коротким в истории России и продолжалось всего сорок девять дней: вскоре в Москве появились гонцы Лжедмитрия, и началось восстание. Царская семья, воспользовавшись суматохой, сумела укрыться в безопасном месте, и пока что все их злоключения ограничились только тем, что с царицы сорвали жемчужное ожерелье. Но вскоре особая боярская комиссия с отрядом стрельцов, посланная самозванцем, ворвалась в старую усадьбу Годуновых, где укрылась его семья. Они вывели из покоев помертвевшую от страха царицу и задушили ее. С юным царевичем Федором долго не могли справиться и свалили, только ухватив за «потаенные места»; он храбро и отчаянно сопротивлялся и был убит со зверской жестокостью. Царевну Ксению пощадили за красоту и отправили в дом к одному из заговорщиков — князю Мосальскому, где оставили дожидаться приезда самозванца, желающего первым овладеть ею. А про царя и царицу-мать было сказано, что они от страха отравились, хотя выставленные на всеобщее обозрение в простых гробах тела с явными следами насильственной смерти опровергали объявленное.

И вновь было послано за Марией-Марфой, но на этот раз не тайно, а открыто и с великими почестями ее привезли из монастыря в село Тайнинское. Там и произошла «трогательнейшая встреча матери с сыном»: обливаясь слезами, вдова Грозного и беглый монах Отрепьев обняли друг друга на глазах огромной толпы народа, выражавшей свое сочувствие криками и рыданиями. Бывшую царицу отвезли в Москву и поселили в Кремле, где она каждый день виделась со своим «сыном». Неизвестно, как сложились бы в дальнейшем отношения между вдовствующей царицей и самозванцем — поначалу они (хотя бы внешне) развивались великолепно: «Дмитрий» оказывал «матери» поистине царские почести. Но вот потом он допустил серьезный психологический просчет. Чтобы доказать, что он истинный сын Грозного, а в Угличе покоится сын неизвестного купца, самозванец приказывает разрыть могилу царевича. Глубоко оскорбленная мать истинного Дмитрия помогает недовольным Лжедмитрием боярам установить контакт с польским двором и посылает польскому королю Сигизмунду III письмо о том, что Отрепьев — самозванец. А тот, почуяв заговор, так же, как ранее законные цари, подумывает о бегстве в Англию — и также не успевает: в столице происходит очередное восстание, Лжедмитрия I убивают, его тело сжигают, а прах забивают в пушку и выстреливают в западном направлении — в сторону Польши, откуда он и пришел.

И вновь вдовствующей царице Марии Нагой был задан вопрос: ее ли сын Дмитрий сидел на русском троне или нет? И вновь Мария-Марфа отвечает уклончиво: «Спросили бы, когда он был жив, а теперь он не мои». Свой последний ответ она дала при перезахоронении настоящего тела царевича Дмитрия Угличского, торжественно следуя в процессии, несшей его останки в Архангельский собор — место упокоения государей российских. Это означало, что теперь она — царица-мать, и это признано окончательно.

Но вернемся к женщинам семейства Годуновых. Жизнь юной царевны Ксении в отцовском тереме напоминала сказку. Борис Годунов, обожавший свою семью, окружил ее роскошью и необыкновенной пышностью, а любимую дочь хотел выдать замуж за иностранного принца, укрепив тем самым положение своей новой династии. По описаниям современников-иностранцев, Ксения действительно могла украсить любой европейский трон. Особенно интересно и красочно описание царевны, оставленное русским писателем XVII в. Иваном Катыревым-Ростовским (некоторые фразы из этого описания, скорее всего, известны читателю по замечательному фильму Л. И. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию»): «Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюдного домышления, зелною красотою лепа, бела вельми и лицом румяна, червлена губами, очи имея черны велики, светлостию блистаяся, бровми союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна, возрастом ни высока, ни ниска, власы имея черны велики, аки трубы, по плечам лежаху. Во всех женах благочинийша и писанию книжному навычна, многим цветяше благоречием, воистину во всех своих делах чредима; гласы воспеваемый любляше и песни духовный любезне желаше». И действительно, Ксения Годунова была не только красива, но также образованна и умна, знала толк в музыке и обладала прекрасным художественным вкусом — о последнем свидетельствуют специалисты, изучавшие ее рукоделие.

Окруженная нежной родительской заботой, Ксения расцветала в своих тщательно охраняемых покоях в Кремле, а тем временем царь Борис энергично подыскивал ей заграничного жениха. Сперва он пригласил в Москву принца Густава — единственного сына свергнутого шведского короля Эрика IV, но благородный принц отказался от брака. Он не захотел поднимать меч против своей родины Швеции и, что самое удивительное, не пожелал бросить свою любовницу — простую краковскую горожанку фрау Катер. Принцу (сочтя его безумным) пожаловали во владение один из городов и оставили его в покое заниматься любимыми науками — алхимией и медициной. Также велись переговоры о браке и с эрцгерцогом Рудольфом, братом австрийского императора Максимилиана; когда же царевне исполнилось двадцать лет, в столицу прибыл еще один претендент — датский принц и герцог Шлезвиг-Голштинский Иоанн. Царевне, тайно смотревшей на жениха через смотровое окошко, он понравился, но семейное счастье не состоялось. Иоанн заболел и скоропостижно скончался, горько оплаканный Ксенией, страдания которой нашли свое выражение в творчестве: царевна написала песню-плач о безвременно ушедшем женихе. Несчастная Ксения тогда и не догадывалась, что главные испытания ее жизни впереди и другие женщины составят свои плачи уже по ее загубленной судьбе.

И действительно, дальнейшая судьба царевны Ксении Годуновой могла бы лечь в основу трагедии. Своими глазами видев убийство матери и брата, она стала трофеем их убийцы (Федор и Мария Годуновы были убиты по личному приказу Лжедмитрия), который, по словам летописца, «осквернил ее чистый девичий чертог». Попросту говоря, Отрепьев изнасиловал царевну и сделал ее своей любовницей. Но одной царевны ему было мало: пленитель Ксении, называвший себя наследником Ивана I розного, проявлял себя как истинный «сын» этого царя, лишь «растлевая многих юных девиц и отроков». После свержения самозванца тридцать беременных монахинь московских монастырей назвали виновником своего несчастья именно его. Возможно, что некоторые из них проявили находчивость и свалили на Лжедмитрия свои собственные прегрешения, но имеются и другие свидетельства его распутства: по словам голландца Исаака Масса, Отрепьев был и героем, и воином, и распутником, ибо каждую ночь растлевал новую девицу. Главными «сводниками» Лжедмитрия были глава его тайной полиции Петр Басманов и Петр Молчанов. В их компании самозванец предавался самому безудержному разврату. Денег на обольщение не жалели, а если это не помогало — в ход шли насилие и угрозы. Женщин приводили тайно, ночью, и они исчезали в бесчисленных лабиринтах выстроенного Лжедмитрием нового дворца.

В этот дворец, возвышающийся над кремлевскими стенами, в обитые бархатом и парчой покои и привозят Ксению. Там Отрепьев проводит с ней целых пять месяцев, возвращаясь к царевне после самых бурных любовных приключений. — Заговорили о том, что он полюбил Ксению, но как относилась к нему она сама? Лжедмитрий был некрасив, мал ростом и рядом с высокой и статной Ксенией он, вероятно, производил весьма жалкое впечатление. С другой стороны, помимо присущего многим авантюристам обаяния, в нем было еще и обаяние на редкость талантливой личности. Отрепьев был настолько образован, что его русские современники приписывали это помощи темных сил, он щегольски одевался, а его дар убеждения был просто феноменален. И все же надругательство Лжедмитрия над Ксенией не нравилось боярам, как бы они ни относились к ее отцу. Кроме того, серьезная связь с русской царевной могла лишить Отрепьева поддержки польских войск. И когда отец его официальной невесты, полячки Марины Мнишек, сандомирский воевода пан Юрий предписывает будущему зятю отослать Ксению, Лжедмитрий выполняет это. Царевну постригают в монахини под именем Ольги и отсылают в далекий монастырь. По некоторым слухам, там она родила сына от Лжедмитрия.

А затем с ней удивительным образом повторяется судьба Марии Нагой: царевна-инокиня, которой было предназначено исчезнуть в монастырской тиши, с почетом возвратится в Москву. Лжедмитрий I был убит почти сразу же после свадьбы с Мариной Мнишек, новый царь Василий Шуйский повелел объявить его самозванцем и привезти из далекого заточения Ксению, чтобы та могла присутствовать на перезахоронении останков своих близких. Царевну провезли по Москве в открытой карете за гробами отца, матери и брата, которых похоронили в Троице-Сергиевой лавре. Дивная красота Ксении трогала мужские сердца, а женщины от всего сердца сочувствовали ее слезам. Казалось, что царевна обезумела, вновь переживая гибель своих близких, и народ, сочувствуя горю дочери царя Бориса, прощал тому его реальные и мнимые грехи. После перезахоронения останков своих родных Ксения поселилась в находящемся неподалеку от лавры Подсосенском монастыре, терпя вместе со всеми нужду и голод военного времени. Когда в Россию вторглись интервенты и польские войска осадили монастырь, она была там, ухаживая за больными и ранеными.

А вот монахиней Ксения-Ольга была не самой усердной: она горько оплакивала свою неудавшуюся жизнь и «невозможность на добрых молодцов посмотреть», отсылая тетке в Москву письма с просьбами «отписать о московском житье все доподлинно». Но монастырская жизнь была прервана вовсе не так, как хотела Ксения. Ей вновь пришлось пережить жестокие унижения. Во время осады Новодевичьего монастыря, куда ее перевели, «жизнь продолжилась до того бесславия, что когда весь царский город был в осаде, она, заключенная вместе с прочими, пережила всякое бесчестие, нужду и недостатки и даже до того, что и руки иноплеменных врагов отца ее, униженную, осязали. Прочее промолчу!» — писал позднее летописец. И как минимум в одном он лукавил: «осязали» царицу-монахиню руки не «иноплеменных», а казаков во главе с атаманом Иваном Заруцким, хотя унижение Ксении от этого никак не становилось меньше. Она умерла в монастыре 30 августа 1622 г. в возрасте сорока лет и была похоронена по собственному завещанию в Троице-Сергиевой лавре, рядом с родителями. До наших дней дошли великолепные образцы ее рукодельных работ, крошечная туфелька и песни-плачи, записанные англичанином Ричардом Джемсом. А в народе осталась память «о засаженной в решетчатый сад малой птичке, белой перепелке».