Женское счастье (СИ)

Глава 24

Даниэла

Я Крыжевского-старшего не встречала ни разу. Сестра меня не тянула туда, где самой приходилось несладко. Но я сейчас сама разбита и уничтожена. Не знаю, что делать с таким горем, как у него.

Поэтому всё же замираю. Мужчине чуть за пятьдесят, но он выглядит очень хорошо. Как представитель противоположного пола. Никакой обрюзглости и неряшливости. Только черные круги вокруг глаз, сжатые крепко губы и стиснутые в кулаки руки выдают его состояние.

— Не понимаю о чем, — я слишком потеряна, что взваливать на себя чужое горе.

Влад был плохим человеком. Он причинил моей сестре много боли. Я не знаю, как относиться к тому, что он умер. Жалеть не получается. Радоваться совесть не позволяет.

— Давайте выйдем ненадолго. Я знаю, что вы не при чем. Но вы единственный родной человек, который остался у сестры. И вас она должна послушать, — от мужчины исходят волны превосходства.

И я знаю, что мне не нужно с ним идти. Но выхожу на улицу. Он кивает на автомобиль, припаркованный во дворе больницы. Кругом ходят люди. А ему, видимо, нужно уединение.

— Даниэла, у меня погиб единственный сын, — начинает он, как только мы оказываемся в салоне.

Я непроизвольно поджимаю губы. Он это замечает. У него вообще очень умный и внимательный взгляд.

— Я знаю, каким он был. И знаю, что у вашей сестры был миллион причин для обид. Но вы должны убедить её оставить ребенка, которого она ждет, и не делать глупостей.

Разговор ставит меня в тупик.

— Она ведь на сохранении?! — нерешительно произношу, закусываю нижнюю губу зубами.

Мне достается снисходительный взгляд.

— Её сюда привезли с кровотечением. Она требовала сделать чистку.

У меня пропадает дар речи. Из телефонного разговора с Жасмин я решила, что она передумала.

На мой изумленный взгляд Крыжевский утвердительно кивает.

— Мне пришлось задействовать свое влияние, чтобы не случилось непоправимого. Я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы этот ребенок родился. Но чрезмерно давить на беременную женщину мне бы не хотелось. Помогите мне… — он просит. Реально просит о помощи.

— И своей сестре — тоже. Жених расторг помолвку. Родить этого малыша ей будет выгодно. Я ее не обижу.

Трясу головой. Сумасшедший мир, где все продается и покупается. Даже нерожденные.

— Давайте не будем торговать детьми. Тем более теми, которых еще нет. Это как-то вообще за гранью. С сестрой я поговорю. Думаю, что она прислушается. Вчера она, скорее всего, была в шоковом состоянии. Что бы она не говорила, а Влада она любила…

Мои слова повисают в воздухе. Но то, что я сказала — правда. Пусть это была странная любовь. Но, как оказалось, в любви нет правил и границ. Это только чувство.

— Что у вас с лицом? — от этого вопроса я вздрагиваю.

Я надеялась, что то, что меня ударили — незаметно. Похоже, надеялась я напрасно.

— Ничего, — тихо бурчу и дергаю ручку дверцы, пытаясь выбраться наружу.

Антон Павлович выходит следом.

— Даниэла, я не хочу быть подонком. Но буду им, если придется.

Киваю, что поняла. Что мне ему еще сказать? Я была против аборта и не верила, что Жасмин удастся провести Славу. Вернее его мать.

В каком состоянии сестра сейчас, я могу лишь гадать.

— Я пойду, — озвучиваю очевидное.

— Если вам нужна помощь, я готов помочь, — я передергиваю плечами на этих словах Крыжевского.

— Ничего не нужно. Спасибо.

Он не идет за мной. И это заставляет меня чувствовать облегчение. Сейчас моя собственная ситуация отходит на второй план. Я очень хочу, чтобы у Жасмин всё наладилось. Если отбросить розовые очки, противостояние с Крыжевским она не потянет. А вот плюсов от того, что она пойдет ему навстречу, может быть много.

И как бы там ни было, я не хочу, чтобы она убивала собственного ребенка. Малыш ни в чем не виноват.

Сестра в одноместной палате. Стучусь, заглядываю внутрь.

— Жас? — зову по имени, потому что она лежит на кровати с закрытыми глазами.

Не спит.

Сразу же открывает их.

— Привет. Этого видела? — голос у нее слабый. Вид бледный.

— Кого? — переспрашиваю.

— Антона Павловича.

— Видела.

Я подхожу ближе и собираюсь разбирать сумки, но Жас ловит меня за руку.

— Что с лицом?

Чувство стыда усиливается до размера небоскреба.

— Кто тебя? — её голос звенит от негодования, — Только не ври!

Я и не собиралась.

— Демьян.

— Почему?! — мое лицо само говорит о том, что я наделала.

— Зачем, Дань? Ты же правильная…

— Не настолько, — прерываю я сестру. И перевожу тему, — Жас, я тебя не послушала, когда ты была права. Послушай ты меня. Не конфликтуй с Крыжевским и оставь ребенка.

— Нажаловался? — она хмурится. Потом насупленные брови разглаживаются, — Я… Он прав, конечно. Я вчера не в себе была. Как будто с ума сошла. Влад… погиб… Слава узнал, что не от него беременная. Потом живот заболел. Мне стало страшно. Я привыкла быть свободной. Ребенок свяжет меня по рукам и ногам. Но с Антоном Павловичем тягаться — это как на еже голой жопой пытаться ехать. А может и хуже. Я не настолько безбашенная.

— Но вчера была… — замечаю тихо.

— Ты тоже, — отвечает она.

— Я — тоже, — соглашаюсь с ней.

И обещаю себе, что впредь буду думать головой. Слишком всё ненадежно в этом мире. Даже то, что кажется незыблемым.

— Обними меня, — просит Жасмин.

И я устраиваюсь у нее под боком, глажу по волосам. А она плачет. Я знаю, о ком. И она знает. Но исправит ничего уже нельзя. Да и раньше было невозможно. Влад не хотел жить иначе.

Я провожу у сестры много времени и возвращаюсь домой, когда начинает темнеть. Иду загруженная. И голова опять болит. Не сразу замечаю, что меня ждут.

Герман. С цветами.

Это внезапно выводит меня из себя. Зачем он здесь? Один уже объяснил, что такой, как я, цветов не дарят. И Герман думает также. Просто не наигрался.

Но я — человек. Не вещь, не игрушка, не свежее мясо…

— Зачем ты здесь? — произношу сухо.

— Привет, зай, — пытается он смягчить встречу.

Но это бесполезно. Мне с ними не по пути. Ни с Демьяном. Ни с Германом.

— Я — не зая! — отрезаю гневно, — Я благодарна тебе за помощь, Герман. Но ты мне не нужен. Я не встречаюсь с женатыми мужчинами, живу в соответствии с со своими принципами и не играю в ваши игры. Я ошиблась. Не хотела отпускать Демьяна. Думала… Неважно впрочем. Однако ты был лишним тогда. Ничего не поменялось теперь.

— Даже так? — тянет мужчина протяжно.

— Ступай к жене! — выпаливаю я.

А он делает несколько шагов ко мне.