99

— Итак? — спрашивает Летти.

— Итак, что? — говорит Тони.

Не прерывая своей чечетки.

На пареньке обычный костюм вьетнамских гангстеров — черные «левайсы», черные сапожки с отворотами, черная кожаная куртка. Сколько у нас на градуснике? Семьдесят в тени? Черная кожаная куртка в августе…

Летти это не нравится.

Ты же мне звонил!

— Насчет Трана и До.

— Серьезно?

— Они работали на русских, — шепчет Тони.

— Так, — говорит Летти. — Тоже мне открытие.

— Нет, — говорит Тони, — они работали на тех самых русских.

Тут уже Летти навостряет уши.

— Как это они вышли на эту банду?

— Ну, может быть, через машины, которые мы для них делаем… — говорит Тони.

— Вот как?

— Ну, короче, — говорит он, как бы уходя от разговора на более общие темы, — Тран и До выполняли одно поручение этих русских. Двое русских пришли и сказали, что им нужны люди и грузовой фургон.

— Для чего?

— Подогнать фургон, забрать груз в одном доме, отвезти по адресу, а фургон похерить.

— Что за груз? — спрашивает Летти. — В каком доме забрать? Куда отвезти?

— Они с парнями поговорили, потом позвонили и оставили адрес.

— Какой?

— Блафсайд-драйв, тридцать семь.

Летти чуть не падает. В ночь убийства Памелы двое пропавших потом вьетнамцев из криминогенных слоев забирают из ее дома какой-то «груз»!

— Так вот, они угнали грузовой фургон «Разборной мебели Паладина», в ту же ночь поехали по адресу и не вернулись. Теперь вы знаете столько же, сколько и я, и больше ни о чем не расспрашивайте.

— Что это были за люди?

— Не знаю, — скулит парень, — новые какие-то, не те, что всегда.

— А есть и «те, что всегда»?

— Были те, кто пригоняли к нам машины, — говорит Тони, — были те, кто за деньгами приходили. Но эти были другие.

— Узнаешь их на фотографиях?

Тони качает головой:

— Так не пойдет, леди. Нет уж, выдавать их я ни под каким видом не стану. Сколько бы вы на меня ни жали.

— Ну так опиши их.

— Один длинный, худой. Другой большой и жирный. Одет слишком ярко.

— Больше ты их не видел?

Тони качает головой.

Очень уж решительно качает и чересчур быстро, думает Летти.

— Может, слышал о них что?

— Нет.

— Не ври мне, гаденыш.

— Я не вру.

— И не скули, — говорит она. — Мне это на нервы действует. Что они тебе сказали? Чтоб молчал в тряпочку?

— Да что-то вроде этого, — бормочет Тони. — Не говорите Дяде Нгуену.

— А знают они, что я тут страху на вас нагнала?

— Знают, — хмуро бросает паренек. — Кто ж не знает!

— Попал ты в переплет.

— И все из-за вас.

— И тем не менее, — говорит Летти, — делать нечего. Добудешь мне этих двоих.

Секунду Тони словно обдумывает ее слова. Затем говорит:

— Посмотрим, что из этого выйдет.

— Ага, посмотрим, — говорит Летти.

Паренек уже знает, что́ из этого выйдет. Что эту слишком уж догадливую вот-вот замочат.

И он говорит:

— Дайте мне минуты две форы. Не хочу, чтоб меня с копом видели.

— Здесь? — смеется Летти.

Здесь нет ничего, кроме холмов, сухой травы и скал.

— Да где угодно, — говорит Тони и начинает спуск по тропе.

Мысли Летти мчатся, обгоняя друг друга. Она узнала, что исчезновение вьетнамцев как-то связано со смертью Памелы и пожаром. А Ники Вэйл как-то связан с русской мафией. А в ночь пожара от дома Вэйлов отъехал грузовик с каким-то грузом.

Эти мысли занимают ее на обратном пути.

Она погибла.

Потому что поджидающий ее стрелок уже изготовился.

Голова ее опущена, она целиком погружена в свои мысли, но ее заставляет поднять голову поблескивание какого-то металлического предмета, хотя ничего металлического поблизости быть не должно.

Она поднимает взгляд и видит дуло пистолета и очерк лица над силуэтом фигуры.

Она кидается на землю, больно ударяясь о сухую красную глину. Неловко падает, чувствуя, как немеет плечо от удара о землю. Но она успевает вытащить пистолет и видит, как нападающий опускает руку вниз, целясь в нее, уже лежащую. И она целится чуть правее этой руки и выпускает две пули: «бах, бах» и еще две, и двумя первыми пулями простреливает ему грудь, и двумя другими — голову, так что с одним покончено.

Но тут к ней бросается другой.

Летти кричит:

— Брось его, он мертв! — и крепче сжимает оружие, стараясь унять дрожь в руке на случай, если придется выпустить последние пули. Но тут горизонт начинает мельтешить, делая бестолковые круги и кувырки перед глазами, и взгляд ее устремляется в голубое небо, и, благодарение Madré Maria,[27] она жива, и потом все поглощает черная пустота.

Последнее, что она слышит, это крик парня:

— Мать твою растак, сука!

И он убегает.

Летти лежит на грязной глине, локоть как чужой и зверски болит.

Но она понимает, что боль — это хорошо по сравнению с альтернативой.

Загрузка...