Надо сказать, что в русской ментальности происходит путаница между порнографией (в смысле текстов и книг) и порнокинематографией (фильмами). Разница, меж тем, велика, и бытование этих индустрий совершенно различно.
Не говоря уж о том, что между ними стёрта всякая грань.
У каждого своя цепочка ошибок. Меня, к примеру, Советская власть приучила меня к тому, что «Барбарелла» — непристойный фильм, практически порнография. С этим знанием я прожил много лет, а потом, в начале девяностых посмотрел-таки «Барбареллу».
Но дело в том, что порностудии очень часто снимают дорогие костюмные фильмы «по мотивам» блокбастеров. И вот увидел я не исходный фильм с Джейн Фондой, а настоящее порно, считая его оригиналом. «Прав был парторг, стриптиз — отвратное зрелище», как говорилось в одном советском анекдоте.
Но вот книжная порнография, оставшаяся как бы в тени кинематографической, продолжает жить и развиваться.
Один из лучших образцов стиля, предвестника нового русского языка, я наблюдал в одной странной книге. Её много лет назад подарил мне мой товарищ, что торговал тогда книгами в метро, и вот, принёс в Калитниковские бани образцы продукции. Впечатление от неё было ошеломляющее.
Оказалось, что большая часть этих книг — натуральные порнографические романы, размноженные чуть ли не на гектографе.
Был среди них, например, некий Марк Ренуар с книгой «Валенсия». Почему так она называлась неизвестно, ни одной женщины по имени Валенсия мы там не обнаружили, но слог (сразу же, на первой странице) поражал: «парочки довольно скромно любезничали, пользуясь полусумраками».
Полусумраки — вот было открытие стиля.
Вокруг порнографии, впрочем, уже вырос целый язык — не в последнюю очередь за счёт того, что её переводили автоматическими переводчиками. Как-то я прочитал в одном переводном рассказе чудесный диалог между героями: «Что случилось? — спросил я» — «Не притворяйся глухим», — сказала она. — «Дай мне кредит на ломку льда между нами».
По-моему, абсолютно гениальный диалог.
Это также пространство для фрейдистских ослышек — помню, как мне пришёл порноспам (в нём были заголовки порнороликов). Когда я прочитал очередной, то восхитился: «Электрик жарит яичницу». Я прямо порадовался за этих людей, но что-то меня остановило, и я прочитал строчку снова. Там всё же было написано «Электрик жарит посетительницу». (Тут неловкая ошибка — потому что, скорее всего, электрик — сам посетитель, но это уже не так важно).
Много лет спустя (если продолжить тему стиля и языка), прогрессивная общественность защищала писателя Сорокина, которого ретрограды обвиняли в порнографии.
Тогда мне прислали текст первой экспертизы, где написано, что у Сорокина нет порнографии.
Это было впечатляющее чтение: «В рассказе «Свободный урок» где завуч демонстрирует гениталии школьнику, эта сцена призвана пародийно подчеркнуть неисчерпаемость природы, невозможность ограничить процесс её познания какими-то рамками, в том числе и школьными».
Писал всё это человек в общем-то известный — Б. В. Соколов, доктор филологических наук. Ещё там было: «Также использование ненормативной лексики в рассказах относится исключительно к речи персонажей и призвано передать особенности реального разговорного языка».
Я тогда вспомнил отчего-то цитату из того самого порнографического романа, что читал в бане: «Когда я узнал, что недавно открытый в нашем городе центр охраны детского здоровья используется как место для съемок детской порнографии, я сразу же записался туда работать на общественных началах».
Извините, если кого обидел.
11 марта 2015