Живые. История спасшихся в Андах

1

Тринадцать человек, надев самодельные солнцезащитные очки, наблюдали за восхождением Паррадо, Канессы и Висинтина. В первый день это было несложно, но на второй день они превратились в едва заметные точки на заснеженном склоне. Ребята надеялись, что их товарищи достигнут вершины к полудню или хотя бы до заката, но к следующему утру участники экспедиции преодолели лишь половину пути, и это очень огорчало оставшихся в «Фэйрчайлде». К вечеру второго дня трое скалолазов добрались до полосы сланцевых пластов и исчезли из вида.

В то же самое время из-за горной вершины показался самолет. Ребята уже собрались подать летчикам сигнал бедствия, но самолет развернулся и полетел обратно на запад.

Теперь они могли только молиться за горовосходителей и решать свои злободневные проблемы. Главной из них стала нехватка пищи. Рядом с фюзеляжем удалось откопать всего несколько тел. Фито подумал, что пришла пора подняться в гору, чтобы разыскать тела тех, кто выпал из лайнера, когда от него откололся хвост. С каждым днем на склоне появлялось все больше проталин, поэтому трупы следовало найти и засыпать снегом, пока они не начали гнить.

Сербино, который почти двумя месяцами ранее поднимался в гору и по пути обнаружил тела погибших, согласился сопроводить туда Фито, и оба добровольца выступили в поход ранним утром 13 декабря. Поверхность снега была еще твердой, и ребята быстро продвигались вперед. Экипировались они лучше, чем Сербино, Маспонс и Туркатти в первом походе, к тому же оба были более опытными спортсменами. Во время передышек парни смотрели на «Фэйрчайлд» внизу, высившиеся за ним скалы и уныло оглядывались по сторонам. Чем выше они поднимались, тем больше гор попадало в их поле зрения. Эти горы, покрытые снегом, казались необычайно высокими. Становилось очевидным, что лайнер разбился не в предгорьях Анд, как всем хотелось надеяться, а в самом их сердце. В таком случае, спрашивали себя путники, каковы же шансы у Канессы, Паррадо и Висинтина добраться до Чили через этот непреодолимый природный барьер? Ближайшее человеческое жилье наверняка находится за много миль[94] от места падения лайнера, а участники экспедиции взяли с собой паек, рассчитанный всего на десять дней пути.

— Возможно, придется снарядить еще одну экспедицию, — сказал Фито. — На этот раз с более солидным запасом пищи.

— И кто войдет в ее состав? — спросил Сербино.

— Мы с тобой и, вероятно, Карлитос или Даниэль.

— Может быть, спасатели найдут нас раньше.

Они остановились и посмотрели на «Фэйрчайлд». Белый фюзеляж растворился на фоне снега; самыми заметными с такого большого расстояния предметами были кресла, одежда и разбросанные на снегу кости.

— Кости лучше оставить на месте, — заметил Фито. — Только их с высоты и видно.

Спустя еще два часа искатели наткнулись на вельветовый пиджак с шерстяной подкладкой и поняли, что достигли места, где могли находиться тела. Фито поднял пиджак, отряхнул от снега и надел на себя поверх свитера.

Пройдя еще немного, они увидели мертвеца, лежавшего навзничь в снегу. Фито угадал в нем Даниэля Шоу. Парня сразу охватили противоречивые чувства: он нашел еду, которую искал, но едой было тело его двоюродного брата, и от этой мысли становилось не по себе.

— Пошли. Может, еще кого-нибудь найдем, — предложил он Сербино.

Юноши продолжили утомительное восхождение по рыхлому снегу, но, добравшись туда, где, по прикидкам Сербино, находились остальные тела, не увидели ничего, кроме обломков самолета. На одном из них, достаточно большом, можно было перемещаться, как на санях. Фито, понимая, что долг перед товарищами не оставляет ему выбора, взял эти «сани» и направился к телу кузена.

Окоченелый труп положили на изогнутый кусок металла и закрепили при помощи швартовочных ремней, взятых из багажного отсека. Фито сел на одну из подушек, служивших ему снегоступами, и привязал к саням. Отталкиваясь пятками от наста, парни заскользили на своем снегокате по склону.

Самодельное средство перевозки трупов оказалось более эффективным, чем они ожидали. Сани быстро набрали скорость и понеслись во весь опор. Сербино, устроившийся позади мертвеца, управлял ими при помощи пяток, с трудом лавируя между лежавшими на снегу булыжниками. Сани словно направляла чья-то невидимая рука, уводя их от столкновений с камнями. Достигнув уровня фюзеляжа, Фито погрузил ногу в снег, и сани плавно затормозили.

Выбранный маршрут спуска оказался не очень точным: путники очутились на другом краю долины. Наст уже растаял, а они так умаялись, что решили не тащить тело к самолету, а забросать его снегом и вернуться за ним позже. Ребята принялись копать руками яму в снегу и заметили спешивших в их сторону Эдуардо, Фернандеса, Альгорту и Паэса.

— У вас все нормально? — прокричал Фернандес.

Фито и Сербино промолчали.

— Мы думали, вы себя угробите. Вы на такой бешеной скорости неслись с горы!

Ответа снова не последовало.

— Нашли что-нибудь?

— Да, — сказал Фито. — Мы нашли Даниэля.

Фернандес молча посмотрел на двоюродного брата. Вместе они вернулись к «Фэйрчайлду», а наутро, когда на поверхности снега образовалась прочная наледь, пришли к яме забрать тело. У фюзеляжа Фито попросил встречающих положить труп Даниэля Шоу рядом с телами, которые все договорились разделывать в последнюю очередь. Никто не возражал.

Паэс и Альгорта отправились в гору на поиски еще одного тела. Среди камней они нашли женскую сумочку, извлекли тюбик с помадой и начали обильно мазать потрескавшиеся и покрытые волдырями губы, глядя в зеркальце пудреницы.

— Знаешь, что подумают спасатели, если найдут нас сегодня в таком виде? — со смехом проговорил Карлитос, глядя на размалеванное лицо Альгорты. — Наверняка решат, что из-за долгого воздержания мы превратились в буйных гомиков.

Они поднялись выше и обнаружили чей-то труп. Кожа лица и рук почернела под солнечными лучами. Глаз не было: их выжгло солнце или выклевали кондоры. Солнце припекало, и снег начал таять. Ребята запорошили тело снегом и отправились к самолету.

На следующий день Альгорта вернулся туда с Фито и Сербино. Они сразу начали разрезать труп на куски, посчитав, что так будет легче доставить его в «Фэйрчайлд». Мясо и жир положили в регбийные гетры, несколько кусков съели, чтобы восстановить силы, затраченные на восхождение, и в половине десятого утра, не доведя работу до конца, отправились в обратный путь. Фито и Сербино тащили полные рюкзаки. Альгорта на плече нес руку трупа, а за поясом топор.

Когда они добрались до самолета, их взорам предстало невероятное зрелище. Все их товарищи столпились возле креста, выложенного на снегу из предметов багажа, и смотрели в небо. Некоторые обнимались, кто-то громко молился. Панчо Дельгадо, упав на колени, прокричал:

— Гастон, бедный Гастон! Как бы я хотел, чтобы он дожил до этого дня!

Даниэль Фернандес стоял в самом центре креста, приложив к уху радиоприемник.

— Спасатели нашли крест, — объявил он вновь прибывшим. — Мы только что услышали по радио, что они видели его на какой-то горе Святой Елены.

Эта новость несказанно обрадовала вернувшихся из похода. «Какой еще крест, если не наш, можно обнаружить в горах?» — рассуждали они. Все заключили, что горой Святой Елены была, по всей видимости, гора позади них, и остаток утра провели в ожидании спасателей. Все это время Фернандес не отнимал приемник от уха. Он услышал, что вместе с уругвайским «Дугласом С-47» в поисках «Фэйрчайлда» участвуют чилийские и аргентинские самолеты, а аргентинские власти изучают фотографии креста, который, по их предположению, находится на территории Аргентины.

Пока Фернандес слушал радио, Метоль вынес из салона небольшую статуэтку святой Елены, найденную среди вещей Лилианы, и вместе с группой своих юных друзей вознес молитву этой небесной покровительнице всех пропавших без вести. Ревностные католики общины дали торжественный обет: если у них родятся дочери, они нарекут их Еленами.

Юноши ждали появления вертолетов и в полдень услышали доносившийся из-за горы звук, похожий на гул работающих винтов. Они обнялись и запрыгали от радости, но радость оказалась преждевременной. Гул начал ослабевать и вскоре совсем стих, растворившись в безмолвии Анд. Звук, принятый за механический стрекот, на самом деле оказался шумом сходивших с далеких гор лавин.

Когда наступил вечер, все забрались в фюзеляж и попытались вдумчиво во всем разобраться, несмотря на очевидное горькое разочарование. Разве в последнее время какой-либо самолет, откуда можно увидеть один из выложенных ими крестов, пролетал над ними или хотя бы над хвостом «Фэйрчайлда»? И если их обнаружили, то почему не прилетели вертолеты?

На следующее утро — очень рано и на сильном морозе — Фито, Сербино и Альгорта вернулись к оставленному на склоне телу, чтобы отрезать от него последние куски мяса. Парни снова съели чуть больше положенного, ни минуты не сомневаясь, что заслужили это небольшое вознаграждение за свой специфический труд, и наполнили рюкзаки мясом. От тела остались лишь череп, позвоночник, ребра и ступни. Разрубив череп, ребята почувствовали запах гнили и поэтому мозг брать не стали.

2

Утром 15 декабря все сидевшие в выставленных перед самолетом креслах увидели, как что-то стремительно несется вниз по горному склону. Сначала им показалось, что это камень, отколовшийся от скалы из-за таяния снегов, но, когда объект немного приблизился, они угадали в его очертаниях человеческую фигуру и разглядели в ней Висинтина. Издалека могло показаться, что катился он как попало, но на самом деле спуск был управляемым — парень сидел на подушке. Подкатившись к фюзеляжу, он резко затормозил пятками.

Вереница страшных мыслей пронеслась в головах тринадцати человек, пока они смотрели на товарища, с трудом пробиравшегося по глубокому снегу. Некоторые подумали, что либо два других участника экспедиции погибли, либо все они спасовали и решили вернуться и первым оказался Висинтин. Остальные не спешили отчаиваться и надеялись, что путников заметили с самолета, недавно пролетавшего над долиной.

Висинтин подошел к взволнованным приятелям и объяснил, что произошло.

— Нандо и Мускул добрались до вершины. Они пошли дальше, а меня отправили назад, чтобы у них осталось больше провианта.

— А что по ту сторону горы? — спросили ребята, столпившись вокруг него.

— Горы… Горы до самого горизонта. Лично я думаю, что шансов у нас маловато.

И снова выжившие пали духом. Еще одна их мечта — мечта о зеленых долинах за горой — вдребезги разбилась о беспощадную действительность. То, что сказал Висинтин потом, опечалило их еще больше.

— Путь был адски трудным, — вымолвил он. — К вершине мы поднимались три дня. Если им предстоит совершить еще одно такое восхождение, не думаю, что они справятся.

— А сколько времени у тебя занял спуск?

Висинтин рассмеялся:

— Минут сорок пять. Спускаться — не проблема. Вот подниматься…

Он помолчал, а потом добавил:

— Что удивительно, снега меньше не на западе, а на востоке, — он указал в ту сторону, куда спускалась долина, — и Мускул уверял нас, что разглядел там дорогу.

— Дорогу? Где?

— На востоке.

Штраухи покачали головами:

— Это невозможно. Чили на западе.

— Да, верно, — заговорили наперебой ребята, — Чили на западе… Чили на западе.

В полдень разгорелся спор по поводу того, сколько мяса полагалось Висинтину на обед. Ему дали столько же, сколько и остальным, однако он потребовал дополнительную порцию.

— Ты ведь больше не участник экспедиции, — сказал Эдуардо.

— Я знаю, — ответил Висинтин, — но я только что из нее вернулся. Мне нужно восстановить силы… И потом, ел я там совсем мало, потому что отдал весь свой паек Нандо и Мускулу.

Тогда распределители провизии дали ему еще немного мяса, но предупредили, что в дальнейшем продовольственных привилегий у него не будет. Висинтин пошел вокруг самолета с подносом, подбирая все легкие, какие удавалось найти. До этого легкие выбрасывались (за исключением одного случая, когда Канесса принял их за печень), и никто даже не считал нужным засыпать их снегом, поэтому они начали гнить под солнечными лучами и покрываться плотной кожистой пленкой.

Юноши наблюдали за тем, как Висинтин поднимает легкие и раскладывает на своем участке крыши.

— Неужели ты собираешься их есть? — спросил кто-то из приятелей.

— Да.

— Но ты же можешь отравиться!

— Вовсе нет. Мускул сказал, что от них тоже есть польза.

Висинтин на виду у всех отрезал несколько ломтиков от сгнивших легких и съел их. Увидев, что хуже ему не становится, некоторые смельчаки решили рискнуть и последовать его примеру. Этот шаг был обусловлен скорее стремлением испытать новые вкусовые ощущения, нежели нехваткой пищи, ведь тающий снег уже начал обнажать останки погибших во время и сразу после авиакатастрофы. Таких трупов насчитали десять. Пять из них договорились есть только в случае крайней необходимости. Один они почти полностью разделали до схода лавины, но оставшиеся четыре, не считая тел пилотов, по-прежнему сидевших в кабине, прекрасно сохранились в снегу и могли обеспечить общину пропитанием еще на пять-шесть недель. В телах первых жертв авиакатастрофы было больше мяса, причем лучшего качества, чем мясо погибших в последующие недели.

Неожиданные «плоды» таяния снегов могли пробудить в наименее дисциплинированных обитателях «Фэйрчайлда» желание ослабить режим жесткой продовольственной экономии, но Штраухи понимали, что, вероятно, потребуется снарядить вторую экспедицию и обеспечить ее провиантом для гораздо более долгого пути, чем тот, что, как они сначала полагали, предстояло проделать Канессе, Паррадо и Висинтину. Кузены выкопали в снегу две ямы: в одну снесли тела, которые договорились пока не трогать, в другую — трупы, подлежащие разделыванию по мере необходимости.

Теперь уже не было нужды есть гнилые легкие и внутренности покойников, выпотрошенных несколькими неделями ранее, но половина общины продолжала включать их в свой рацион. Парни чудовищным волевым усилием заставили себя есть человеческую плоть вообще, но, питаясь ею регулярно, смогли пробудить в себе аппетит. Инстинкт выживания стал безжалостным тираном, властно требовавшим от них, чтобы они не просто ели мертвых друзей, но еще и привыкли к такой пище.

Наверное, самым парадоксальным примером в этом отношении был утонченный интеллектуал-социалист Педро Альгорта. В отличие от большинства товарищей, Педро не происходил из фермерской среды, но именно он одним из первых начал оправдывать поедание тел погибших, сравнивая его с вкушением тела и крови Христовых во время причащения. И вот теперь, когда был найден труп, от которого не так давно впервые отрезали куски мяса, Альгорта с ножом в руке сел на подушку и отделил гнилую и пропитавшуюся влагой плоть, оставшуюся на плечах и ребрах. Выжившим по-прежнему нелегко было заставить себя есть то, что явно выглядело как часть человеческого тела, например руку или ступню, но выбора не было.

В разгар дня куски мяса, разложенные на крыше «Фэйрчайлда», превращались в нечто похожее на жаркое. Снег стаял почти до самого основания фюзеляжа, и теперь забираться на крышу стоило немалого труда. Ребята опасались, что самолет опрокинется. Со скал в долину начали скатываться камни, ранее удерживаемые на месте тяжелой массой снега. Было по-весеннему тепло, вокруг пробуждалась жизнь. Над самолетом пролетели несколько ласточек, и одна из них села на плечо кого-то из парней. Он попытался схватить ее, но не смог.

Напряженное ожидание спасателей не лучшим образом сказывалось на психологическом климате в общине. В глубине души каждого ее члена шла борьба между надеждой на успешный результат похода Канессы и Паррадо и более реалистичным намерением подготовить вторую экспедицию, которой предстояло отправиться в путь 2 или 3 января.

Всем не терпелось выплеснуть накопившееся раздражение, и вскоре подходящий повод представился. На полу салона обнаружился смятый тюбик из-под зубной пасты, являвшийся общим достоянием обитателей «Фэйрчайлда», — каждый во время еды получал по одному мазку пасты на десерт. Под подозрение сразу попали Мончо Сабелья и Панчо Дельгадо (только они находились в салоне перед самым обнаружением улики), но неопровержимых доказательств их вины никто не нашел. В ходе расследования выяснилось, что Рой Харли хранил в своих личных вещах еще один тюбик с пастой. Его попросили объясниться, и он сказал, что выменял этот тюбик у Дельгадо на семь сигарет.

— А где ты его взял, Панчо?

— Мускул принес из похода к хвосту и вручил мне, чтобы я отдал Нуме. А когда Нума умер…

— Ты оставил тюбик себе.

— Ну да.

— Почему ты не отдал его коллективу?

— Почему не отдал? Не знаю. Я как-то об этом не подумал.

Случай вынесли на всеобщее обсуждение в виде открытого судебного процесса, и присяжные, в роли которых выступили те, кто пользовался у ровесников наибольшим авторитетом, решили, что Дельгадо не имел права прикарманивать зубную пасту после смерти Нумы и, следовательно, обменивать ее у Роя на сигареты. Суд постановил конфисковать пасту в пользу общины, а самого Панчо обязал возместить Рою понесенные убытки.

Рою вынесли оправдательный приговор, так как бóльшую часть времени, пока тюбик находился у Дельгадо, он провел у хвоста самолета и потому не мог знать, что тот хранил тюбик для Нумы. Дельгадо признали виновным, но все посчитали, что он совершил этот проступок с честными намерениями. Незадачливый ответчик смиренно согласился с вердиктом судей и вернул сигареты Рою (правда, только четыре, ведь часть пасты была съедена). Инцидент предали забвению. Тем не менее кое у кого осталось подозрение, что Дельгадо съел зубную пасту и из второго тюбика. Товарищи не обвиняли его в этом прямо, но высказали в лицо несколько резких замечаний.

Все вполне открыто ухватывали себе лишние куски мяса (Инсиарте во время приготовления пищи), но Дельгадо делал это тайком, а поскольку такая возможность появлялась у него нечасто, он с каждым разом приворовывал все больше. И тогда деловитый Сербино, вжившийся в роль детектива, решил устроить ловушку. Даниэль Фернандес разделывал тело в отдалении от самолета. Сербино получал от него большие куски и передавал, если не клал себе в рот, Дельгадо, а тот — Эдуардо Штрауху, разрезавшему эти куски на мелкие ломтики. Два ломтика не достигли места назначения. Сербино немедленно подал знак Фито повнимательнее присмотреться к Дельгадо и передал Панчо большой кусок мяса. Дельгадо, не подозревая, что за ним наблюдают, тайком положил этот кусок на поднос рядом со своим креслом и вручил Эдуардо кусок меньшего размера.

Сербино коршуном налетел на Дельгадо:

— Как это понимать?!

— А в чем дело? — удивился Панчо.

— Что у тебя на подносе?

— Ты о чем? Об этом куске? О, это порция Даниэля. Он не стал есть сегодня утром.

Сербино с презрением посмотрел на Панчо, сдерживая негодование, повернулся к нему спиной и пошел рассказывать о произошедшем Немцу. Эдуардо оказался менее сдержанным. Он не стал разговаривать с Дельгадо, сидевшим в кресле в нескольких шагах от него, но так громко обругал и обвинил обманщика в воровстве, что тот не мог не услышать его гневную тираду.

— В чем дело? — спросил он Эдуардо. — Ты случайно не обо мне говоришь?

— Надо же, какой догадливый! — кипятился Немец. — У нас уже седьмой раз пропадает еда и каким-то необъяснимым образом оказывается на твоем подносе.

Дельгадо побледнел, но промолчал, а Фито взял кузена за руку и сказал:

— Ладно, брось.

Гнев Немца поутих, но осуждение со стороны кузенов было серьезным наказанием в маленькой общине «Фэйрчайлда». У многих развилась стойкая неприязнь к Дельгадо. Если что-то пропадало, ребята отпускали ехидные шутки в его присутствии, употребляя слова «оппортунист» или «десница Божья». Неприязнью заразился даже Альгорта, который спал вместе с Панчо и помнил, как тот согрел его после схода лавины. Альгорта вовсе не был уверен, что мелкими кражами промышлял именно Дельгадо, но все же поддался общему чувству враждебности и не заступался за него из опасения, что товарищи отвернутся от них обоих. Метоль и Манхино ни в чем не обвиняли Дельгадо, но его единственным другом остался Коче Инсиарте, помнивший, как Панчо отдал ему свое пальто в жестокий мороз и заставил есть мясо и жир, когда из-за своего отвращения к человечине он начал голодать. Все, и не только кузены Штраух, очень любили Коче, поэтому никто не порицал его за дружбу с Дельгадо. Лишь это и спасало незадачливого воришку от полного отчуждения.

Происшествия, подобные конфликту с Дельгадо, отнюдь не способствовали единению членов общины. Шли дни, и по радио все чаще передавали малоутешительные новости. Выяснилось, что обнаруженный в горах крест выложили не выжившие пассажиры «Фэйрчайлда», а аргентинские геофизики из Мендосы. Вертолеты ВСС перестали вылетать в район поисков. Лайнер продолжал искать только уругвайский «Дуглас».

В один из дней над долиной разнесся гул турбин. И опять — как в тот раз, когда радиоведущий сообщил о найденном в горах кресте, — ребята испытали невероятный душевный подъем, начали радостно кричать и молиться, однако спустя какое-то время насторожились и замолчали, напрягая слух. Гул то затихал, то усиливался. Самолет не был виден, но по звуку двигателей заключили, что он методично облетает район поисков, сужая его периметр. Юноши сразу же приготовили все имеющиеся в их распоряжении вещи самых ярких цветов и, понимая, что сверху легче всего заметить какое-нибудь движение, приступили к выполнению обычных в таких случаях действий: самые крепкие и здоровые стали бегать по кругу одновременно в двух местах, а хромые и слабые, выстроившись в шеренгу, замахали руками. Чтобы всем было понятно, куда бежать и где стоять, на снегу выложили ориентир из костей — прямую линию с кругами на обоих концах. Вожделенный шум нарастал до самого вечера. К ночи он смолк, и юноши легли спать в приподнятом настроении, убежденные, что на следующий день поиски возобновятся с того места, в котором были прекращены накануне. Ночью, как обычно, они молились о спасении и о том, чтобы экспедиция добралась до цивилизации раньше, чем экипаж самолета найдет оставшихся в «Фэйрчайлде» людей. Своеобразным откликом на их молитвы стало сообщение, прозвучавшее наутро по радио: у «Дугласа С-47» уругвайских ВВС опять возникли проблемы с двигателем, и он не смог вылететь из Сантьяго.

Прошла уже неделя с тех пор, как Канесса и Паррадо отправились в экспедицию. До Рождества оставалось всего несколько дней. Мысль о том, что праздновать придется в горах, угнетала многих. Не очень расстраивался по этому поводу лишь Педро Альгорта, с замиранием сердца ожидавший подарка в виде гаванской сигары, — именно такой презент ребята договорились преподнести себе на праздник. Остальных перспектива встречать Рождество в Андах повергала в мрачнейшее уныние. Даже Фито, который вместе с Сербино поднимался в гору и видел окружающий их долину пейзаж, сомневался, что Паррадо и Канесса сумеют выйти к людям. Он обсуждал с Паэсом, Сербино и своими кузенами необходимость отправить в горы еще одну группу, но уже не проявлял того оптимизма и воодушевления, какие владели им при подготовке первого дальнего похода. Все задавались вопросом: если их чемпионы Паррадо и Канесса не сумеют осуществить задуманное, на что тогда может рассчитывать вторая экспедиция?

В течение всего утра от этих пессимистичных мыслей молодых людей отвлекала работа — нарезка мяса. Когда же они поели и забрались в фюзеляж на послеобеденный отдых, настроение снова упало. Не хотелось ни работать, ни спать. В ожидании вечерней прохлады все молча лежали в салоне, вдыхая спертый воздух. Манхино думал о Канессе. Метоль, заливаясь слезами, читал письмо, которое Лилиана написала детям.

В три или четыре часа пополудни все обычно выходили из фюзеляжа. Эти последние часы перед наступлением темноты были самыми приятными. Труженики старались сосредоточиться на каком-то конкретном занятии, например на срезании мяса с костей или растапливании снега, и за работой ненадолго забывали о своем бедственном положении. Затем, когда солнце скрывалось за горной вершиной на западе, они поднимались чуть выше по склону и курильщики, усевшись на подушки, закуривали на закате свой последние сигареты. В такие минуты они были почти счастливы.

Обычно юноши говорили друг с другом о чем угодно, но только не о доме и семьях, однако вечером 20 декабря оба Штрауха и Даниэль Фернандес невольно вспомнили, как чудесно они все вместе отмечали Рождество в предыдущие годы. Немецкая кровь брала свое, и трое братьев с невыносимой болью осознавали, что в этот раз они не смогут встретить святой праздник в кругу семьи. Впервые за много дней горькие слезы текли по щекам не только Эдуардо и Даниэля, но и Фито.