Живые. История спасшихся в Андах

1

История спасения молодых уругвайцев, десять недель боровшихся за выживание в суровых Андах, обладала достаточным зарядом сенсационности, чтобы заинтересовать газеты, радиостанции и телеканалы всего мира, а когда разнеслась молва о том, что ребята выжили благодаря поеданию человечины, журналисты пришли в неистовство. Эта новость публиковалась в газетах и обсуждалась в радио- и телеэфире почти всех стран мира, кроме одной (что весьма показательно) — Уругвая.

В уругвайской прессе, безусловно, тоже появились сообщения об обнаружении «Фэйрчайлда» и спасении части пассажиров. Когда слухи о каннибализме просочились в редакции столичных газет, их восприняли скептически и решили не предавать огласке. В то время в Уругвае не было цензуры, за исключением запретов на любые упоминания «Тупамарос», и решение уругвайских журналистов дождаться возвращения в Монтевидео соотечественников и в первую очередь выслушать их рассказы о том, что приключилось с ними в горах, объяснялось сдержанностью, обусловленной патриотическим настроем.

Разумеется, некоторым журналистам не терпелось удостовериться в правдивости зловещих слухов, но сделать это оказалось непросто, потому что большинство спасенных все еще оставались в Сантьяго. В канун Рождества в Монтевидео вернулся Даниэль Фернандес. Родители встретили его в аэропорту, отвезли домой и отказались принимать гостей. Однако назавтра весь многоквартирный дом, где проживала семья Фернандесов, уже осаждали друзья и представители прессы, желавшие увидеть Даниэля. В праздничный день держать дверь запертой невозможно, и, впустив одного из друзей, хозяева больше не смогли ее закрыть. Квартиру заполнила толпа репортеров и знакомых, и Даниэль согласился дать интервью.

Когда он сел перед группой представителей СМИ, ему передали записку и попросили прочитать. Это оказалось переданное по телексу сообщение о том, что Даниэль и остальные пятнадцать выживших питались в Андах человеческим мясом.

— Мне нечего вам сказать, — коротко ответил юноша.

— Вы можете подтвердить или опровергнуть эту информацию?

— Я не буду ничего говорить, пока мои друзья не вернутся в Уругвай.

Хуан Мануэль Фернандес тоже прочитал телекс и возмущенно воскликнул:

— Человек, написавший эту записку, — сукин сын! А тот, кто принес ее сюда, — сукин сын вдвойне!

Он уже собрался бесцеремонно указать провокатору на дверь, но кто-то из друзей Даниэля удержал его, и автор записки ушел сам.

Фернандес-старший отвел сына в сторону и сказал:

— Послушай, теперь ты можешь открыто заявить, что все это неправда.

— Это правда, — возразил Даниэль.

Отец изумленно уставился на сына, и на его лице появилось выражение легкого отвращения. Позже он понял, что юноша решился на столь отчаянный шаг по крайней необходимости, смирился с этой мыслью и даже удивлялся, почему она раньше не приходила ему в голову.

2

«Боинг-727» Чилийских национальных авиалиний, нанятый Чарлоне для отправки в Монтевидео выживших в авиакатастрофе и их семей, поручили пилотировать элитному экипажу, который обслуживал самого президента Альенде в зарубежных поездках. Днем, 28 декабря, в аэропорту Пудауэль состоялась волнующая торжественная церемония прощания шестидесяти восьми уругвайцев с чилийцами, чью помощь в организации поисковых мероприятий сложно было переоценить.

В четыре часа пополудни пассажиры поднялись на борт «Боинга», но им пришлось провести на земле еще целый час. Одной из причин задержки вылета стало отсутствие Висинтина, дававшего в Сантьяго интервью; другой причиной была нелетная погода в горах. Чтобы не тревожить пассажиров, члены экипажа сообщили, что на кухне закончился сок и они ожидают пополнения его запасов.

Приехал Висинтин и занял свое место в салоне, но диспетчеры по-прежнему не давали «Боингу» разрешения на взлет. Юноши, пристегнутые к креслам, заметно нервничали. Далеко не все хотели возвращаться домой по воздуху и согласились лететь только потому, что путешествие через Анды на поезде, по заявлению врачей, представляло на тот момент угрозу для здоровья парней.

Наконец поступили благоприятные метеосводки, и лайнер вылетел в Монтевидео. Немного погодя командир экипажа Ларсон объявил по громкой связи, что «Боинг» пролетает над Курико, но никто из ребят не принял приглашения заглянуть в кабину пилотов и посмотреть сверху на город, название которого значило для них так много. Все очень волновались из-за того, что снова находятся в самолете, а также потому, что не знали, какой прием ждет их в Уругвае. Юноши оживленно разговаривали друг с другом и двумя летевшими вместе с ними чилийскими журналистами.

Пабло Онорато, корреспондент газеты «Эль-Меркурио», сидел рядом с Панчо Дельгадо. Когда «Боинг» начал снижаться перед аэропортом Карраско, Панчо занервничал и схватил Онорато за руку. Затем в салоне раздались возгласы «Да здравствует Уругвай!» и «Да здравствует Чили!» — так старшие пассажиры стремились подбодрить молодых. Пока лайнер кружил над Монтевидео, юноши смотрели на Ла-Плату, крыши и улицы родного города, а перед самой посадкой запели свой национальный гимн:

Когда последние слова торжественной песни слетели с губ поющих, шасси самолета коснулись уругвайской земли.

«Боинг» остановился возле здания аэропорта, откуда почти одиннадцатью неделями ранее молодые спортсмены выходили в радостном предвкушении незабываемого путешествия. Отличия между тем вылетом и нынешним возвращением были разительными: тогда провожать их приехали большей частью близкие и приятели, теперь же в аэропорту собрались едва ли не все жители Монтевидео, включая жену президента Уругвая. Балконы здания были заполнены кричащими и размахивающими руками людьми. Полицейское оцепление с трудом сдерживало толпу, готовую прорваться на летное поле.

Ребят и членов их семей посадили в автобусы, выстроившиеся в ряд возле «Боинга». Юноши надеялись, что их провезут вдоль балконов, — хотелось поприветствовать друзей, — но водители получили от военных строгие инструкции, и автобусы поехали из аэропорта к колледжу «Стелла Марис».

Там все уже было готово к приезду героев. Просторный кирпичный актовый зал, спроектированный отцом Марсело Переса, выглядел так, словно в нем начинается торжественная церемония награждения лауреатов престижной премии. В зале установили систему микрофонов и динамиков, чтобы многочисленные журналисты могли отчетливо слышать каждое слово выступающих, а на подиуме поставили длинный стол. Подготовительные работы вели «Христианские братья» и руководители клуба «Исконные христиане». Когда автобусы свернули с шоссе на подъездную дорожку, они вместе вышли встречать гостей.

Встреча получилась очень трогательной, но даже во всеобщей суматохе, среди блицев фотокамер, никто не забывал о печальной правде: из всех юношей, которые выходили из автобуса и занимали свои места на подиуме в зале, только трое были членами регбийной команды, улетавшей в Сантьяго, — Канесса, Сербино и Висинтин. Паррадо и Харли пока оставались в Чили. Вглядываясь в худые бородатые лица, Даниэль Хуан и Адольфо Хельси тщетно надеялись увидеть своих чемпионов: Переса, Платеро, Николича, Оунье, Маспонса, Абаля, Магри, Костемалье, Мартинеса-Ламаса, Ногейру, Шоу.

Ребята доверили ведение пресс-конференции руководству клуба. Зал был битком набит корреспондентами со всего мира, друзьями, близкими, родителями выживших и погибших, но Даниэль Хуан, умело и спокойно взяв сумбурную ситуацию в зале под личный контроль, занял место в центре подиума и обратился к собравшимся со вступительным словом.

Юноши заранее условились, что станут говорить по очереди: каждый осветит какой-то один аспект их общей истории, а в конце они вместе ответят на вопросы уругвайских журналистов. Расхождения во мнениях возникли лишь по поводу того, как следовало преподнести слушателям правду о каннибализме. Некоторые вместе с родителями полагали, что нужно честно рассказать обо всем; другие хотели ограничиться туманным намеком. Третья группа — прежде всего Канесса и его отец — предлагала вообще обойти эту тему молчанием.

В конце концов был достигнут компромисс: о каннибализме расскажет Инсиарте. Коче предложил свою кандидатуру добровольно, и никто не стал возражать, так как именно он отличался самым возвышенным взглядом на их общую тайну. Однако за несколько часов до конференции юношу начали одолевать сомнения, он стал заикаться и испугался, что перед журналистами и камерами у него сдадут нервы. Вместо него вызвался выступить Панчо Дельгадо.

Конференция началась. Ребята один за другим брали слово, и весь зал молча слушал героическую, полную трагизма историю их борьбы со смертью в Андах. Наконец наступил черед Дельгадо. Вот когда ему пригодилось все его красноречие, от которого не было почти никакой пользы в горах.

— Просыпаясь поутру в глубокой тишине, в окружении покрытых снегом горных вершин — величественных, прекрасных и немного пугающих, — человек испытывает острое одиночество, словно он остался один-одинешенек в целом мире. Но он все равно ощущает присутствие Бога, ибо, смею вас заверить, Бог — там. Каждый из нас в глубине души реально соприкоснулся с Ним, и вовсе не потому, что мы такие уж набожные люди, проводящие дни в непрестанной молитве, хотя и получили религиозное образование. Дело в том, что там, в горах, человек переживает встречу с Богом и смиренно позволяет деснице Божией направлять себя… И вот пришел день, когда у нас больше не осталось еды, и мы рассудили так: если Иисус во время Тайной вечери разделил Свою плоть и кровь с апостолами, то это можно расценить как знак для нашей общины, то есть мы должны сделать то же самое — принять плоть и кровь товарищей как сокровенное причастие, соединяющее всех нас. Именно это помогло нам выжить, и мы не хотим, чтобы наш поступок, исполненный для нас глубокого священного смысла, стал поводом для кривотолков. В чужой стране мы старались говорить на эту тему с самым высоким чувством и теперь поведаем вам, дорогие соотечественники, все без утайки…

Когда Дельгадо закончил, стало ясно, что все присутствующие в зале глубоко тронуты его рассказом. Даниэль Хуан предложил журналистам задавать вопросы, но их ни у кого не оказалось. Своды зала сотрясло многократное оглушительное «ура!» в честь джентльменского поведения уругвайской и зарубежной прессы, и напоследок все собравшиеся почтили память тех, кто не вернулся с гор.

3

С завершением пресс-конференции публичные испытания юных героев, так скоро последовавшие за их личными испытаниями, закончились, и они смогли наконец вернуться домой, к своим семьям, о чем страстно мечтали, пребывая в андийском плену.

Им было очень нелегко заново приспосабливаться к нормальной жизни. Муки, перенесенные в Андах, оказались слишком долгими и ужасными, и последствия пережитого кошмара глубоко укоренились в памяти и подсознании спасшихся юношей, периодически проявляясь в их поведении. Парни становились раздражительными и грубыми по отношению к родителям и близким, приходя в ярость по пустячным поводам. Они погружались в угрюмое молчание или, напротив, начинали увлеченно рассказывать об авиакатастрофе. Но главное — все они почти безостановочно ели, набрасываясь на любое блюдо, оказавшееся на столе, а разделавшись с ним, набивали животы сладостями, в результате чего Канесса, например, заметно раздобрел всего за несколько недель.

Такое поведение сыновей приводило родителей в отчаяние. Психиатры в Сантьяго после предварительного обследования пострадавших заключили, что они с трудом будут адаптироваться в обществе и в этом им вряд ли кто-либо сумеет помочь. Врачи чрезвычайно редко сталкивались со случаями каннибализма. Никто не мог с уверенностью предсказать, как все случившееся повлияет на рассудок молодых людей. Окружающим оставалось лишь ждать и наблюдать.

Некоторые родители тоже пребывали в состоянии глубокого эмоционального потрясения. Их ошеломило неожиданное появление сыновей, которых они уже не чаяли увидеть живыми. Так. мать Коче Инсиарте не могла оторвать взгляд от сына, когда тот ел, а ночью оставалась в его комнате и, не смыкая глаз, неотрывно смотрела на спящего юношу.

Из всех матерей психологически наиболее подготовленными к встрече с детьми оказались Росина и Сара Штраух, а также Маделон Родригес. Они отличались сильным характером и бесстрашием, считали себя героинями андийской саги наравне с сыновьями и твердо верили в то, что их молитвы способствовали свершению чуда спасения не меньше, чем усилия самих выживших. Все три женщины не сомневались в том, что им открылся тайный смысл всего произошедшего, который отчаянно пытались постичь их дети: сыновья попали в беду, а позже вернулись живыми, чтобы доказать миру чудесную силу Девы Марии, а с точки зрения сестер Штраух — Богородицы Гарабандальской.

Ребята совсем запутались во множестве интерпретаций своего чудесного спасения. С одной стороны, они знали, что многие люди, в особенности пожилые, узнав о каннибализме, испытали шок и предпочли бы, чтобы там, в горах, выжившие в авиакатастрофе выбрали смерть. Даже мать Маделон Родригес, тоже непоколебимо верившая в возвращение внука, никак не могла смириться с таким способом спасения от голодной смерти.

Католическая церковь сразу осудила столь примитивную реакцию на поступок молодых уругвайцев.

— Не следует корить этих юношей за их деяние, — заявил монсеньор Андрес Рубио, викарный епископ Монтевидео, — ведь иначе они непременно погибли бы… Съесть умершего человека, чтобы остаться в живых, — значит впитать в себя его сущность. Это вполне можно сравнить с трансплантацией. Плоть выживает, когда становится частью человека, оказавшегося в экстремальных условиях, так же как глаз или сердце мертвеца, пересаженные живому пациенту… Что бы делали мы, оказавшись в подобном положении?.. Что бы вы сказали человеку, исповедовавшему вам такую тайну? Только одно: не изводи себя… не вини себя в том, в чем не стал бы винить другого и в чем никто не винит тебя самого.

Архиепископ Монтевидео Карлос Партельи придерживался похожего мнения:

— С позиции морали я не нахожу в их действиях никакой вины, ведь это был вопрос выживания. В таких случаях необходимо есть все, что оказывается под рукой, даже если подручная пища вызывает отвращение.

Наконец богослов Джино Кончетти в статье, опубликованной в ватиканской газете «Оссерваторе Романо», написал, что тот, кто получил поддержку от общины, должен что-то отдать всей общине или ее отдельным членам, если они оказались на грани жизни и смерти и отчаянно нуждаются в помощи. Этот императив распространяется и на мертвое тело, обреченное в противном случае на бесполезное разложение.

— Учитывая все сказанное выше, — заключил падре Кончетти, — мы на этических основаниях оправдываем тот факт, что выжившие пассажиры разбившегося в горах уругвайского самолета питались единственно доступной для них пищей, дабы избежать верной смерти, и находим дозволительным поедание трупов в стремлении выжить.

В то же время церковь не согласилась с высказанной Дельгадо в ходе пресс-конференции точкой зрения на употребление в пищу плоти мертвых товарищей как своеобразное причастие. Когда монсеньора Рубио спросили, следует ли воспринимать отказ от поедания человечины как определенного рода самоубийство и как нечто противоположное причастию, он ответил:

— Это ни в коей мере не следует считать самоубийством, однако использовать в данном случае термин «причастие» тоже нельзя. В подобном сравнении можно, безусловно, находить утешение, но это не причастие.

Таким образом, спасшихся не следовало считать ни святыми, ни грешниками, однако все больше людей стремились возвести их в ранг национальных героев. Сотрудники уругвайских издательств, радиостанций и телевизионных каналов по понятным причинам гордились свершениями сограждан. Уругвай — маленькая страна в огромном мире, а со времени победы его национальной сборной в финале чемпионата мира по футболу 1950 года больше никто из уругвайцев не заслуживал всемирного признания. В прессе появлялись прочувствованные статьи о мужестве, стойкости и находчивости выживших соотечественников. Последние в целом старались быть достойными столь высокого мнения о себе и своем подвиге. Многие оставили бороды и длинные волосы и радовались, когда прохожие узнавали их на улицах Монтевидео или в Пунта-дель-Эсте.

Во всех интервью и статьях всячески подчеркивалось, что подвиг уругвайцев в горах был их общим достижением, но кое-кому роль медийных звезд подходила особенно органично. Некоторые юноши вообще ушли в тень. Педро Альгорта уехал к родителям в Аргентину. Даниэль Фернандес поселился на родительской ферме. Оба его кузена, Фито и Эдуардо Штраухи, были слишком немногословны, чтобы в глазах публики играть такую же значимую роль, как в горах.

Самым ярким представителем группы был Панчо Дельгадо, ведь именно он затронул на пресс-конференции вопрос каннибализма. Журналисты надеялись выведать у него и другие подробности истории выживания в горах его самого и его товарищей. Дельгадо оправдал их ожидания. Вместе с Понсе де Леоном он приехал в Рио-де-Жанейро, чтобы принять участие в популярной телепередаче, а также дал пространные интервью чилийскому журналу «Чили Ой» и аргентинскому еженедельнику «Хенте». Неудивительно, что Дельгадо, оказавшись в положении, в котором ему мог пригодиться дар витийства, сполна воспользовался своим талантом, и пресса, разумеется, не желала упускать возможность пообщаться со словоохотливым участником истории, получившей такой широкий общественный резонанс. В то же время друзья Дельгадо не очень одобряли его растущую популярность.

Еще одним выжившим, чье поведение некоторым казалось неуместным, был Паррадо. Его характер подвергся самой заметной метаморфозе. Жестокие испытания превратили застенчивого юношу в лидера и уверенного в себе мужчину; его всюду узнавали и почитали как героя андийской одиссеи. Однако у новоиспеченного мужчины сохранились юношеские вкусы и увлечения, и теперь, побывав на волоске от смерти, он желал посвятить им всего себя без остатка.

Считая Нандо погибшим, Селер Паррадо продал его мотоцикл «Судзуки-500», но так обрадовался возвращению сына, что купил ему автомобиль «Альфа-Ромео-1750», на котором Паррадо стал разъезжать по набережной Пунта-дель-Эсте. Он начал вести жизнь плейбоя на пляжах, в кафе и ночных клубах этого роскошного курорта. Все юные красавицы, для которых раньше он был лишь застенчивым другом Панчито Абаля, теперь вились вокруг него и соперничали между собой, добиваясь его внимания. Паррадо веселился на полную катушку. Он ненадолго уехал из Пунта-дель-Эсте, чтобы принять участие в популярном мероприятии — очередном этапе гонок класса «Формула-1» в Буэнос-Айресе. Там, в окружении толпы репортеров, он встретился с автогонщиками Эмерсоном Фиттипальди и Джеки Стюартом и сфотографировался с ними на память.

Все эти снимки появлялись в уругвайских газетах и вызывали негодование пятнадцати товарищей Паррадо. Когда в одной из газет была опубликована фотография Нандо в компании улыбающихся девушек в купальных костюмах (его пригласили в жюри конкурса красоты в Пунта-дель-Эсте), ребята высказали ему свое неодобрение, и Паррадо вышел из состава жюри, поскольку для него, как и для остальных его друзей, духовное единство шестнадцати выживших пассажиров «Фэйрчайлда» имело первостепенное значение.

Он признавал, что победа над Андами является их общей заслугой, но был убежден, что имеет право как следует отметить собственный триумфальный вклад в дело спасения всей группы. Жизнь одержала победу над смертью, и молодой человек стремился жить полнокровно, как прежде… И все же иные перемены были, бесспорно, необратимы. Как-то январским вечером Нандо пришел в ночной клуб с другом и двумя девушками. Раньше он посещал это заведение с Панчито Абалем и ни разу не бывал в нем после авиакатастрофы. Нандо сел за столик, заказал напитки — и вдруг отчетливо понял, что потерял Панчито навсегда. Он был настолько потрясен этой мыслью, что впервые за три месяца, истекших со дня крушения самолета, не выдержал эмоционального потрясения, упал лицом на стол и разрыдался, будучи не в силах сдержать поток слез. Все четверо покинули клуб. После этого случая Паррадо снова начал работать — продавать скобяные изделия в компании отца «Ла-Каса-дель-Торнильо».

Пятнадцать товарищей Нандо, пережившие вместе с ним трагедию в горах, осуждали его возврат к тому образу жизни, которого он придерживался до авиакатастрофы. Они смотрели на свое спасение почти как на мистическое событие. Инсиарте, Манхино и Метоль не сомневались в его чудесной природе. Дельгадо верил, что избежал смерти в авиакатастрофе, под лавиной и во все последующие недели благодаря Божьему промыслу, а экспедицию Паррадо и Канессы находил проявлением необычайного человеческого мужества. Канесса, Сербино, Паэс, Сабелья и Харли верили, что Господь сыграл ключевую роль в их спасении, что Он пребывал рядом с ними в Андах. Фернандес. Висинтин. Фито и Эдуардо Штраухи, напротив, при всей своей скромности склонялись к мысли, что выжили главным образом благодаря собственным усилиям. Юноши не отрицали, что молитвы очень помогали им, служили невидимой нитью, связывавшей их воедино, и уберегли от отчаяния, но при этом считали, что если бы полагались на одни лишь воззвания к Господу, то до сих пор оставались бы в горах. Возможно, главная милость Всевышнего состояла в том, что Он сохранил им рассудок.

С наибольшим скепсисом роль Бога в их спасении воспринимали Паррадо и Педро Альгорта. Паррадо не усматривал ни малейшей логики в том, что спаслись именно они. Если Господь помог им выжить, то, значит, не уберег от смерти остальных? И если Он добр, то как мог допустить, чтобы погибла его, Нандо, мать, а Панчито и Сусана так мучились перед смертью? Быть может, Господь и хотел забрать их на небо, но разве мать и сестра Нандо могут быть счастливы там, если он сам остался страдать на земле вместе с отцом?

У Альгорты имелись более сложные соображения на этот счет. Знания, полученные в Сантьяго и Буэнос-Айресе от иезуитов, научили его разбираться в тайнах католической веры глубже, чем позволяло его товарищам не столь утонченное богословское образование «Христианских братьев». Еще до полета в Чили он выделялся среди своего окружения особой набожностью. У него не было того упрощенного, хотя и несколько своеобычного представления о Боге, как у Карлитоса Паэса, но мировоззрение и политические взгляды Альгорты основывались на вере в то, что Бог есть любовь. Проведя семьдесят дней в ледяной пустыне, он нисколько не поколебался в этом убеждении, однако тяжелые испытания привели его к мысли, что для выживания недостаточно всецело полагаться на любовь Бога. Ангелы не спустились с небес, чтобы помочь ему и его друзьям. Именно личностные качества, смелость и долготерпение самих ребят помогли им остаться в живых. Пожалуй, тяготы горного плена сделали его менее набожным; теперь он глубже верил в способности самого человека.

Все выжившие сходились во мнении, что горные испытания изменили их отношение к жизни. Страдание и лишения показали, насколько легкомысленными они были раньше. Их перестали интересовать деньги. Там, в разбитом самолете, никто не променял бы сигарету на 5000 долларов, сложенные в общий чемодан. Каждый день слой за слоем удалял все наносное, пока у юношей не осталось лишь то, что было им действительно дорого: их семьи, невесты, вера в Бога и родина. Теперь они презирали мир модной одежды, ночных клубов, кокетливых девушек и праздной жизни, исполнились решимости серьезнее относиться к своей работе, тщательнее соблюдать религиозные установления и уделять больше времени близким.

Они не собирались скрывать то, чему научились в Андах, и полагали — особенно Канесса, Паэс, Сабелья, Инсиарте, Манхино и Дельгадо, — что обязаны использовать приобретенный опыт на благо другим. Кроме того, они верили, что Всевышний избрал и вдохновил их на проповедование любви и самопожертвования. Если мир содрогнулся, узнав, что они питались телами друзей, то этим ужасом следовало воспользоваться так, чтобы люди поняли, какой дополнительный смысл может заключаться в известной заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя».

У урока, который, по мнению шестнадцати спасшихся уругвайцев, всем следовало извлечь из их истории, был, если можно так выразиться, единственный альтернативный «автор» — Богоматерь Гарабандальская. Несмотря на убеждения сыновей, исполненные решимости и веры женщины, молившие Ее о заступничестве, больше не сомневались в том, что их молитвы были услышаны. Они помнили слова скептиков, говоривших, что только чудо поможет спасти юношей, и теперь не хотели, чтобы кто бы то ни было отрицал помощь пресвятой Девы на том лишь основании, что спасение нескольких пассажиров «Фэйрчайлда» поддавалось рациональному объяснению. Эти женщины по-особому расценивали проблему каннибализма, исходя из предположения, что манна небесная в Синайской пустыне была иносказательным описанием Господнего благословения евреев на то, чтобы они питались телами умерших соплеменников…

4

Двадцать девять из сорока пяти пассажиров «Фэйрчайлда» нашли свою смерть в горах, и для семей этих двадцати девяти погибших возвращение шестнадцати человек стало окончательным тому подтверждением; более того, подтверждением весьма болезненным. Абали узнали о физических муках Панчо, а чета Ногейра — об агонии рассудка Артуро. Членам этих семей стало известно, что их мужья, матери и сыновья не просто погибли, но, возможно, еще и были съедены.

То была горькая весть для сердец, и без того переполненных страданием, ведь какие бы возвышенные и справедливые объяснения случившемуся ни находил их ум, в душе все равно поселялся парализующий первобытный ужас при мысли, что тела дорогих им людей использованы столь жутким образом. Тем не менее большинству родственников жертв авиакатастрофы удалось совладать со своими чувствами. Родители, проявив ту же самоотверженность и смелость, что и их погибшие сыновья, сплотились вокруг шестнадцати выживших. Доктор Валета, отец Карлоса, вместе со своей семьей принял участие в пресс-конференции, после которой дал интервью газете «Эль-Паис».

— Я пришел сюда со своими близкими, — сказал он, — потому что мы хотели увидеть всех тех ребят, которые были друзьями моего сына. Мы искренне рады, что они снова с нами и что в самолете находились сорок пять человек, так как это помогло вернуться хотя бы шестнадцати. Еще мне бы хотелось сказать следующее. Я с самого начала знал то, о чем было прямо заявлено сегодня. Я врач и потому сразу понял, что никто не смог бы выжить в том месте и в тех условиях, не приняв мужественного решения. Теперь, получив подтверждение своей догадки, я повторяю: слава Богу, что в самолете летели сорок пять человек, благодаря чему шестнадцать семей вновь обрели своих сыновей.

Отец Артуро Ногейры разослал в газеты письмо следующего содержания:

Матери погибших юношей оказались не менее мужественными, чем отцы. Некоторые из них видели в тех, кто выжил, умерших сыновей — ведь совсем нетрудно было понять: если бы их дети спаслись, а остальные погибли, итог был бы тем же; а если бы в авиакатастрофе и при сходе лавины все сорок пять пассажиров остались в живых, смерть забрала бы всех. Женщины также понимали, какие душевные и физические муки терзали спасшихся молодых людей, поэтому советовали им поскорее забыть о перенесенных страданиях, ведь ели они не своих товарищей, а мертвые тела, в то время как души усопших уже обретались на небесах.

Большинство родителей смирились со смертью сыновей вскоре после исчезновения лайнера. Находились среди них и такие, кто считал, что судьба обошлась с ними несправедливо. Эстела Перес верила так же истово, как Маделон Родригес, Сара и Росина Штраух, но их вера была вознаграждена, а ее — нет. Авиакатастрофа стала очередным жестоким ударом и для сеньоры Костемалье, сын которой утонул возле побережья Карраско, а муж скоропостижно скончался в Парагвае, — а теперь она потеряла последнего члена своей семьи.

Родители Густаво Николича долго и неутешно сокрушались, узнав, что их сын жил еще две недели после авиакатастрофы, и питали неприязнь к Жерару Круазе-младшему, направившему спасателей по ложному следу, а ведь продолжение поисков в районе Тингиририки и Соснеадо могло бы спасти Густаво жизнь.

Безусловно, толкования видений Круазе нередко оказывались ошибочными, но многое из сказанного им, как выяснилось позже, оказалось правдой. Так, он говорил, что у одного из пассажиров «Фэйрчайлда» при регистрации на рейс в аэропорту Карраско возникли проблемы с документами — такой инцидент действительно имел место. Еще он утверждал, что самолетом управлял не командир экипажа, и оказался прав: за штурвалом сидел Лагурара, а не Феррадас. Описывая свои видения, ясновидящий замечал, что упавший самолет походил на червя: у него разбит нос, нет крыльев и полуоткрыт передний люк. В этом он не ошибся. Круазе также вполне точно описал маневры, которые следовало совершить пилоту спасательного самолета, чтобы увидеть с воздуха разбитый фюзеляж, и добавил, что лайнер лежал недалеко от знака с надписью «Опасно!», вблизи деревни с домами, похожими на мексиканские. Хотя Паррадо и Канесса ничего подобного не видели, когда шли через Анды в Чили, последующая аргентинская экспедиция обнаружила неподалеку от места крушения щит с надписью «Опасно!» и небольшую деревушку Минас-де-Соминар с белыми домиками мексиканского типа.

Пейзаж вокруг фюзеляжа, по словам Круазе представлявший собой три горы, одна из которых имела плоскую вершину, и озеро, увидели родители ребят — но только в 41 миле[128] к югу от Планчона, тогда как «Фэйрчайлд» разбился в 41 миле к северу от этого перевала. Однако над самолетом не нависал скальный карниз, он не лежал ни в озере, ни рядом с ним, и пилот не собирался совершать вынужденную посадку на берегу. Авария произошла не из-за поломки карбюратора, как утверждал Круазе, а версию с несварением желудка у пилота проверить уже никто не мог. Другие подробности Круазе выдавал впопыхах под натиском родителей, желавших получить как можно больше сведений о месте авиакатастрофы, и подробности эти не соответствовали действительности. Впрочем, сообщая их, ясновидящий уберег, пусть и ненадолго, некоторых матерей от отчаяния.

Сны сеньоры Валета тоже были на редкость точны, но, как показало дальнейшее расследование, совсем не ошибался лишь старик-лозоискатель, которого мать Маделон Родригес и Хуан Хосе Метоль посетили в бедном районе Монтевидео — Мароньясе. Он указал на карте именно то место, расположенное в 19 милях[129] от курорта Термас-дель-Флако, где рухнул «Фэйрчайлд». Хуан Хосе Метоль позже разыскал этого лозоискателя и наградил медом и деньгами, которые старик сразу же разделил с соседями.

5

Расследование причин авиакатастрофы проводилось совместными усилиями ВВС Уругвая и Чили. Обе стороны назвали главной причиной трагедии ошибку пилота, который слишком рано начал снижаться, полагая, что уже достиг Сантьяго, хотя в действительности пролетал над центральной частью горного массива. Лайнер разбился довольно далеко от Курико. Долина, в которой юноши провели больше двух месяцев, находится на аргентинской территории между Серро-Соснеадо и вулканом Тингиририка. Фюзеляж лежал на высоте примерно 11500 футов[130]; гора, покоренная участниками экспедиции, достигала в высоту 13500 футов[131]. Было подсчитано, что, если бы Паррадо и Канесса пошли по долине в сторону хвоста и дальше в том же направлении, вместо того чтобы подниматься на горную вершину на западе, они бы добрались до дороги за три дня (полоса, которую Канесса принял издали за дорогу, наверняка была геологическим разломом). Всего в пяти милях[132] к востоку от «Фэйрчайлда» находился маленький отель, который открывался для постояльцев только летом, но там постоянно хранился большой запас консервов.

Попытки вызвать помощь по радио, из-за которых ребята провели в горах больше двух лишних недель, изначально были обречены на провал. Для передатчика требовалось 115 вольт переменного тока, обычно подаваемого в него из преобразователя. Аккумуляторы же вырабатывали постоянный ток с напряжением 24 вольта.

Результаты расследования обсуждались скупо. Часть родителей погибших юношей гневались на уругвайские ВВС из-за некомпетентности их пилотов, но в политической истории Уругвая то время было не лучшим для критики вооруженных сил. В конце концов все согласились считать произошедшее волей Божией, возблагодарили Господа за то, что погибли не все, и вслед за выжившими стали придерживаться философской точки зрения на случившееся.

Хавьер Метоль, вернувшись в свой дом, расположенный на уровне моря, перестал страдать от высотной болезни, мучившей его в горах. Как и его молодые товарищи, он тоже верил, что Господь позволил им выжить не просто так, и решил, насколько это было возможно, восполнить своим детям потерю матери. Он переехал к родителям Лилианы, а они взяли внуков на свое попечение, не обманув его ожиданий. К Хавьеру почти полностью вернулась радость жизни. Ему очень не хватало Лилианы, но он знал, что она счастлива на небесах.

Однажды вечером он гулял по пляжу в Пунта-дель-Эсте со своей трехлетней дочерью Мари-Ноэль. Девочка весело подпрыгивала и о чем-то увлеченно щебетала, а потом вдруг остановилась, выразительно посмотрела на отца и сказала:

— Папа, ты вернулся с небес, ведь так? А когда вернется мама?

Хавьер присел на корточки перед дочкой и ответил ей:

— Понимаешь, Мари-Ноэль, мама у нас такая милая, такая милая, что нужна на небесах Господу, поэтому Он забрал ее к Себе!

6

Восемнадцатого января 1973 года десять членов Андийского спасательного корпуса вместе с Фредди Берналесом из ВСС, лейтенантом уругвайских ВВС Энрике Кросой и католическим священником, падре Иваном Кавьедесом, были доставлены на вертолетах к месту крушения «Фэйрчайлда». Там они разбили лагерь, намереваясь провести в горах несколько дней, чтобы собрать останки погибших, в том числе тела, лежавшие на виду в проталинах.

Примерно в полумиле[133] от фюзеляжа нашли место, недоступное для лавин, где было достаточно земли, чтобы вырыть могилу. Здесь спасатели похоронили все, что осталось от погибших пассажиров лайнера. Рядом с могилой был возведен каменный алтарь, на котором установили железный крест высотой около трех футов[134]. Крест покрасили оранжевой краской, на одной стороне черными буквами вывели надпись: «Мир нашим уругвайским братьям», а на другой написали: «Ближе, о Господи, к тебе»[135].

Отслужив мессу, падре Кавьедес обратился со словами благодарности к мужчинам, помогавшим ему в этой церемонии. Потом горовосходители вернулись к фюзеляжу «Фэйрчайлда», облили его бензином и подожгли. На сильном ветру самолет быстро загорелся. Убедившись в том, что он горит как следует, чилийцы начали собираться в обратный путь. Окружающую тишину то и дело нарушал грозный рокот сходивших вдали лавин, и члены группы посчитали, что дальнейшее пребывание в горах становится небезопасным.