Жизнь Англии в Средние века

ГЛАВА 10 РЕМЕСЛЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО, ТОРГОВЛЯ И ФИНАНСЫ

В плане потребности в ремесленных изделиях средневековое общество практически полностью обеспечивало себя всем необходимым. В наши дни крестьянин, живущий в Суссексе, покупает керамическую посуду, сделанную в Стаффордшире, шерстяную ткань из Йоркшира, хлопчатобумажные изделия из Ланкашира, обувь, сшитую в Нортгемптоне или в Норидже из кожи, выделанной в Бермондси, инструменты, произведённые в Шеффилде, и мясо, привезённое из Новой Зеландии. В Средние века холмистая земля Суссекса снабжала крестьянина бараниной и овечьей шерстью, которую его супруга пряла, как пряла она коноплю и лён, выращенные на крестьянском поле, а затем сама же ткала сукно; хозяин дома или кто-либо из соседей выделывал кожи из шкур выращенных ими животных, используя для этого дубовую кору, которая, вполне возможно, была ободрана с деревьев, срубленных на дрова и послуживших топливом для горна, где раскалялся металл, чтобы деревенский кузнец мог выковать из него орудия труда; и если в деревне не было собственного гончара, крестьянину не было нужды отправляться за тридевять земель, когда он хотел приобрести для хозяйства горшки и кувшины из суссекской глины. Современная централизация производства стала возможна только после того, как был изобретён паровой двигатель. Производственное оборудование стало приводиться в действие силой пара, и это позволило выпускать продукцию в объёме, намного превышавшем спрос на неё в том регионе, где она производилась, и по цене столь низкой, что производитель мог позволить себе расходы на транспортировку на большие расстояния и тем не менее продавать свой товар дешевле, чем стоили местные изделия, сделанные вручную; к тому же благодаря паровому двигателю стало проще доставлять грузы из центров мануфактурного производства в отдалённые уголки страны.

Однако не следует думать, будто в средневековой Англии не было производства, сосредоточенного в определённой местности. Грубое шерстяное сукно и льняные холсты ткали повсеместно, также повсюду дубили кожи, а деревенские кузнецы могли выковать всё, что обычно требовалось для хозяйства, и проявляли такое мастерство в своём деле, каким не могут похвастаться их нынешние преемники; но глиняную посуду нельзя было лепить там, где не было для этого глины, и железо можно было добывать лишь там, где земные недра были богаты рудой. Наличие полезных ископаемых — вот первейший фактор локализации производства, и, как следствие, именно в истории горного дела мы можем найти очень любопытные примеры ранних форм промышленной организации.

Среди полезных ископаемых, которые добывались в средневековой Англии, самыми важными были железо, свинец (обычно с примесью серебра), олово и начиная с XIII века — уголь. При этом олово было известно только в Корнуолле и Девоне, свинец — в Дербишире, Сомерсете и Камберленде, железо добывали, в основном, к северу от Трента, а также в Глостере, Суссексе и Кенте. Уголь, который в Средние века не представлял особой ценности, был распространён довольно широко, его добывали в большинстве северных и западных графств от Сомерсета до Нортумберленда; к тому же добыча угля требовала наименьших навыков, его достаточно было просто выкопать из-под земли, тогда как металлы нужно было ещё выделить из природной руды, а для этого были необходимы специальные знания. Поэтому мы можем обойти уголь вниманием и сосредоточиться на добыче и переработке других полезных ископаемых. Начнём с того, что главной особенностью горного дела было наличие сообществ рудокопов, обладавших привилегиями, какими не обладали другие представители рабочего класса. Эти привилегии были обусловлены важным значением производимой продукции, потребностью в квалифицированном труде и неизбежной привязанностью производства к определённой местности. Если рабочий коллектив выдвигал чрезмерные требования, работодатель, как правило, мог либо заменить строптивцев другими рабочими, если от них не требовалось особого мастерства, либо перенести производство в такой регион, где рабочие были более покладистыми. Однако рудник нельзя перенести в другое место, и если на нём будут работать люди, не имеющие должного опыта, это может привести к нежелательным последствиям. Поэтому в горной отрасли рабочие пользовались исключительной властью над работодателями, и возникновение привилегированных сообществ рудокопов было отличительной особенностью Средних веков, прежде всего в Германии, где они порой походили на государства в государстве. В истории Англии ближайший аналог этому явлению можно найти в среде рудокопов, добывавших олово, ибо этот металл встречался лишь в нескольких местах и цена на него была очень высока. Рудокопы, занятые добычей железа, не имели общей организации: месторождения железной руды разрабатывались во многих местах, а её добыча и выплавка не требовали сложных навыков; однако на королевских железных рудниках Форест-оф-Дин в Глостере существовал «Союз свободных рудокопов», который держал в своих руках весь процесс добычи. Членам этого Союза было позволено копать руду на всей территории Форест-оф-Дин за исключением церковных дворов и погостов, а также частных садов и огородов; за право пользоваться этой привилегией местные рудокопы должны были платить королю определённый налог и поставлять по твёрдой цене руду для королевских кузниц; кроме того, у «Союза свободных рудокопов» был свой собственный суд, который собирался раз в три недели для разрешения споров из-за добычи руды. У рудокопов, занятых добычей свинца, организация носила более сложный характер: в каждом из трёх основных рудоносных районов — в Дербишире, в Камберленде и на Мендипсе — имелись собственные система горняцких судов, свод законов и система наказаний. Общины рудокопов имели право проводить изыскания и столбить участки повсюду, за исключением церковных дворов, погостов, садов и магистральных дорог; они также имели право прокладывать путь к своим участкам через любые угодья, даже сквозь заколосившиеся хлеба, и право рубить лес для нужд рудников и плавилен. В районах добычи олова организация была ещё более совершенной: свободные рудокопы помимо собственных судов имели ещё и собственные парламенты во главе со смотрителем [warden], которые не только принимали законы для оловодобывающего округа, но и могли наложить вето на любой общегосударственный закон, нарушавший привилегии местных рудокопов. Эти рудокопы освобождались от обычных налогов и воинской повинности, но должны были платить свои особые налоги и нести службу в армии (в качестве сапёров) под началом собственных командиров, так что, фактически, они составляли государство в государстве.

Хотя подобной независимостью не пользовалась ни одна другая отрасль производства, большинство из них имели постоянную внутреннюю организацию и систему самоуправления. Мы уже упоминали о гильдиях или цехах, представлявших собою нечто вроде обществ взаимопомощи, в Средние века таких объединений было немало. Вполне естественно, что люди с похожими интересами обычно присоединялись к одному и тому же сообществу или создавали особый союз, объединившись с другими представителями своего ремесла (подобно тому, как в наши дни существуют клубы, куда могут вступить только военные, только писатели или только актёры). Именно таким образом в XII веке сформировались цеха ремесленников, их становилось всё больше, и они приобретали всё большее влияние, пока не стали практически полностью контролировать всё английское производство. Средневековые цеха до некоторой степени напоминали современные профсоюзы, однако различия между двумя видами профессиональных объединений очень велики. Профсоюз состоит исключительно из наёмных работников, его членами являются люди, которые трудятся в определённой отрасли производства и получают за это заработную плату, и профсоюз принимает во внимание только их интересы; в цех ремесленников входили и хозяева, и работники (т. е. и работодатели, и те, кто трудился по найму), так что цех учитывал интересы обеих сторон, хотя в большей степени он учитывал интересы мастеров, причём в позднем Средневековье эта тенденция заметно усилилась. Профсоюз борется за то, чтобы труд работников достойно оплачивался, но нисколько не заботится о том, чтобы они хорошо выполняли свою работу; средневековый цех заботился о престиже ремесла не меньше, чем о материальном положении работников, и старался поддерживать качество продукции на высоком уровне. Современные профсоюзы объединяют рабочих всей Англии, занятых в определённой отрасли промышленности, в Средние века деятельность цехов ограничивалась пределами одного города и в разных местах могли действовать совершенно различные правила относительно одного и того же ремесла.

Обычно среди членов цеха были мастера, подмастерья и наёмные работники. Мастер — это независимый ремесленник, у которого должна быть собственная мастерская, но может и не быть наёмных работников; быть мастером, хозяином дела в Средние века означало владеть своим ремеслом, а не зависимыми людьми; и даже если мастер нанимал себе помощников, он, как правило, продолжал трудиться вместе с ними. Только в XV веке получил распространение тип работодателя капиталистического толка — человека, который закупает сырьё и оплачивает труд наёмных работников, который порой вкладывает в дело свой ум, но руки его уже не касаются производимой продукции. Прежде чем стать мастером и обзавестись собственным делом, ремесленник должен был продемонстрировать официальным представителям цеха знание ремесла, и, как правило, они должны были удостовериться в том, что претендент на звание мастера не менее 7 лет овладевал профессией в качестве подмастерья. Подмастерьями, как можно догадаться, были мальчики или юноши, обучавшиеся ремеслу под руководством мастера. Они занимали низшее положение в цеховой иерархии и не имели почти никаких прав или привилегий, однако цех пёкся об их нравственности и заботился об их интересах: цех следил, с одной стороны, за тем, чтобы подмастерья не играли в азартные игры и не слонялись без дела, а с другой — за тем, чтобы мастера действительно обучали подмастерьев своему ремеслу, честно сообщали им все необходимые знания, чтобы они не обращались с учениками чрезмерно жестоко и не били их без причины. Если по окончании 7-летнего срока обучения подмастерье намеревался стать мастером, он должен был внести вступительный взнос, сумма которого могла быть иногда очень значительной; подмастерье, у которого не было средств на выплату этого взноса и на последующее обустройство собственной мастерской, становился наёмным работником. В XV веке количество наёмных работников в некоторых отраслях производства было настолько большим, что они начали объединяться в собственные обособленные цеха, чему представители старых цехов всеми силами старались воспрепятствовать. Рост численности наёмных работников был вызван отчасти тем, что городская жизнь стала более привлекательной и многие из тех, кто в прежние времена предпочёл бы жить на земле, стали ремесленниками; другими причинами были существенное увеличение суммы вступительного взноса за право называться мастером и разорение множества мелких мастеров, которых теснил нарождавшийся класс капиталистов и которые принуждены были пополнять ряды ремесленников, работавших по найму. Поначалу цеха относились к деятельности капиталистов предпринимателей крайне неблагосклонно, и нередко появлялись цеховые постановления, запрещавшие работодателям держать больше определённого, весьма ограниченного, количества подмастерьев и наёмных работников. Ту же цель преследовал и «Статут о рабочих и слугах», который должен был воспрепятствовать богачам переманивать к себе наёмных работников. Статут был принят после страшной эпидемии чумы 1349 г., которая унесла столько жизней, что выжившие мастеровые получили возможность запрашивать за свой труд гораздо более высокую плату, чем они обычно получали в прежние времена; согласно статуту они не должны были получать плату, превышавшую ту, которая полагалась им до эпидемии «Чёрной смерти»; карая одновременно и работодателя и работника, получавшего завышенную плату, закон пытался встать на пути у богатых предпринимателей и помешать им скупить весь имевшийся в наличии наёмный труд. Однако, несмотря на требования статута, заработная плата так и не снизилась до прежнего уровня, и ни государственные законы, ни цеховые постановления не смогли остановить развития капитализма.

Той областью производства, в которой класс капиталистов впервые громко заявил о себе, было сукноделие. К концу XIV века в Эссексе и Сомерсете уже были солидные предприниматели, а начало XVI века отмечено успехами крупных производителей сукна, таких как Джон Уинчкомб («Джек из Ньюбери», который, как гласила народная молва, привёл на поле битвы при Флоддене целый отряд, составленный из его собственных работников) и Стамп из Мальмсбери. Предприятия этих сукноделов были организованы по фабричному принципу: все работники трудились под одной крышей. Прежде хозяева раздавали работу ткачам, которые выполняли заказ у себя дома, и даже существовали специальные постановления, запрещавшие кому бы то ни было иметь более одного ткацкого станка. Фабричная система позволила увеличить производительность труда и объём выпускаемой продукции, однако её главным недостатком было ограничение свободы работника, ибо они утратили прежнюю независимость. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был первый шаг на пути постепенной девальвации наёмного труда, в результате чего работник превратился из ремесленника в «hands» (букв, «руки», но также «наёмный работник») — к началу XIX века он стал всего лишь орудием для производства товаров. О таких отдалённых последствиях в Средние века, конечно же, никто не задумывался; к тому же они вполне могли показаться незначительными по сравнению с такими преимуществами, как расширение торговли и преумножение богатства. Однако мелкие производители понимали, какую угрозу представляет для них фабричное производство, и потому цеха старались сохранить в большинстве городов определённое равенство и принимали постановления, ограничивающие деятельность наиболее ретивых предпринимателей. Это привело только к тому, что производство переместилось из городов, где власть принадлежала гильдиям и цехам, в сельскую местность; как результат, в XVI веке многие города пришли в состояние крайней бедности из-за упадка традиционных ремёсел. Для того чтобы исправить ситуацию, были приняты законы, разрешавшие заниматься производством различных товаров только в бургах и торговых городах. Впрочем, история борьбы между старорежимными цехами и предпринимателями нового, капиталистического типа уже не относится к периоду Средних веков.

Мы уже говорили о том, что цехи заботились о высоком качестве ремесленных изделий и таким образом способствовали соблюдению общественных интересов. Заказчик, не удовлетворённый тем, как была выполнена работа, — допустим, тем, как портной сшил платье, — мог обратиться в суд гильдии портных, и в некоторых случаях (например, если один из членов цеха подрядился выполнить работу и не справился с нею или не закончил к сроку) другие ремесленники цеха обязаны были выполнить заказ вместо товарища. Цехи и гильдии, с одной стороны, рассматривали жалобы, а с другой стороны, старались предотвратить их и с этой целью назначали должностных лиц, обязанных проверять работу своих товарищей. Самый яркий пример подобной системы, и к тому же единственный, сохранившийся до наших дней, являет собою Лондонская гильдия золотых дел мастеров. Она пользовалась привилегией следить за качеством работы золотых и серебряных дел мастеров по всей Англии (случаи, когда влияние гильдии или цеха распространялось за пределы одного города, вообще были крайне редкими), и по сей день на изделиях из золота и серебра в подтверждение чистоты пробы ставится клеймо в виде головы геральдического льва — таков был символ Гильдии золотых дел мастеров. Бывало так, что одно и то же изделие подлежало проверке со стороны нескольких цехов или гильдий. К примеру, лезвие инкрустированного серебром ножа в кожаных ножнах должны были осмотреть проверяющие Гильдии ножовщиков, а серебряную отделку — проверяющие Гильдии золотых дел мастеров; кожа, прежде чем из неё сшили ножны, должна была пройти через Гильдию кожевенников или торговцев кожевенным товаром; если ножны висели на ремне, то к делу имела отношение ещё и Гильдия производителей поясов, а если ремень застёгивался на бронзовую пряжку, то было что сказать и Гильдии литейщиков. Так что покупатель, решивший приобрести этот нож и относящиеся к нему аксессуары, мог быть твёрдо уверен в том, что получит хорошую вещь, и, чтобы он не был обманут внешним видом товара, цеховые правила запрещали серебрить и золотить бронзовые детали. Принимались и другие меры против недобросовестных торговцев: например, все лавки должны были выходить на людные улицы, и запрещалось торговать после наступления темноты, когда в тусклом свете нечестный продавец мог подсунуть неосторожному покупателю негодный товар. И кроме того, чтобы было ясно, кому именно надлежит отвечать за некачественную работу, большинство изделий должны были иметь клеймо сделавшего их ремесленника.

Нужно признать, что все эти меры предосторожности были совершенно обоснованными, поскольку торговое дело в Средние века было весьма далеким от высоких нравственных принципов, и если была хоть малейшая возможность обойти цеховые постановления и заработать нечестный пенни, всегда находилось немало ремесленников, готовых пойти на это. Должностные лица постоянно изымали неверные весы и меры; портные растягивали ткани, и сделанные из них вещи после намокания давали такую усадку, что носить их было уже нельзя, те же портные мастерски складывали товар, пряча его дефекты; хозяйственную утварь делали из такого плохого металла, что стоило поставить котелок на огонь, как он начинал плавиться; и всё, что можно было подделать, — подделывали. Ошибочно думать, будто средневековые торговцы были честными и безгрешными в отличие от своих потомков, испорченных духом наживы, свойственным нашей эпохе. В XIII веке великий проповедник Бертольд Регенсбургский, кого мы не раз уже цитировали в этой книге, говорил: «О вы, те, кто работает с тканями, будь то шелка, шерсть или меха, те, кто делает обувь, перчатки и пояса; люди никак не могут обойтись без вас; люди нуждаются в одежде, поэтому вы должны служить людям, добросовестно выполняя свою работу: не красть половину материи и не прибегать к иному обману, как, например, примешивая к шерсти волосы или растягивая ткань, чтобы отрез казался длиннее, и вот человек думает, будто купил хороший материал, но ты растянул ткань, чтобы кусок выглядел длиннее, чем есть, и тем самым превратил добротную ткань в негодный хлам. В наши дни из-за тебя, обманщика, никто не может найти хорошего головного убора: во время дождя вода будет течь сквозь поля шляпы и литься за пазуху. Повсюду обман — в торговле и обувью, и мехами, и шкурами; старую шкуру продают за новую; и того, на какое великое множество обманов ты способен, никто не знает лучше тебя самого и твоего повелителя — дьявола... Ты, торговец, должен верить Господу, что Он пошлёт тебе пропитание, если ты будешь зарабатывать честным путём, ибо так обещал Он тебе своими божественными устами. Ты же клянёшься во всеуслышание, расхваливая свои товары и превознося ту пользу, которую приобретёт купивший их; и по десять, и по тридцать раз поминаешь ты всуе святые имена — имя Господа нашего со святыми Его, — ибо весь твой товар не стоит и пяти шиллингов! И то, что стоит пять шиллингов, ты продашь, пожалуй, на шесть пенсов дороже, чем если бы ты не выкликал богохульно имя Господне. Воистину, вы сами лучше чем кто бы то ни было знаете, сколько лжи и обмана в вашей торговле!»

В одном наши предки, несомненно, были мудрее нас: они считали, что торговля существует для пользы людей, а не люди — для пользы торговли. Торговцы удовлетворяли нужды общества и имели право получать разумную прибыль, но никто не мог позволить себе наживаться за счет своих соседей. В наши дни идеальный торговец — это зачастую человек, умеющий купить товар по самой низкой цене, а затем продать его как можно дороже, и если такому торговцу удастся скупить весь товар и заломить за него высочайшую цену, это будет осуществлением его самых честолюбивых мечтаний; человек, приблизившийся к подобному идеалу, вызывает всеобщее восхищение и преуспевает в жизни. В Средние века торговец мог рисовать себе такой же идеал, однако стоило ему попытаться воплотить этот идеал на практике, как он наталкивался на всеобщее осуждение и рисковал, оказавшись у позорного столба, не только услышать всю правду-матку, но и претерпеть весьма болезненные изъявления народного гнева. В уме средневекового человека никак не укладывалось, почему кому-то может быть позволено оптом купить товар задёшево и затем, не вложив никакого труда, распродать его в розницу по гораздо более высокой цене. Принимались строгие меры против всех видов скупщиков: и против тех, кто с целью повышения цен перехватывал товары до того, как они появлялись на рынке в свободной продаже, и против тех, кто закупал товары с целью перепродать их по более высокой цене, то есть поступал так, как поступают все нынешние владельцы магазинов.

В Средние века связь между производством и торговлей была теснее, чем в наши дни, и путь товара от момента его изготовления до момента продажи был значительно короче. В общих чертах можно сказать, что ремесленник, сделав какую-то вещь, сам продавал её в своей собственной лавке. Хотя нельзя сказать, что всякий человек, торгующий какими-либо вещами, непременно сам произвёл все их, потому что была особая категория товаров — таких, как лекарства, специи или шелка, которые привозились издалека. Но даже если купец торговал заморским товаром, он должен был продавать его непосредственно потребителям. Средние века не знали «предприятий оптовой торговли», поставляющих товары только в магазины, как не знали и наших «универмагов», где можно приобрести всё что угодно — от шпильки до пианино. Средневековый ремесленник занимался только своим делом и торговал исключительно изделиями своего ремесла: башмачник, делавший новую обувь, не брался за починку старой, а сапожник, занимавшийся ремонтом поношенных ботинок, не шил новых; точно так же ткач не красил свои ткани, а красильщик не ткал сукно для окрашивания. Лавка ремесленника размещалась в нижнем этаже дома, это была комната с одним незастеклённым окном, которое закрывалось ставнем, и когда ставень опускали, он превращался в полку; в помещении могли быть стол или прилавок, а также полки и крюки для того, чтобы расставлять и развешивать товары.

Наряду с постоянно торговавшими лавками были ещё и рыночные ряды, где продавались, в основном, товары, привозимые из соседних мест. В больших городах обычно было по нескольку рынков или торговых рядов, предназначавшихся для торговли определённым товаром, например рыбные ряды, зерновые ряды, суконные ряды и одёжные ряды (последние по-английски назывались «duddery», что буквально означает «торговля тряпьём»). Некоторые товары, особенно такие как яблоки или рыба, продавались по всему городу на лотках уличных торговцев или вразнос. На дорогах Англии можно было повстречать также коробейников с их вьючными лошадками, гружёнными всякой разной мелочёвкой: тут были и ленты, и ножи, и зеркала, и кошельки, и платки да шарфы, и булавки, и пряжки, и всевозможные безделушки. И подобно тому, как скромные коробейники развозили городские товары по манорам да фермам, богатые купцы везли в города заморские товары из далёких земель.

По-видимому, задолго до того, как римляне ступили на землю Британии, финикийцы уже вели торговлю с населением Корнуолла ради местного олова, хотя мы и не знаем, какие именно товары они привозили в обмен на этот металл. В первые века нашей эры из Британии вывозили в Европу зерно и, возможно, расплачивались за него орудиями труда из бронзы и тканями более высокого качества, чем местные. При саксах заморская торговля продолжалась, но она не отличалась большим размахом; мощным стимулом к развитию торговли с другими странами послужило завоевание Англии норманнами: когда земли по обе стороны Ла-Манша оказались под властью одного правителя, а норманнские купцы начали селиться в Лондоне и в иных английских торговых городах, обмен товарами между Англией и другими европейскими странами, естественно, стал более интенсивным. Крестовые походы, в ходе которых европейцы познакомились с роскошной жизнью богатых средиземноморских стран, привели к появлению новых идей и новых возможностей для развития торговли. На галерах могущественных торговых республик — Генуи и Венеции — в Англию прибывали шелка из Багдада и Дамаска, фрукты и вина из Леванта, пряности из Александрии, за всё это Англия расплачивалась сукном и шерстью. Великолепные пастбища, которыми благодаря влажному, умеренному климату располагала

Англия, стали для неё практически неиссякаемым источником богатства, английская шерсть и английская кожа высоко ценились во всех странах, и в обмен на них стекались к английским берегам товары со всех концов света. В XIV веке английские купцы всё больше и больше богатели, а вместе с богатством росло и их влияние. В конце этого века Майкл де ла Пол, сын крупного купца из Гулля, получил титул эрла Суффолка, тем самым было положено начало английской традиции возводить купцов в дворянское звание. В то время деньги стали водиться в изобилии, и многие, у кого были свободные средства, особенно богатое духовенство, доверяли их купцам, чтобы те вложили эти деньги в торговлю. Первоначально купцы, к которым обращалась с подобными целями, были, как правило, итальянцами — членами прославленных семейств финансистов, банкиров и торговцев из Флоренции, Лукки и Генуи.

Иностранцы сыграли немалую роль в истории английского финансового дела. Из-за того, что Церковь видела в деятельности ростовщиков, ссужавших деньги под проценты, тяжкий грех, монополия на этот вид занятий принадлежала представителям еврейской диаспоры: их души и так уже безвозвратно погибли, раз они родились евреями, и Церковь не возражала, чтобы этот народ предавался греху, который был так полезен для христиан, часто испытывавших нужду в наличных средствах. Евреи всегда отличались незаурядным талантом к приобретению богатства и умением обращаться с ним, и, несмотря на преследования, им удалось сосредоточить в своих руках большую часть оборотного капитала — реальных денег, имевшихся в стране. Евреи появились в Англии при Вильгельме Завоевателе, и на протяжении последующих двух столетий они находились под непосредственным покровительством королевской власти, ибо хотя к представителям этой нации питали отвращение, в то же время в них нуждались как в важном финансовом источнике. Однако в конце XIII века, когда появились первые ростовщики, а затем стали набирать силу крупные итальянские финансовые дома, евреи перестали быть незаменимым элементом английской финансовой системы. Теперь Эдуард I находит возможность служить Богу, не беспокоя Маммону, и изгоняет евреев из Англии. В годы правления трёх Эдуардов итальянцы неоднократно предоставляли английским королям крупные денежные ссуды, и хотя злостное банкротство Эдуарда III стало причиной разорения влиятельных домов Барди и Перуцци и принесло Флоренции великие беды, итальянцы продолжали играть важную роль в финансовой жизни Англии вплоть до конца XV века, когда в годы Войны Алой и Белой розы их место заняли купцы из Ганзейского союза.

В Средние века государственная финансовая система была совсем иной, чем в наши дни. В те времена не было ни правительственных учреждений, которые занимались бы составлением смет и анализом дефицита под контролем министерства финансов, ни ежегодных проектов государственного бюджета, основанных на сложных подсчётах, ни продуманной системы налогообложения. Считалось, что доходы государства принадлежат королю, и с финансовой точки зрения средневековый монарх вполне мог сказать, подобно Людовику XIV: «Государство — это я». В одной и той же расходной книге записывались сведения о жалованье, выданном войску, о деньгах, которые король проиграл в азартные игры или подал как милостыню нищему слепцу, о затратах, связанных с приёмом иностранных послов, и о стоимости пары домашних туфель, предназначавшихся для няньки королевских детей. Доход короля складывался из средств, поступавших из ряда различных источников. Это были, во-первых, рента с земель, принадлежавших короне, во-вторых, неопределённой величины доход в виде штрафов, назначавшихся местными судебными органами, и, наконец, с начала XIV века, таможенные сборы, в частности пошлины на вывоз шерсти или кож и на ввоз вина. Если Англия вела войну или в силу каких-то иных обстоятельств королю оказывалось недостаточно суммы обычного дохода, дополнительные средства поступали в казну либо за счёт займов, сделанных у иностранных финансистов, либо за счёт «субсидий». «Субсидии» были процентным налогом, в чём-то схожим с нашим подоходным налогом; решение о «субсидиях» принималось по итогам голосования представительного органа тех, кому предстояло платить: парламента (для мирян) или церковного Собора (для духовенства). Обычно ставка «субсидий» составляла одну пятнадцатую или одну десятую, однако она могла быть и ниже, равняясь одной двадцатой (один шиллинг с каждого фунта), и выше, достигая одной восьмой (полкроны с каждого фунта). Этим налогом облагались земли и имущество; представители налоговых органов посещали каждый дом, чтобы осмотреть и оценить имущество, за исключением доспехов, драгоценностей и одежд, если речь шла о знати, а для людей низкого звания — за исключением одного платья для хозяина дома и одного для его жены, одного кольца, одной броши и одного серебряного кубка.

Деньги, полученные из всех перечисленных выше источников, пересчитывались в государственном казначействе, которое в Англии называется Палатой шахматной доски, это название и в наши дни напоминает об огромном столе, покрытом клетчатой тканью (по-английски «клетчатый» — «chequered»), на котором раскладывались финансовые документы и при помощи фишек велись подсчёты. Среди чиновников, собиравших деньги для короля, было довольно много неграмотных людей, которые были не способны разобраться в финансовых записях, но даже тем, кто умел это делать, несомненно, было непросто суммировать большие числа, записанные римскими цифрами. Поэтому в казначействе использовали своего рода разновидность абака — счётную доску: стол застилали чёрной материей, на которой чертили семь вертикальных столбцов, означавших справа налево пенсы, шиллинги, фунты, двадцатки, сотни, тысячи и десятки тысяч фунтов. Столбцы пересекали горизонтальные линии, делившие ткань на квадраты наподобие шахматной доски. В этих клетках посредством фишек осуществлялись подсчёты. Канцлер и другие чиновники сидели с одной стороны стола, а тот, чьи отчёты проверялись, — с другой. Считавший писец называл затем сумму, причитающуюся с подотчётного лица по результатам подсчётов вдоль одной линии, и сумму вычетов, обусловленных расходами или компенсируемых различными выплатами, которые подсчитывались по другим линиям. Таким образом можно было относительно легко справиться с достаточно сложными расчётами.

До конца XIII века единственной монетой, имевшей хождение в Англии, был серебряный пенни; 12 таких монет равнялись шиллингу, 160 — марке, а 240 — фунту, хотя монет, которые соответствовали бы этим наименованиям, не существовало. В XIV веке появились серебряные четырёхпенсовые «гроты» и двухпенсовые «полугроты», однако шиллинг так и не получил воплощения вплоть до царствования Генриха VII. Попытка ввести в обращение золотые монеты, предпринятая Генрихом III, оказалась неудачной. Лишь при Эдуарде II были отчеканены золотые «нобли» стоимостью 6 шиллингов и 8 пенни (полмарки) с прекрасным изображением корабля, и с этого времени золотые монеты вошли в обиход Англии.