Жизнь Англии в Средние века

ГЛАВА 12 ПУТЕШЕСТВИЯ

Для второй половины XIX и даже ещё для начала XX века было типичным то, что большая часть жителей небольших деревень не бывали далее, чем в 20 милях[65] от своего прихода. Вполне естественно было бы предположить, что если так обстояли дела в те времена, когда дороги были хороши да к тому же во все концы страны уже ходили поезда, то процент англичан, которые никогда не покидали родных мест, в Средние века был ещё выше. Однако на деле всё было иначе: люди путешествовали по средневековой Англии, переселяясь из одного места в другое гораздо чаще, чем в недавнем прошлом. Прежде всего следует назвать тех, кому приходилось путешествовать по роду своих занятий: это — коробейники, бродившие по стране со своим товаром, странствующие музыканты, жонглёры и актёры, нищие и прочий люд. Однако и у рядовых крестьян было немало поводов на время покинуть свои дома. Паломничество, о котором мы поговорим чуть ниже, многих влекло за моря; кроме того, набожные прихожане старались хотя бы раз в году посетить в дни больших церковных праздников кафедральный собор или другую известную церковь своей епархии. Кроме того, закон обязывал многих свободных мужчин: четверых человек от каждой виллы во главе со старшиной (reeve), присяжных разного рода и других лиц, — присутствовать на заседаниях суда графства. Когда начиналась война — а в средние века редкие годы обходились без войн, — с большой округи могли спешно созвать всех здоровых мужчин для того, чтобы отразить вторжение неприятеля, и в любом случае значительное количество англичан призывали в армию для службы в определённых местах и, в частности, отправляли за море — во Францию или Фландрию. Большие ярмарки, на которых только и можно было купить многие товары, не производившиеся не только в деревнях, но и во многих городах, также, подобно магниту, притягивали жителей страны: кто-то приезжал по своим делам, кто-то — по поручению лорда. Почти в каждом маноре были люди, получавшие земельный надел в обмен на исполнение различных работ, для которых требовались повозки или вьючные лошади, и эти люди совершали поездки на довольно-таки далёкие расстояния. Кроме того, крупные землевладельцы могли иметь поместья в полудюжине различных графств, и в таком случае шло постоянное движение между этими поместьями: работники доставляли провизию в тот манор, где в данное время проживал лорд, или перегоняли стада из одного поместья в другое.

При отсутствии организованной системы распределения задача прокормить большое количество людей, живущих за пределами крупных городов, подобных Лондону, была очень и очень непростой. Отчасти именно по этой причине в то время, когда королевский двор покидал резиденцию в Вестминстере или Винчестере, он быстро перемещался по стране, не останавливаясь в одном месте более, чем на 3 дня. Первые Плантагенеты[66], в частности, путешествовали со скоростью, удивительной даже для нашей эпохи, не то что для времён прошлого с их тяжеловесными и неуклюжими повозками. Один придворный, состоявший при Генрихе II, оставил живое описание многочисленных неудобств, сопряжённых с образом жизни этого неуёмного короля: бывало, что монарх изъявлял намерение остановиться в каком-нибудь городе, но затем внезапно менял своё решение и направлялся в небольшое местечко; там прибывшие последними придворные обнаруживали, что все квартиры заняты и вся пища уже изъята у населения, и когда им в конце концов всё же удавалось отыскать место, где можно преклонить голову и найти что-нибудь съестное, раздавался приказ собираться в путь, и вот, не успев ещё до конца разобрать свои вещи, несчастные придворные должны были вновь увязывать их в тюки и уезжать прочь, оставляя готовившийся ужин. Король Иоанн напоминал стремительностью передвижения своего отца. С другой стороны, если двор задерживался где-либо на длительный срок, это было сущим наказанием для местных жителей: излишки продовольствия исчезали мгновенно, а королевские поставщики — чиновники, обязанности которых состояли в обеспечении двора всем необходимым, — забирали всё, что хотели, и платили за это столько, сколько считали нужным, то есть зачастую просто ничего. У саксов существовала система, при которой ряд королевских маноров должны были вместо выплаты денежной ренты предоставлять королю и его свите на одну или несколько ночей в году кров и провизию. Этот принцип после завоевания Англии нормандцами взяли на вооружение некоторые знатные сеньоры, и известны случаи, когда в качестве повинности за право держать имение назначалась обязанность принимать и развлекать лорда либо по определённым поводам, либо установленное число раз в году.

Свита, сопровождавшая крупных лордов, обычно бывала многочисленной, подчас даже неимоверно огромной. Даже такие сравнительно незначительные особы, как архидиаконы, объезжали свои приходы не иначе как в сопровождении двадцати-тридцати всадников, которым должны были безвозмездно предоставлять кров и пищу местные монастыри. Принцы и представители высшей знати находили вполне естественным путешествовать со свитой из двух или трёх сотен человек. Когда Томас Бекет, в его бытность канцлером, посетил в 1158 г. с дипломатической миссией Францию, с ним было 200 рыцарей, клириков, оруженосцев и юношей из благородных семей, облачённых в пышные одежды и восседавших на прекрасных конях, причём каждый из спутников канцлера вёз с собой собственных слуг; кроме того, в кортеже двигались восемь больших повозок, запряжённых пятёркой лошадей, каждую лошадь сопровождал отдельный человек, не считая правивших повозками кучеров, также было двенадцать вьючных лошадей с приставленными к ним конюхами, а помимо этого — люди, смотревшие за сторожевыми собаками, борзыми и ловчими птицами. Неудивительно, что король Франции был поражён могуществом своего английского собрата, чей канцлер путешествовал в окружении подобной свиты.

Постоянное движение людей и грузов между различными областями страны свидетельствует о наличии в Средние века хорошо продуманной разветвлённой сети дорог. Этим англичане были обязаны римлянам, прокладывавшим во всех имперских провинциях превосходные дороги, по которым в случае необходимости можно было стремительно перебросить войска из одного места в другое. Римляне были весьма практичным народом и довели инженерное дело и искусство строительства дорог до полного совершенства. Римские дороги прокладывались в соответствии с тщательно продуманным планом, иногда дороги мостились камнем, благодаря чему римские тракты продолжали служить людям на протяжении всего Средневековья, когда искусство строительства дорог было полностью утрачено. В холмистых областях Англии, наряду с такими специально строившимися дорогами, проложенными по всей стране от города к городу с математической точностью, были ещё и «горные тропы», которые шли вдоль гряды холмов или переваливали через неё; нередко эти дороги имели дороманское происхождение, но во многих случаях они были улучшены римлянами. Что касается менее значительных путей, связывавших между собой магистральные тракты или соединявших с ними отдалённые деревни, то это были не столько даже дороги, сколько полосы земли, оставленной для прохода людей и провоза грузов. Если земля была каменистой, а погода не очень дождливой, то по такой дороге вполне можно было проехать, но если земля была глинистой и лил дождь, то путешественнику нужна была лошадь исключительной силы и выносливости, иначе он рисковал увязнуть в непролазной грязи.

Главным препятствием на пути движения людей и грузов были реки. На заре английской истории ручьи и реки можно было перейти только вброд. Это было неудобно и даже опасно, когда после обильных дождей вода в реке сильно поднималась, поэтому римляне построили на месте многих бродов мосты. Саксы прекрасно отдавали себе отчёт в том, какое значение имеют мосты, и одной из «трёх обязательных повинностей», возлагавшихся у саксов на всех землевладельцев, был ремонт мостов. Впоследствии для этих целей использовали влияние и возможности Церкви: создавались союзы верующих для строительства мостов и последующего поддержания их в порядке; епископы даровали «индульгенции» — отмену нескольких дней епитимьи, наложенной за грехи, — тем, кто помогал этому благому делу деньгами или трудом; и создавались пустыни (небольшие монастыри), наподобие «обители св. Варфоломея у плотины» в Арунделе, братия которых должна была собирать с проезжающих пожертвования на содержание моста. Желание напомнить путникам, что такая помощь является их религиозным долгом, и заодно позаботиться о защите переправы, вверив её попечительству какого-либо святого, привело к возникновению распространённого обычая строить на мосту часовенку — примеры тому по сей день можно видеть в Уэйкфилде, в Сент-Ивее и ещё в нескольких местах. Иногда для того, чтобы защитить мост или, точнее, город, к которому он вёл, от возможного вражеского нападения, на обоих концах моста возводили укреплённые башни. У самого известного из английских мостов — Лондонского — имелись и часовня, и оборонительные башни; кроме того, он был плотно застроен по обеим сторонам проезда домами, которые в буквальном смысле нависали над водой и случалось падали в Темзу. Строительство Лондонского моста было начато в 1176 г. священником Питером из Коулчёрч на месте старого деревянного моста, к тому времени уже почти полностью разрушенного. Новый мост состоял из двадцати арочных пролётов (первый из них был обнаружен в 1922 г. в толще поздней каменной кладки) и имел подъёмную часть на тот случай, если придётся оборонять город или нужно будет пропустить корабли. На протяжении всего Средневековья Лондонский мост по праву считался высшим достижением инженерного искусства, и он продолжал оставаться одной из самых изумительных городских достопримечательностей, пока страшный пожар 1666 г. не уничтожил окружавших его живописных строений. Однако за время своего существования мост неоднократно терпел значительные повреждения, самое серьёзное из них произошло в 1281 г., когда из-за сильных морозов и обильного снегопада сломались пять арок. В средневековых источниках сохранились многочисленные описания других случаев, когда мосты рушились в воду или их просто сносило течением, и, несмотря на все усилия людей, мосты нередко приходили в запущенное состояние, что сулило неосторожному путнику серьезные неприятности.

Средневекового путника подстерегало множество других опасностей. Если дорога пролегала через лесистую местности ему приходилось постоянно быть настороже: в любую минуту на него мог накинуться дикий зверь или напасть находившиеся не в ладах с законом люди. В средневековых хрониках сохранилась запись о том, что в саксонские времена Леофстан по прозвищу «Мягкий камень», двенадцатый настоятель монастыря св. Альбана, вырубил густые леса по обе стороны Уотлинг-Стрит[67], где водились волки, кабаны, дикие быки и олени, а также, что гораздо хуже, воры, грабители, разбойники и другие преступники, объявленные вне закона или скрывающиеся от правосудия. Ещё в 1281 г. волки и нарушители закона упоминаются рядом как вредители, нашедшие приют в определённых лесах, право на вырубку которых было получено глостерским аббатом, но если волки вскоре перестали представлять серьёзную опасность, то разбойники по-прежнему продолжали благоденствовать на протяжении ещё примерно пяти столетий. Средневековый пример такой колоритной, хотя и отталкивающей, фигуры, как разбойник с большой дороги, можно найти в хронике под 1417 г., где говорится об аресте приходского священника из Вортхама в Норфолке, который долгое время орудовал на Ньюмаркетской пустоши и за это время ограбил и убил многих людей короля. Он был одним из многих в длинном ряду подобных грабителей и отнюдь не единственным, кто носил сан священнослужителя. Однако самой известной из средневековых разбойничьих шаек, промышлявших на больших дорогах, были «алтонские грабители»; во времена правления Генриха III они наводняли лесистую Алтонскую долину, через которую шла главная дорога в Винчестер, и терроризировали окрестности. На протяжении многих лет разбойники безнаказанно вершили свои тёмные дела, грабя проезжавших через Алтон купцов — иностранцев и англичан; под конец они расхрабрились настолько, что перехватили по дороге в Винчестер вино, предназначавшееся для короля. Ярость Генриха III не имела границ: судьям было велено найти и покарать преступников; первые присяжные, отказавшиеся обвинить кого бы то ни было, были брошены в тюрьму; вторые присяжные, наученные горьким опытом своих предшественников, представили полный отчёт, в котором обвинялись представители всех слоёв общества, начиная с бедной крестьянки, которая готовила разбойникам пищу из страха перед ними, и кончая людьми, состоявшими при королевском дворе, причём среди обвиняемых оказалось несколько богатейших винчестерских купцов. Многие преступники были схвачены и вздёрнуты на виселицу, другим удалось бежать, бросив всё своё имущество, которое затем было конфисковано, некоторые были наказаны штрафом, лес по обе стороны дороги вырубили, и с тех пор Алтонская долина перестала страшить путников.

За исключением тех, кто по причине крайней бедности был вынужден идти пешком, практически все путешествовали верхом. Большинство товаров перевозили навьюченные лошади. Если мужчина ехал в повозке, это было признаком нездоровья или унижения. Заключённых, пленников и раненых могли перевозить на грубых повозках, они не имели рессор и с грохотом неуклюже передвигались на огромных колёсах с ободами, которые были прибиты гвоздями с огромными шляпками. Иногда старики или больные путешествовали в паланкинах — своего рода закрытых носилках, которые несли две лошади, одну впрягали спереди, другую — сзади; в подобном паланкине, сверкавшем яркими красками и позолотой, устланном подушками и задрапированном дорогими шелками, совершил своё последнее путешествие в Шотландию Эдуард I. Изысканные дамы порой путешествовали в величавых каретах, это были запряжённые дюжиной лошадей солидные четырёхколёсные повозки с куполообразным верхом из расписной ткани. За этими исключениями все передвигались верхом. Дамы, как правило, сидели на лошади боком, кроме тех случаев, когда во время охоты или по какой-либо другой причине нужно было скакать быстро, тогда они садились по-мужски. Поэтому, когда императрица Матильда[68] бежала из Винчестера, её спутники, увидев, что враги догоняют их, настоятельно потребовали, чтобы государыня перекинула ногу через седло, так как, сидя боком, всадница не может ехать быстро. Женщины низкого происхождения, как видно, обычно ездили по-мужски, потому что в знаменитой серии иллюстраций к «Кентерберийским рассказам», созданной в XV веке, приоресса изображена едущей в дамском седле, а батская ткачиха восседает на лошади по-мужски.

В средневековой Англии, как в наши дни на Востоке и в других неевропейских странах, гостеприимство считалось добродетелью и обязанностью каждого. Человек, которого застигла в пути ночь, почти всегда мог быть уверен, что ему дадут приют в любом доме, стоит только постучать в дверь, хотя приём, естественно, далеко не везде мог оказаться одинаково радушным, а условия одинаково комфортными. Монастыри служили своего рода гостиницами для богатых и ночлежными домами для бедных, и там обязательно имелись отдельные здания, предназначенные для приёма путников. В всех городах и повсюду вдоль больших дорог было множество обычных гостиниц и постоялых дворов, где путник мог получить вполне приличную постель или, если гостиница была переполнена, разделить её с кем-либо из постояльцев, а также найти пищу и, прежде всего, глоток живительной влаги. Постоялые дворы той эпохи не блистали роскошью, но средневековый путешественник не был человеком привередливым, и, если ложе было хорошо застелено свежей соломой и не кишело блохами, он оставался вполне доволен своей судьбой.

Как вы помните, именно в гостинице по вывеской «Рыцарский плащ» повстречались в Саутворке тридцать героев Чосера, собиравшиеся совершить паломничество в Кентербери. Мы уже говорили о том, что в Средние века паломничество было одним из главных поводов посетить далёкие края. Инстинкт преклонения перед великими, который сегодня побуждает нас отправляться в Стратфорд-на-Эйвоне, чтобы увидеть дом Шекспира, или в Портсмут, чтобы посмотреть на то место, где Нельсон взошёл на борт «Виктори», инстинкт, который в наши дни заставляет поклонников протискиваться сквозь толпу в надежде заполучить автограф известного актёра или спортсмена, в Средние века был всецело поглощён религией. Искреннее восхищение деяниями святых породило желание получить что-либо из оставшихся после них вещей или, по крайней мере, узреть реликвии: гребень, пару туфель, поясок, а ещё лучше — зуб или кость из останков святого. Постепенно сложилось убеждение, что таким вещам должны были передаваться достоинства и способности тех святых, которым они принадлежали: так родилась вера в чудодейственную силу реликвий. Церковь поощряла эти верования, и они прочно закрепились в народном сознании; мощи хранились в реликвариях, богато украшенных резьбой и сверкавших золотом и драгоценными каменьями, такие реликварии стали главным украшением средневековых храмов и главным объектом поклонения для верующих. Подле них удивительным образом излечивались больные и увечные, то ли благодаря помощи святых, то ли силой собственной веры; весть о новом чуде, нередко преувеличивая факты, возвещали по всем городам и весям служители Церкви, которым приношения набожных паломников сулили немалую выгоду. Стоило мощам единожды обрести славу чудотворных, как к ним начинала тянуться вереница пилигримов. Не все паломники искали исцеления от телесных недугов, большинство рассчитывало извлечь пользу для души, ибо тем, кто приходил поклониться мощам святых (и делал денежные пожертвования), Церковь обещала некоторые уступки: прощение нескольких дней епитимьи в этом мире или сокращение на несколько лет срока пребывания в чистилище в мире ином; были и такие, кто просто любовался видами и находил, что паломничество — это прекрасный повод побывать в далёких городах и повидать заморские земли. Достигнув цели своего путешествия, паломники обычно оставляли багаж и лошадей, если таковые были, на постоялом дворе и отправлялись в храм, где прохаживались, разглядывая монументы и гадая, что может быть изображено на витражах. Служители, состоявшие при храме, наверняка должны были обратить внимание посетителей на реликварий, показав им драгоценные камни, полученные в дар от королей и знатных господ; затем верующим предстояло узреть сами мощи и, возможно, они получали позволение приложиться к ним, при этом служители рассказывали паломникам о случаях чудесного исцеления, демонстрируя в подтверждение своих слов ряды развешанных в храме приношений, подаренных по обету теми, кто вновь обрёл подвижность в членах, спасся во время кораблекрушения или избежал иной опасности благодаря заступничеству святого. Помолившись святому заступнику и отблагодарив хранителей реликвий денежными пожертвованиями, паломники покупали свинцовые значки, на которых была отчеканена эмблема святыни: створка раковины была символом реликвий св. Иакова, буква «W» — Уольсингема, стрела — св. Эдмунда, а фигурка архиепископа — св. Томаса Кентерберийского. Эти значки паломники прикрепляли на свои шляпы в знак того, что они побывали у такой-то святыни. Нищие зачастую набирали множество подобных значков и упирая на то, что человек, который обошёл столько святых мест, неминуемо должен был сам преисполниться святости, вымогали у благочестивых людей милостыню, хотя на самом деле её не заслуживали. Вот как изображён типичный паломник, или пилигрим, в «Видении о Петре Пахаре»:

Самым главным центром паломничества в Англии была гробница Томаса Бекета в Кентербери, богато украшенная золотом и драгоценными камнями, стоимость которых в то время, когда Генрих VIII завладел имуществом Церкви, составляла на современные деньги около миллиона фунтов. В 1496 г. один итальянский путешественник писал: «Надгробие св. Томаса Мученика, архиепископа Кентерберийского, своим великолепием превосходит всё мыслимое. Невзирая на огромные размеры, оно полностью покрыто пластинами из чистого золота, однако золото едва можно разглядеть из-за обилия драгоценных камней, которыми усеяно надгробие, это сапфиры, алмазы, рубины и изумруды; и куда ни упадёт взгляд, ему открывается нечто ещё более прекрасное, чем увиденное прежде. И все эти прекрасные дары природы приобрели ещё большее совершенство благодаря человеческому искусству, ибо на золоте вырезаны и выгравированы прекрасные узоры, крупные и миниатюрные, а из агата, яшмы и сердолика сделаны рельефные камеи, среди которых иные имеют такие размеры, что я не осмеливаюсь их назвать. Но ничто не может сравниться с одним рубином, величиной не больше, чем ноготь большого пальца, что помещён справа от алтаря. Церковь эта довольно тёмная, особенно в той части, где находится надгробие; к тому же, когда мы его осматривали, солнце уже клонилось к закату, а погода была облачной, и всё же я видел этот рубин так же ясно, как если бы держал его в руках; мне сказали, что это дар короля Франции». Не менее известным и не менее богатым, чем гробница Томаса Бекета, был реликварий Святой Девы в Уольсингеме, и почти так же привлекали паломников мощи св. Альбана, св. Эдуарда Исповедника (в Вестминстере), св. Эдмунда (в Бери) и св. Кутберта (в Дареме). Те же, кто питал склонность к приключениям, имели возможность совершить похвальный поступок и приобрести известное уважение в глазах мало путешествовавших соседей, посетив, невзирая на многочисленные неудобства и даже на опасности, святыни, находившиеся в далёких землях. Естественно, первое место принадлежало Святой Земле, Палестине, где было так много мест, ставших святыми, потому что они были связаны с житием Христа, а кроме того, было немало мест, не столько привлекательных своею святостью, сколько просто любопытных: могилы большинства ветхозаветных праведников, пещера с постелями Адама и Евы и соляной столб, некогда бывший женой Лота. Следующее место по святости и по количеству достопримечательностей занимал Рим с его дюжинами храмов и тысячами реликвий. Не позднее первых лет XIV века появились первые путеводители с описанием святынь Рима, предназначавшиеся для паломников, и вне всякого сомнения они пользовались большим спросом. Однако самым распространённым видом паломничества в чужие земли было посещение гробницы св. Иакова в испанском городе Компостелла. Некоторые путешествовали туда по суше, но такой путь был очень долог, потому что нужно было ехать через всю Францию; большинство же добирались морем, и доставка паломников из английских портов в Испанию была весьма процветающим делом. Нужна была немалая храбрость, чтобы плавать в неспокойных водах Бискайского залива на средневековых судёнышках, которые нынешним морякам, наверное, покажутся не более пригодными для мореплавания, чем створки моллюсков, служившие знаком пилигримов, повидавших мощи св. Иакова. Средневековые корабли с высоким носом и такой же высокой кормой, с одной-единственной мачтой, на которой крепился прямоугольный парус, почти не слушались управления, подчиняясь лишь дующим ветрам. Вплоть до конца XIV века кораблём управляли при помощи большого весла, прикреплённого справа от кормы, и хотя компас был известен уже в XII веке, широко им пользоваться стали только в самом конце Средневековья. Плавание на корабле было лишено каких бы то ни было удобств, и хотя наши предки были народом мужественным, они так же страдали от морской болезни, как и мы. Один поэт XV века с юмором описывает морское путешествие к гробнице св. Иакова, живо рисуя перед взором читателя страдания бедных пилигримов:

(Ниже следует вдохновенное описание того, как капитан выкрикивает свои команды и как матросы с громкими криками тянут фалы.)

Можно понять, почему многие верующие предпочитали, чтобы вместо них паломничество совершил кто-либо другой, и посылали людей поклониться от своего имени святым местам и прочесть все положенные молитвы; некоторые поступали так ещё при жизни, но гораздо чаще этой возможностью пользовались после смерти. В средневековых завещаниях часто фигурируют суммы, предназначенные для подобных целей. Уже в 1274 г. лондонский горожанин Джеффри Годард оставил деньги, чтобы с первым организованным паломничеством отправить человека в Святую Землю, а в 1352 г. один лондонский купец завещал 20 фунтов стерлингов на то, чтобы было совершено паломничество либо к Гробу Господню, либо на Синайскую гору, и 7 фунтов стерлингов — на паломничество к гробнице св. Иакова. Век спустя некий йоркширский священник позаботился о спасении своей души, распределив симпатии между многими святынями: он пожелал, чтобы паломничество было совершено к знаменитому распятию у северных дверей собора св. Павла, к другому распятию в Топ-Бэссит, к реликвариям Святой Девы в Уольсингеме, Линкольне, Гейсборо, Карлайле, Скарборо и Донкастере, к гробнице св. Томаса Кентерберийского, к мощам св. Этельдреды Илийской, св. Вильгельма Йоркского, св. Иоанна Беверлийского, св. Иоанна Бридлингтонского, св. Ниниана Виторнского в Шотландии и некоторых других святых. Екатерина Арагонская, разведённая супруга Генриха VIII, завещала деньги на посещение «Богородицы Уольсингемской», но едва успело отзвучать эхо молитв за упокой души бывшей королевы, как безжалостная рука её венценосного супруга обрушилась на Уольсингем и смела в королевские сундуки все сокровища этой святыни[69].