Жизнь Англии в Средние века

ГЛАВА 5 ВОСПИТАНИЕ И ОБРАЗОВАНИЕ

Человеческая природа за минувшие столетия не претерпела каких-либо существенных изменений; дети, как и взрослые, во все времена одни и те же, однако принципы и методы воспитания в наши дни стали совсем другими, мы также развиваем в своих отпрысках добрые задатки и стараемся подавить их дурные наклонности (в чём и заключается цель любого воспитания), но мы делаем это совершенно иначе, чем наши предки в Средние века. Если говорить о первых месяцах жизни ребёнка, то рассуждения средневековых авторов иногда актуальны и для нас. Так один из них предостерегает людей против семейной жизни, описывая хлопоты, связанные с появлением младенца: «...и вот дитя родится на свет, отныне его крик и его плач будут заставлять вас подниматься среди ночи», а у другого средневекового писателя можно найти вполне современные советы по уходу за новорождёнными: он говорит о необходимости беречь глаза младенца от света, настоятельно рекомендует следить за качеством молока и предупреждает мамок и нянек о том, что ручки и ножки малыша могут искривиться. Правда, тот способ, которым он предлагает воспользоваться, чтобы избежать этой опасности, способ, к которому прибегали на протяжении многих столетий, наверняка вызовет неодобрение всех современных нянек и врачей. Чтобы руки и ноги ребёнка были прямыми и стройными, его туго пеленали свивальником, который, как бинт, наматывали вокруг тела, пока младенец не превращался в некое подобие кокона или мумии, в таком состоянии он мог пошевелить только головкой. Сегодня же мы отказываемся от всего, что ограничивает свободу младенца, отдавая предпочтение коротким распашонкам, и любуемся неловкими движениями пухлых ручек и ножек. То же самое можно сказать и о различии между средневековыми и современными методами воспитания. В Средние века идеальное воспитание заключалось в том, чтобы стреножить воспитанника системой правил и наказаний, а затем тянуть сто по узкой стезе учения, не позволяя даже бросить взор, не то что сделать шаг, вправо или влево; современный идеал, напротив, состоит в том, чтобы предоставить ребёнку максимальную свободу в расчёте на то, что он обретёт способность мыслить самостоятельно и полюбит учёбу ради неё самой. Но поскольку характеры мальчиков и девочек за минувшие века почти не изменились, ни один идеал никогда не удавалось воплотить в полной мере. И сегодня, точно так же, как в XII веке, младшее поколение «живёт совершенно бездумно и не ведает никаких забот, отдавая все силы забавам да развлечениям, ничто не вселяет в них ужас, кроме порки, и они больше радуются яблоку, чем золоту. Хвалят ли их, стыдят ли, ругают ли — им всё равно... Они хотят есть много мяса, и от избытка мясной пищи и от неумеренности в питии часто страдают различными болезнями и пороками». Однако в наши дни уже нельзя сказать, как прежде: «Чем сильнее отец любит своё дитя, тем суровее наставляет его, тем в большей строгости его держит, и если отец не чает души в своём чаде, то кажется, будто он вовсе не любит его, потому что сечёт его и корит его, чтобы дитя не пристрастилось к дурному и не выросло порочным».

Строгость и даже суровость — вот основополагающий принцип средневекового воспитания в семье и в школе. Леди Джейн Грей[34], чья печальная судьба всем известна, рассказывала, что родители требовали от неё делать всё «столь же совершенно, как Господь сотворил мир», и в тех случаях, когда у девочки не получалось соответствовать такому высокому эталону, её ожидали «тычки, пинки да затрещины». Совершенно обычным для того времени были и «воспитательные» методы Агнес Пастон, которая каждую неделю регулярно секла свою дочь и выражала надежду, что если её сын не будет успевать в школе, то наставник «станет как следует пороть его, пока тот не исправится». Показательно, что студенту Кембриджа, получившему звание магистра грамматики, вручали розги и другое «воспитательное» орудие — прут с плоским диском на конце, предназначенный для того, чтобы бить школяров по ладоням; новоиспечённый магистр должен был доказать свою дееспособность в роли школьного наставника, выпоров специально нанятого для такого случая мальчишку, чьё терпение вознаграждалось четырьмя пенсами. Время от времени люди с более гуманными взглядами выступали против сложившейся системы экзекуций: св. Ансельм, великий епископ Кентерберийский, говорил, что жестокость и насилие лишь заставляют мальчиков возненавидеть не только своих наставников, но и всё, связанное с учёбой; а когда главу Итона[35] чествовали как лучшего учителя и лучшего мастера порки своего времени, прославленный педагог Роджер Эшем высказался в том смысле, что ученики этого славного мастера больше обязаны своими успехами собственным задаткам, чем его розге. При домашнем обучении иной раз вместо наказаний прибегали к методике поощрения, и мы знаем о той «тарелке с сахаром и сладостями», которая в 1550 г. была приготовлена для маленького Фрэнсиса Виллоубая «ради того, чтобы побудить его взяться за книгу». Однако подобные случаи были исключением. Тем не менее, как ни зверствовали наставники, им так и не удалось привить средневековым сорванцам ангельские добродетели. Поэт Лидгейт, описывая своё детство, пришедшееся на середину XIV века, вспоминает о том, как он не любил вставать рано утром и ложиться спать вечером, как ему не хотелось мыть руки и приниматься за уроки. С гораздо большим удовольствием пишет о том, как славно проводил время в играх с товарищами, как дрался и лазил по чужим садам, морочил голову старшим и насмехался над прилежными учениками, как прогуливал занятия или являлся в школу с опозданием и сочинял в своё оправдание какую-нибудь вдохновенную ложь. Вполне возможно, что, подобно герою забавного стихотворения XV века, Лидгейт-школьник уверял учителя, будто мать посылала его доить уток:

Те строки, в которых повествуется о том, как поступил учитель с незадачливым выдумщиком, лучше опустить: школьнику не удалось избежать сурового наказания. Неудивительно, что мальчик, у которого саднила душа — и не только душа, — должен был дать выход своим чувствам:

Воспитание включает в себя не только изучение книг. Девизом Винчестерского колледжа, первой крупной школы для мальчиков, стало изречение «Manners make man» («человек — это тот, кто умеет себя вести»), ведь обучение основам вежливости считалось неотъемлемой частью воспитания каждого джентльмена. Школой хороших манер были дома высшей знати, поэтому мальчиков в самом юном возрасте посылали к королевскому двору или к епископам и другим знатным сеньорам, чтобы отроки овладели навыками благопристойного поведения и, прежде всего, научились правильно вести себя за столом: и тому, как разделывать мясные блюда, и тому, как прислуживать во время трапезы. В Средние века не видели ничего унизительно в том, чтобы прислуживать знатному господину; более того, знатные сеньоры оспаривали друг у друга право исполнять роль дворецкого при короле или подносить ему чашу с водой для омовения рук, а отпрыски благородных семейств почитали за честь точно так же служить другим лордам, не столь высокопоставленным, как король. Разделка мясного блюда, в частности, представляла собой подлинное искусство, и, перечисляя достоинства оруженосца из числа кентерберийских паломников, Чосер говорит, что тот «отцу жаркое резал за обедом». Были очень распространены пособия по этикету, адресованные юношеству и содержавшие советы на все случаи жизни, — на латыни, на французском и английском языках. Самое известное из таких пособий называлось «Stans puer ad mensam», именно его цитирует Чосер, описывая утончённую трапезу, о которой мечтает его очаровательная аббатиса.

В книгах, посвящённых этикету, запечатлена живая картина средневековых нравов, ибо они подробно рассказывают обо всём, что приходилось делать мальчику к течение дня — с того момента, как он вставал с постели, и до того часа, когда он вновь укладывался спать:

И нужно иметь в виду, что под «ранним утром» подразумевалось время не позднее 6 часов. Проснувшись, ребёнок должен был, как говорилось в книгах, причесаться, убедиться, что его одежда выглядит чисто и опрятно, не забыть вымыть руки, умыть лицо и прочесть молитву. Дальше шли общие наставления относительно приличного поведения: если к ребёнку обратился кто-либо из старших, надлежало отвечать ему скромно, но бодро, не стоять, понурив голову, «как тупица», и не хмуриться исподлобья; благовоспитанный ребёнок не должен был сопеть, фыркать, чесаться:

Но самое пристальное внимание уделялось поведению за столом. Многие правила этикета свидетельствуют о том, что в любой ситуации и во все времена хорошие манеры имеют один и тот же смысл, в их основе лежит идея внимательного отношения к окружающим: не забывай о соседях по столу, не хватай лучшие куски, старайся не делать ничего такого, что обидит других или вызовет у них чувство неприязни. Однако можно предположить, что в Средние века подлинно воспитанных людей было чрезвычайно мало, иначе не понадобилось бы давать такие вот, например, советы: Не обгладывай кости дочиста —

Возвращаясь от обучения правилам этикета к системе образования, отметим, что в средневековой Англии было вовсе не так мало школ, как принято думать; в начале XIV века школ на душу населения было больше, чем в конце века XVIII. Римляне, которые были очень практичным народом, прекрасно понимали, какое важное значение имеет образование; в годы правления последних римских императоров школы были многочисленны, а учителя получали солидную плату, которая в двенадцать, а то и в двадцать раз превышала заработок обычного наёмного работника. Когда в VI веке на смену империи пришла Церковь, и место императора, являвшегося главой цивилизованного мира, занял папа Римский, ставший во главе мира христианского, представление о ценности образования сохранилось, и первые епископы-миссионеры были для своей паствы не только проповедниками, но и учителями. Поначалу школы имелись при всех крупных храмах, именовавшихся «minster», независимо от того, кто отправлял там службу: монахи или штатный священник. Мы не знаем наверняка, преподавал ли св. Августин в той школе, которую он основал в Кентербери, но великий Феодор Тарский, ставший архиепископом в 669 г., и его товарищ аббат Адриан прославились как выдающиеся учителя. Св. Алдхельм, епископ Шерборнский и, возможно, основатель Шерборнской школы, по-видимому, тоже занимался преподаванием и, несомненно, был выдающимся учёным, знатоком классических авторов, таких как Овидий, Гораций, Ювенал, Теренций и Сенека, а также многих позднелатинских писателей, которых мы уже не читаем. Ещё более известны Беда Достопочтенный, преподаватель монастырской школы в Ярроу и создатель «Церковной истории», служащей нам основным источником по истории раннесредневековой Англии, и Алкуин, который был школьным наставником в Йорке с 776 по 782 г., когда он стал преподавать в Дворцовой школе императора Карла Великого.

И всё же (отчасти из-за того, что нормальное течение жизни было нарушено набегами датчан) в 893 г. Альфреду Великому приходилось сожалеть о невежестве жителей Англии, он сетовал на то, что на юге страны едва ли отыщется человек, способный перевести латинское послание на английский язык или хотя бы способный понимать церковную службу. Чтобы исправить ситуацию, Альфред перевёл некоторые латинские книги на английский язык и всячески содействовал созданию школ и распространению образования. Преемники Альфреда продолжили начатое, и число школ росло по всей стране. В конце X века Эльфрик (впоследствии аббат монастыря Эйншем, расположенного неподалёку от Оксфорда) написал несколько книг для школьников, среди которых самая интересная — латинские беседы учителя с учениками, снабжённые английским переводом. Хотя эти диалоги были написаны с единственной целью — познакомить школьников с самыми употребительными латинскими словами и выражениями (подобно современным разговорникам), мы можем узнать из них кое-что о средневековых школах и почерпнуть немало любопытных сведений о жизни той эпохи. Ученики исполняли монаха, пахаря, пастуха, охотника, рыбака, купца, мореплавателя, сапожника, повара и т. д., причём каждый из них должен рассказать учителю о том, как прошёл его день (что позволяет автору ввести большое количество самых различных выражений и технических терминов). Под конец беседы разгорается спор о том, чей труд является самым ценным, и учитель решает этот вопрос в пользу пахаря, ибо именно он кормит всех остальных. Многие ученики пытаются оспорить мнение наставника, и тогда учитель советует каждому из них заниматься своим делом и выполнять свою работу, как можно лучше: «Кем бы тебе ни довелось быть, священником или монахом, простым мирянином или воином, постарайся приспособиться к этому и будь тем, кто ты есть, потому что стыдно человеку не быть тем, кем он является и кем должен быть».

Нормандское завоевание сказалось на системе образования сразу в нескольких аспектах. Важнее всего было то, что франко-норманнский язык занял место английского в качестве языка, на который осуществлялся перевод других сочинений; в следующей главе мы поговорим, как это отразилось на английской литературе, здесь же отметим только, что английский язык (ставший к тому времени совершенно другим) снова был введён в школах лишь в середине XIV века. К тому же нормандцы благоволили монастырям и передали в их ведение многие из тех церквей, при которых имелись грамматические школы. В нормандской Англии было четыре вида учебных заведений: начальные школы («song-school», букв, «певческая школа»), монастырские школы («monastic school»), грамматические школы («grammar-school», в современном английском языке это выражение означает «средняя школа») и университеты.

Типичная начальная школа описана у Чосера в «Рассказе аббатисы»: там «совсем юные служители церкви семи лет от роду учатся петь и читать, как учились малые дети в её годы». В таких начальных школах мальчиков обучали пению латинских гимнов (отсюда название «song-school»), не требуя, чтобы дети понимали их содержание; кроме того, школьники постигали азы грамоты и довольно быстро начинали читать, а иногда и писать. Раз уж речь зашла об обучении письму, стоит напомнить, что только в латинском языке существовала сложившаяся система правописания; французские и английские слова фиксировались на письме фонетически, то есть посредством такой последовательности букв, которая, по мнению того или иного пишущего, должна была верно передавать их звучание.

Монастырские школы предназначались для мальчиков, которые готовились принять постриг, и потому основу обучения составляло наставление в религии. Учеников было немного, даже в школах при крупных монастырях, а дисциплина отличалась чрезвычайной строгостью: мальчикам не разрешалось разговаривать друг с другом или касаться друг друга, к каждой паре воспитанников был приставлен в качестве учители один из почтенных монахов, не спускавший с них глаз ни днём ни ночью. Занятия проходили, в основном, в галерее, тянувшейся вдоль всех четырёх сторон открытого двора, образованного строениями монастыря, такая галерея была неотъемлемым элементом монастырской архитектуры. Иногда в монастырь посылали своих детей представители местной знати, чтобы те учились вместе с послушниками и молодыми монахами: обычно эти родители рассчитывали на то, что впоследствии их отпрыски сами станут духовными лицами. При некоторых монастырях имелись благотворительные школы, мальчики, которые в них учились, получали начальное образование и за это должны были петь в церковном хоре или исполнять роль слуг.

Основной вклад в распространение образования в средневековой Англии внесли грамматические школы. Как можно догадаться по названию этих школ, основной их задачей было обучение латинской грамматике: на протяжении всего Средневековья латынь оставалась языком школы и науки для всей Западной Европы, а под термином «грамматика» понималось «искусство говорить и писать надлежащим образом, подобно древним мастерам прозы и поэзии». Как мы уже говорили, школы с таким уклоном издавна являлись обязательной принадлежностью всех кафедральных соборов и коллегиальных церквей, то есть тех церквей, где отправляли службу несколько каноников, которых наряду с обычными приходскими священниками именовали «секулярным» духовенством, ибо они принимали участие в мирской жизни (от лат. «secular» — «мир» в отличие от «Церкви»), в противоположность «регулярному» духовенству, подчинявшемуся монастырскому уставу (лат. «régula» — «правила, устав»). В XI—XII веках во многих местах «секулярных» каноников сменили «регулярные» монахи (так произошло, например, в Кентербери, в Бедфорде и в Уолтеме), однако характер грамматических школ остался прежним и учителями там были «секулярные» духовные лица, которых назначали монахи. Во многих других городах, например в Сент-Олбансе, Бери-Сент-Эдмундсе и Льюисе, существовали школы, в которых тоже преподавали «секулярии», но под контролем местного монастыря; однако к самому учебному процессу монахи имели не большее отношение, чем почётные директора наших школ.

Важнейшим событием в истории английского образования стало основание Уильямом Уайкхемом, богатым епископом Винчестерским, Нового колледжа в Оксфорде и создание, с целью подготовки студентов для этого колледжа, Винчестерской школы. Официальной датой основания школы считается 20 октября 1382 г., однако то здание, в котором она располагается по сей день, было построено лишь 20 лет спустя. Учиться в Винчестерской школе должны были семьдесят «бедных и нуждающихся» отроков, но, как свидетельствуют списки первых учеников, в числе которых — родной племянник Уайкхема и отпрыски многих именитых родов, бедность питомцев Винчестерской школы была довольно относительной; и совершенно очевидно, что основатель школы не имел в виду создать учебное заведение для детей из низших слоёв общества. Винчестерская школа была не только самой большой грамматической школой своего времени, это была ещё и первая школа, основанная как самостоятельное образовательное учреждение, не являвшееся частью одного из подразделений Церкви. Шестьдесят лет спустя, 11 октября 1440 г., Генрих VI последовал примеру Уайкхема и основал «Королевский колледж Богородицы в Итоне близ Виндзора», который в дальнейшем был прикрёплён к другому учебному заведению, учреждённому этим монархом, — к Королевскому колледжу в Кембридже. В Итоне, как и в Винчестерской школе, учились «бедные и нуждающиеся» отпрыски родовитых фамилий, но Итонская грамматическая школа впервые получила название «общедоступной школы» («public school»), хотя это означало лишь то, что учиться в Итоне могли дети из всех областей Англии, а не только те, кто жил в непосредственной близости от школы, как это было прежде. Третье учебное заведение такого рода появилось на закате Средневековья, в 1528 г, когда кардинал Уолсей основал колледж в Оксфорде и школу в Ипсвиче. Однако в 1530 г. Уолсей попал в опалу, а все его владения были конфискованы в пользу короля, и хотя Генрих VIII завершил строительство оксфордского колледжа Крайст-Чёрч, Ипсвичская школа прекратила своё существование.

В 1511 г., за несколько лет до того, как кардинал Уолсей занялся вопросами образования, Колет, настоятель собора св. Павла, воссоздал школу, которая уже существовала при этом соборе на протяжении девяти веков, и оставил средства на её содержание. Колет передал школу при соборе св. Павла из ведения настоятеля собора и капитула каноников в руки корпорации торговцев тканями. Так крупнейшая школа Лондона стала независимой от духовенства; более того, во главе школы стоял мирянин, и хотя сама идея была не нова, ибо ещё в 1432 г. было принято решение, по которому место наставника Севеноукской школы не мог занимать священнослужитель, в действиях Колета нам видится своего рода попытка оспорить право Церкви на монополию в сфере образования, присвоенное ею в прежние времена. Другой приметой «нового образования» тех лет было распоряжение Колета о преподавании, наряду с латынью, греческого языка. В Оксфорде греческий язык был введён только в 1491 г., и хотя его уже преподавали в Винчестерской школе и в Итоне ещё до того, как была восстановлена в новом качестве школа при соборе св. Павла, тот факт, что Колет включил греческий язык в число обязательных предметов, свидетельствует о начале новой эпохи в истории английского образования.

Колет также содействовал изданию «Латинской грамматики» Лайли, которая вышла в свет в 1513 г., а в 1528 г. была принята в качестве обязательного учебника для всех школ; она переиздавалась с незначительными изменении на протяжении трех с половиной столетий, и за всё это время не появилось ни одного грамматического пособия, способного составить ей достойную конкуренцию. Первые средневековые книги по грамматике были написаны в основном латинскими стихами, которые изобиловали непривычными словами, и наверняка заниматься по таким книгам было очень и очень трудно даже притом, что латынь тогда ещё не была мёртвым языком. Что же касается других книг, то достаточно сказать, что в младших классах читали Эзопа, Теренция и Вергилия, а в старших переходили на Овидия, Саллюстия и Цицерона. Помимо перевода с латыни ученики должны были писать сочинения, заучивать тексты наизусть и составлять краткий конспект прочитанных книг (конечно же, всё это — на латинском языке). Школьный день был долгим, в Итоне занятия начинались в 6 часов утра и продолжались до 9 часов, затем после молитвы следовал 15-минутный перерыв на завтрак. Обед был в 11 часов, днём уроки продолжались с 13 до 17 часов, исключение составляли летние месяцы, когда ученики отдыхали до 15 часов, а затем получали по глотку пива, заменявшего в те годы привычный нам вечерний чай. И воскресные дни занятия были такими же, как на неделе, но завершались к обеду. Только в самых крупных школах было несколько преподавателей, обычно же на всех воспитанников приходился один-единственный учитель, но зато у него имелись многочисленные помощники: надзиратели, следившие за порядком; ученики-наставники, назначавшиеся из числа успевающих школьников, и старосты, обязанные доносить на своих товарищей, если те устраивали драки, не умывались, ходили в грязной одежде, не говорили по-латыни или ещё каким-либо образом нарушали дисциплину. Долгие учебные часы компенсировались частыми праздниками, которых было немало в церковном календаре, в такие дни занятия проводились только утром или отменялись вовсе. В Итоне и, возможно, во всех школах летние каникулы начинались в день Вознесения и продолжались до праздника тела Христова, который приходился на первый четверг после Троицы; кроме того, были каникулы на Рождество и иногда на Пасху, а также каникулы на время уборки урожая.

Хотя в средневековых школах никто не заботился о том, чтобы организовать игры воспитанников (как это делают сегодня), школярам той эпохи было известно множество различных забав. Особой популярностью пользовались игры с мячом, отдалённо напоминавшие хоккей, файвз, теннис и бейсбол, причём нередко «двором» при игре в файвз служили стены церкви, от чего сильно страдали церковные окна. Любимой игрой был футбол, воспитанники трёх лондонских школ — школы при соборе св. Павла, школы при церкви св. Марии и школы при церкви св. Мартина — после обеда во вторник на масленой неделе играли в футбол на большом лугу Смитфилда. Утро того же дня школяры отдавали петушиным боям: они приносили с собой в школу бойцовых петухов и натравливали их друг на друга; это развлечение, само по себе варварское, со временем выродилось в ещё более жестокую забаву: петуха привязывали за ногу к шесту и метали в него палки, пока несчастная птица не оказывалась забитой до смерти; с одобрения наставников этот масленичный обычай просуществовал вплоть до пуританских времён. Но если средневековые школяры находили удовольствие в таких зверских забавах, за которые в наши дни любого сорванца по заслугам отколотили бы его собственные товарищи, то не меньше увлекались в Средние века и интеллектуальными играми (за что, как думается, современного подростка отлупили бы его приятели): в те времена ученики какой-либо школы собирались по выходным дням в общественных местах или даже на улице и вели на латинском языке диспуты но вопросам грамматики и логики, состязаясь с учениками из других школ.

Своей находчивостью и остротой ума средневековые школяры были обязаны тому, что в школах обучали не только грамматике, но также логике (искусству доказательства) и риторике (искусству публичной речи).

Эти три дисциплины составляли «тривиум», три основных вида знаний, которыми довольствовалось большинство образованных людей, однако студенты, не удовлетворённые такой «тривиальной» подготовкой, могли продолжить учёбу и приступить к постижению «квадривиума», включавшего в себя четыре предмета: арифметику, геометрию, музыку и астрономию. Может показаться странным, что арифметика относилась к категории более сложных и менее насущных наук, однако не будем забывать о том, что арабские цифры вошли в употребление в Англии только в XIV веке, а выполнять арифметические действия с римскими цифрами было не так уж просто. Епископ Алдхельм, известный своей учёностью, так описывал свои занятия математикой: «Неспособность овладеть арифметическими навыками так угнетала меня, что казалось, будто все усилия, до того положенные на учёбу, оказались напрасны. И вот наконец, по милосердию Господню, я сумел постичь путём усердных упражнений, что лежит в основе вычислений, — что имеют в виду, говоря о дробях».

В XII веке во многих городах Европы — в частности, в Париже и Болонье — появились объединения из нескольких школ, где самые способные студенты слушали лекции по самым сложным предметам. Эти сообщества профессоров и студентов вошли в историю под названием университетов. По неизвестной причине такой университет возник в Оксфорде, и ко времени правления Генриха I[36] он уже пользовался достаточным авторитетом в учёном мире, чтобы приглашать лекторов из Парижа и Болоньи, а к середине XIII века Оксфорд стал общепризнанным научным и образовательным центром Англии. Кембриджский университет приобрел вес несколько позже, но к середине XIII века оба учебных заведения вполне сформировались: они имели собственный устав и штат сотрудников во главе с университетским канцлером. Поначалу студенты снимали жильё у горожан. Со временем сложилась традиция, по которой ряд студентов селились вместе в одном доме — «холле» — под надзором кого-либо из преподавателей или ректора. На следующем этапе некоторые из общежитий получили постоянное обеспечение: например, какой-либо состоятельный человек мог пожертвовать университету земли, доход с которых шёл на содержание «холла» и живших в нём студентов; причём даритель устанавливал определённые правила, регламентирующие жизнь «холла». Именно такие «холлы», имевшие постоянный источник финансирования и собственный устав, стали называться колледжами. Самый первый колледж основал в Оксфорде в 1263 г. Вальтер де Мертон, и этот колледж по сей день носит его имя.

Строгой разграничительной линии между грамматическими школами и университетами не было. Мальчики могли поступать в университет в возрасте 13—14 лет, хотя обычно студентами становились к 17 годам, причём менее подготовленные ученики имели возможность продолжить в университете изучение грамматики. Преподавание наиболее сложных предметов, важнейшими из которых считались теология и юриспруденция, осуществлялось в виде лекций, которые читали магистры (Master of Arts). Претендент на степень бакалавра (Bachelor of Arts) не должен был сдавать экзамены, что является обязательным в наши дни, ему достаточно было предъявить свидетельство о том, что он прослушал определённое количество лекционных курсов и что профессора считают его достойным искомого звания. Тому, кто намеревался достичь степени магистра, предстояло учиться ещё 3 года; по окончании этого срока претендент должен был не только продемонстрировать свою учёность в диспутах с другими магистрами, но и дать им торжественный обед. Только тогда он мог быть подобающим образом посвящён в новое звание. Каждый магистр был прежде всего преподавателем и потому обязан был читать лекции, а это, надо заметить, не всегда было приятным занятием, ибо средневековые студенты отличались избытком жизненных сил и недостатком воспитания, они доводили нелюбимых профессоров до белого каления, поднимая на их лекциях несусветный гвалт. Лекторы были не единственной мишенью бесшабашных студентов университетов: несчастным новичкам, прозывавшимся «bajan» (от фр. «bec jaune» — «желторотик», т. е. «неоперившийся птенец»), приходилось сносить унизительные шутки и грубые выходки старших товарищей, державших себя так, будто перед ними не их товарищ, а страшенный дикий зверь с рогами и длинной бородой, которую нужно остричь. Но студенты не ограничивались безвредными шалостями: несмотря на строжайшие запреты, они всегда носили при себе мечи и кинжалы и без колебаний обнажали их в столкновениях со студентами враждебных партий (студенты с юга страны никогда не ладили со студентами с севера) или в стычках «gown and town» (букв, «между людьми в мантиях, т. е. студентами, и жителями города»), в ходе которых с обеих сторон бывало немало раненых и даже убитых. Так что, хотя средневековые университеты, несомненно, способствовали распространению учёности, они отнюдь не содействовало смягчению нравов.