ГЛАВА 11

Святой Боже, это же она! Та девушка из аэропорта! Он вышел на балкон покурить и сперва решил, что там никого нет, но потом услышал чье-то всхлипывание и сопение и увидел силуэт человека, стоящего, облокотившись на балюстраду. В темноте было трудно разглядеть детали, но ему показалось, что это женщина. Тоненькая, высокая, с полной задницей. Она показалась ему очень привлекательной — по крайней мере со спины. Первым его побуждением было уйти и не мешать — по всей видимости женщина плакала. Но потом он передумал: «Черт подери, дамочка в расстроенных чувствах!» Может быть, ей нужна помощь, чье-нибудь плечо, чтобы как следует выплакаться. Поэтому он попросил ее прикурить — старые уловки всегда самые надежные, — и ему показалось, что он рассчитал правильно, потому что она обернулась и действительно дала ему прикурить. Ее запах был потрясающим, и он не ошибся, она действительно была очень привлекательной. Странно было другое: ему показалось, что он ее уже знает. Может быть, они уже где-то виделись? Он мысленно перелистал свою заветную записную книжку: может быть, они вместе работали? Или болтали в баре? Или провели вместе одну случайную ночь? А потом он вдруг понял. И не мог поверить в собственную догадку. Она была той самой девушкой, которая пыталась украсть его тележку в аэропорте Хитроу. Та самая сумасшедшая английская цыпочка. Женщина, которая растворилась перед ним в солнечном свете Лос-Анджелеса.


— Это вы!

Фрэнки отпрыгнула назад, как будто ее ударили. Посасывая обожженный палец, она грозно нахмурилась в темноте, и ее первоначальное удивление быстро сменилось досадой.

— Вы тот самый тип! — В первый момент она не узнала его без этой дурацкой ковбойской шляпы. Но это был точно он, никаких сомнений. Лживый, нахальный, вороватый янки из аэропорта.

Он вздохнул:

— Да, пожалуй, только сперва…

Но Фрэнки не собиралась пускаться с ним в объяснения.

— Вы тот самый тип, который стибрил мою тележку в Хитроу! — Она просто не могла в это поверить. Но это действительно был он. Господи, он просто действует ей на нервы! Ведет себя так нахально, словно ничего не случилось. Имеет наглость просить у нее спички.

Он лениво почесал свою щетину.

— Эй, послушайте, я вас умоляю, это была моя тележка! — Он начал улыбаться. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас начинать новое сражение. По существу, он бы ничего не имел против заключить с ней перемирие и взять номер ее телефона. — Но теперь это уже не имеет никакого значения, как вы считаете? Это была наша общая тележка.

— Общая?! — Фрэнки почувствовала, как у нее на загривке шерсть встает дыбом. Он что, нарочно ее дразнит? Хочет показать свою снисходительность?

— И к тому же вы тогда были немного навеселе. — Он засмеялся, пытаясь превратить все в шутку и надеясь, что она тоже в ответ засмеется. Но не тут-то было.

Она вспылила окончательно. Этот гнусный ублюдок все еще валит всю вину на нее и, что еще хуже, снова над ней издевается!

— Что вы хотите этим сказать? Что я была пьяна?

Господи, кажется, он действительно сморозил глупость!

— Я этого не говорил. — Он попытался дать задний ход. Но было уже поздно. Он почувствовал, что ситуация на полном ходу выходит из-под контроля и движется к очередному скандалу.

Фрэнки пошла в атаку.

— Как вы смеете такое заявлять? К вашему сведению, я совсем не была пьяна! Я просто слегка выпила, чтобы успокоить нервы, вот и все. Это не дает вам право говорить, что я пьяна! Неужели все американцы такие отвратительно наглые?

— Ну, хорошо, о’кей, беру свои слова назад. Нет никаких причин быть столь обидчивой! («Черт, что с ней происходит? Может, все англичанки такие психованные и закомплексованные?»)

— А что вы хотите, когда все вокруг словно сговорились против меня?

— Ого!! — Он поднял руки вверх в знак капитуляции и сделал шаг назад. — Я просто просил прикурить! — Кажется, она и вправду сумасшедшая!

Фрэнки не стала ему отвечать. Вместо этого она глубоко затянулась и начала неловко перебирать блестки на золотой Ритиной сумке.

Он наблюдал за ней, и его гнев таял с той же скоростью, как и возник. Она кажется такой потерянной и беззащитной!..

— Я слышал, как вы плакали… И подумал, что, может быть, могу вам чем-нибудь помочь…

Фрэнки с громким щелчком захлопнула сумку и посмотрела на него подозрительно. Какую игру он здесь затевает? Может, он действительно чувствует к ней сострадание, а может, снова собирается ее высмеять? Она сделала вывод в пользу последнего предположения.

— Я не нуждаюсь в помощи такого человека, как вы.

Теперь настала его очередь испытывать досаду.

— Такого человека, как я? — Мускулы вокруг его стиснутых челюстей начали быстро вибрировать от возбуждения. — Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?

Фрэнки начала болезненно пыхтеть.

— Послушайте, я вас умоляю, оставьте меня в покое! — Она стрельнула в него взглядом.

— С превеликим удовольствием! — Он тоже стрельнул в ответ.

Воцарилось молчание.


Стук каблучков и яркое сияние украшенного блестками наряда возвестили о приходе Риты. Взглянув на Фрэнки, она воскликнула:

— Черт возьми, так вот ты где? А я тебя везде ищу!.. — Ее голос осекся, как только она увидела, что Фрэнки разговаривает с мужчиной. И не просто с мужчиной. Она окинула его наметанным взглядом и моментально осознала, что это тот самый мужчина из аэропорта. Вот уж подарок судьбы! Тот самый сексуальный ковбой прямо сам идет к ней в руки! Ф-р-р-р!!! В ней разом взыграли все жизненные соки, она торопливо начала взбивать волосы и утягивать вниз топ — ради максимального обнажения груди. Вот она перевела взгляд с Фрэнки на него, потом обратно на Фрэнки. Все молчат. В воздухе висит какое-то напряжение, как застарелый табачный дым. Не то чтобы Рита все это осознала умом — вся ее чувственность и проснувшиеся гормоны просто кричали о том, что надо действовать. Она обратилась к Фрэнки:

— Ты не собираешься нас друг другу представить? — Она сверкнула своей мегаваттной улыбкой, в обычной жизни приберегаемой исключительно для руководителей кастингов, откровенно взглянула на этого поразительного красавчика и застенчиво захихикала.

Фрэнки мысленно скрежетала зубами. Только представлений ей теперь и не хватает! Она хмуро взглянула на своего постылого собеседника и пожелала, чтобы он поскорее ушел. Он принял ее посыл.

— На самом деле я собирался уходить. — Он взглянул прямо в глаза Фрэнки, которая демонстративно отказалась встречаться с ним взглядом, и кивнул Рите: — Рад был с вами познакомиться.

— Ну да, и я тоже, — пропищала в ответ Рита, которая всегда говорила голосом Микки-Мауса, когда была на взводе.

Фрэнки не сказала ничего. Вместо этого она повернулась ко всем спиной и не оборачивалась до тех пор, пока сзади не смолк по бетонному полу звук его шагов.

Не в силах ждать, когда он выйдет из зоны слышимости, Рита набросилась на Фрэнки со всей своей нерастраченной энергией:

— Черт подери, да ты темная лошадка! Где ты подцепила такое добро?

Фрэнки посмотрела на его растворяющийся в темноте силуэт и почувствовала некоторый укол совести. Может, она и вправду слишком перегнула палку? Может, он и вправду пытался ей помочь?.. Но она отогнала от себя эту мысль сразу же, как только та появилась. О чем она думает? Разумеется, ни о какой помощи речь не шла, он просто тайно злорадствовал. Наверное, он считал, что на ее расстроенных нервах можно с успехом поиграть. Это такой тип!.. Такое умное и наглое ничтожество! Совершенно очевидно, что он положил на нее глаз еще с аэропорта и теперь подумал, что сможет легко ее подцепить. Гнусный мерзавец, начал плести, что она была пьяна! Ну да, положим, в некотором смысле это правда, но какое это имеет к нему отношение?

— Ну же, ну! — нетерпеливо тормошила ее Рита, не собиравшаяся вникать в ее безрадостные мысли.

— О, это долгая история! — Фрэнки обессиленно вздохнула и посмотрела на свой пустой стакан. — Как ты думаешь, мы можем пойти домой? Я так устала! И к тому же слишком много шампанского. — Голова ее болела и кружилась.

— О… да! Разумеется, мы можем! Сейчас поймаем такси. Дориан никогда не уходит с вечеринок раньше ланча.

Пытаясь сдержать свое разочарование по поводу неудавшегося знакомства или хотя бы рассказа с разными сочными деталями, Рита взяла Фрэнки под руку и повела ее через весь зал к выходу, а оттуда к ряду выстроившихся в ожидании такси. Не имело смысла выуживать что-либо из Фрэнки сейчас, когда она в одном из своих настроений, подумала Рита, знаком подзывая к себе такси. Но, с другой стороны, разве когда-нибудь ее подобные обстоятельства останавливали?

— Как его зовут? — Она пыталась говорить совершенно индифферентно. Вот она открыла дверцу машины, сказала водителю адрес и залезла внутрь.

— Кого? — спросила Фрэнки, втискиваясь рядом с ней и захлопывая за собой дверцу.

То есть как кого? Расправляя юбку, которая поднялась едва ли не до пупа, Рита раздраженно зафыркала. Разве это не очевидно? Кажется, Фрэнки совсем слетела с катушек. Если ее бросили, то это не значит, что она должна отгораживаться от всего остального человечества. А тем более когда речь идет о его лучших представителях.

— Ну, этого, симпатичного, с которым ты там стояла. — Она неопределенно махнула рукой назад, в сторону уплывающего назад отеля.

— А, этого? — Фрэнки на секунду задумалась. Несмотря на то что между ними уже случились две ссоры по разные стороны Атлантики, она понятия не имела о том, как его зовут. — Не знаю, — ответила она отстраненно.

Рита заворчала от негодования.

— Послушай, кто бы он ни был, но он чертовски сексуален!

Фрэнки закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Она не стала ничего отвечать. Чертовски сексуален? Скорее чертовски нахален!


Когда они вернулись домой, Фрэнки тут же легла в постель. Но она не могла уснуть. Рядом с ней лежала распростертая Рита с черной повязкой на глазах и берушами в ушах. Лицо ее было покрыто толстым слоем ночного крема, который «разглаживает морщины», «тонизирует кожу», «стягивает поры» и «всего за восемьдесят долларов помогает вам выглядеть, как в восемнадцать лет». Рита слегка похрапывала. Фрэнки прислушивалась к ритмичным звукам, вылетающим из ее горла. Она привыкла делить постель с тихим, как мышка, Хью, который всю ночь напролет лежал, не шелохнувшись, в позе эмбриона. Не то что Рита, которая постоянно вертелась и металась, как в бреду, и перемежала вращательные движения с приемами кик-боксинга.

Поглаживая синяк на подбородке, Фрэнки с тоской вглядывалась в потолок, который постепенно начал вертеться перед ее глазами, как барабан стиральной машины. Фрэнки закрыла глаза, думая, что это может помочь. Это не помогло. Только еще сильнее стало ощущаться выпитое на вечеринке шампанское, от которого ее стало мутить. И какого черта ей понадобилось столько пить? Если дело будет продолжаться с такой скоростью, то ее вновь приобретенный статус — «одинокой безработной курильщицы» — очень быстро перерастет в новое качество, и она станет «одинокой безработной курильщицей и алкоголичкой». А потом без малейших остановок «одинокой безработной курильщицей, алкоголичкой и психопаткой». Какая отрезвляющая мысль. Но не более отрезвляющая, чем внезапно накатившая на нее жажда. Эта жажда, как мановением руки, прервала поток ее самосожалений и заставила жалобно простонать:

— Воды!

Охваченная нестерпимой жаждой, она скатилась с кровати, пытаясь не потревожить при этом Фреда и Джинджера, которые спали, свернувшись, как два пушистых комочка, на одеяле у нее в ногах, и ощупью побрела через спальню на поиски воды. По дороге едва не упала, споткнувшись о небрежно раскиданные Ритины шпильки. Блин, мысленно выругалась она. Вот она осторожно поднялась по лестнице на кухню. Вот начала шарить в темноте в поисках холодильника.

Из его открытой дверцы хлынул яркий свет, сразу высветивший открытое пространство кухни и часть гостиной. Привыкнув к свету, Фрэнки жадно заглянула внутрь — Рита никогда не отличалась чистоплотностью и хозяйственностью. В холодильнике не обнаружилось никаких следов воды. Между тем пить воду из-под крана ей строго-настрого запретили, да и сделать это было трудновато, принимая во внимание, что кран находился глубоко в раковине. Фрэнки продолжила свои обследования холодильника. По существу, он был пуст: половина надкусанной заплесневевшей пиццы на верхней полке и упаковка чего-то отвратительно зеленого, вроде искусственного белка, на нижней. Кроме того, на дверце стоял овощной коктейль под названием «Сдавайся!». Желудок Фрэнки немедленно вывесил белый флаг ужаса, но обезвоживание организма и похмельный синдром оказались сильнее. Она сделала крошечный глоток. Вкус такой, словно это жидкая капуста. Е-е-а-а-х! Она поставила коктейль обратно. Если она выпьет еще хоть каплю, то ее вывернет наизнанку.

Совершенно измученная, Фрэнки отошла от холодильника и направилась к стоящей в гостиной софе. Машинально она взглянула на часы: полночь. В Лондоне сейчас восемь утра понедельника. Хью, должно быть, еще нежится в постели. Фрэнки закрыла глаза и начала думать о Хью. Ровно в восемь его радиобудильник начнет трансляцию, и он лениво, не открывая глаз, покатается по матрасу, потрется головой о подушку, а потом снова замрет без движения и будет лежать, пока новости не закончатся. Тогда он откроет глаза, выключит радио, встанет с постели и несколько раз потянется перед окном, два раза зевнет, поерошит растрепанные волосы на голове и сонно почешет свою безволосую грудь. Потом, одетый только в боксерские трусы от Кельвина Кляйна, отправится в ванную комнату, где внимательно осмотрит свой живот — втянутый и расслабленный, в анфас и в профиль, проверит нос, уши и брови на предмет контрабандой выросших там волос (всех приговоренных безжалостно выдернет с помощью щипчиков), а затем исчезнет в душевой едва ли не на полчаса.

Фрэнки тоскливо вздохнула. Его привычка к долгим утренним купаниям доводила ее до бешенства, но теперь она так по ней скучает! Только брошенная подружка может так страстно вспоминать дурные привычки своего бойфренда. Если бы она могла вернуть его обратно, то никогда бы — ни за что на свете (она могла бы в этом поклясться)! — не стала больше ему докучать своими претензиями. Она не будет больше стоять в ванной комнате в ночной рубашке, тянуть за занавеску и ворчать на него за то, чтобы он поторапливался. Она бы вообще больше никогда не жаловалась ни на что, даже на мелкие кусочки зубной нити, которые валялись по всей квартире, как маленькие белые червячки. Она бы слова не сказала, когда он в который раз не оставил бы ей даже на донышке увлажняющего лосьона после купания. Она невыносимо тосковала по нему и очень хотела, чтобы он к ней вернулся.

Страдая как внутри, так и снаружи, она обняла диванную подушку, словно это был ее сбежавший бойфренд, и отсутствующим взглядом посмотрела на царящий на журнальном столике беспорядок. И тут, между кучами журналов и разного прочего хлама, который сопровождает Риту повсюду, где бы она ни находилась, она заметила нечто экстраординарное. Телефон.


Искушение было слишком велико. Рванувшись с дивана, она схватила аппарат обеими руками. Держать его было все равно что заряженное ружье. Она секунду помедлила… Стоит ли нажимать на курок?

Разумеется, ответ может быть только один: нет, нет и еще раз нет! Не смей пить! Не смей курить! Не смей набирать номер! Но было уже слишком поздно. На другом конце линии царила тишина. Затем раздался звенящий звук. У нее еще сильнее пересохло во рту. Она попыталась сглотнуть. Она ждала.

Внезапно раздался щелчок и послышался голос:

— Алло?

Это был Хью.

Сердце ее бешено заколотилось. Она задыхалась, ртом начала беспомощно ловить воздух. Телефон в руке казался ей гранатой.

— Алло? — Снова его голос. На этот раз более нетерпеливый.

Она должна что-то сказать. Она должна говорить!..

— Хью, это я, Фрэнки, — проговорила она наконец. От отчаяния она не могла даже прикинуться спокойной, голос выдавал ее с головой.

— Фрэнки? — Всего одно слово. Два коротких слога. Ей так хотелось услышать, что он счастлив, что он с ума сходит от отчаяния, от волнения, от любви, от грусти, что он попросту места себе не находит от тоски по ней! Но нет, ничего подобного. Всего одно слово. Он даже не стал ждать ее ответа. — Ты где? — спросил он.

— В Лос-Анджелесе.

— Где?

Она услышала, как он что-то ищет вокруг, как он выключает радио, которое до этого создавало звуковой фон.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, что я в Лос-Анджелесе. — Она постаралась сдержать дрожь в голосе.

— Лос-Анджелесе? — Его голос повысился на октаву. — Какого черта ты там делаешь? (Может быть, эти слова как раз и выражают его тоску, заботу, ревность? Но особой уверенности она по этому поводу не испытывала.)

— Я живу с Ритой. — Черт. Почему она не сказала ему что-нибудь остроумное, едкое, забавное? Почему не объявила, что «чудесно проводит время»? На глазах у нее навернулись слезы. Возможно, потому, что худшего, более дерьмового времяпрепровождения в ее жизни еще никогда не было. — Я соскучилась по тебе. — Черт! Черт! Черт! Что она делает? Она должна быть сильной, спокойной, собранной! — Я страшно по тебе соскучилась! — Слова уже не слушались ее и лились из нее потоком, по мере того как она сдавала одну позицию за другой. Вот она уже заплакала. И каждая слезинка смывала один за другим все те дивиденды, которые она могла бы получить, метнувшись сломя голову в Лос-Анджелес.

На другом конце света Хью молчал. Наступила неловкая пауза. На заднем плане послышался какой-то шум, возня, звук хлопнувшей двери.

— Послушай, сейчас не совсем подходящее время для разговоров. Я тороплюсь на работу. Очень спешу.

Фрэнки посмотрела на свои часы. В Объединенном Королевстве сейчас пять минут девятого. В нормальных условиях он в это время рассматривает в зеркале свой живот.

— Я сам тебе потом перезвоню. — Он говорил таким официальным тоном, как будто назначал деловое свидание.

— Когда? — Она словно летела вниз головой. В ее голосе звучал сигнал тревоги. С этого момента она уже не пыталась прикидываться спокойной и отчужденной. Ее впившиеся в телефон пальцы побелели.

— Скоро.

Ей хотелось кричать: когда? В какое время? Чтобы она могла безвылазно сидеть дома, прилипнув к телефону. Но она не закричала. Вместо этого она назвала ему свой номер. Дважды.

Потом он сказал до свиданья и положил трубку. Вот и все.

Она подавленно смотрела на трубку распухшими от слез глазами. Она знала, что на самом деле он даже не собирался ей звонить. В глубине души она знала это еще тогда, когда давала ему номер своего телефона, но в отчаянии все еще пыталась ему поверить. И столь же отчаянно она хотела ему сказать, что он делает ужасную ошибку, что на самом деле он ее любит, хочет на ней жениться, провести с ней остаток своих дней!.. Но Хью не сказал ни одного из этих слов. Жизнь мало походила на то старое кино, которое она так любила смотреть вместе с мамой — то милое, слегка неконтрастное, сахарно-медовое кино, в котором девочки и мальчики всегда любят друг друга и которое кончается неизменным хеппи-эндом. По крайней мере, ее жизнь не имела с этим кино ничего общего. А если еще точнее, то жизни у нее теперь не было никакой.

Прижав телефон к груди, она свернулась калачиком, спрятала голову под подушку и снова безутешно разрыдалась.

Загрузка...