Жизнь на льдине

НА СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС (вместо предисловия)

После того как советские люди успешно начали осваивать Северный морской путь, перед полярниками встала очередная неотложная проблема: раскрыть тайны района Северного полюса. Знаний о природе Центрального полярного бассейна настоятельно требовали поставленные партией и правительством задачи надежного освоения Северного морского пути и организации нормального судоходства по этой великой заполярной трассе, а также потребность развития экономики обширных районов Крайнего Севера, тяготеющих к Северному морскому пути. Без изучения гидрологического режима вод и течений Северного Ледовитого океана, без знания закономерностей дрейфа льдов и синоптических процессов в Центральной Арктике нельзя было строить сколько-нибудь надежные долгосрочные прогнозы ледовой обстановки и погоды в окраинных арктических морях, по которым пролегает Северный морской путь. Собрать же такие данные за длительный период, например за годовой цикл, можно было только на научной станции, расположенной в приполюсном районе.

Большинство полярных исследователей разделяло мнение, что твердой земли там нет и что такую станцию надо создавать прямо на поверхности морских льдов, сплошь покрывающих Северный Ледовитый океан в высоких широтах.

Так сама жизнь выдвинула идею организации дрейфующей научной станции на льдах приполюсного района. Создание такой станции означало новый этап в наступлении советских людей на суровую природу Арктики.

Эта идея возникла еще задолго до организации первой дрейфующей станции «Северный полюс», ее высказывали многие ученые и полярники. Академик О. Ю. Шмидт совершенно справедливо замечает, что нельзя приписать тому или иному отдельному лицу инициативу постановки вопроса о создании дрейфующей станции в районе Северного полюса. Это было общей мечтой всех полярников. Так, еще задолго до нашей экспедиции прославленный норвежский исследователь Арктики Фритьоф Нансен высказал мысль о целесообразности высадки ученых на лед в районе Северного полюса и организации там стационарных длительных работ, используя дрейф ледяных полей. Известный советский ученый-полярник профессор В. Ю. Визе писал в 1931 году:

«Проект устройства постоянного жилья на дрейфующих льдах Центральной Арктики, казавшийся нелепым в те времена, когда Пири совершал свои удивительные походы к Полюсу, теперь, после завоевания человеком воздуха и изобретения радио, стал вполне осуществимым…»

Горячими сторонниками воздушной экспедиции в центр Арктики и создания там научной дрейфующей станции были Отто Юльевич Шмидт, полярный летчик М. В. Водопьянов, опытные полярники Г. А. Ушаков и А. И. Минеев, капитан В. И. Воронин, мои будущие товарищи по дрейфу П. П. Ширшов, Е. К. Федоров и Э. Т. Кренкель и другие. Челюскинская эпопея 1934 года, когда десятки людей оказались вынужденными жить зимой в Арктике на морском льду и затем были вывезены оттуда на Большую Землю нашими замечательными летчиками — первыми Героями Советского Союза, практически доказала реальность посадки самолетов на лед и создания длительной станции на дрейфующих льдах.

Вполне понятно, что, прежде чем приступить к разработке плана такой экспедиции, мы внимательно изучили историю вопроса.

Наступление на Северный полюс явилось логическим следствием длительного исторического процесса завоевания человеком заполярных областей, постепенного продвижения его все дальше и дальше в неосвоенные районы Арктики и транспортного освоения трассы Северного морского пути.

В нашей стране арктические районы занимают важное место. По образному выражению адмирала С. О. Макарова, Россия представляет собой здание, выходящее главным фасадом на Северный Ледовитый океан. Поэтому совершенно закономерен тот огромный интерес, который проявлял русский народ к Арктике в течение всей истории Русского государства. Обзор деятельности русских людей в Арктике в дореволюционный период достаточно убедительно говорит о громадных силах и энергии, затраченных лучшими представителями русского народа на покорение и освоение арктических областей. Но в большинстве случаев это были подвиги одиночек. Царское правительство, его министры и высшие чиновники чаще всего оставались глухими к настойчивым предложениям передовых людей России смелее проникать в Арктику и похоронили не один тщательно разработанный проект арктической экспедиции.

Великий русский химик Д. И. Менделеев вместе с адмиралом Макаровым разработал проект полярной экспедиции. В начале XX века Менделеев обратился в министерство финансов с предложением организовать экспедицию на Северный полюс. В своей записке на имя министра финансов Менделеев писал: «Желать истинной, то есть с помощью кораблей, победы над полярными льдами Россия должна еще в большей мере, чем какое-либо другое государство, потому что ни одно государство не владеет столь большим протяжением берегов в Ледовитом океане. Здесь в него вливаются громадные реки, омывающие большую часть империи, мало могущую развиваться не столько по условиям климата, сколько по причине отсутствия торговых выходов через Ледовитый океан. Победа над его льдами составляет один из экономических вопросов будущности северо-востока Европейской России и почти всей Сибири».

Письмо это было возвращено Менделееву с отказом не только в средствах, но и вообще в рассмотрении проекта.

Такая же участь постигла и многие другие проекты экспедиций в Арктику, к Северному полюсу. Вспомним трагическую судьбу экспедиции лейтенанта Г. Я. Седова. В 1912 году он подал в Главное гидрографическое управление проект экспедиции к Северному полюсу. План Седова был отвергнут, и в средствах правительство отказало, ссылаясь на недостаточную продуманность плана. Но Седов был настойчив. На ничтожные гроши он все же организовал экспедицию. Для Седова поход к полюсу был вопросом жизни или смерти. Вернуться домой, не достигнув полюса, он не мог. И Седов, тяжело больной, лежа привязанным к нарте, приказал спутникам везти себя на север. Он часто терял сознание, но не выпускал из рук компаса. 1 марта 1914 года он сделал последнюю запись в дневнике: «Посвети, солнышко, там на родине, как тяжело нам здесь на льду».

Г. Я. Седов скончался на льду по пути к полюсу, недалеко от острова Рудольфа.

Экспедиция Седова провела серьезные научные работы на Земле Франца-Иосифа и на Новой Земле. Но научные результаты экспедиции были изданы только в годы Советской власти.

При Советской власти благодаря широкой поддержке партии и государства исследовательские работы в Арктике выросли до невиданных масштабов. Их характеризует прежде всего комплексность и целенаправленность в решении крупных государственных проблем. Как я уже упоминал выше, необходимость изучения приполюсного района диктовалась большой государственной задачей обеспечения нормальной эксплуатации великого Северного морского пути.

Мы собирались лететь на Северный полюс, зная, что он уже был открыт американцем Робертом Пири в 1909 году, но Пири не провел на полюсе научных наблюдений[1]. Нам известно было также, что над полюсом пролетали четыре раза, не делая попыток совершить посадку. Мы помнили о неудачной попытке итальянца Нобиле достигнуть Северного полюса на дирижабле. Следовательно, район Северного полюса еще продолжал оставаться загадкой для человечества, и вот разгадать эту загадку советский народ, правительство поручили нашей группе.

Мы подробно изучили историю всех зарубежных и русских экспедиций, отправлявшихся к Северному полюсу. Отправными точками являлись обычно два пункта, наиболее близкие к полюсу: Гренландия и архипелаг Земля Франца-Иосифа. Из Гренландии, например, делал свои попытки штурма полюса Роберт Пири. Но мы остановились на Земле Франца-Иосифа: это было для нас удобнее во всех отношениях. Немало экспедиций отправилось на Северный полюс отсюда. Земля Франца-Иосифа, сравнительно легко доступная для кораблей и вместе с тем выдвинутая далеко на север, казалась особенно пригодной для базы экспедиций, которые ставили своей целью достижение Северного полюса.

В конце XIX века на Земле Франца-Иосифа работала английская экспедиция Джексона. Примерно в то же время в северной части Земли Франца-Иосифа зимовал известный исследователь Арктики Фритьоф Нансен, возвращавшийся на юг после своей дерзкой попытки добраться до полюса пешком по дрейфующим льдам (Нансен достиг тогда широты 86 градусов 14 минут). Вскоре на Земле Франца-Иосифа появился американский журналист: Уэлман. Он поднял большую шумиху в мировой печати вокруг своего похода к Северному полюсу. Но результаты его экспедиции были обратно пропорциональны размаху рекламы: Уэлман дошел только до острова Рудольфа. Итальянская экспедиция во главе с герцогом Абруццким устроила свою базу на западном берегу острова Рудольфа в бухте Теплиц.

Весной 1900 года участники итальянской экспедиции капитана Каньи выступили с острова Рудольфа к полюсу. Груз тянули сто две собаки. Через три месяца истощенные, совершенно ослабевшие участники полюсной партий с несколькими чудом уцелевшими собаками вернулись в бухту Теплиц. Три человека погибли, остальным удалось дойти до 86 градусов 34 минут северной широты, то есть на двадцать миль дальше, чем в 1895 году дошел Нансен. Однако никаких научных результатов экспедиция Каньи не дала.

Уже через год после итальянцев на Земле Франца-Иосифа действует новая экспедиция. На этот раз в достижении полюса снова пробуют свои силы американцы с метеорологом Болдуином во главе. Эта экспедиция привезла с собой четыреста двадцать собак и пятнадцать лошадей. Но Болдуин вернулся в Америку, даже не попытавшись достигнуть Северного полюса. Продолжать дело взялся другой американец — Фиала, участвовавший в экспедиции Болдуина в качестве фотографа. Потеряв свое судно, Фиала в 1903 году обосновался на острове Рудольфа, откуда трижды отправлялся на собаках к полюсу, но из-за нагромождения торосов дальше 82-й параллели продвинуться не мог. Через два года к Земле Франца-Иосифа подошло посланное американцами спасательное судно и сняло Фиала и его спутников.

Наконец, экспедиция Г. Я. Седова, о которой я уже упомянул ранее.

Я подробно остановился на всей истории продвижения людей к Северному полюсу через Землю Франца-Иосифа, чтобы показать, как много означает в полярных экспедициях тщательная подготовка и организация.

Мы начали подготовку с изучения района исходной базы, откуда предстояло сделать воздушный прыжок к полюсу. Наше правительство потребовало, чтобы в районе дрейфа была создана прочная материально-техническая база. Без этого нельзя было пускаться в рискованное путешествие. Как говорится в таких случаях, сначала должен быть подготовлен надежный тыл.

Земля Франца-Иосифа насчитывает около ста островов. Они простираются по широте почти на четыреста километров, а по меридиану почти на двести пятьдесят километров. Острова разделяются широкими и узкими проливами, которые даже в летнее время обычно забиты льдом.

Советские полярники серьезно изучили Землю Франца-Иосифа. В 1929 году на острове Гукера в бухте Тихой была создана первая метеорологическая станция, которая со временем превратилась в научную обсерваторию советского Севера. Мне пришлось вместе с Евгением Федоровым работать пятнадцать месяцев в бухте Тихой в 1932–1933 годах.

Впервые небольшая полярная станция в составе четырех человек была организована на острове Рудольфа в 1932 году. Однако через год эти четыре человека были вывезены на материк. С тех пор и до начала подготовки к нашей экспедиции на острове никого не было, а полярная станция находилась в состоянии консервации.

Разрабатывая план экспедиции на Северный полюс и готовя необходимые базы, мы решили использовать остров Рудольфа. Нас очень привлекали его удобные естественные аэродромы и близость острова к полюсу. Это открывало возможность при полете на полюс взять максимальное количество снаряжения и продовольствия для дрейфующей станции.

Итак, было решено на острове Рудольфа создать нашу исходную базу. Подготовка велась двумя параллельными путями.

Воздушную экспедицию готовил Отто Юльевич Шмидт, в то время он был начальником Главсевморпути и находился в зените славы полярного исследователя после удачного рейса «Сибирякова» и челюскинской эпопеи. Его имя как ученого не нуждалось ни в каких рекомендациях. Он горячо поддержал идею создания на Северном полюсе дрейфующей научной станции путем высадки ее личного состава и имущества с самолетов. К разработке плана полета к полюсу и посадок самолетов на льды Шмидт привлек прославленного полярного летчика Героя Советского Союза Михаила Васильевича Водопьянова, который помимо большого мужества обладал неисчерпаемыми запасами фантазии и инициативы. Водопьянов горячо откликнулся на призыв Шмидта, и дальнейшие события показали, что Отто Юльевич сделал совершенно правильный выбор. Здесь надо иметь в виду, что к этому времени советские летчики уже накопили достаточный опыт посадок на дрейфующие льды легких самолетов-разведчиков на лыжных шасси, но никто не знал, какие льды будут встречены на Северном полюсе и найдется ли там достаточно большое ровное поле для того, чтобы безопасно посадить тяжелый самолет с полным грузом. К подготовке воздушной операции постепенно подключались все новые специалисты: начальник Полярной авиации Марк Иванович Шевелев, полярные летчики Герои Советского Союза Василий Сергеевич Молоков и Анатолий Дмитриевич Алексеев, военный штурман майор Иван Тимофеевич Спирин и другие.

В феврале 1936 года О. Ю. Шмидт доложил в Кремле на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) план проведения воздушной экспедиции на Северный полюс с целью организации там дрейфующей полярной станции. План одобрили, было решено направить на Северный полюс отряд тяжелых четырехмоторных самолетов ТБ-3 с посадкой сразу на лед без предварительной подготовки. На этом же заседании был утвержден и личный состав первой в мире дрейфующей научной станции «Северный полюс»* Сердце мое переполнили чувства безграничной радости и гордости за оказанное доверие, когда я узнал, что возглавлять эту станцию поручено мне.

Об Арктике, о работе в этом суровом, малоизведанном крае я стал мечтать, как только перешел на мирную жизнь после лет, проведенных на фронтах гражданской войны. Случай представился не сразу, а лишь в 1931 году в связи с полетом на север дирижабля «Граф Цеппелин». Меня назначили заведующим почтовым отделом на советском ледоколе «Малыгин», которому предстояло встретиться на Земле Франца-Иосифа в бухте Тихой с «Цеппелином» и обменяться почтой.

Нас было двадцать человек. «Малыгин» в течение четырнадцати дней пробивался сквозь тяжелые, грозные льды. Это было мое первое знакомство с суровой природой Арктики… По, приходе «Малыгина» на Землю Франца-Иосифа меня вскоре назначили начальником крупной полярной обсерватории. Бухта Тихая очень скоро приняла обжитой вид. Там я провел свою первую зимовку в Арктике. После я зимовал на мысе Челюскин тоже как начальник полярной станции. Мои первые опыты работы в Арктике на Земле Франца-Иосифа и на мысе Челюскин очень пригодились мне при создании станции «Северный полюс», эти работы шли одновременно с подготовкой воздушной экспедиции.

Формально подготовка станции была возложена на Главное управление Северного морского пути, но я по собственному опыту уже знал: только тогда обеспечен успех, если будешь все делать сам. В многочисленных комнатах внушительного здания на улице Разина, как в любом учреждении, с утра до вечера текли бумажные потоки, стучали машинки, звенели телефоны. Жизнь шла там своим чередом, а на меня смотрели обычно, как на докучливого просителя и старались отмахнуться, как от назойливой мухи, и мне часами приходилось просиживать в приемных больших и малых начальников, чтобы подписать какую-нибудь бумагу. Когда терпение мое лопнуло, я потребовал дать мне соответствующие полномочия или же освободить от должности начальника будущей станции. Предложение мое было принято, я получил отдельный счет в Госбанке и полную свободу действий.

Трудно перечислить все дела, какие сразу свалились мне на голову. Исходя из возможностей воздушного отряда, максимальный вес оборудования, снаряжения и продовольствия будущей станции не должен был превышать девяти тонн. Мне и моим помощникам пришлось применить много изобретательности, чтобы в пределах этого лимита взять максимум необходимых вещей. Пришлось заново конструировать двигатель и жилье, кухонное оборудование и радиостанцию, одежду и сани, изобретать и готовить новые виды легкой тары и еще многое и многое другое. Но это было еще частью дела: девять тонн все же не бог весть какой груз. Но на меня была возложена также и задача постройки исходной базы воздушной экспедиции на острове Рудольфа, а это означало, что надо было готовить уже несколько тысяч тонн оборудования и грузов.

На остров Рудольфа в 1936 году летали летчики Водопьянов и Махоткин, чтобы выбрать место для базы и аэродрома на ледниковом куполе острова.

Надо откровенно сказать, что, как в любом большом и новом деле, и здесь находились скептики и маловеры, которые считали заранее, что наше предприятие обречено на неудачу. Год спустя, когда экспедиция уже находилась на острове Рудольфа, мы прочитали надпись, сделанную Махоткиным. «Посмотрите, — писал этот летчик, — сколько здесь крестов на могилах тех, кто сложил головы на пути к полюсу, наша экспедиция прибавит только новые могилы…» К счастью, таких маловеров было мало и я на каждом шагу встречался с людьми, искренне помогавшими нам.

Хочу воспользоваться случаем, чтобы высказать благодарность товарищам, помощь которых была решающей в обеспечении успеха нашего дела. Прежде всего большое спасибо Анастасу Ивановичу Микояну. Он был назначен Советом Народных Комиссаров СССР председателем правительственной комиссии по наблюдению за подготовкой и снаряжением экспедиции. Будучи загруженным большой государственной работой, он находил время, чтобы повседневно заниматься вопросами подготовки экспедиции, по его указаниям все наши заказы на предприятиях страны выполнялись как внеочередные.

Как к родному старшему брату и надежному другу приходил я всегда к Николаю Кирилловичу Антипову. Я близко знал его много лет, работал под его руководством, когда Николай Кириллович был народным комиссаром почт и телеграфа СССР. В 1936–1937 годах Антипов занимал высокий пост председателя Комиссии советского контроля СССР и одновременно являлся заместителем председателя Совнаркома СССР, и он использовал данную ему народом и партией власть, чтобы разрушать бюрократические преграды, которые нередко возникали на нашем пути.

Как не вспомнить добрым словом мудрого человека с суровым лицом солдата и чутким сердцем друга, заместителя наркома обороны СССР Маршала Советского Союза Сергея Сергеевича Каменева, ушедшего из жизни в 1936 году в расцвете своего таланта. Сергей Сергеевич в моей судьбе как полярника сыграл большую роль. Это он, будучи председателем Арктической комиссии при СНК СССР, отозвал меня в 1932 году с учебы в Плановой академии и направил на Землю Франца-Иосифа в качестве начальника полярной станции в бухте Тихой. В 1928–1936 годах С. С. Каменеву принадлежала руководящая роль в организации изучения Арктики. Сергей Сергеевич всегда охотно откликался на наши просьбы, если нам требовались помощь и консультация военных специалистов или нужно было получить какое-либо имущество со складов военного ведомства. К нашему общему горю, смерть унесла его в разгар подготовки к экспедиции.

В тяжелые и напряженные месяцы подготовки я всегда получал поддержку и помощь от своих старых друзей-полярников, с которыми сдружила меня работа на полярных станциях. Их возглавляли начальник Полярного управления Главсевморпути Иван Александрович Конусов и его заместитель Борис Михайлович Михайлов, в прошлом балтийские моряки, коммунисты, пришедшие осваивать Арктику по путевке Центрального Комитета партии. Опытнейший полярный радист Константин Андреевич Расщепкин тренировал меня по радиосвязи, а энтузиаст полярной науки гидрограф, ныне доктор географических наук Сергей Дмитриевич Лаппо обучал меня основам астрономии. Начальником базы на острове Рудольфа с радостью согласился быть мой соратник по зимовкам на Челюскине и Земле Франца-Иосифа молодой талантливый полярный гидролог Яков Соломонович Либин.

Я еще не рассказал о тех, с кем мне предстояло делить хлеб и соль, тревоги и радости во время долгой жизни в палатке на льду в Центральной Арктике.

В начале подготовки к экспедиции был уже определен и личный состав станции «Северный полюс»; ее персонал состоял из четырех человек: Петра Петровича Ширшова и Евгения Константиновича Федорова — научных работников, радиста Эрнста Теодоровича Кренкеля и меня.

Гидробиолог Петр Ширшов и магнитолог-астроном Евгений Федоров были мне известны как люди трудолюбивые, талантливые, смелые, упорные, прекрасно знающие условия Арктики. Несмотря на свою молодость, эти двое советских ученых не были новичками в Арктике; они принимали участие в северных походах, в работах полярных станций, и поэтому включение их в состав дрейфующей экспедиции было всеми встречено одобрительно.

Не меньше знал я и Эрнста Кренкеля — неутомимого арктического радиста, прославившегося на весь мир во время походов в Центральном полярном бассейне и в работе на полярных научно-исследовательских станциях.

Правда, намечался еще один участник станции «Северный полюс» — известный полярный океанограф Владимир Юльевич Визе. Еще в 1912–1914 годах В. Ю. Визе принимал участие в исторической экспедиции Г. Я. Седова к Северному полюсу, а ко времени нашей экспедиции он стал одним из самых авторитетных полярных ученых. Но неумолимая врачебная комиссия забраковала Владимира Юльевича из-за болезни сердца, и, таким образом, выполнение программы исследований по гидрологии легло на плечи гидробиолога П. П. Ширшова, которому активно помогали остальные участники дрейфа. Готовя нашу станцию, мы часто пользовались ценными советами и консультациями В. Ю. Визе. Больше всех из своих будущих товарищей я знал Е. К. Федорова, тогда еще совсем молодого человека, комсомольца. Мы проработали с ним вместе 1932–1933 годы на Земле Франца-Иосифа в бухте Тихой, где я в то время был начальником полярной станции, а в 1934 году вместе с ним уехали на мыс Челюскин, где работали до 1935 года. Ширшова и Кренкеля я знал заочно по рассказам товарищей-полярников, отзывы были самые лучшие, и я без колебаний включил их в список членов нашего маленького коллектива.

Потом, работая на льдине, я не раз выражал удовлетворение составом экспедиции. Все мы жили дружно, не капризничали, избегали ненужных трений, помогали друг другу, как подобает советским людям. У каждого, конечно, есть и свои слабости, и свои индивидуальные человеческие качества, но ничто не мешало нам выполнять большую, программу научных работ, которая была нам поручена советской наукой, нашим правительством.

Еще во время подготовки экспедиции мы распределили роли: Петр Ширшов и Евгений Федоров занялись наблюдением за производством научной аппаратуры, а я — всем остальным снаряжением. Эрнст Кренкель включился в подготовку станции позже нас, так как он тогда зимовал в Арктике. По возвращении он занялся радиоаппаратурой.

Корень всех неудач большинства полярных экспедиций лежит в плохой их подготовке и в первую очередь в плохой организации снабжения пищевыми продуктами. Сколько экспедиций бедствовали именно из-за нехватки продуктов!

Фритьоф Нансен, дрейфовавший в Центральном полярном бассейне на судне «Фрам», очень долго и тщательно готовил питание для своей экспедиции. Нансен считал, что наибольшее зло всех полярных экспедиций — цинга. Поэтому на борт «Фрама» были погружены продукты, препятствующие этому заболеванию.

Мы готовили свою экспедицию спустя сорок лет после знаменитого дрейфа «Фрама». За это время наука о питании сделала громадный скачок вперед.

Готовясь к экспедиции, мы располагали старыми научными представлениями о том, что на полюсе нет жизни, нет живых существ. Следовательно, не могли рассчитывать на охоту, на свежее мясо, что обычно помогает человеку бороться с цингой во время длительного пребывания в Арктике.

При подготовке продуктов для нашей станции в Институте инженеров общественного питания преследовались следующие цели.

Нормальная пища должна иметь определенную, достаточно высокую калорийность. В ней должно содержаться потребное организму количество основных пищевых веществ: белков, жиров и углеводов, а также достаточное количество минеральных солей и воды. Нормальная пища должна содержать все необходимые витамины в количестве, предохраняющем от цинги. Пища должна возбуждать аппетит, а не отвращение, как это часто бывает в Арктике. Кроме того, она должна на протяжении всего периода нашего дрейфа сохранить все срои питательные, вкусовые качества в условиях низких температур и высокой влажности, обычных для Центрального полярного бассейна. Пища должна иметь минимальный вес и объем, и, наконец, приготовление ее в условиях жизни на льду не должно требовать большой затраты времени и труда.

Все эти требования мы выработали вместе со специалистами, и в Институте инженеров общественного питания взялись за разработку списка продуктов для нашей экспедиции на Северный полюс; Мы отчетливо представляли себе, что от доброкачественного и рационального подбора продуктов питания в значительной степени зависит успех всей нашей экспедиции.

Известный полярный исследователь Джон Франклин, описывая свое путешествие в Арктику, говорит: «В течение всего нашего похода мы ощущали, что никакое количество одежды не может согреть, когда мы голодаем. Однако в тех случаях, когда нам было возможно лечь в постель с полным желудком, мы проводили ночь с ощущением тепла и комфорта».

Вот почему Институт инженеров общественного питания, которому была поручена подготовка продуктов для нас, так много внимания уделял каждой детали, связанной с пищевым довольствием нашей экспедиции.

Половину всех продуктов, взятых нами на Северный полюс, составляли концентраты — пищевые продукты, вес и объем которых уменьшен за счет удаления влаги. Идея применения концентратов не была новой. Кроме удешевления и облегчения перевозок одновременно обеспечивалась: лучшая сохранность продуктов, а это имело громадной значение.

Разработанный для нашей дрейфующей экспедиций ассортимент продуктов состоял из сорока шести наименований. В него наряду со специально изготовленными концентратами входили также продукты, не подвергавшиеся никакой обработке, кроме сушки и прессования.

Все продукты упаковывались и запаивались в специальные жестяные бидоны из расчета один бидон на десять дней для четырех человек. В каждый бидон закладывалось сливочное масло, паюсная икра, сало шпиг, корейка, охотничьи сосиски, плавленый сыр, рис, мука, компот, крахмал, сухари, сухой лук, концентраты супа, борща, мясных котлет, мясного и яичного порошка, шоколад натуральный и с порошком куриного мяса, Ягодный кисель, кофе, конфеты с витамином С, лимонная кислота, специи и другое. Каждый бидон весил сорок четыре килограмма. Мы взяли в экспедицию сто тридцать пять таких бидонов, из них шестьдесят пять были оставлены на острове Рудольфа как резерв. Кроме того, мы взяли с собой некоторое количество других продуктов (сухие грибы, сливочное масло, лук, чеснок, коньяк) помимо тех, что были заложены в бидоны. К чести коллектива Института инженеров общественного питания за все время дрейфа мы ни разу не обнаружили в бидонах испорченных продуктов. А вот что летчики забыли на острове Рудольфа запасы технического спирта, это внесло в нашу жизнь и работу на льдине много осложнений. И как обидно было перегонять коньяк высшего сорта в спирт для заливки в приборы и для фиксирования биологических проб, а коньяку было взято совсем немного.

Быстрота и удобство приготовления пищи из концентратов, возможность получить горячий и вкусный обед без большой затраты труда и времени — все это мы очень быстро оценили. Мы могли не только ежедневно по-настоящему обедать, но и устраивать в праздничные дни свои «банкеты», когда к столу подавались ветчина, сыр, икра, масло, сгущенное молоко, конфеты, торт; в такие дни мы даже разрешали себе выпить по рюмке коньяку.

До постройки ледяной кухни мы питались в шелковой палатке. Нельзя сказать, что эта «столовая» была очень комфортабельной: миски приходилось держать на коленях, так как всю площадь палатки занимали мы сами. После сооружения капитальной ледяной кухни обедали уже в более просторном и удобном помещении.

Вся пища готовилась на двух примусах. Но это были необычные примусы: они имели резервуар, вмещающий до двенадцати литров горючего, что освобождало нас от необходимости ежедневно подливать керосин. У нас были и заграничные примусы, но наилучшими оказались отечественные — тульского производства. Весь кухонный инвентарь был сделан из алюминия и пластической массы с соблюдением трех принципов: малый вес, малый объем, большая прочность. Для экономии места кастрюли, сковороды, чашки, кружки были изготовлены таким образом, Что один предмет входил в другой. Только ложки у нас были взяты и алюминиевые и деревянные.

Продукты, после того, как мы извлекали их из герметически запаянного бидона, поступали в два фанерных ящика. Эти ящики вскоре от копоти превратились в… «черное дерево». В качестве мебели мы пользовались опрокинутыми бидонами. Кроме того, в кухне находился еще фанерный столик.

Довольно трудно было добывать в достаточном количестве воду. Летом, до наступления морозов, воды было больше чем нужно: целые ручьи бежали у дверей нашей жилой палатки. Но после наступления холодов получение воды стало серьезной проблемой. Мы старались экономить каждую каплю воды, особенно горячей.

Чтобы приготовить обед, приходилось прежде всего растопить снег, превратить его в воду, довести ее до кипения и лишь затем, смешивая с концентратами, готовить борщ или суп. Приготовление обеда обычно длилось три часа. Зато на протяжении всего девятимесячного дрейфа в Центральном полярном бассейне у нас была горячая пища.

Мы захватили на льдину различные предметы обихода: горючее в резиновых баулах, медикаменты, тетради для ведения записей и дневников, лопаты, кирки, топоры, ломы, ружья, паяльные лампы, фанеру, мыло, полотенца, столы, стулья, ножи, ножницы, бритвы, зажигалки, сани, шахматы, канцелярские принадлежности, небольшую библиотечку.

Много внимания мы уделили выбору палатки, в которой предстояло нам жить. Тип жилья был установлен после долгих споров и опытов. И здесь исходили из основного правила, что оборудование должно быть Максимально легким. Палатка весила вместе с кроватями всего пятьдесят три килограмма и имела размеры: ширина — 2,5 метра, длина — 3,7 метра, высота — 2 метра. Мы сделали палатку очень теплой, из четырех слоев: между двумя слоями толстого брезента проложено два слоя гагачьего пуха. К палатке был пристроен тамбур, так как без него при открывании двери ветер выдувал бы тепло. Пол надувной, толщина воздушной подушки, которая отделяла его от льда, — пятнадцать сантиметров. Кровати в два яруса, как в купе железнодорожного вагона. Каркас палатки из дюралюминиевых труб. Эта палатка с большой любовью была сделана на заводе «Каучук».

Нашу одежду составляли шелковое и шерстяное белье, шерстяные костюмы, носки, чулки из собачьего меха, меховые унты, Валенки с калошами, штаны и рубашки из оленьих шкур, шапки-ушанки из меха росомахи, шерстяные варежки и меховые рукавицы, меховые и пуховые комбинезоны, кожаные сапоги, кожаные пальто, брезентовые плащи, малицы. Мы были снабжены спальными мешками из волчьего меха и шелковыми мешками на гагачьем пуху. Кроме того, мы взяли рюкзаки, нарты, изготовленные по особым чертежам, два клипер-бота, две байдарки.

Нам самим приходилось придумывать фасоны нашей одежды, стремясь, чтобы она была удобной и теплой. По нашим эскизам и указаниям портные заготовили для нас запас одежды; на льдине мы Меняли ее примерно раз в два месяца. Мы располагали также обувью разных видов. У нас были болотные сапоги, большие валенки, хорошие крепкие торбаса. Имелись запасы одеколона, бритвенных лезвий, зубных щеток, но ими мы за двести семьдесят четыре дня дрейфа пользовались не больше трех-четырех раз…

Общий вес нашего снаряжения составил девять тонн. По весу груз распределялся следующим образом (в тоннах): 3,5 — продовольствие; 2,5 — горючее для примусов, ламп и мотора; 0,7 — различные научные приборы: 0,5 — радиостанция; 0,5 — силовое устройство; 1,3 — разное снаряжение (палатки, полярная одежда, хозяйственный инвентарь, лодки, нарты). Кроме того, 1 тонну составил вес участников станции и их личных вещей.

Все это снаряжение весьма отличалось от общепринятых стандартов, готовилось специально для нашей экспедиции, короче говоря, было уникальным. Изготовлено оно было с великой любовью и энтузиазмом, и потом в дрейфе мы не раз с благодарностью вспоминали скромных советских тружеников, помогавших нам обеспечить дрейфующую станцию всем необходимым.

Хочу несколько подробнее остановиться на создании исходной базы экспедиции на острове Рудольфа. Как я уже говорил, организация этой базы была возложена на меня. Все грузы для нашей станции, для базы на острове Рудольфа и для обеспечения базирования и полетов воздушного отряда были погружены в трюмы и на палубы двух судов: ледокольного парохода «Русанов» и парохода «Герцен». Они везли научное снаряжение нашей экспедиции, продукты, заготовленные в Москве, горючее для самолетов, масло для моторов, всевозможные запасные части, строительные материалы для сооружения станции на острове Рудольфа.

Тяжелые льды, загромоздившие северную часть Баренцева моря и проливы между островами Земля Франца-Иосифа, сделали поход «Русанова» очень сложным, приходилось кружить в поисках обходных путей. Дважды мы подходили к острову Рудольфа и вынуждены были отступать, так как все подходы к острову оказались забиты льдом. Наконец при третьей попытке мы нашли своеобразную бухту в широком ледяном припае, окружавшем весь остров, и там с большими трудностями удалось разгрузить пароход.

Оставив на берегу острова Рудольфа плотников и механиков, мы отплыли в бухту Тихую, где уже стоял прибывший из Архангельска пароход «Герцен», доставивший остальные грузы, необходимые для строительства базы на острове Рудольфа. Быстро перегрузив это имущество в свои трюмы и пополнив запасы угля, «Русанов» снова отправился в путь. Вскоре мы опять стояли у знакомого ледяного припая. Наши тракторы перевозили на берег новый груз.

На острове полным ходом шло строительство базы, Команда парохода деятельно помогала полярникам. С большой теплотой вспоминаю сейчас о М. В. Стрекаловском — помощнике капитана по политической части «Русанова»; он был душой коллектива моряков и показал себя прекрасным организатором. За короткий срок на пустынном, угрюмом берегу острова был выстроен целый городок: два больших жилых дома по восемь комнат в каждом, кухня и кают-компания, радиостанция мощностью в триста ватт, радиомаяк и гараж, баня, два технических склада, продовольственный склад, скотный двор.

Остров Рудольфа сплошь покрыт многовековым ледяным панцирем. Полярники подготовили здесь хороший аэродром с запасами горючего и домик, который перевозился с места на место трактором.

Так на карте Арктики в 1936 году появилась новая большая полярная станция — самая северная в мире.

Остров Рудольфа стал надежной базой для полетов к Северному полюсу, на нем остались работать двадцать четыре человека во главе с опытным организатором Я. С. Либиным. Полярники острова Рудольфа все время поддерживали регулярную связь с Москвой. Они отремонтировали и привели в полную готовность тракторы и вездеходы, заготовили оборудование для аэродрома, пустили электростанцию, предусмотрели все необходимое вплоть до мелочей. Во время жизни на льдине мы держали радиосвязь с Большой Землей через остров Рудольфа. Все снаряжение оказалось удачным, подготовка — хорошо продуманной, и мы потом говорили, что если бы нам довелось снова готовить подобную экспедицию, то в характере снаряжения пришлось бы изменять очень немногое. Таковы выводы, которые следует сделать из опыта нашей экспедиции.

Успех этой экспедиции — результат тщательной, кропотливой подготовки, когда были предусмотрены всякие случайности и капризы арктической природы.

Перед нами были трудности и препятствия, но основная трудность была не в грозной природе Арктики. Не она стояла ледяным барьером перед исследователями неведомых широт. Барьером, пугавшим и отталкивавшим в те годы многих исследователей, было убеждение в том, что самолеты не могут садиться на лед Северного полюса. Существовал традиционный взгляд на полюс как на мертвую пустыню, где нет ни зверей, ни птиц, где в океане нет живых организмов, где ученым нечего делать.

Пока мы готовили нашу станцию и базу на острове Рудольфа, летчики и авиационные специалисты тоже не сидели сложа руки и широким фронтом развернули подготовку авиационного отряда к полету на полюс. В феврале 1937 года О. Ю. Шмидт сделал новый подробный доклад правительству и нам было дано «добро».

Лучшие силы полярной авиации были привлечены для участия в первой советской высокоширотной воздушной экспедиции, вошедшей в историю Арктики под условным названием «Север-1». Заместителем начальника экспедиции был назначен начальник Управления полярной авиации Главсевморпути М. И. Шевелев, флагманским штурманом экспедиции — И. Т. Спирин, командиром воздушного отряда и пилотом головного самолета — М. В. Водопьянов, командирами трех остальных тяжелых самолетов ТБ-4 — В. С. Молоков, А. Д. Алексеев и И. П. Мазурук, командиром разведывательного самолета — П. Г. Головин. Следует отметить, что Водопьянов и Молоков уже были Героями Советского Союза из числа самой первой семерки героев: это звание введено в 1934 году после челюскинской эпопеи. Вторые пилоты самолетов экспедиции — заслуженные полярные летчики, уже прославивший себя смелыми полетами в Арктике: М. С. Бабушкин, М. И. Козлов, Г. К. Орлов, Я. Д. Мошковский; такими же арктическими «асами» были и остальные члены экипажей: штурманы Н. И. Жуков, В. И. Аккуратов, А. А. Ритслянд, радист С. И. Иванов, бортмеханики К. Н. Сугробов, Н. Л. Кекушев, В. Л. Ивашина и другие. Все эти имена золотыми буквами вписаны в историю Арктики.

Старт воздушной экспедиции был дан 22 марта 1937 года. Первым вылетел разведывательный самолет Н-166 летчика Головина, за ним поднялись в воздух остальные машины. На пяти самолетах экспедиции находилось сорок три человека — основной состав экспедиции. Погода на редкость не благоприятствовала полету. Сначала она задержала вылет воздушного отряда из Москвы почти до конца марта, а потом воздвигала препятствия на пути продвижения к полюсу. Сделав на пути посадки для заправки горючим на промежуточных аэродромах Л в Архангельске, Нарьян-Маре, мы лишь 18 апреля прилетели на остров Рудольфа. Там мы застряли на целый месяц. Синоптик экспедиции Б. Л. Дзердзиевский упорно «караулил» летную погоду, а ее все не было. Правда, используя появление «окон», Головин произвел несколько разведывательных полетов, а 5 мая летал даже над полюсом. Этот полет имел исключительно важное значение, так как Головину удалось рассмотреть характер ледяного покрова в районе полюса. «Я видел внизу громадные поля, частично гладкие, частично всторошенные, с большими трещинами. Я увидел, что подходящую площадку выбрать можно», — рассказывал Головин.

Сразу после прилета на остров Рудольфа самолеты были догружены грузами для полюса, и мы все находились в состоянии тревожного ожидания, готовые в любой момент услышать команду Водопьянова занимать, места в самолетах. Дни текли один за другим, а команды ясе не было. Это начинало не на шутку беспокоить. Решили изменить план дальнейшего полета: сначала вылетит один самолет Водопьянова, сядет на лед и потом вызовет к себе остальные самолеты в зависимости от погоды.

Наконец вылет состоялся — последний прыжок на вершину земного шара. Это произошло 21 мая 1937 года в пять часов утра. В самолете кроме экипажа находились О. Ю. Шмидт, наша четверка и кинооператор М. А. Трояновский. Погода вскоре испортилась, и Водопьянову пришлось поднимать самолет выше и вести его над облаками. Спирин вместе с Федоровым прокладывал на карте куре, ориентируясь на радиомаяк Рудольфа. В одиннадцать часов десять минут мы уже были над полюсом. В самолете царило торжественно-праздничное настроение. Водопьянов пробил облака и вышел из них на высоте шестьсот метров; под крыльями самолета простирались обширные ледяные поля с редкими грядами торосов. Михаил Васильевич мастерски посадил свой самолет на большое ледяное поле и выключил моторы. Первым выпрыгнул на лед Марк Трояновский, чтобы снять на кинопленку исторический момент высадки на Северный полюс первых людей из совершившего там посадку первого самолета. Когда мы оказались на льду, то дружно прокричали «ура!» в честь замечательной победы советских людей и сразу же принялись за устройство лагеря.

Остальное читатель узнает из моего дневника, где иногда подробно, а чаще всего коротко день за днем я описывал нашу жизнь на льдине.

Это предисловие написано к новому изданию книги «Жизнь на льдине» почти три десятилетия спустя после начала первой советской высокоширотной воздушной экспедиции «Север-1», создавшей станцию «Северный полюс-1».

Мы были первыми, кто жил длительное время на дрейфующих льдах в центре Арктики. Поэтому все приходилось познавать на собственном опыте, и каждый день приносил нам много неожиданного. Мы были обеспечены научной аппаратурой и оборудованием на уровне того времени, но нам приходилось производить огромные затраты физических сил. Чтобы опустить батометр пли грунтовую трубку в глубины океана до четырех тысяч метров и больше, а затем поднять их наверх, нам нужно 24 было крутить лебедку руками по нескольку часов посменно по два человека. А сколько неудобств доставляла намокшая одежда, жизнь в неотапливаемой палатке или в снежном домике. Все грузы перетаскивали на руках или перевозили на ручных санях. В течение девяти месяцев мы понятия не имели, что значит свет электрической лампочки или помыться горячей водой, не говоря уже о многом, что имеют сейчас участники современных дрейфующих станций.

Природа Арктики и сейчас все такая же коварная и грозная, опасности остались те же, но сегодня на дрейфующих станциях нет ничего похожего в организации труда и быта на то, что было на нашей первой станции «Северный полюс». Душа радуется, когда узнаешь, как живут и работают сейчас полярники на современных станциях «Северный полюс». Самое главное — они избавлены от огромных затрат изнурительного физического труда. В их распоряжение дана богатая техника, все процессы механизированы, и многие из них автоматизированы. Современные дрейфующие станции имеют электростанции, тракторы, вездеходы, полярники живут в удобных сборных домиках, у них в изобилии газ и электричество. Сбор гидрологических, метеорологических и геофизических данных максимально автоматизирован, приборы спускаются в глубины океана и поднимаются обратно с помощью механической лебедки, которая приводится в движение от портативного двигателя, многие приборы снабжены самописцами, на бумажной или магнитофонной ленте ведутся непрерывные записи изменений и возмущений физических полей в исследуемых районах. Всегда наготове дежурят самолеты и вертолеты, чтобы в случае бедствия немедленно оказать полярникам помощь. Дрейфующие станции часто посещают самолеты из Москвы и Ленинграда, они привозят свежие продукты, овощи и фрукты. Самолеты доставляют к Северному полюсу свежие газеты, журналы, новинки литературы, письма от родных и даже записанные на пленку или пластинки голоса близких. И дрейфуют сейчас коллективы станций СП не в четыре человека, как было у нас, а по двенадцать — пятнадцать человек.

Все это правильно. Так и должно быть. В любом месте человек должен быть максимально освобожден от непроизводительного труда, чтобы свое основное время и силы наиболее продуктивно затрачивать на полезный труд.

Мы были первыми и гордимся тем, что проложили путь для дальнейших исследований Центрального полярного бассейна. То, что ученые капиталистических стран считали невозможным, было успешно выполнено советскими людьми.

Причины наших успехов убедительно объяснены в простых словах «всесоюзного старосты» Михаила Ивановича Калинина.

Вручая правительственные награды участникам экспедиции на Северный полюс, М. И. Калинин говорил:

«Какие условия и материальные предпосылки послужили вашему успеху?

Первое — социалистическое государство. Наше государство создало максимально возможные материальные условия для достижения этой победы. Оно неослабно следило за вашими действиями, оно вселяло в вас чувство мощь многомиллионного народа придет вам на помощь, как это было в истории с «Челюскиным».

Второе — Коммунистическая партия…которая умеет заряжать людей и величайшим пафосом и уверенной смелостью… и чувством величайшей внутренней силы, столь необходимой при разрешении крупнейших задач.

Вот почему можно с уверенностью сказать, что ни одна подобная экспедиция в условиях капиталистического мира не могла и не может располагать такими возможностями, какими располагают наши герои»[2].

Меня часто спрашивают о судьбе моих товарищей по дрейфу. Вот несколько слов о них.

К большому нашему горю, в 1953 году умер талантливый ученый, академик Петр Петрович Ширшов. Он многое сделал для развития советской морской науки: являлся организатором и первым директором Института океанологии Академии наук СССР и руководил им до самой своей смерти. П. П. Ширшов вел большую государственную работу и в течение нескольких лет занимал пост министра Морского Флота.

С двумя другими товарищами у меня самая тесная сердечная дружба: мы часто встречаемся и вспоминаем о днях, проведенных на ледяном поле во мраке полярной ночи.

Геофизик Е. К. Федоров продолжает вести плодотворную научную работу. Он тоже академик, несколько лет работал в должности главного ученого секретаря Президиума Академии наук СССР, а сейчас — начальник Главного управления Гидрометслужбы при Совете Министров СССР.

Наш неутомимый радист Э. Т. Кренкель продолжает трудиться на поприще развития радиосвязи. Он является научным сотрудником одного из институтов Главного управления Гидрометслужбы и работает в области применения радио в службе погоды. Э. Т. Кренкель в течение многих лет возглавляет Советское общество радиолюбителей-коротковолновиков, и нет такого уголка на земном шаре, с радиолюбителями которого не держал бы связь Э. Т. Кренкель на своем коротковолновом передатчике.

Доныне здравствуют и герои-летчики, которые участвовали в высадке нашей экспедиции на лед в районе Северного полюса. Герои Советского Союза М. В. Водопьянов, А. Д. Алексеев, В. С. Молоков и И. П. Мазурук еще долгие годы водили тяжелые самолеты над льдами Арктики и зелеными просторами нашей Родины. Но им пришлось оставить штурвалы своих самолетов и перейти на наземную работу в области авиации. Сейчас они готовят кадры молодых летчиков, передавая им свой богатый опыт, а М. В. Водопьянов занимается литературным творчеством.

Арктика стала ныне обжитой окраиной нашей великой Родины, по трассе Северного морского пути ежегодно проходят сотни кораблей, в Арктике выросли крупные промышленные центры, построены города и поселки. Природные ресурсы Арктики с каждым годом играют все большую роль в народном хозяйстве нашей Родины.

Все это сделано простыми советскими людьми, которые по призыву великой Коммунистической партии и Советского правительства направились в этот край, чтобы освоить его и своим трудом прославить нашу любимую Родину.

Это издание моего дневника выходит через четверть века после предыдущих четырех изданий. Несомненно, мне пришлось сделать кое-какие коррективы. Исключены некоторые строчки чисто личного характера, ныне не представляющие интереса для читателя. В тексте дневника восстановлены некоторые документальные данные, не вошедшие в первые издания.

Все эти коррективы внесены в ограниченных размерах, и они, по мнению автора, не затрагивают основного материала дневника, рассказывающего о жизни четырех полярников на льдине, а только способствуют лучшему восприятию этого материала. Если читателями первых изданий книги «Жизнь на льдине» были современники этих событий, то это издание книги будут читать люди нового поколения, для которых события в Арктике 1937–1938 годов — далекая история, и поэтому дополнительная работа над текстом дневника оказалась неизбежной. Исходя из этих соображений также заново написана настоящая вступительная глава.