Жизнь в пограничном слое. Естественная и культурная история мхов

Мхи в городе

Если вы живете в городе, вам не надо ехать в отпуск, чтобы увидеть мхи. Конечно, их намного больше на вершине горы или на порогах реки, где вы любите ловить форель, — но всё равно они живут рядом с нами. У городских мхов есть немало общего с горожанами: они сильно разнятся между собой, прекрасно адаптируются к условиям обитания, устойчивы к стрессам и загрязнению, хорошо чувствуют себя, несмотря на темноту. И много путешествуют.

Город предоставляет мхам множество сред обитания, причем некоторые довольно редко попадаются в природе. Есть виды, куда более распространенные в рукотворном, чем в естественном окружении.

Grimmia не делает различий между гранитной скалой в Белых горах и гранитным обелиском в парке Бостон-Коммон. Известняковых утесов в природе мало, но в Чикаго они есть на каждом углу — на их колоннах и карнизах уютно устроился мох. В статуях есть всевозможные влагозадерживающие ниши, где в изобилии растет мох. Прогуливаясь по парку, загляните в складки ниспадающего плаща какого-нибудь генерала, сидящего на пьедестале, или в волнистые мраморные локоны Фемиды у здания суда. Мох принимает ванну, расположившись по краям наших фонтанов, и забивается в буквы наших надгробий.

Экологи Даг Ларсон и Джереми Лундхольм вместе со своими коллегами предположили, что стрессоустойчивые сорные растения, которые делят с людьми городские пространства, возможно, являются нашими спутниками с первых дней существования человеческого вида. Выдвинув гипотезу «городских скал», они отмечают поразительный параллелизм между флорой и фауной природных скал и вертикальных стен в городах. Многие виды сорняков, мышей, голубей, домовых воробьев, тараканов и других растений и животных эндемичны для экосистем скал и осыпных склонов. Неудивительно, что все они охотно селятся рядом с нами в городах. Это относится и к городским мхам, многие из которых — типичные обитатели скальных обнажений, природных или рукотворных. Мы склонны пренебрежительно относиться к флоре городов, считая ее жалким собранием растений-отщепенцев, вторичных видов, возникших относительно недавно, с бурным ростом городов. Гипотеза же «городских скал» гласит, что связь между людьми и этими видами могла установиться очень давно, еще до появления неандертальцев, когда и те и другие находили убежище в пещерах и скальных расселинах. Создавая города, мы привнесли в них элементы дизайна, характерные для скальной среды обитания, и наши спутники последовали за нами.

Конечно, городские мхи — совсем не то что лесные, эти мягкие коврики из перьев. Из-за суровых условий городской жизни они выглядят как небольшие подушечки, плотные дерновинки грубы, как места их обитания. На тротуарах и оконных переплетах мало влаги, и растения мха быстро высыхают. Чтобы не допустить этого, они сбиваются в тесные группы: та скудная влага, которая им доступна, делится между побегами и удерживается как можно дольше. Ceratodon purpureus образует настолько густонаселенные колонии, что при высыхании они напоминают кирпичики, а при увлажнении — зеленый бархат. Ceratodon чаще всего можно встретить там, где есть гравий, например на краю парковки или на крыше. Я видела его даже на проржавевшем старом «шевроле» и списанных железнодорожных вагонах. Каждый год он дает плотную копну пурпурных спорофитов — их не спутаешь ни с какими другими, — и те посылают споры на новые оголенные участки.

Но самый вездесущий из мхов, будь то в городе или других местах, — это Bryum argenteum, бриум серебристый. Во всех своих путешествиях я встречала Bryum: на нью-йоркском асфальте, на черепичной крыше в Кито, которую увидела из своего окна на другой день после приезда. Споры Bryum — неизменная составляющая воздушного планктона, облака спор и пыльцы, которое странствует по всему миру.

Вероятно, вы наступали на миллионы спор Bryum, не замечая этого, так как трещины в тротуарах чаще всего заполнены именно этим мхом. После дождя или проезда поливальной машины вода задерживается в крохотных каньонах — расселинах в покрытии. Трещины, полные питательных веществ — они содержатся в мусоре, который производят пешеходы, — идеально подходят для Bryum argenteum. Он получил свое название из-за серебристой поверхности сухих растений. Каждый крошечный круглый листик, длиной менее миллиметра, окаймлен шелковистыми белыми волосками, которые можно разглядеть в лупу. Блестящие волоски отражают солнечный свет и защищают растение от высыхания. В подходящих условиях растения жемчужного цвета образуют множество спорофитов, чтобы отправить свой молодняк в воздушный планктон, и нью-йоркский Bryum может легко оказаться в Гонконге. Но как правило, споры разносятся идущими людьми. Кончики побегов Bryum хрупки и фактически задуманы таким образом, чтобы легко отламываться. Сломанные кончики окажутся на подошвах чьих-нибудь ботинок и вслед за этим — на другом тротуаре: так споры Bryum argenteum распространяются по всему городу.

Исконная среда обитания Bryum argenteum довольно специфична, и в городе есть множество ее эквивалентов. Безусловно, с ростом городов этого мха стало намного больше, чем в прежнюю аграрную эпоху. В природе Bryum argenteum встречается, в частности, на базарах морских птиц, точнее, на отложениях гуано. Городской аналог птичьих базаров — засиженный голубями подоконник, где мох образует серебристые подушечки среди помета. Bryum argenteum можно обнаружить на Среднем Западе и в Арктике, где обитают соответственно луговые собачки и лемминги: он устилает вход в их норы, наподобие ковра, лежащего перед дверью квартиры. Животные мочатся в этих местах, помечая свою территорию, а Bryum argenteum изобилует именно там, где имеется много азота. Еще он любит основания городских пожарных гидрантов.

Мхи стоит высматривать и на газонах — тех, которые не обрабатывают химикатами. У основания травинок часто можно заметить нити Brachythecium, Eurhynchium и других видов.

Одна из прелестей университетской жизни — отвечать на вопросы касательно биологии, задаваемые неспециалистами. Иногда люди присылают растения, чтобы я определила их вид, интересуются тем, какое применение находит тот или иной представитель флоры. Но я удручена тем, что очень часто вопрос звучит так: как изничтожить вот это? Мой коллега, специалист по экологии почв, рассказывал, как ему позвонила встревоженная женщина: взяв написанную им брошюрку, она решила насыпать во дворе компостную кучу. Спустя несколько недель, осмотрев груду листьев и овощных огрызков, она с ужасом обнаружила среди них жуков и червей и захотела узнать, как расправиться с ними.

Однажды мне звонил владелец дома в городе, желавший узнать, как избавиться от мха на газоне. Он был почти уверен, что мох уничтожает его тщательно ухоженный газон, и жаждал мщения. Я задала несколько вопросов и выяснила, что газон располагался к северу от дома, где росли клены, дававшие густую тень. Мой собеседник заметил, что его площадь сокращается и что мох, всегда обитавший там, захватывает опустевшее пространство. Но мох не может уничтожить траву, он просто неспособен конкурировать с ней. Мох появляется на газоне тогда, когда условия для его роста более благоприятны, чем условия для роста травы. Слишком много тени или воды, слишком низкий водородный показатель, уплотнение почвы — всё это может не понравиться траве и, наоборот, привлечь мох. Уничтожение мха не поможет гибнущей траве. Лучше увеличить естественную освещенность, а еще лучше — вырвать оставшуюся траву, и пусть природа подарит вам первоклассный сад из мхов.

Если в городе выпадает много дождей, мох водится в изобилии. Сиэтл и Портленд обладают лучшими наборами городских мхов из всех, которые мне известны. Мох встречается там не только на деревьях и зданиях — долгими дождливыми зимами он появляется чуть ли не везде. Я часто ходила мимо общежития Орегонского университета, рядом с которым стояло дерево, увешанное кроссовками. Время от времени какой-нибудь шнурок сгнивал, и с дерева падал предмет обуви, весь покрытый мхом.

Похоже, орегонцы любят и ненавидят свои мхи одновременно. С одной стороны, жители штата ими в какой-то степени гордятся — они зовут себя «замшелыми» и болеют за команды с «водяными» талисманами — бобром и уткой. С другой стороны, борьба со мхом приносит большие деньги. В магазинах хозяйственных товаров полки заставлены средствами под названием «Прочь-Мох», «Мох-Ушел», «Конец-Мху». Однажды портлендские билборды были завешаны рекламой, гласившей: «Небольшой, зеленый, пушистый? Убей его!» Эти химикаты в конце концов попадают в реки и в пищевую цепочку лосося, находящегося под угрозой вымирания. А мох всегда возвращается. Кровельщики уверили домовладельцев, что мхи вызывают деградацию черепицы и, как следствие, протечки. Они с радостью будут убирать мох за ежегодную плату! Ризоиды мха предположительно проникают внутрь мельчайших трещин в черепице и ускоряют процесс ее разрушения. Но научных доказательств этого нет. Микроскопические ризоиды вряд ли могут представлять серьезную угрозу для крыши, сделанной на совесть. Один специалист из компании, покрывающей крыши черепицей, признал, что ни разу не видел повреждений, вызываемых мхом. Почему бы не оставить его на месте?

В этом райском для мха климате покрытые зеленью крыши — идеальная альтернатива бесконечной войне. Крыша с моховым покровом может предотвратить растрескивание и загибание плиток черепицы под воздействием солнечных лучей. Летом мох охлаждает поверхность, когда наступает сезон дождей, замедляет стекание ливневых вод. Кроме того, покрытая мхом крыша — это просто красиво. Золотые подушечки Dicranoweisia и толстые коврики Racomitrium смотрятся намного лучше, чем гибкая битумная черепица. И потом, мы тратим много времени и средств на удаление мха. В аккуратных пригородах, кажется, существует негласный уговор: мох на крыше — начало морального разложения, как и деградировавшая черепица. Это какая-то извращенная мораль. Мох на крыше стал признаком того, что владелец дома пренебрегает уходом за ним. Но разве не нравственнее жить в согласии с природой, чем сражаться с ней? Думаю, нам требуется новая эстетика, основанная на уважении к покрытой мхом крыше, символу ответственного отношения домовладельца к экосистеме. Чем зеленее, тем лучше! Соседи должны неодобрительно смотреть на тех, кто соскабливает с крыши мох, дружественный человеку.

Одни горожане пытаются избавиться от мха, другие приглашают его к себе. Самую впечатляющую коллекцию городских мхов я видела в манхэттенском лофте. Обычно, чтобы встретиться со своими любимыми мхами, я иду в горы или сажусь за весла, но на этот раз я спустилась в подземку, а потом поднялась в лифте на пятый этаж, высоко над улицей, и вошла к Джеки Брукнер. Это спокойная невысокая женщина, но в толпе людей ее сразу выделяет особый блеск в глазах: так разноцветный камушек хорошо виден на сером галечном пляже. Мне надо было повидаться с ней — тем летом мы обе работали с валунами.

Моим валуном был адирондакский анортозит, принесенный две тысячи лет назад ледником с берегов озера Вуш. Валун Джеки первоначально был алюминиевой арматурой с натянутой на нее стеклотканью. Она смешивала песок и гравий, получая цемент, руками лепила на его поверхности хребты и проделывала долины. Затем вдавливала почву в еще влажную поверхность. Мой валун освещался солнцем, проникавшим сквозь кленовый полог, увлажнялся ночными дождями и туманом из ручья, где в тени затаилась форель. Ее валун освещался группой светильников, подвешенных к высокому потолку чердака, и обрызгивался водой из спринклера, включавшегося в определенное время. Он помещался в голубом пластмассовом бассейне, где под кувшинками прятались золотые рыбки. Мой валун назывался «№ 11N». Ее валун назывался «Прима» — сокращение от Prima Lingua, «Первый язык».

Джеки — художник-энвайронменталист. Ее лофт полон идей, воплощенных в жизнь: стулья из земли, гнезда из корней и проволоки, коллекция ног, ног издольщиков, вылепленных из той же глины, что скрывалась под собираемым ими хлопком.

Prima Lingua: первый язык озвучивает слова на первом языке — звук воды, текущей по камню. Грозное присутствие Примы — ее высота составляет шесть футов — говорит также об экологических процессах, круговороте воды и питательных веществ, взаимосвязи живого и неживого. Творение Джеки — это не просто «камень» и вода, это живой валун, покрытый мхом. На подготовленную поверхность сперва приземляются споры мха, носящиеся над улицами Манхэттена и влетающие в окно. Среди первопоселенцев — Bryum argenteum и Ceratodon purpureus. Мхи и камни созданы для того, чтобы быть вместе, каким бы ни было их происхождение. Во время прогулок и поездок Джеки собирает кусочки мха и приглашает их поселиться у себя вместе с Примой. Там, где созданы нужные условия, зарождается удивительное сообщество.

Прима еще и восстанавливает нарушенную экологию, обладая не только визуальной, но и функциональной красотой. Живая скульптура активно очищает воду, которая течет сквозь нее. Мхи превосходно удаляют токсичные вещества из воды, связывая их со стенками клеток. Творение Джеки используется для очистки сточных вод и защиты городских рек и ручьев.

Мы вдвоем приникли к Приме с лупами в руках, исследуя картину видов, рассматривая клещей и ногохвосток, которые перемещаются среди листьев. Джеки создает свои произведения при помощи протонем и спорофитов, которые изучила досконально. На одном столе с набросками и баночками туши стоит маленький микроскоп. Над рабочим столом висят рисунки, изображающие архегоний. Вот печальная правда: многие ученые считают, что для постижения механизмов природы есть лишь один метод. Кажется, художники, в отличие от них, не верят в существование единственной истины. Помогая возникнуть сообществу мхов, Джеки узнала больше о жизни мха на камнях, чем любой известный мне ученый. Мы проговорили полночи под ободрительное бормотание Примы.

Городские жители каждый день испытывают на себе последствия загрязнения: выхлопные газы автомобилей, дым заводов и котельных… Когда вы делаете вдох, воздух втягивается всё глубже и глубже в ваши легкие, идет по крошечным разветвленным путям, подбираясь всё ближе к кровотоку, которому он принесет кислород. В альвеолах ваше дыхание и вашу кровь разделяет всего одна клетка. Благодаря тому что клетки блестящие и влажные, кислород растворяется и проходит сквозь них. Посредством этой тонкой водянистой пленки, помещенной глубоко в легких, наши тела неразрывно связаны с атмосферой. В этом есть плюсы и минусы. Широкая распространенность астмы в городах — симптом более общей проблемы, касающейся качества воздуха, о котором может поведать состояние мхов. Мхи и лишайники очень чувствительны к загрязнению воздушной среды. Деревья на улицах, когда-то покрытые мхом, лишились его. Посмотрите на деревья в своем районе: присутствие или отсутствие мха способно кое о чем сказать. Мох на улице — всё равно что канарейка в шахте.

Мхи гораздо острее откликаются на загрязнение воздуха, чем высшие растения. Особенно серьезную тревогу вызывает двуокись серы, которую выбрасывают электростанции. Это побочный продукт сжиганий ископаемого топлива, которое отличается высоким содержанием серы. Листья трав, кустарников и деревьев имеют многослойную структуру и покрыты восковидным слоем — оболочкой. У мха нет такой защиты. Толщина его листьев составляет всего одну клетку, поэтому он, наподобие нежной ткани вашего легкого, находится в прямом контакте с атмосферой. Это дает много преимуществ, когда воздух чистый, но становится губительным в местах, загрязненных двуокисью серы. Лист мха очень похож на альвеолу, он функционирует, только будучи влажным. Водяная пленка способствует благотворному обмену газами, участвующими в фотосинтезе, — кислородом и двуокисью углерода. Но при встрече с водяной пленкой двуокись серы превращается в серную кислоту. Окись азота, которая содержится в выхлопных газах, превращается в азотную кислоту — кислая среда, в которую погружен лист, становится еще более кислой. Без защиты в виде серозной оболочки ткань листа умирает, становясь обесцвеченной и бледной. В таких суровых условиях большинство мхов погибает, и центр города с его высоким загрязнением почти полностью лишается этих растений. Мхи начали пропадать из городов вскоре после начала индустриализации и продолжают исчезать везде, где воздух сильно загрязнен. Не менее тридцати видов, которые некогда отлично чувствовали себя в городах, практически перестали существовать по этой причине.

Чувствительность мха к качеству воздуха делает его своего рода биологическим датчиком загрязнения. У каждого вида есть свой порог загрязнения, более или менее неизменный. По тому, какие мхи живут на дереве, можно судить о качестве воздуха. Так, присутствие Ulota crispa — маленьких куполов размером с десятицентовик — указывает на то, что содержание двуокиси серы составляет менее 0,004 промилле: этот вид очень чувствителен к загрязнению. Городские бриологи заметили, что флора мхов в городе может быть представлена в виде концентрических кругов, расходящихся от центра города. В центре города мха зачастую нет, в следующей зоне обитают виды, особенно устойчивые к загрязнению, и чем дальше от центра, тем выше разнообразие. Вот хорошая новость: когда чистота воздуха повышается, мхи возвращаются.

Есть люди — например, я — вообще неспособные жить в городе. Я приезжаю в город только по необходимости и покидаю его при первой возможности. Сельские жители напоминают Thuidium delicatulum. Чтобы вести привольную жизнь, нам нужны обширные пространства, тень и влага, тихие ручьи, а не шумные улицы. Мы существуем в медленном ритме и не слишком устойчивы к стрессам. В городе это становится минусом. Нью-Йорк требует быть как Ceratodon — быстро расти, постоянно меняться, уметь вести себя внутри толпы. Городской ландшафт — не родной для мхов и людей, и всё же те и другие, способные к адаптации и устойчивые к стрессам, сделали своим домом городские скалы. В следующий раз, когда автобус станет опаздывать, воспользуйтесь минутами ожидания и оглянитесь вокруг в поисках признаков жизни. Мох на деревьях — добрый знак, его отсутствие — повод для беспокойства. И повсюду под вашими ногами будет Bryum argenteum. Среди шума, дыма, людей, толкающих друг друга локтями, вид мха в расселине успокаивает.