Жнец

ГЛАВА 11 Ронан

Времени в этом черном пространстве не существует.

Я понятия не имею, сколько времени прошло с тех пор, как я видел другого человека. Даже Фаррелла или Койна. Ближе всего я подхожу к двери, когда она открывается, и на мгновение внутрь просачивается маленький лучик света, когда они бросают мне сетчатый мешок с моим дневным рационом.

Хлеб всегда заплесневелый и черствый, но я все равно его ем. Я скучаю по той женщине в комнате. Той, которая заботилась о нас. Но мне сказали, что я больше никогда ее не увижу. Говорят, теперь я мужчина. Пришло время забыть обо всем остальном, кроме моего обучения и моей цели.

Шум никогда не прекращается. Каждый день звучит громкая музыка. А потом орут дети. Мучительные крики. Бесконечная какофония звуков. Я стал невосприимчив к этому. Научился спасть в окружении шума. Но так и не привык к жукам и крысам. Они всегда ползают по мне, а я их не вижу.

Мне кажется, что я схожу с ума. Думаю, что это то, чего они хотят. Именно тогда я задаюсь вопросом, реальны ли жуки. Может быть, они - игра моего воображения.

Мне не известен ни день, ни год, когда они снова придут за мной. Койн и Фаррелл. Они выглядят по-другому. У них отросли бороды, а когда прохладный воздух касается моей кожи, я понимаю, что произошла смена времени года. Они говорят со мной, пока мы идем, но я не восприимчив к словам.

Мой разум все заглушил. Даже их. Они ведут меня к большому зданию, в котором я никогда раньше не был. А потом - в кухню с металлической дверью. Фаррелл открывает ее и толкает меня внутрь. Он указывает в угол, где стоит ведро и есть одеяло. Его губы шевелятся, но при этом слышен только крик. Вопли. Громкая музыка.

А потом они уходят.

Здесь холодно. Даже холоднее, чем в подвале, где меня держали раньше. Понимаю, что это морозильник. Вскоре Койн и Фаррелл возвращаются с другим парнем. Я видел его во время тренировок. Алекс. Они запихивают его внутрь и указывают на другое ведро и одеяло.

Он даже пытается заговорить со мной. Я сажусь, накидываю одеяло на плечи и спрашиваю себя, сколько мне сейчас лет. Кажется, двенадцать. Может быть, даже старше. Я не имею ни малейшего понятия. Существует только тьма, даже здесь, на свету.

Воздух становится холоднее с каждой минутой, и вскоре мои веки тяжелеют. Я засыпаю, и мне становится хорошо. Мне тепло. И очень удобно. Но потом кто-то пинает меня в бок ботинком. Я поднимаю глаза и вижу Алекса, и звон в ушах наконец-то прекращается. Теперь я слышу его голос, хотя он все еще искажен.

— Ты должен продолжать двигаться, — говорит он.

Я отталкиваю его ногой и пытаюсь снова заснуть. Но он упорствует.

— Если ты снова заснешь, то умрешь. Ты должен двигаться, чтобы согреться. Это проверка. Когда тебе очень холодно, тебя клонит в сон. Но если ты это сделаешь, то никогда больше не проснешься.

Я моргаю и перевариваю все сказанное им. Я не знаю, прав он или нет, но, возможно, все-таки прав. Может быть, именно поэтому мне так тепло. Именно поэтому чувствую, что не хочу двигаться.

Когда я наконец это делаю, мое тело коченеет, и я не чувствую своих пальцев, когда прижимаю их к губам.

— Мы должны продолжать двигаться, — говорит Алекс. — Это единственный способ остаться в живых. Мы должны сделать это вместе. Главное, не давать друг другу заснуть.

Я встаю и жду указаний Алекса. Не знаю, откуда он так много знает, но его привезли сюда намного позже, чем меня. Он говорит о местах за пределами комплекса. О школе и о том, чему он там научился. Я не знаю ничего из этого, но когда он рассказывает, я верю ему.

Он шагает вдоль холодильника, и я следую его примеру. А потом он рассказывает мне больше о тех местах, где был. Он говорит о церкви. Большая белая церковь, куда они с мамой ходили каждое воскресенье. Он так и не сказал, что с ней случилось, но его голос печален, когда он произносит ее имя. Он мне много чего рассказывает о ней, но никогда не упоминает, что с ней произошло.

У меня нет мамы. Или папы. Только Койн и Фаррелл.

А теперь есть еще и Алекс.

Мы не должны разговаривать друг с другом. Но он всегда говорит со мной. И мы, кажется, находимся на одном и том же этапе обучения.

В течение следующего часа он рассказывает мне о самых разных вещах. Но мы оба заторможены. Я едва могу держать глаза открытыми, а слова Алекс произносит невнятно.

Когда Койн, наконец, возвращается за нами, я испытываю облегчение. Но это облегчение длится недолго. Он не ведет меня обратно в яму. Вместо этого он ведет нас к пруду, где уже поджидает Фаррелл.

Мы становимся в ряд с другими парнями, и они связывают нам руки и ноги. И затем они одного за другим толкают нас в воду.

Мы вдесятером заходим в воду. Но выходит оттуда только семеро.

Когда я ухожу от Саши, мне звонит Кроу. Точен как часы.

— Да, — отвечаю я. — Что случилось?

— Найл получил весточку от русских, что Андрей вернулся в город, — говорит он. — Они хотят, чтобы ты об этом позаботился.

— Где?

— Это дом, — отвечает он. — Я пришлю тебе адрес смской.

— Ладно.

— Для начала просто осмотрись вокруг, — говорит мне Кроу. — Они не знают, один ли он там.

Повисает тишина, и мои мысли снова возвращаются к Саше наверху. О том, как я в очередной раз выставил себя перед ней полным идиотом. О том, как я не имею ни малейшего понятия, что делать с ней или как доставить удовольствие женщине. Когда она прикасается ко мне, я не могу контролировать свои реакции. Это слишком приятное чувство. И я понимаю, что ставлю себя в неловкое положение. Вот прямо как сегодня вечером.

Я мог бы спросить об этом Кроу. Но мне становится плохо только от одной мысли об этом. На данном этапе моей жизни мне следовало бы уже разобраться с подобными вещами. Но я так и не разобрался с этим.

Я всегда был хорош только в одном. И явно не в этом.

— Фитц? — Кроу нарушает молчание. — Все в порядке?

— Все под контролем, — говорю я ему. — Я разберусь с Андреем.

— Они хотят, чтобы все было чисто, — говорит Кроу. — Передозировка или самоубийство были бы идеальным вариантом. Все, с кем он вел дела, должны знать, что он мертв.

— Я позабочусь об этом, — заверяю я его.

— Уверен, что мне нет нужды напоминать тебе, что ты хотел большую сферу ответственности, — говорит Кроу. — Выполнить эту работу очень важно, Фитц.

Я ничего не отвечаю. Ему не нужно объяснять мне это. Он хочет, чтобы я доказал, что чего-то стою. Важен для синдиката. Для него.

Для Саши.

Мне казалось, что если я возьму на себя больше ответственности, то смогу стать достойным ее. Но сейчас я явно не тот, и сомневаюсь, что когда-нибудь стану тем человеком, который ей нужен. Моя сегодняшняя слабость только еще раз доказала это. Я слишком возбуждаюсь каждый раз, когда я рядом с ней. Именно поэтому я держусь на расстоянии.

— Ты уверен, что все в порядке? — снова спрашивает Кроу.

— Ага. Все просто замечательно.

Когда я добираюсь до адреса, который прислал мне Кроу, знакомое давление и гнев так сильно сжимаются внутри меня, что я едва могу сдержать их.

Вот почему я - Жнец.

Никто из других парней в Синдикате не заинтересован в этой работе. У них нет свойственной мне ярости. Или свойственной мне жажды крови. Они не чувствуют этого зова внутри себя. Они убивают по необходимости. Это переключатель, который они могут включать и выключать по собственному желанию. Я же всегда на готове. Во мне всегда бурлит эта ярость, закипающая где-то внутри. Мне лишь стоит выбрать воспоминание, мысль ... и она сразу же поднимается на поверхность.

Я отстраняюсь. Жизни, которые я забираю, ничего не значат. И они ничего не значат для меня. Эти люди поступили неверно. Совершили что-то непоправимое. Моя единственная задача - отправить их прямиком на встречу с Создателем. Раньше меня это никогда особо не беспокоило. Только теперь я вижу Сашино лицо. То, как она смотрела на меня в подвале в "Слейнте". Интересно, что она думала обо мне в тот момент. Интересно, что она думает обо мне сейчас.

Полагаю, это не имеет никакого значения.

Я вытаскиваю из машины спортивную сумку и собираю все, что мне необходимо. В доме слишком много света, что указывает на то, что Андрей не один. Люди в основном не оставляют так много света включенным, когда они одни. Если только они не боятся чего-то. А Андрей явно не из тех, кто боится.

Он мясник, как и я. Но в отличие от меня он делает это ради удовольствия. В основном это касается женщин. Проституток. Он вырезал их и оставлял кровавые следы в каждом городе, в котором ступала его нога. Он был сообщником русских, но предал их. Меня это не удивляет. Я сомневаюсь, что этот парень знаком с совестью, а если и знаком, то он над ней лишь насмехается.

Кроу хотел, чтобы все было сделано чисто. Если я сейчас туда войду, все будет по-другому. Его ожидания превращаются в рой кружащихся в моей голове мыслей, смешиваются с горечью этого вечера. Мысли о Саше.

Мне было неловко перед ней.

Ярость вновь вспыхивает и стирает все остальное. Накручиваю глушитель на оружие и направляюсь к задней части дома. На первом этаже есть окно. Пинаю его ногой, а затем иду к задней двери, затаившись в ожидании, когда в доме раздадутся голоса.

На лестнице в подвал раздаются шаги, и кто-то кричит по-русски, чтобы проверили задний двор.

Первый парень едва успел открыть дверь, как я всадил ему пулю в голову. Он падает на пол, а я переступаю через его тело и направляюсь прямо в гущу выстрелов, которые направлены в мою сторону.

Мне удается уложить еще одного стрелка из-за соседней стены.

Оставшиеся два голоса о чем-то приглушенно спорят на русском, прежде чем прийти к соглашению. В подвале есть еще один. И еще двое на кухне. И я так и не понял, кто из них Андрей. И не пойму этого, пока не увижу его.

Входная дверь захлопывается, и у меня нет выбора. Я иду вслепую. Пуля свистит мимо моего уха, а потом еще одна попадает мне прямо в плечо.

Человек, стрелявший в меня, получает в ответ пулю между глаз. Его друг крадется к двери. И это не Андрей. Я подозреваю, что именно он, будучи трусом, выскользнул через парадную дверь и убежал. Это всего лишь молодой парень. Он держит пистолет, но по безнадежному выражению его лица я догадываюсь, что обойма у него пуста.

Его глаза широко раскрыты от страха. Это не то выражение, к которому я привык. Большинство людей боятся смерти. Это совершенно естественно. Но этот парень мне напоминает кого-то, кого я знал когда-то. Того парня из лагеря. Того, кто умер от рук Фаррелла. Тот, кто запустил маховик событий, превративших меня в того, кто я есть.

И теперь, глядя на этого парня, я одновременно жалею и ненавижу его.

Но я не могу найти в себе силы поднять оружие.

Он уже хорошо рассмотрел мое лицо. Было бы неразумно отпускать его. Но именно этим я сейчас и занимаюсь. И что еще хуже, когда он выскальзывает за дверь, я подписываю себе смертный приговор. — Передай Андрею, что привет от Жнеца. Мы встретимся в другой раз.