Жнец

ГЛАВА 40 Саша

Понятия не имею, кто этот мужчина. Тот, с голубыми глазами. Но Рори зовет его Алексеем, и я уверена, что он большая шишка в русской мафии. Как минимум, должен быть.

Его дом размером с небольшой замок и изнутри похож на крепость. Но при этом не такой уж и роскошный. На самом деле, здесь немного веет холодом, и в чем-то он схож с жилищем Ронана. Застывший. Используется исключительно для работы, а не для постоянного проживания.

Он ведет нас через лабиринт коридоров и приказывает парням положить Ронана на кровать. Его человек Франко разговаривает по телефону, и я нетерпеливо смотрю на него, гадая, что он собирается делать. Он, кажется, понимает это, потому что, повесив трубку, говорит мне то, что мне нужно услышать.

— Доктор скоро будет здесь. А я пока позабочусь о его ране. Ты можешь подождать внизу, где Магда займется твоими ранами.

— Я никуда не пойду, — возражаю я. — Он не любит, когда к нему прикасаются. Я нужна ему здесь. Он не поймет, если меня здесь не будет…

Рори сжимает мою руку и наклоняет голову, чтобы встретиться со мной взглядом: «Я останусь здесь с Ронаном. Он придет в себя еще не скоро, потому что потерял слишком много крови. Алексей и Франко знают, что делают. Но мы должны уважать их желания, чтобы о Ронане позаботились наилучшим образом. Они не могут этого сделать, пока ты здесь.»

Мои губы дрожат, и я хочу продолжать спорить. Я перевожу взгляд на Ронана на кровати, его лицо спокойное, расслабленное и слишком бледное. Чем дольше я буду стоять здесь и спорить, тем дольше они не будут помогать ему. Логически я это знаю. Но я все равно не хочу оставлять его.

Я смотрю на человека с голубыми глазами, который спокойно наблюдает за мной. Того, кто тут самый главный.

— Обещай, что позаботишься о нем, — требую я. — Обещай мне, что сделаешь все, что в твоих силах, чтобы помочь ему.

— Даю тебе честное слово.

Я снова бросаю взгляд на Ронана, а потом Рори выводит меня за дверь, приказывая спуститься вниз. Он говорит, что экономка поможет мне с порезами, а это последнее, о чем я сейчас думаю. Я едва сдерживаюсь, когда смотрю на лабиринт коридоров, и дверь за мной закрывается. Запирает от меня то, что важно. Держит меня вакууме пустоты вопросов без ответов.

Таков путь мафиозного мира. Они считают женщин слабыми. Неспособными справиться с подобными ситуациями. Если бы это был кто-то другой, я бы не хотела бы этого видеть. Но это Ронан. Мой Ронан.

Мой беспокойный, сильный, гордый мужчина. Человек, которого я люблю без всякой на то причины. Безгранично и безоговорочно. Так, что это чувство почти сбивает меня с толку, думая, как сильно я люблю его в этот момент. Слезы текут по моему лицу, когда я, спотыкаясь, иду по коридору, ища дорогу, по которой пришла. Может, мне лучше подождать на лестнице? Так, если он очнется, я услышу его.

Но прежде чем я успеваю решиться на это, я замечаю, что кто-то смотрит на меня через другую дверь, прежде чем захлопывает ее. Я останавливаюсь и стою в замешательстве. Это не может быть экономка, потому что они сказали, что она внизу. Я не в настроении сейчас беспокоиться о подобных вещах, но что-то в ее лице показалось мне смутно знакомым.

Чтобы немного отвлечься, я подхожу к двери и стучу. Ответа нет. Но когда я поворачиваю ручку, дверь открывается без проблем. А сидящую на кровати и глядящую на меня своими карими глазами девушку я меньше всего ожидала увидеть прямо здесь.

— Талия? — ее имя срывается с моих губ потрясенным шепотом.

Она смотрит на меня, ее лицо вообще лишено всякого выражения. Сначала я даже не уверена, что она меня узнает. Эта девушка должна быть мертва. Предполагается, что она находится где-то за границей, где ее продали в рабство, а затем убили. Вот что сказала Мак. Вот во что верит Мак.

И все же она здесь. В доме русского гангстера. Из этого можно сделать много разных выводов. Она, наверное, видела больше ужасов, чем я могу себе представить. Интересно, помнит ли она вообще свою прошлую жизнь? Если она вообще знает, что здесь делает. Или как она сюда попала. И этот вопрос не выходит у меня из головы. Что Алексей с ней делает?

— Ты помнишь меня? — спрашиваю я ее.

— Конечно, я тебя помню, — отвечает она. — Я же не совсем безмозглая.

Ее резкий тон застает меня врасплох. Я сканирую ее тело, оценивая ситуацию. Она здорова и о ней хорошо заботятся. Одета в красивую одежду и немного похудела, но в остальном в хорошем состоянии. Но я не припомню, чтобы она была такой жесткой. Теперь у нее другой взгляд. Он не такой мягкий, как у той девушки, которую я впервые встретила в «Слейнте». Она смотрит на меня так, будто я набила ей оскомину, и я не могу понять почему.

— Все думают, что ты мертва, — говорю я ей. — Ты ведь знаешь это, верно?

Она пожимает плечами.

И все. Никаких эмоций. Ничего. Просто пожала плечами. Как будто это не имеет значения.

— Ты понимаешь, что стало с Мак из-за всей этой ситуации? — спрашиваю я ее. — Она страдала в течение нескольких месяцев. Ты хоть представляешь, через что она прошла, чтобы вернуть тебя?

На этот раз в ее тусклом взгляде мелькает намек на раскаяние. Но это длится недолго. Она смотрит мне прямо в глаза и говорит с непоколебимой убежденностью.

— Я не хочу туда возвращаться.

— Хоро-ш-ш-о, … — я растягиваю это слово. — Но разве ты не можешь ей позвонить? Дать ей знать, что с тобой все в порядке?

— Она не поймет, — отвечает Талия. — Мак никогда не понимала. Она захочет вернуть девушку, которую потеряла. Только вот я больше не та девушка. Я никогда больше не буду ею.

— Значит, ты просто позволишь ей думать, что ты мертва? — недоверчиво смотрю на нее. — Она была твоей лучшей подругой.

Талия не отвечает. Ее броня непробиваема, и ни одно из моих слов не проходит сквозь нее.

— Я расскажу ей, — говорю я. — Она ведь тоже моя подруга. И я не могу позволить ей продолжать думать, что ты мертва, когда это не так. Это неправильно.

— Делай, что должна, — отвечает Талия.

Ее тон пренебрежителен, и у меня нет сил продолжать спорить. Она закончила этот разговор, и я тоже. Я крадусь обратно к двери, но прежде чем уйти, спрашиваю ее о единственном, что сейчас имеет значение.

— Тебе здесь хорошо? Ты в безопасности?

Ее лицо немного смягчается, а голос звучит искренне: «Да. Алексей очень добр ко мне. Я не хочу с ним расставаться».

— Хорошо, — отвечаю я. — А мой номер тебе не нужен? На всякий случай?

Она отрицательно качает головой.

Поэтому я выхожу за дверь.

Прошло уже больше трех часов с тех пор, как доктор встретил меня на лестнице.

Магда залатала мои раны, как и обещала, а потом позволила мне прокрасться сюда и ждать. Я не слышала ни звука из комнаты Ронана, кроме мягкого бормотания голосов и звука кардиомонитора. Это единственное, что меня успокаивает, этот звук. Иногда Франко выходит из комнаты, чтобы что-то взять. И я, честно говоря, поражена тем количеством медицинского оборудования, которое у них здесь имеется. Раньше он катил по коридору капельницу вместе с другими аппаратами, назначения которых я не знала.

Я чувствую себя немного лучше, но все равно не успокоюсь, пока мне не скажут, что с ним все в порядке. Пока я не смогу посмотреть ему в лицо и увидеть взгляд его теплых карих глаз. Человека, стены которого я и не надеялась сломать. Того, кто сказал мне сегодня, что любит меня. Отца моего ребенка.

Сижу, прислонившись головой к стене, когда дверь открывается и, наконец, выходит Рори. Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

— С ним все будет в порядке, Саш, — говорит он. — Ты можешь пойти и повидаться с ним.

— Ты уверен? — спрашиваю я, идя рядом с ним. — Ты уверен, что они сделали все, что должны? А как насчет антибиотиков? Он может подхватить инфекцию, или ему может понадобиться больше анализов…

Рори останавливается и хватает меня за руки, чтобы посмотреть на меня.

— Вон тот доктор-настоящий хирург. Она работает на Алексея и мастер своего дела. О Ронане здесь хорошо позаботились. Даже лучше, чем о нем позаботились бы в больнице.

— У них тут много всяких медицинских штучек, — замечаю я.

— Да, — соглашается он. — Как ты, наверное, можешь предположить, это нужно им время от времени.

Дверь открывается перед нами, и Алексей, Франко и доктор выходят из комнаты. Рори смотрит на меня и жестом приглашает войти.

— Я оставлю тебя с ним наедине, — говорит он.

— Спасибо.

Я подхожу к дверному косяку и замираю. Я боюсь смотреть. Боюсь того, что увижу. Я знаю, они сказали, что с ним все будет в порядке, но я так волнуюсь, что ничего не могу с собой поделать.

Но когда я вижу Ронана, лежащего там в стабильном состоянии, мои плечи расслабляются от облегчения. Я подхожу и сажусь рядом с ним на кровать. Он открывает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом, затем его рука находит мою рядом с ним.

— Саша, — произносит он.

То, как он произносит мое имя, исполнено благоговения. В ответ я отрывисто киваю, и по моему лицу катятся крупные слезы. Он жестом предлагает мне лечь рядом, и я сворачиваюсь калачиком у него на боку, окружая себя его теплом.

— Ты меня напугал, — говорю я ему. — Не нравится мне это, Ронан.

— Мне жаль, — отвечает он.

— У нас будет ребенок, — говорю я. — Я не могу проходить через это все время. Мне нужно знать, что ты будешь приходить ко мне домой каждый вечер. А вопрос о том, будешь ты жить или умрешь, это слишком, знаешь ли.

Ронан прижимается носом к моей щеке, а затем целует меня в лоб. Для человека, который никогда в жизни не был привязан ко мне, он довольно быстро учится меня утешать.

— Саша, я не могу уйти из Синдиката, — отвечает он. — Но я никогда не покину тебя. Ты все для меня.

— Я люблю тебя, — говорю я ему. — Я чертовски люблю тебя, Ронан. Я просто не знаю, как мне это сделать. Не знаю, смогу ли я с этим справиться.

Он обнимает меня крепче и сжимает, его дыхание касается моего лица, когда он шепчет единственную вещь, в которой по-настоящему уверен:

«Я всегда буду возвращаться к тебе. Ничто не сможет удержать меня от этого».

Затем его рука скользит по моему животу, и что-то меняется в его чертах. Там, где раньше царил панический ужас, теперь читается гордость.

— К тебе и нашему ребенку.

Я наклоняюсь и касаюсь его губ своими, а его рука запутывается в моих волосах, пока он углубляет поцелуй. Этот поцелуй передает все слова, которые он не может произнести вслух. Например, как он боялся потерять меня. И как без тени сомнения я теперь принадлежу ему. Когда он отрывается от моих губ, он смотрит на меня открытым, нежным взглядом.

— Я понятия не имею, каково это быть отцом, — признается он. — Боюсь, я испорчу все до того, как пойму, как все делать правильно.

— Не испортишь, — уверяю его я. — Я знаю, что не испортишь, Ронан. Мы будем учиться делать это вместе.

— Я плохо переношу громкие звуки, — тихо говорит он. — Я беспокоюсь об этом, если ребенок будет плакать…

Его слова обрываются, а выражение лица становится отстраненным.

— Ты привыкнешь, — заверяю я его. — Все будет по-другому, когда это будет твой собственный ребенок, Ронан. И мы это выясним, хорошо? Мы сделаем все, что нужно.

Он кивает, но я вижу, что он все еще беспокоится. По общему признанию, есть еще миллион вещей, которые нужно выяснить. Огромная сволочь все еще ждет нас в Бостоне с федералами и арестом всего «Слейнта» и Лаклэна в том числе. Информатор, ребенок, будущее. Сейчас все висит на волоске. И я не должна чувствовать спокойствие.

Но когда я здесь, в его объятиях, а он жив, и смотрит на меня так, как будто сейчас, все в порядке.