Журнал "Здоровье" №11 (155) 1967

Призвания, звания, чуткость

А. Родионов

РОВНО в семь утра, как и условились, я звоню в дверь квартиры хирурга Юхвидовой. Звоню осторожно, боясь нарушить покой других обитателей квартиры. Мне никто не отвечает. Звоню еще раз. Тщетно.

Москва уже давно проснулась. Чувствуется, как с каждой минутой нарастает, наливается гул на ее улицах. Вспоминаю, как таким же летним утром, лет десять назад, я шел по городу с Николаем Николаевичем Любимовым, приехавшим в столицу из небольшого поселка в Донбассе. Более пятидесяти лет врачевал он на шахте. Старик нес голову высоко, хотя ему уже тогда перевалило за восемьдесят. Любопытна жизненная история этого человека.

В 1898 году Петербургская Военно-медицинская академия праздновала 100-летие своего существования. На концерте, данном в честь юбилея, присутствовал военный министр Куропаткин. После выступления Любимова — а он пел отличным басом — министр вызвал его к себе в ложу и сказал: «Бросай медицину. Поедешь в Италию учиться петь».

Любимов отказался, подчеркнув, что он медик по призванию. Это рассердило министра. И вскоре «непокорный» врач был отчислен из армии и направлен в Донбасс.

— Вы спрашиваете, не пожалел ли я, что остался медиком и всю жизнь лечил тела, а не души? — обращался он ко мне. — Нет, не пожалел. Я только того понимаю истинным медиком, кто, кроме знания дела, всем движением натуры — врач. Исцелитель. Может быть, вам случится увидеть, как начинают теплеть глаза больного при встрече с таким врачом, тогда вы вспомните меня. Такой врач не может стать ни артистом, ни конструктором.

Я ВСПОМНИЛ эти слова в клинике заслуженного деятеля науки профессора А. Н. Рыжих, когда вместе с моим коллегой Юрием Королевым шел по длинному коридору вслед за молодой женщиной-хирургом. Был конец дня, пустовали лаборатории, рентгеновские кабинеты; хирургическая — большая и тревожная — тоже замерла до завтрашнего дня. Либо до того крайнего случая, когда для врача нет ни дня, ни ночи. Нас вела за собой Жанна Михайловна Юхвидова — доктор наук, профессор. Энергичная в движениях, с ярко-золотыми волосами, она казалась немножко более праздничной, чем нужно для врача, когда он идет от комнаты к комнате, где неподвижно лежат люди с усталыми — лицами, непроизвольно и скорбно смотрящие прямо перед собой. Жанна Михайловна присаживалась к постели больного. Они о чем-то переговаривались — больной и его врач, — пока мы замирали возле двери.

Наверное, здоровый человек никогда не поймет тайного значения такого прихода врача к тому, кто перенес тяжелую операцию, не поймет, почему становятся другими глаза прикованного к постели человека. Все оставшееся после ухода врача время, может быть, всю ночь больной будет перебирать тончайшие оттенки фраз своего доктора, сравнивать разговор вчерашний и сегодняшний и надеяться.

— За день я успеваю переболеть болезнями всех моих подопечных. — как-то очень устало говорит нам Юхвидова уже в своем кабинете, когда мы обошли большие владения клиники. — И нужно какое-то время, чтобы отойти.

Жанна Михайловна мягко улыбается и добавляет, что сие вовсе не означает постоянного присутствия на челе врача скорбного выражения, а в разговоре — сплошной медицинской терминологии. Мы беседуем о планах на отпуск: Жанна Михайловна собирается в Прибалтику. Она заядлая автомобилистка, любит музыку и с удовольствием посещает концерты.

Однако волей-неволей наш разговор возвращается к медицине, к тем проблемам, которые она уже в состоянии решить. Медицина становится не только все более сложной наукой. Юхвидова верно замечает, что бесплатность нашего медицинского обслуживания с каждым годом делается все более «дорогой бесплатностью».

Взять хотя бы клинику, где мы находились. Она так же напоминала больницы тридцатых годов, как аэроплан того времени нынешние лайнеры. В медицинской науке стало необычайно много технологических расчетов, основанных на данных электроники, атомного распада. В клиниках действуют аппараты, регистрирующие десятки скрытых от глаза и уха врача процессов, схемы хирургических маршрутов вычерчиваются подчас наподобие графиков современных производств.

— Однако «технизация» медицины имеет разумные рамки, — продолжает свою мысль Жанна Михайловна. — Машины играют в шахматы и пишут музыку, но я нигде не читала, чтобы некий робот стал лечить человека. Даже буйные головы фантастов осторожны, когда речь заходит о том, чтобы лечь под нож механического хирурга.

Да, ум и сердце врача ничем не заменишь…

Жанна Михайловна остро развивает начатую мысль. Прошедшие десятилетия привнесли в медицину запас чрезвычайно важных сведений из других наук: биологии, физики, химии, даже математики. Уже сегодня студентов-медиков учат не только классическим законам врачевания. В нашей стране, впервые в мире, во Втором медицинском институте имени Пирогова создан медико-биологический факультет, где, кроме традиционных кафедр, есть кафедры экспериментальной и теоретической физики и химии, высшей математики и молекулярной биологии. Подобное «углубление» собственно медицинских знаний возможно лишь на базе громадного роста в нашей стране всех наук.

Но медицина — это и человековедение. Юхвидова подчеркивает великое значение для молодых врачей духа сердечности, гуманности, психологической зоркости, которые, соединяясь с педантичной сухостью физических и математических формул, способны вылепить истинного Мастера-целителя.

Я рассказываю о своем знакомом, докторе Любимове. Юхвидова слушает с интересом. В том, как сходятся суждения старого врача и молодого хирурга-экспериментатора, чувствуется невидимая нить взаимосвязи. Не только чисто профессионального характера, но связанная с преемственностью лучших качеств врачевания, отзывчивостью и преданностью великой клятве Гиппократа, связь по духу гуманности.

— Думаю, можно стать приличным врачом, если долго и тщательно изучать дело, — говорит Юхвидова. — Но настоящим врачом, таким, каким его видел ваш старый знакомый, стать без призвания, исключающего всякие корыстные соображения, просто невозможно. Бесплатность нашего лечения — фактор, в огромной степени воздействующий на моральную сторону деятельности самого врача. Он лечит всех одинаково: министра и рабочего, маршала и солдата. Он освобожден обществом от дуализма: личный заработок — здоровье пациента. Главная цель его деятельности — быстрое выздоровление больного.

ВИДЕЛИ ли вы когда-нибудь современный химический завод? Между устремленными в небо установками протянуты километры труб. Сплетаясь и расходясь, они несут живительные соки для сложнейших химических процессов. Окрашенные в разные цвета, трубы представляются то красивым арочным мостом, то застывшим следом гигантского вихря. Трубы живут, но они все же мертвы. Кишечник человеческого организма — всего около пяти метров длиной, но он вершит дела куда более сложные, чем соединительные нити на химических производствах. Юхвидова добавила, что и плотность укладки «человеческих трубопроводов» надо принимать во внимание и многое другое.

Попробуйте питать химические производства с такой хаотичностью, с такими перегрузками или недогрузками, как это делает человек со своим организмом, и производство сорвет план, а то и остановится. А человек, непозволительно испытывая свой организм «на прочность», порой и не догадывается, что движется навстречу тяжелым недугам.

Когда же нет иного выхода, зажигается свет в большой операционной клиники кишечных заболеваний. Хирург Юхвидова облачается в специальный костюм. Операционная наполняется скрытым, едва слышимым гулом: работает множество приборов. Иногда три, иногда и четыре часа не отходит маленькая женщина-хирург от больного. Потом Жанна Михайловна устало сбрасывает маску, сестры стягивают с нее перчатки, прозрачные сапоги, помогают снять халат…

Мы наблюдали операцию с почтительного расстояния. Боялись помешать работе, и как-то само собой нас отводил от хирургического стола не то чтобы страх, а скорее трепет. И ожидание. Хотя мы не знали даже имени больного.

После операции не хотелось тревожить Жанну Михайловну. Условились увидеться с ней через несколько дней, в семь утра.

— Надеюсь, что в это время меня еще не умыкнут, — пошутила Жанна Михайловна.

Но, оказалось, умыкнули. В пять тридцать утра раздался звонок в дверь. Перед Юхвидовой молодая, поникшая женщина. Ее мама лежит в другой больнице. Но, может быть, профессор Юхвидова?..

Мы увиделись только вечером. Позади был тяжелый рабочий день. Его отзвуки — в буквальном смысле слова — слышались в квартире довольно долго: вовсю работал телефон. Звонили пациенты, коллеги, снова пациенты. Я едва успевал вклиниваться со своими вопросами. Правда, телефонные «перебивки» вполне устраивали Жанну Михайловну: можно было короче говорить о себе. Во время войны училась в школе. Потом окончила в Новосибирске медицинский институт. У нее растет дочь. Медиков в семье нет.

Есть в книгах Станиславского специфическое театральное понятие: «физические действия при определенных психологических условиях». Коротко оно означает вот что. Перед вами задача: встретить у двери человека, от которого зависит ваша судьба. Как вы будете сидеть, дожидаясь необходимого человека? В напряженности? Однако нервозности, показной напряженности вы не должны обнаруживать. Вы обязаны быть собранным, мобилизованным, как для прыжка.

ЮХВИДОВА сидела передо мной внешне совершенно спокойно. Наливала кофе из маленького медного кофейника. Беседа перескакивала с одной темы на другую. Но я знал, что Юхвидова вся полна предстоящей трудной операцией. Да, она отлично выдержала бы экзамен по трудному уроку Станиславского!

Прошу Жанну Михайловну рассказать о каком-нибудь последнем, примечательном случае из ее практики. — Она вспоминает девушку из Греции. Та обращалась в клиники США, Франции, Италии. Узнавая диагноз, ей отвечали отказом. 5 из 100 — таким был шанс остаться жить у юной гречанки. Ей, как выразилась сама больная, подарила жизнь советский хирург Юхвидова.

Немногим более двух лет назад Жанна Михайловна защитила докторскую диссертацию. Она разработала сложнейшую, уникальную операцию на кишечнике, своего рода «перемонтаж труб» в человеческом организме.

Докторская диссертация в таком «не женском» разделе медицины, как считают хирургию, — не простое дело.

Что для этого потребовалось? Талант? Трудолюбие? Но, однако, и этого мало. Может быть, надо еще уметь ночью уехать на операцию в «чужую» больницу, может быть, надо… Но вот-вот из-под пера польются «высокие выражения», и я останавливаюсь. Прежде всего надо уметь присесть у постели больного и увидеть, как у него теплеет взор.

За несколько минут до операции… Жанна Михайловна умом и сердцем, вся целиком со своим пациентом. Посмотрите, как она сосредоточена, как охвачена вдохновением борьбы за жизнь человека.

_{Фото Ю. Королева.}