Журналюга

Глава 13

Паша шел на день рождение и напевал про себя: «У Светки Соколовой день рождения, ей сегодня тридцать лет, я несу в подарок поздравленья и красивый розовый букет…» Майе Киселевой исполнилось только семнадцать, до тридцати еще, слава богу, очень далеко, но в подарок ей он действительно нес шикарный букет из роз — пять штук, как и хотел. Купил на Ленинградском рынке, отдал три целковых. Но розы того стоили — крупные, плотные алые бутоны, длинные шипастые темно-зеленые стебли… Эх, гулять — так гулять!

Поднялся на лифте на двенадцатый этаж одной из соседних башен-близнецов и позвонил в 67-ю квартиру. Открыла сама именинница — в умопомрачительно красивом, очень идущем ей платье: что-то такое синее с белым, легкое, воздушное, с бантиками и рюшечками… Ну, просто Наташа Ростова на первом в ее жизни балу! Классика! Волосы уложены в высокую, сложную прическу, глаза и губы — слегка накрашены, а пахло от Майи просто волшебно — какими-то пряными, заморскими духами.

Паша искренне поздравил именинницу, вручил розы, коробочку с «Быть может» и набор косметики. Майя вся зарделась от удовольствия: и букет, и подарки ей явно понравились. Подождала, пока гость разденется, и проводила его в большую комнату. Там уже был накрыт праздничный стол: салаты, закуски, нарезки, сыры, мясо, рыба, фрукты и даже две бутылки сухого вина. Видимо, именинница решила отметить свой бёфдей вполне по-взрослому.

На диване сидели и, судя по всему, чувствовали себя не совсем в своей тарелке четверо юных кавалеров (стеснялись, мялись, не знали, куда деть руки). Две девицы (тоже из класса) расположились в креслах и с большим интересом листали женские журналы «Мода» за прошлый год.

Мама виновницы торжества (моложавая, стройная, красивая женщина — понятно теперь, в кого Майя!) хлопотала на кухне, а папа (высокий, солидный мужчина с небольшим брюшком) помогал накрывать на стол. Паша вежливо поздоровался с родителями, пожал парням руки, а девчонкам просто кивнул. Поскольку все сидячие места в комнате были уже заняты, он отошел к книжному шкафу и сделал вид, что рассматривает разноцветные томики за стеклом: немного подписных собраний сочинений, кое-какие неплохие издания, есть, разумеется, и почти вся популярная нынче «макулатурка». В общем, всё, как у всех, — как у большинства советских граждан, собирающих книги не столько для чтения, сколько для престижа: ровные ряды толстеньких томиков (и особенно — ПСС) красиво и «дорохо-бохато» смотрелись на полках модных гэдээровских, чешских. румынских и венгерских «стенок».

Но гордостью этой книжной коллекции, несомненно, являлась очень престижная «Всемирка» — «Библиотека всемирной литературы» в двухстах томах. Ее толстые (и не очень) издания в стильных цветных суперобложках занимали б о льшую часть объемного шкафа. Томики плотно теснились на полках и всем своим видом говорили: «Смотрите, хозяин этой квартиры — человек обеспеченный и с нужными связями, смог нас достать!» Паша скользнул рассеянным взглядом по плотным разноцветным рядам, заметил Хемингуэя и попросил у отца Майи, Ивана Сергеевича, разрешения полистать книгу. Тот кивнула: конечно же!

Достал толстый, тяжелый том и начал бегло просматривать роман «Прощай, оружие!» Все равно пока делать нечего — ждали еще двух девочек. К нему подошла Майя:

— Интербесно?

— Да не очень, — честно признался Паша, — на мой взгляд, Хэм — довольно скучный автор. Слишком серьезный, что ли… Пишет так, как будто излагает истину в последней инстанции, и почти все его вещи по большей части — одни только длиннющие рассуждения и описания, а вот действий и диалогов у него, на мой взгляд, маловато. Да, разумеется, он — великий писатель, классик, с этим никто не спорит, но, думаю, не для нашего читателя… И тем более — не для молодого.

— Вы читали Хемингуэя? — удивился Иван Сергеевич, помогавший сервировать стол. — А что именно?

Паша с ходу назвал несколько произведений, потом упомянул, что Теодор Драйзер, с его точки зрения, гораздо интереснее для советского человека, особенно юного: более прост и понятен. Текст читается намного легче, чем у Хэма, да и сюжеты не в пример живее и разнообразнее. А также занимательнее и познавательнее, особенно его знаменитая трилогии «Финансист», «Титан» и «Стоик». Хотя и другие его известные романы, скажем, «Американская трагедия» и «Сестра Керри», тоже очень даже ничего — дают практически полное представление о жизни в США в конце прошло и начале нынешнего века.

— Ну надо же, — еще больше удивился Иван Сергеевич, — у вас очень необычные, зрелые и самостоятельные суждения для простого школьника. Сейчас, как я знаю, старшеклассники читают очень мало, да и то — в основном те произведения, что им задают в школе по программе. А романы Хемингуэя, как и Драйзера, насколько мне известно, в нее точно не входят… Вот моя дочка (кивок на Майю) ни одного из них не прочла, хотя дома — целая библиотека!

— Папа, ну ты же знаешь, — подошла к ним виновница торжества, — сейчас у нас в школе такая нагрузка, что ни на какое другое чтение просто не остается времени! Успеть бы проглотить то, что положено для экзамена…

Иван Сергеевич кивнул: да, мне это тоже известно. Потом спросил у Паши:

— А вы кем, молодой человек, хотите быть, если не секрет? Куда собираетесь поступать после школы?

— Мечтаю быть журналистом. А поступить собираюсь в МГУ на факультет журналистики…

— Пашка, ты мне об этом ничего не говорил! — сделала удивленные глаза Майя. — Ты же вроде бы в какой-то технический вуз собирался?

— Да, было такое дело, — согласился Паша, — собирался. Но это по большей части было не мое личное желание, а желание моего отца. Это он мечтал, чтобы я стал инженером и продолжил заводскую династию. А я вот совсем недавно ясно понял, что мое призвание совсем в другом. Инженерное дело абсолютно не интересно, хочу заниматься творчеством, в частности — журналистикой.

— Надо же, как необычно! — сказал Иван Сергеевич. — И что, у вас уже есть какие-то публикации, где-то печатались?

— Пока что нет, — честно признался Паша, — но собираюсь этим заняться. Вот, на днях хотел в «Комсомолку» заглянуть, предложить свои услуги как внештатного корреспондента. Может, дадут мне какое-нибудь интересное задание…

Майя как-то странно на него посмотрела, а Иван Сергеевич громко и весело рассмеялся:

— Ну, загляните, загляните! Я как раз там работаю — заместителем главного редактора. Спросите у Майи номер моего служебного телефона, и, как соберетесь и приедете, так сразу же позвоните мне снизу, от охраны, я выпишу вам пропуск. И познакомлю с редактором нашего отдела учащейся молодежи, Витей Поповым. Он парень молодой, энергичный, умный, полагаю, найдет, чем вас занять…

Паша искренне поблагодарил Ивана Сергеевича и подумал: «Вот уж повезло — так повезло, что называется, привалило по-настоящему! Такой шанс нельзя упускать. Ни за что! Нужно уже на этой неделе подскочить в редакцию и познакомиться с этим Витей Поповым. По возможности — сразу же с ним задружиться…»

В это время в прихожей затренькал дверной звонок — наконец-то пришли опоздавшие девочки. Одной из них, к немалому удивлению Павла, оказалась Ира Селезнева. Даже странно, что Майя позвала к себе на день рождения такую серенькую, незаметную мышку. Хотя, с другой стороны, если хорошенько подумать… Паша еще раз оглядел собравшихся девушек и понял, кого, как и по какому признаку выбирала Майя — все приглашенные явно уступали юной хозяйке дома в красоте. Что ж, совершено правильный, чисто женский подход: на их фоне Майя будет выглядеть не просто красавицей, но и настоящей королевой, царицей бала.

Опоздавшие девицы с шумом и радостными визгами поздоровались с именинницей, вручили ей подарки, а потом все, наконец, сели за стол. Через одного — мальчик-девочка, мальчик-девочка. Паша, само собой, оказался рядом с Майей (с другой стороны от него сидела Селезнева). Иван Сергеевич налили всем сухого вина (но понемногу), подняли бокалы и начались обычные в таких случаях тосты. Сначала, разумеется, выпили за виновницу торжества, потом — за ее папу и маму, после этого — уже за всё хорошее против всего плохого. Паша старался не частить: вино, конечно, было слабое, сухое, но ведь и это его тело — совсем молодое, не привыкло еще к злоупотреблениям и возлияниям. Как бы не повело от алкоголя… А ему нужно оставить о себе очень хорошее впечатление — чтобы потом, если понадобится, легче контактировать с Иваном Сергеевичем.

Примерно через полчаса папа и мама Майи вылезли из-за стола и сказали, что у них билеты в кино на вечерний сеанс. И вернуться они только в десять часов. Паша по достоинству оценил деликатность родителей — посидели немного, поздравили любимую дочку с днем рождения и ушли, чтобы дать возможность мальчикам и девочкам спокойно пообщаться и потанцевать. Эх, повезло Майе с предками, что ни говори, всем бы нам таких! Тогда и не было бы у молодежи, пожалуй, очень многих проблем…

Вот он, к примеру, долгое время не мог пригласить к себе девушку для более плотного, интимного общения: дома всегда находилась тяжелобольная бабушка. Поэтому он и мотался по два-три раза в неделю к Маринке в Матвеевку. И затем, уже после свадьбы, они примерно полгода снимали чужую квартиру. За семьдесят рублей в месяц, между прочим, почти половину его месячного заработка.

И, быть может, одной из причин крушения их брака как раз и стало то, что у них не было своего жилья, родного гнезда. Зато уже позже, когда он познакомился с Ниной, у него имелся свой собственный угол — накопил денег и купил скромную однушку у какого-то опустившегося алкоголика. Вложил в нее кучу денег (квартира была совершенно запущенной, что называется, убитой), но зато получил то, что хотел: свой маленький персональный рай. Дом, милый дом!

«Эх, — горько подумал Паша, — сейчас бы я всё отдал, чтобы снова очутиться в своем теле и чтобы на календаре был 1989-й год — когда он начал жить с Ниной». В СССР тогда творилось уже черт знает что, начался развал, переросший затем во всеобщий хаос и полное разорение, не хватало буквально всего, инфляция была жуткая, пышным цветом расцвел криминал, бандитизм, страна буквально разваливалась на куски — бывшие союзные республики требовали свободы и независимости, а они двое любили друг друга и были очень, очень счастливы…

После ухода родителей Майя и девочки быстро отнесли посуду на кухню, а мальчики отодвинули в сторону стол и стулья, начались танцы. Играл советский катушечный магнитофон с огромными бобинами (довольно дорогой — «Маяк»-стерео), мягко, чуть приглушенно мерцали разноцветные лампочки цветомузыки, отбрасывая легкие, скользящие блики на потолок, и медленно двигались в полутьме танцующие пары.

По негласной договоренности мальчики приглашали девочек по очереди — чтобы никому не было обидно. Сначала они тряслись под быструю музыку (чтобы еда быстрее уложилась), а затем все чаще стали ставить медленные мелодии.

Первый медляк Паша танцевал с Ирочкой Селезневой (так уж получилось), но на второй решительно пригласил Майю. Та охотно пошла с ним. Он близко прижал к себе девушку (гораздо плотнее, чем это обычно допускалось в то время) и плавно закачался с ней в такт мелодии. Майя танцевала очень хорошо, прекрасно чувствовала музыку и, кажется, нисколько не возражала против столь близкого, тесного общения. Он шептал ей на ухо какие-то совершенно обычные, банальные слова, она их слушала и кивала. И им обоим было очень сладко…

Причем Паше до такой степени, что потом пришлось срочно бежать в ванную комнату и ополаскивать лицо холодной водой, чтобы немного успокоиться и прийти в себя. Не дай бог, девушки заметят его слишком уж возбужденное состояние! Что поделать: организм-то молодой, здоровый и реагирует на близкое общение с девушкой соответствующим образом. Что, если разобраться, было понятно и вполне естественно: против природы не попрешь, основной инстинкт, так сказать.

Было бы гораздо хуже, если бы он никак не реагировал на Майю. Или же вообще проявлял интерес, скажем, к мальчикам. Вот это была бы настоящая катастрофа! А так — всё нормально и логично. Как оно и должно быть. Вот только девочкам знать о слишком бурной его реакции на них совсем необязательно. А то начнут перешептываться и противно хихикать…

Чтобы успокоиться окончательно, Паша вышел на балкон — тот был не в большой комнате, гостиной, где танцевали, а в маленькой, принадлежавшей, как стало понятно по обстановке, самой Майе. Снаружи было довольно прохладно (а что вы хотите — октябрь!), но зато приятно пахло горьким дымом костра — дворники по традиции жгли увядшую листву. Постоял, вдыхая прелый, терпкий аромат осени, посмотрел на соседние дома — в них весело горели разноцветные огни. Время воскресное, вечернее, люди собрались у телевизоров и смотрят хороший фильм — сегодня как раз шла очередная серия популярных «ЗнаТоКов».

На балкон неожиданно вышла Майя, постояла рядом, посмотрела на вечерний город. Тихо произнесла:

— Красиво!

— Да, — согласился Паша. — Человеческий муравейник… В каждой квартирке — свое маленькое счастье, своя грусть и своя печаль. Или же радость — у кого что.

— Ты случайно стихов не пишешь? — спросила девушка.

— Пишу, — признался Паша. — Только это — тссс! Большой секрет. Об этом никто не знает, даже мои родители.

Он действительно когда-то в юности писал стихи (все мы поэты в двадцать лет!), но потом бросил это дело. Года, как говорил великий Пушкин, всё больше и больше клонили его к «суровой прозе».

— Почитай что-нибудь! — попросила Майя.

— Да ну, не стоит! — махнул рукой Паша. — Они совсем еще детские, дилетантские. Когда будет что-то по-настоящему серьезное, стоящее, обязательно прочту. Клянусь!

Майя на отказ не обиделась, понимающе кивнула:

— Наверное, так правильнее.

Помолчала, а потом вдруг сказала:

— Знаешь, Пашка, оказывается, я тебя совсем не знаю! Столько лет вместе в одном классе проучились, а ты вот какой оказался…

— И какой же? — поинтересовался Паша.

— Умный, талантливый, чуткий, в книгах неплохо разбираешься. И еще целуешься хорошо…

С этими словами она вплотную придвинулась к Паше, обхватила его за шею и закрыла глаза. Что ему оставалось делать? Раз уж девушка просит… Поцеловал Майю — еще более долгим и страстным поцелуем, чем в первый раз. Еле от нее оторвался — так понравилось. Майя, кажется, тоже была очень довольна — часто, прерывисто дышала и не отпускала Пашу. Через пару минут пришлось повторить — девушка ждала от него именно этого. Но уже более серьезно — с засосом и легким касанием языка…

Пока целовались и обнимались, его правая рука свободно гладила Майю по спине — в том числе и гораздо ниже талии. Девушка против этого совершенно не возражала, наоборот, прижималась все сильнее и сильнее…

Минут через пятнадцать такого тесного (и даже очень) общения Паша решил, что им пора возвращаться к остальным ребятам — иначе заметят их отсутствие: слишком подозрительно, что они двое ушли и пропали на долгое время… Майя неохотно согласилась. Видимо, она думала еще немного с ним постоять. Но нельзя — неправильно поймут, а потом пойдут совершенно ненужные разговоры.

Кстати, когда страстно целовались, Паша краешком глаза заметил — на окне в комнате чуть шелохнулась штора, кто-то, судя по всему, за ней прятался и исподтишка за ними подглядывал. Но не парни — это точно, они все находились в большой комнате. Скорее всего, кто-то из девчонок — они такие страшно любопытные! И он, кажется, даже знал, кто именно — удалось мельком заметить бледное личико и гладко зачесанные назад серые волосы. Это была Ирочка Селезнева.

Вернулись в большую комнату, продолжили танцы. Собственно, они и не прерывались — четыре парня, четыре девушки… Паше выпало снова пригласить Ирочку Селезневу. Ну, раз надо…

Пригласил, закачались под протяжную, медленную мелодию. Он соблюдал все приличия, но Ирочка вдруг сама к нему тесно прижалась и зашептала на ухо:

— Пашка, а что у тебя с Майей? Я видела, как вы двое на балконе…

— Любовь, — честно признался Паша. — Как в той песне.

И пропел вполголоса (правда, несколько фальшиво): «Первая любовь, лед на проводах, в небе — промелькнувшая звезда, не повторяется, не повторяется, не повторяется такое никогда!» А потом осуждающе посмотрел на Селезневу:

— А вот подглядывать за взрослыми нехорошо!

— Ну да, за взрослыми! — фыркнула Ирочка. — Я, между прочим, на два месяца старше Майки! Только вот еще ни с кем не целовалась — чтобы так, как вы, по-настоящему.

И выжидающе посмотрела на кавалера — что скажет, как отреагирует? Паша сделал вид, что не расслышал ее последних слов. А сам подумал: «Вот ведь влип! Не хватало мене еще этих девичьих любовных интриг!» Ира совсем ему не нравилась — абсолютно не в его вкусе, но и грубо отталкивать ее было нельзя: такие тихие, невзрачные натуры часто бывают очень злопамятными и мстительными. И, если их серьезно обидеть, вполне могут устроить жестокую подлянку, причем в самый неподходящий момент. «Надо бы от этой Селезневой как-то по-тихому избавиться, — решил Паша, — лучше всего — переключить ее внимание на кого-нибудь другого. Мало ли у нас в школе хороших парней!» Но, к его несчастью, Ирочка не пользовалась популярностью у ребят, с ней никто не хотел иметь дела. И уж тем более — вступать в какие-то отношения. А она, похоже, от этого глубоко и жестоко страдала…

И еще подумал Паша: с чего бы это Селезнева так разоткровенничалась с ним? Вроде они никогда не дружили, общались лишь как одноклассники и только в школе, ничего такого между ними никогда на было… Потом посмотрел внимательно на Ирочку и понял: так на нее, похоже, подействовал алкоголь. Если пьешь вино практически в первый раз да еще при этом мало закусываешь (а все девушки жеманились, стеснялись накладывать себе на тарелку много еды), легко может развести и от сравнительно небольшой дозы. Тем более — в очень теплом, даже жарком помещении, и еще — довольно душном. Десять разгоряченных танцами тел в одной комнате…

К счастью, музыка скоро закончилась, и Паша, вздохнув с облегчением, проводил свою партнершу на место — к креслу. Четыре следующих танца он мог с ней больше не общаться… Осмотрел комнату: вечеринка была в самом разгаре, и все, похоже, были очень довольны, но от постоянных медленных танцев народ, кажется, стал уже немного уставать.

То же самое, похоже, почувствовала и Майя: она предложила гостям сыграть в бутылочку. Идею все восприняли на ура — как парни, так и девушки. Сели в кружок на полу (опять — через одного), стали крутить по очереди пустую бутылку из-под вина. Кому выпадало горлышко-дно — целовались. Само собой, не по-настоящему, а почти что по-детски — быстро и неумело. Но зато в губы.

Паша решил ничем не выделяться, придерживаться общих правил. Но тут ему выпало поцеловаться с Селезневой. Думал, чмокну ее слегка губы — и на этом всё, но Ирочка вдруг резко потянулась к нему, обхватила шею руками и поцеловала его по-настоящему — горячо и страстно. Хотя совсем и не так, как Майя…

Паша от нее отшатнулся, а Ира вдруг вскочила на ноги, закрыла лицо руками и бросилась в коридор. Мгновенно оделась и выскочила из квартиры. Майя гневно посмотрела на Пашу (что ты такое устроил?), но он лишь виновато развел руками: а что я мог сделать? Она сама на меня бросилась, присосалась намертво! Это все видели!

После этого вечеринка как-то сама собой угасла: оставшиеся девицы вскоре тоже засобирались по домам. Вместе с ними квартиру покинули и кавалеры — пошли провожать. Паша остался один на один с Майей. Снова виновато улыбнулся:

— Ты прости меня, что так глупо с Селезневой вышло, но я тут совершенно ни при чем! Честное слово! Ты же сама видела — она буквально накинулась на меня… Не мог же я ее оттолкнуть!

— «Не виноватая я, он сам ко мне пришел!» — процитировала известную реплику из «Бриллиантовой руки» Майя. — Ладно, герой-любовник, прощаю, иди сюда…

И потянула Пашу к креслу. Следующие двадцать минут они страстно целовались, причем Майя делал это все лучше и лучше — оказалась весьма способной ученицей. Потом вдруг вскочила и посмотрела на часы: «Уже почти десять, скоро придут родители! А я обещала, что к их приходу здесь уже никого не будет — папе завтра рано вставать, у них по понедельникам с утра летучка, обсуждают свои газетные планы. Да и у мамы тоже какие-то важные проблемы на работе…» И быстренько выставила своего кавалера за дверь, позволив на прощанье лишь чмокнуть в щечку. Паша едва не забыл взять у нее служебный телефон Ивана Сергеевича.

Потом он шел по темной, плохо освещенной осенней улице к своему дому и думал: «Почему в каждой бочке с медом обязательно должна быть ложка дегтя? У него всё так хорошо получилось с Майей, но тут внезапно влезла эта Селезнева со своими нелепыми чувствами и горячими, жадными губами… И что ему теперь делать? Как выбираться из этой дурацкой ситуации? Понятно, что Ирочка ему на фиг не нужна, но кто ее знает, что она там уже себе напридумывала и насочиняла… Вдруг взревнует не по-детски? Отелло в юбке! Нет, грубо отталкивать ее никак нельзя: если и правда обидится — начнет делать ему всякие гадости. Женщины на это большие мастерицы! А это ему надо? Тут и своих забот — полон рот и выше всякой крыши, чтобы еще с чужими разбираться… Надо бы как-нибудь по-умному разрулить эту ситуацию. Но только таким образом, чтобы и самому не пострадать, не попасть под удар, и Майю не подставить. Она девушка хорошая, и он, кажется, ей по-настоящему нравится».

И снова замурлыкал про себя слова популярной песни про первую любовь и лед на проводах. Да, прав был автор этих чудесных строк: не повторяется такое никогда… Первая любовь — она всегда самая яркая, самая искренняя, самая чистая. Хотя и не всегда взаимная — тут уж как кому подфартит. Но ему, похоже, с этим делом в этот раз по-настоящему повезло. В отличие от прошлой жизни.

…Однако главное, если подумать, чтобы потом не получилось как в другой очень популярной песне: «Плачет девушка в автомате, прячет в зябкое пальтецо все в слезах и губной помаде перепачканное лицо…» Вот это будет по-настоящему печально.