Журналюга

Глава 8

В воскресенье Паша вновь встретился с ребятами, продолжили операцию «макулатура». Но больше старых книг им никто не предлагал, отдавали только ненужные школьные учебники, общие тетради с какими-то конспектами, старые газеты и журналы. Поскольку приемный пункт был в этот день закрыт (выходной), оттащи рюкзак, сумки и пачки к Володьке домой — у него в квартире имелся большой балкон. Складировали всё там — пусть полежит до понедельника. После чего разошлись по домам. Больше делать было нечего, и Паша посвятил остаток выходного дня подготовке к урокам.

А заодно набросал на листочке примерный план своего выступления по «Малой земле». Содержание мемуаров он неплохо помнил, главное было — просто, доступно и по возможности живо изложить основные положения книги. Чтобы, не дай бог, не скатиться в тупую казёнщину и не превратить свой доклад в утомительное бормотание по бумажке. И постараться обойтись без слишком уж явного восхваления дорогого Леонида Ильича — это сделают и без него.

Паша хотел произвести хорошее впечатление на учителей (прежде всего — на Николая Ивановича и руководство школы), чтобы на предстоящем общем комсомольском собрании они не стали возражать против его избрания в школьное бюро (а желательно — чтобы вообще поддержали). И тут он столкнулся с одной неожиданной проблемой — выяснилось, что ему трудно писать текст «вручную». Привык на многие годы (считай, почти три десятилетия!) пользоваться компьютером, бойко стучать двумя пальцами по клавиатуре (как до того — по кнопкам пишущей машинки), вот и возникла проблема.

Мысли-то бежали привычно гладко, ровно, быстро, складывались в правильные, красивые фразы, одно предложение цеплялось за другое, а вот рука с шариковой ручкой за ними явно не успевала. Кроме того, очень неудобно оказалось править текст — приходилось зачеркивать и записывать новые слова и фразы мелкими буковками сверху. Или же делать сноски на полях — тоже не самый лучший вариант.

Всё это сильно тормозило работу, и если в привычных условиях (с компом) Паша управился бы за пятнадцать-двадцать минут, то теперь он провозился более часа. И это с совершенно простым текстом! Вернее даже — с его черновиком. А доклад следовало потом еще раз внимательно перечитать, а потом — аккуратно перенести на чистовик. Не показывать же придирчивому, дотошному Николаю Ивановичу (а он обязательно захочет взглянуть) какие-то непонятные каракули! «Эх, комп бы сюда! — с тоской подумал Павел Иванович. — Или хотя бы электрическую пишущую машинку „Эрика“ производства дружеской ГДР. На ней работать было легко и приятно. Отличное немецкое качество! В крайнем случае, — можно даже нашу, советскую „Ятрань“, которую в народе остроумно переименовали в „Ядрянь“ — из-за недостатков и частых поломок…» Он уже был на всё согласен, лишь бы не мучиться с этой шариковой ручкой. Но чего не имелось в доме — того не имелось. Увы и ах.

В понедельник Паша честно отсидел шесть уроков (две алгебры, литературу, русский, английский и географию), а с последнего, седьмого (это была история) отпросился. Сказал Николаю Ивановичу, что ему нужно в библиотеку — готовиться к докладу. Тот кивнул — ладно, раз уж такое дело, иди. В школьную библиотеку Паша действительно заскочил, взял «Малую землю», чтобы освежить в памяти текст и поставить в доклад побольше цитат, а потом сразу же поехал в букинистический магазин — чего тянуть с этим важным и нужным делом? В портфеле лежат три отобранные книжки, есть с собой паспорт, можно приступать к продаже. Тем более что деньги действительно очень нужны.

Добрался на неуклюжем, медлительном, неповоротливом троллейбусе до метро «Войковская», затем домчался по зеленой ветке до станции «Площадь Свердлова». Сделал переход-пересадку на «Проспект Маркса», доехал до «Дзержинской» (еще одна остановка), вышел наружу.

Строгий, черный бронзовый памятник Феликсу Эдмундовичу работы скульптора Вучетича стоял на том же месте, где и должен был стоять: посредине площади, лицом к Кремлю. Там ему предстояло пробыть вплоть до печальных событий конца августа 1991-го года. А потом не очень умные люди скинут его с постамента, нацепив на шею, как удавку, строительный трос, и отволокут подальше, в другое место — с глаз долой. Прямо за спиной Железного Феликса возвышалось солидное, монументальное здание КГБ СССР. По этому поводу в народе шутили: «Почему Дзержинский смотрит на Кремль, а не своих коллег, чекистов?» Ответ: «За своих-то он уверен, а вот за теми, в Кремле, глаз да глаз нужен».

Паша пробежал немного вниз, в сторону площади Свердлова и поднялся по небольшой лестнице к памятнику первопечатнику Ивану Федорову. Там как раз и находился известный во всей Москве (и не только в ней) букинистический магазин. Вошел, огляделся, встал в небольшую очередь в комиссионный отдел. Где и принимали книги на оценку и продажу.

Очередь двигалась очень медленно: пожилой дяденька-приемщик, сидевший за перегородкой в отдельной, маленькой клетушке, явно никуда не торопился. Он долго, тщательно рассматривая каждую принесенную на комиссию книгу, потом называл цену, по которой ее будут продавать. В трудных случаях заглядывал в пухлый, растрепанный каталог, лежавший у него на столе. Если цена человека устраивала, то выписывал квитанцию, по которой после продажи книги выплачивались деньги в кассе магазина. За вычетом, разумеется, двадцати процентов комиссионных, положенных по закону государству.

Паше стало грустно: стоять предстояло как минимум час, а то и больше — каждый в очереди сдавал сразу по несколько старых изданий. Ладно, делать нечего, присел на освободившийся стул, положил на колени школьный портфель, достал «Малую землю», стал читать — чтобы не терять зря времени. Тут к нему незаметно подошел седой, приятный старичок в позолоченных очках, спросил негромко: «Что принесли сдавать, молодой человек? Можно посмотреть?»

Паша достал из портфеля отобранные книжки, аккуратно (чтобы особо не светить) показал. Старичок посмотрел, понимающе кивнул и предложил: «Интересно. Но давайте лучше выйдем наружу, там можно говорить совершенно свободно!» Ладно, вышли на улицу, сели на лавочку.

Возле магазина был разбит небольшой, аккуратный скверик с памятником Ивану Федорову посредине, там уже тусовалось несколько человек: общались, курили, негромко что-то обсуждали. Очевидно, это были местные завсегдатаи-библиофилы.

Показал старичку принесенный товар: это были небольшие сборники стихов начала века (без иллюстраций и довольно тоненькие, по сути — брошюрки) — Брюсова, Бальмонта и Зинаиды Гиппиус. Имена, конечно же, все были громкие, известные, однако сами книжки находились отнюдь не в лучшем состоянии: зачитанные, местами потертые, кое-где рваные, а одна — так и вовсе без задней обложки.

Но, тем не менее, глаза у старичка загорелись. Он нервно полистал брошюрки и предложил: «Хотите за них пять рублей? Очень хорошая цена! Только для вас! Вам ведь нужны деньги, молодой человек?» И выжидающе посмотрел на Пашу — очевидно, был абсолютно уверен, что тот тут же с радостью согласится. Действительно, для простого школьника образца семидесятых годов это была весьма приятная сумма.

Но Паша лишь презрительно хмыкнул и отрицательно помотал головой: «Продаю по каталогу». Он отлично знал психологию таких вот книжных жуков-перекупщиков, строящих свой корыстный расчет (и бизнес) на том, что обычный советский человек, как правило, не в курсе настоящей цены старинных изданий.

Старик посмотрел на него с уважение и, соглашаясь, кивнул. Ладно, по каталогу — так по каталогу. Полез в свой толстый, пухлый портфель достал точно такой же справочник, какой лежал в магазине на столе у приёмщика. Посмотрел, полистал, подумал, пожевал сухими, тонкими губами и произнес: «Хорошо, вот цены, смотрите сами».

Паша посмотрел: две книжечки (Брюсов и Бальмонт) шли по семь рублей пятьдесят копеек каждая, третья, Зинаида Гиппиус, оценивалась в целых двенадцать рублей. Итого — двадцать семь целковых. Кивнул: «Ладно, за эту цену я согласен продать». Выгода ему была очевидная: во-первых, экономил кучу времени (не нужно ждать, стоять в очереди, а потом еще раз приезжать за деньгами), нигде не светился его паспорт (мало ли что), и, самое главное, он выгадывал двадцать процентов, которые обязательно вычтут из положенной ему суммы. А это, как ни крути, пять рублей сорок копеек. Тоже деньги!

У старика-перекупщика имелась своя выгода: официальная цена в каталоге часто не отражала реальную стоимость книги на «черном» рынке. И за некоторые, если попасть на ценителя, можно было получить раза в два-три больше. На этом и строился его бизнес. У каждого такого жука-перекупщика, хорошо знал Паша, был весьма обширный круг знакомств, и этот хитрый старичок уже наверняка прикинул в уме, кому и за сколько он загонит эти брошюрки. Внакладе точно не останется! Недаром же трется вечерами возле букинистического магазина! Скупает с рук (за треть или даже четверть цены) старинные издания, принесенные неопытными советскими гражданами, а потом продает их по нормальной цене любителям книг. С большой выгодой для себя.

Паша таких связей, само собой, не имел и иметь не мог, а потому без долгих колебаний согласился отдать сборнички по официальной, каталожной цене. Ладно, пусть этот жук-перекупщик получит свой гешефт! В конце концов, это будет даже справедливо.

Старик полез в карман, достал черный кожаный бумажник, отсчитал несколько купюр. Паша посмотрел: две красные «десятки», одна синяя «пятерка» и еще два желтых рубля. Кивнул, спрятал деньги во внутреннем кармане школьного пиджака — у сердца они сохранней будут.

— С вами приятно иметь дело, молодой человек, — улыбнулся старик. — Кстати, меня зовут Марк Абрамович. А вас?

— Павел.

— Приятно познакомиться. А скажите-ка мне, Павел, может быть, у вас еще имеются такие же издания? Старые, дореволюционные?

— Может, и имеются, — неопределенно ответил Павел.

Марк Абрамович достал из портфеля толстую, растрепанную записную книжку, вырвал страничку, написал на ней что-то.

— Вот вам мой номер домашнего телефона, если соберетесь еще что-нибудь продавать, сразу же звоните мне. Договоримся, встретимся. Не обижу вас — всё будет честно, по каталогу.

Паша кивнул и убрал бумажку туда, же, куда и деньги, во внутренний карман. Пригодится. Это было удачное знакомство: теперь можно не стоять в очереди, не терять времени, а продавать старинные издания напрямую этому перекупщику. К его и своей выгоде.

— Мне пора, — кивнул, поднимаясь, Марк Абрамович. — Звоните!

И не спеша двинулся по дорожке, ведущей к метро. Когда проходил мимо тусовавшихся у памятника библиофилов, один из них едко заметил:

— Что, Абрамыч, обобрал мальчишку? Нехорошо! Бог тебе этого не простит! Он жадных не любит!

— Ничего, я со своим богом как-нибудь сам разберусь, — негромко, но с большим достоинством произнес Марк Абрамович. — Наш бог ничего не имеет против денег. Тем более — честно заработанных.

И скрылся за поворотом. Паша тоже поднялся — надо идти, а то родители будут волноваться. Они же привыкли, что он (то есть Пашка Матвеев, конечно) приходит домой не позднее восьми часов вечера. А еще следовало купить по абонементам «макулатурные» книги…

Впрочем, с этой задачей он справился довольно быстро: пересек по длинному подземному переходу площадь Дзержинского, поднялся по короткой лестнице и вышел к магазину «Книги», расположенному с правой стороны от здания КГБ. Это был большой, известный в Москве магазин, но уже обычный, без букинистики. Зато там имелся отдел, где продавались «макулатурные» книги. В нем Паша и приобрел «Графиню де Монсоро» Дюма и «Войну миров» Герберта Уэллса. Они предназначались уже для продажи в ближайшую субботу на Кузнецком мосту. Причем, что самое приятное, достались они ему почти что бесплатно — всего за тридцать копеек. За счет его везения.

Произошло это так: на прилавке отдела Паша увидел барабан популярной книжной лотереи, в нем крутились разноцветные билетики. Стоили они по двадцать пять копеек, причем, как знал Паша, выигрывал каждый четвертый. Минуту подумал и решил сыграть. Довод был такой: раз уж мне сегодня так везет, надо испытать Фортуну. Была — не была: риск, как известно, дело благородное, а кто не рискует, тот не пьет шампанское. И вообще: куй железо, пока горячо, заказывай девятерную, если прет карта, и другие тому подобные пословицы. И еще был довод: в конце концов, рубль — не такие уж большие деньги, а выиграть же можно и пятьдесят копеек, и пять рублей. Единственное ограничение — за выигрыш разрешалось брать только книги, филателию и открытки, «живых» денег не давали (в отличие от весьма популярной лотереи «Спринт»).

Купил за целковый четыре билетика (доставал из барабана левой рукой), оторвал по полоске краешки, посмотрел. Три оказались пустыми, без выигрыша, зато четвертый… Он принес Паше пять рублей. Вот это удача! Поистине сегодня счастливый день! Предчувствие его не обмануло… На выигрыш Паша взял Дюма с Уэллсом (доплатив в кассу всего тридцать копеек). И, весьма довольный собой, поспешил домой. Сашке и Володьке решил про свой счастливый билет не рассказывать: ни к чему это. Главное, что купил книги, а как и за какие деньги — неважно. В конце концов, это ведь его личная удача!

Дома достал чистую тетрадку и решил вести в ней бухгалтерию — чтобы не запутаться. Итак, первые доходы: двадцать семь рублей от Марка Абрамовича, почти полтора рубля — мелочь за сданную макулатуру. Так, теперь расходы: пять рублей тридцать копеек за две купленные в магазине книги и еще проезд на метро и троллейбусе (восемнадцать копеек туда-обратно). Вычитаем одно из другого, чистая прибыль — двадцать три рубля. Делим на троих, каждому получается по семь рублей шестьдесят шесть копеек. Ну что же, приятно.

Разумеется, его личный доход оказался несколько больше — за счет выигрышного билета, целых двенадцать рублей, но это уж его везение, его фарт, к делам фирмы «Три товарища» (так он решил неофициально назвать их общее предприятие) отношения не имеет. Конечно, двенадцать рублей — не слишком офигительная сумма, особо не разгуляешься, но зато теперь у него точно есть возможность пригласить Майю в кино на Челентано. С цветами и мороженым. Что, несомненно, не могло не радовать.

На следующий день Паша решил устроить «оперативное совещание» с Сашкой и Володькой. Надо же порадовать друзей (и коллег по бизнесу) первыми успехами! Собрались на большой перемене в одном из пустых классов, сели в уголке — чтобы никто не мешал. Паша рассказал о своем удачном знакомстве с Марком Анатольевичем, показал тетрадь с бухгалтерией. После чего вручил каждому из своих «деловых партнеров» по семь рублей пятьдесят копеек. И попросил перед родителями деньги не светить — чтобы не было лишних вопросов. Ребята дружно кивнули: уже не маленькие, всё понимаем!

Договорились после уроков забрать макулатуру из Вовкиной квартиры и оттащить ее в приемный пункт — чтобы закрыть еще два абонемента. Бизнес фирмы «Три товарища» набирал обороты… Разобравшись, таким образом, с делами общественными, Паша решил заняться наконец делами личными. Выбрал удобный момент и подошел к Майе, спросил, что та делает в воскресенье.

— А что? — кокетливо посмотрела на него Киселёва.

— Ты вроде бы хотела на «Блеф» сходить? — напомнил ей Паша.

— У тебя есть билеты? — удивилась Майя.

— Пока нет, но скоро будут, — твердо пообещал ей Паша. — Так что ты воскресенье особо не занимай…

— Ладно, — кивнула Майя, — как достанешь — звони.

И написала на бумажке номер своего домашнего телефона.

День пролетел без особых проблем, если, конечно, не считать одного небольшого происшествия в самом конце пребывания в школе. Паша и Катя убирались в классе — были дежурными: Мелумян усердно терла тряпкой доску, а он подметал пол — вытаскивал веником из-под столов тот мусор, что накопился за день.

По традиции дежурные наводили чистоту в том классе, в котором был их последний урок, и это оказался кабинет математики. Учительница, Светлана Васильевна, оставила их убираться, а сама ушла куда-то по делам, сказала, что скоро придет.

Закончив с доской, Катя перешла к учительскому столу — стала протирать и его тоже, но вдруг остановилась и удивленно произнесла:

— Смотри, Пашка, Светлана Васильевна забыла убрать в ящик свой сборник задач!

И указала на толстый справочник, лежащий на столе. Это было специальное учебное пособие по алгебре для учителей, так называемый решебник. В нем содержались контрольные упражнения для девятого и десятого классов средней школы (и, разумеется, ответы на них). Светлана Васильевна обычно брала проверочные задания именно оттуда.

— Ну и что? — пожал плечами Паша, продолжая выгребать бумажки из дальних углов.

— А то, что скоро у нас будет контрольная по адгебре, а в конце пособия есть ответы на ее задачи. Поэтому Светлана Васильевна обычно убирает это пособие в средний ящик стола и запирает на ключ, это все знают. Чтобы никто ничего не подсмотрел. А сегодня почему-то забыла…

— Верно, — кивнув Паша, — забыла. Она сегодня вообще очень рассеянная была, я тоже это заметил. Наверное, какие-то личные проблемы или неприятности по работе. Что же, бывает…

Катя продолжала задумчиво смотреть на пособие.

— Ты предлагаешь посмотреть ответы? — догадался Паша.

Катя кивнула и залилась краской: с одной стороны, ей очень хотелось узнать ответы на трудные задачи (алгебра всегда была ее самым слабым местом, а получать плохую отметку не хотелось), с другой стороны, это было бы нечестно (и вообще — плохой поступок). А она девочка примерная, никогда никаких правил и запретов не нарушала.

Паша прекрасно понял ее душевные колебания и решил взять инициативу на себя (ему тоже получать тройку или даже двойку за контрольную совсем не улыбалось):

— Ты стой на шухере, смотри за Светланой Васильевной, — предложил он, — а быстренько всё перепишу. Какая у нас будет тема контрольной?

Катя назвала. Паша показал — чуть приоткрой дверь и следи за коридором, а сам быстро стал листать пособие. Так, где у нас ответы на нужную тему? Те, как и положено были в конце книги. Но какие именно переписывать? Здесь же три варианта, это будет долго, а в класс в любое время может вернуться Светлана Васильевна…

— Третий вариант, — поняв его затруднения, подсказала Катя. — Она всегда дает варианты слева направо, от стены.

Паша кивнул: ладно. Катя заняла пост у двери, периодически осторожно выглядывая в коридор (не идет ли кто?), а он нашел нужную тему и стал списывать ответы. Старался быть максимально аккуратным и внимательным — чтобы случайно не ошибиться. А то в этих математических значках и символах легко можно запутаться…

— Светлана идет! — вдруг тихо крикнула Мелумян.

Паша мгновенно закрыл пособие, убрал в карман листочек с ответами и сказал Кате:

— Иди сюда!

Оттащил ее к окну, плотно прижал к подоконнику и потянулся к ней губами — будто целует. В это время дверь открылась, и в класс вошла Светлана Васильевна. Катя громко ойкнула, отскочила в сторону и залилась густой краской. Паша отошел от девочки, опустил голову и смущенно потупился.

Светлана Васильевна внимательно посмотрела на них, слегка улыбнулась и спросила:

— Ну, так как, закончили с уборкой? Я вижу, вы что-то совсем не торопитесь домой…

— Мы уже закончили, — покраснела до корней волос Катя (даже уши стали багровыми), а Паша просто кивнул.

— Ладно, идите, — сказала Светлана Васильевна, — я сама закрою кабинет.

В коридоре Катя накинулась на Пашу:

— Ты что это себе позволяешь? Зачем меня прижал и целоваться полез? Мы, конечно, друзья, но…

— Катя, ты себя со стороны видела? — спокойно спросил Паша. — Ты совершенно не можешь контролировать себя в стрессовой ситуации. Вся краской залилась, когда Светлана Васильевна вошла… Если бы мы просто стояли, она бы точно что-то заподозрила — у тебя был слишком уж виноватый вид. А так подумала, что застала нас в очень неудобный момент — якобы мы втихаря обжимались, и поэтому такие смущенные. Элементарная психология! Она теперь нас ни в чем не заподозрит и не подумает, что мы списывали ответы, будет уверена, что у нас с тобой совсем иное на уме. Мол, мальчик с девочкой, первая любовь, шуры-муры и все такое прочее… В общем, обычная женская чушь.

— Ну, тогда ладно, — подумав, кивнула Катя. — Пожалуй, ты прав: я действительно не умею скрывать свои чувства, особенно когда в самом деле виновата. Краснею вся и теряю дар речи…

— Вот видишь, — усмехнулся Паша, — а так всё было в самом лучшем виде, и у нас с тобой теперь есть твердое алиби. Светлана Дмитриевна будет считать, что застала нас за делами, совсем не связанными с предстоящей контрольной.

— А вдруг расскажет кому-то? — испугалась Мелумян. — Пойдут слухи, что мы с тобой… ну, сам понимаешь…

— Нет, она никому не скажет, — твердо ответил Паша, — из симпатии к нам. Она ведь тоже была когда-то молодой, возможно, и у нее в школе тоже была первая любовь. А что я тебя там так сильно прижал, у подоконника, и целоваться полез, так ты это меня прости — надо было, чтобы всё выглядело правдоподобно. Не обиделась, надеюсь?

— Да ладно, ничего, всё нормально, — ответила Мелумян и почему-то снова густо покраснела.

Договорились, что никому из одноклассников ответы для контрольной показывать не будут — понятно почему. Ни он — Сашке и Володьке, ни она — своим подругам. Через минуту Паша простился с Катей и пошел домой — у него еще было много дел.

Во-первых, надо переодеться и встретиться с Вовкой и Сашкой — чтобы оттащить в приемный пункт собранную макулатуру, во-вторых, доделать свой доклад и переписать его на чистый лист. Причем по возможности аккуратно и разборчиво, чтобы Николаю Ивановичу (или любому другому человеку, который проявит интерес) не стыдно было показать. В самом деле, вдруг завуч или директриса тоже захотят ознакомиться? А почерк у него не очень, на переписку потребуется много времени…

Ну, и еще сделать шпоры для алгебры — перерисовать ответы на маленький клочок бумаги, который будет легко достать на уроке и незаметно переписать. Тут тоже требуются терпение и аккуратность.