Журналюга

Глава 6

На русском языке выяснилось, что будет диктант. Паша тут же шепнул соседке Кате:

— Давай чендж делать! Я буду с Сашкой, ты — с Володькой! Только на русский, потом поменяешься обратно.

— Зачем? — с подозрением посмотрела на него Катя. — И кто тогда твой диктант проверит? Хочешь двойку получить?

— Сам его проверю! — беспечно махнул рукой Паша. — И Сашке еще помогу. Я его диктант проверю, а ты — Вовкин, чтобы действительно два балла никто не схватил.

— Так ты же ничего в русском… — начала Мелумян.

— Это раньше было, — уже привычно отмахнулся на замечание Паша. — Теперь всё будет по-другому. Давай, Катя, меняйся местами! Поверь, от этого все только выиграют!

Катя пожала плечами, но пересела на другую парту. Однако всем своим видом продолжала показывать недоверие к Пашкиной затее. Сашка, тоже не очень-то веря в пользу такого ченджа, переместился на парту вперед.

— Спасибо, ты настоящая чебурашка! — благодарно кивнул Паша Кате.

— Это в каком смысле? — обиженно надула губы Мелумян. — У меня что, уши большие?

— В смысле — ты настоящий друг! — пояснил Паша.

Русичка Галина Ивановна с некоторым удивлением посмотрела на их маневр, но ничего не сказала: ребята уже большие, десятый класс, пусть сидят, как хотят. И с кем хотят.

Текст диктанта был по Пришвину, ничего особо сложного. После тех испытаний, что устраивал им на журфаке Дитмар Эльяшевич, школьный диктант прошел на ура. Паша тщательно, два раза, проверил собственную работу, а потом еще — и Сашкину, исправил, где надо, ошибки. Друг смотрел на него с большим подозрением, сопел недоверчиво (с каких это пор ты стал знатоком русского языка?), но возражать не посмел. Лишь вздыхал тяжело — не миновать теперь «банана»!

Последний урок в этот день был по Начальной военной подготовке, НВП. Вел его бравый полковник в отставке Федор Кузьмич Кумачёв. Разбирали и собирали на время АК-47, автомат Калашникова. Учебный, разумеется, который сам же военрук в шутку называл саморазваливающимся. И действительно, от многолетнего общения со школьниками (точнее, с их неумелыми руками) не убиваемый, казалось бы, «калаш» пришел в полную негодность — буквально рассыпался от нескольких первых движений. Зато сдавать на нем НВП-нормативы было одно удовольствие: Паша (да и большинство ребят в классе) легко уложились в отведенное на разборку-сборку время.

Затем Паша решил показать класс: попросил поплотнее завязать себе глаза полотенцем (это с удовольствием сделала Катя Мелумян) и проделал с АК-47 те же самые операции, но уже исключительно на ощупь. И снова уложился в норматив. Руки помнили все необходимые движения даже через пятьдесят лет после окончания школы. Результатом эксперимента стало восхищенное «ах!» от девочек и заслуженная пятерка в дневник от бравого полковника. Который сдержанно похвалил:

— Молодец, Матвеев, вот что значит — упорство и тренировка!

После чего заставил еще нескольких ребят проделать то же самое — разобрать и собрать автомат вслепую. Все в основном справились, но побить рекорд Паши по скорости никто так и не смог. В общем, и второй день в школе прошел более-менее успешно. Чему Паша был безмерно рад.

По дороге домой случилось одно происшествие, которое значительно испортило настроение Павлу. На пустыре он заметил, как некий великовозрастный парень трясет мелкого школяра (судя по всему, из пятого-шестого класса) на предмет денег. По принципу «дай десять копеек, все равно потеряешь».

Мальчишку было откровенно жалко: отдавать деньги он не хотел, но и сопротивляться не смел и не мог. Грабитель был намного старше и гораздо сильнее. И еще — страшнее, с какой-то кривой, пропитой мордой. Парень нагло его обыскивал, выворачивал карманы куртки, брюк и школьного пиджака. «Леха-Гвоздь обнаглел совсем, — мрачно прокомментировал увиденную картину Вовка, — раньше только пивные бутылки на выпивку собирал, а теперь и малышей трясет!»

И пояснил специально для Паши:

— Гвоздь в соседнем дворе живет, в старых бараках. Учился раньше в нашей школе, но после восьмого класса его выперли в «путягу» за плохие отметки и хулиганство. Поставили по всем предметам, не глядя, тройки, и дали под зад коленом. Но и в ПТУ он не удержался — недавно отчислили за двойки и прогулы. Теперь вот ждет, когда его в армию призовут. Нигде не работает, только пьет! И деньги с ребят трясет…

— А что родители, совсем за ним не смотрят? — спросил Паша.

— Да куда там! — махнул рукой Вовка. — У него одна мать, в магазине уборщицей работает, и тоже сильно пьет…

— А доблестная милиция? Почему она Гвоздя не посадит? Это же явный преступник, грабитель!

— Так заявлений же нет, — пожал плечами Вовка, — школьники его боятся, родителям про деньги не рассказывают. Говорят, что якобы потеряли или потратили…

— Ага, — понимающе кивнул Паша, — нет заявления — нет и дела. И статистика милицейская не портится. Там, милиции, небось, тоже ждут — не дождутся, когда этого Гвоздя в армию возьмут: мол, там его жизни научат, сделают из шпаны и тупого гопника приличного человека. Может быть… Ладно, придется, видимо, нам самим с ним разобраться, научить уму-разуму. Чтобы впредь неповадно было.

И зашагал по направлению к Гвоздю.

— Ты чего! — попытался его удержать Сашка. — Гвоздь же совсем ненормальный, это все знают. Больной на всю голову! Говорят, даже в «дурке» одно время лежал… Знаешь, как он свою кличку получил? В пятом классе на спор щеку гвоздем проколол и в таком виде на урок пришел. Учительнице, как увидела его, чуть в обморок не грохнулась. А ему хоть бы что — сидел и лыбился. Счастлив был, что спор выиграл!

— Ничего, посмотрим, кто из нас более ненормальный, он или я, — упрямо произнес Паша и пошел вперед.

Вовка вздохнул, но последовал за ним, к ним тут же присоединился и Сашка — не бросать же друзей в такой опасной ситуации!

Гвоздь заметил приближающегося Пашу, повернулся к нему и зло бросил:

— Тебе чего, пацан? Тоже хочешь деньгами поделиться? Давай, я не против! — и нагло, противно засмеялся.

— Держи! — громко крикнул Паша и с ходу метнул Гвоздю в лицо свой портфель — тяжелый, с учебниками и сменкой.

Расчет оказался верным: Гвоздь поднял руку, закрывая голову, и на миг потеря противника из виду. Это и надо было: Паша коротко разбежался и сильно ударил Гвоздя носком ботинка.

Попал туда, куда и метил — между тощих ног в старых, потертых брюках. Гвоздь тонко вскрикнул и сложился пополам:

— Су-у-у-ка! — зло прошипел сквозь зубы. — Я тебя сейчас…

Паша не стал дожидаться, когда Гвоздь придет в себя и осуществит свои угрозы, подскочил и резко, коротко ударил в нос кулаком. Раздался какой-то глухой хруст, и тут же — вопль боли и ненависти:

— Ты мне нос сломал! Убью, сука!

Следующий удар Паша нанес противнику сбоку в голову — чтобы сбить с ног. Гвоздь, как куль, повалился на траву, задергался, зашипел. Паша тут же сел на него сверху, придавил всем своим весом (хотя и небольшим) и принялся методично обрабатывать кулаками мерзкую харю грабителя. Приговаривая при этом:

— Еще! Раз! Увижу! Как! Грабишь! Кого-то! Забью! До! Смерти!

Гвоздь закрывал голову ладонями и пытался отбиваться, но подоспели Володька и Сашка, прижали его руки к земле.

— Ты все понял? — глядя на разбитое, все в крови лицо разбойника, спросил Паша. — Учти, это я тебя еще только слегка поучил, чтобы умнее был, в следующий раз сразу же прикончу.

Гвоздь завыл, заскулил:

— Отпусти! Я понял! Больше не буду!

— Ладно, иди! — согласился Паша. — Только карманы выверни, деньги мелкому отдай.

Гвоздь тяжело поднялся с земли, вытащил из кармана куртки несколько монет, бросил под ноги. После чего зло оскалился, повернулся и, чуть согнувшись, побежал. Несколько раз оборачивался, глухо бормотал что-то неразборчивое. Должно быть, грозился жестоко отомстить.

Паша проводил его долгим, тяжелым взглядом.

— Ну всё, теперь Гвоздь нас караулить будет, — мрачно вздохнул Славка, — Придется всем вместе ходить…

— Нет, — покачал головой Паша, — такие типы — жуткие трусы, они могут унижать и бить только тех, кто слабее, кто не может дать сдачи. А стоит им только по-настоящему получить по зубам, так сразу же теряют всю свою храбрость. Гвоздь теперь нашу школу дальней стороной обходить будет. А потом, дай бог, его наконец заберут в армию. Если раньше его все-таки не посадят.

— Пашка, где ты так научился зд о рово драться? — с неподдельным восхищением произнес Славка. — В спортивном лагере, где летом был?

— Типа того, — кивнул, соглашаясь, Паша. — Нам хорошего тренера дали, он и показал пару клёвых приёмчиков. Чтобы вот от таких типов отбиваться…

А сам подумал: не рассказывать же Славке и Вовке, что он освоил все премудрости уличной драки в стройотряде. Там местные парни не раз и не два пытались «проучить» городских, показать, кто есть кто у них на селе. Приходилось отбиваться. Сначала к ним в студотряд приходили мелкие деревенские пацаны и просто пугали — типа платите за свою безопасность, тогда не тронем, потом стали наведываться более серьезные типы с уже более конкретными намерениями. А на всю их большую округу был только один участковый милиционер — уже немолодой, толстый и одышливый дядька. Живущий к тому же в поселке за десять километров… Из средств же передвижения у него имелся лишь старый, едва работающий «Урал» чуть ли пятидесятого года выпуска. Случись что — приехать на разборку («махалово» по-местному) никак не успеет.

Да и не особо-то он и захочет: умный, опытный дядька прекрасно понимал, что студенты рано или поздно уедут к себе в Москву, а ему тут жить, причем с семьей. И местные парни ему точно не простят ненужного вмешательства. У него же дома — дочка — восьмиклассница, которой в школу ходить одной да еще за пять километров… Короче, пришлось ребятам срочно осваивать азы уличной драки без правил. Учил свой же товарищ, командир стройотряда Олег Цариков. Он по-настоящему серьезно увлекался каратэ и прочими восточными единоборствами и кое-что уже знал и умел.

И учил он ребят не правильному, бесконтактному бою (с красивыми позами и громкими криками), а простым и эффективным ударам — как быстро и по возможности без тяжелых увечий нейтрализовать противника. И даже двух или трех сразу. Наука пошла стройотрядовцам на пользу: после нескольких жестоких стычек, в которых местные парни потерпели позорное поражение, наезды на молодых строителей прекратились. Потом удалось наладить с деревенскими жителями взаимовыгодный обмен: кирпич, цемент, краска, дефицитный шифер — в обмен на картошку, свежую огородную зелень, яйца, молоко и сметану. И жизнь в стройотряде сразу же заиграла новыми красками.

Местные парни на «городских» уже не наскакивали, обходили строящийся коровник далекой стороной: это их родители постарались, объяснили молодым болванам, что москвичей нужно не бить и лупить, а, наоборот, холить и лелеять: они же все богатенькие, денег, считай, куры не клюют, можно им всё продавать намного дороже, чем на рынке. Причем за наличные деньги и без всяких там учетных ведомостей — расчёт, что называется, из рук в руки. Соответственно, и без каких-либо налогов и других ненужных вычетов. Так что выгода оказалась взаимной, и проблем с местными больше не было.

Кроме, может быть, еще одной, связанной уже с прекрасным полом. Отряд был исключительно мужской — чтобы работалось легче, без всякого отвлечения на ненужные проблемы (повариха и посудомойка — из местных, тетки под пятьдесят лет). А организм у всех парней — молодой, здоровый, свое настойчиво требовал… Рядом же, в двух соседних деревнях, жили очень симпатичные девушки — налитые и крепкие, словно августовские яблоки, буквально — кровь с молоком. Естественно, вскоре началась неформальная «смычка города с деревней». Местных девицы все, как одна, видели в москвичах завидных женихов. «Ну и что, что студент? Он же скоро выучится, человеком станет, хорошо зарабатывать будет!». И, само собой, мечтали как можно скорее перебраться из своей деревенской глуши в прекрасную, манящую огнями и легкой, сытой жизнью столицу.

Стройотрядовцы, со своей стороны, буквально мучились в любовном томлении по этим аппетитным, румяным пейзанкам. В результате вскоре образовалось несколько пар, которые регулярно встречались за пределами лагеря (на территории это было строжайше запрещено — дисциплина!). И им особенно нравились прогулки по заливным лугам — там как раз косили сено и стояли очень мягкие, удобные стожки…

Олег Цариков всех своих ребят сразу же предупредил: в ваши амурные дела лезть не буду, но и прикрывать, в случае чего, тоже не стану. Если родители ваших пассий схватят вас за одно место и поволокут срочно жениться — дело исключительно ваше. За всё в жизни приходится платить, и прежде всего — за удовольствия.

Паше тоже очень нравилась одна местная девушка, он даже пару-тройку раз гулял с ней (без всяких лишних вольностей — только разговоры и скромные поцелуйчики в щечку на прощанье), но когда та прозрачно намекнула на более тесные, серьезные отношения (разумеется, с последующим походом в ЗАГС и пышной свадьбой), он это общение резко прекратил. Ибо жениться пока не собирался. Да и семейные обстоятельства у него тогда были такие (и прежде всего — с жильем), что приводить молодую жену было просто некуда. Да и как им жить на его стипендию и ее небольшую зарплату (и то — если сразу найдет подходящую работу)?

Переходить же за заочное отделение и работать полный день Паша ни за что не хотел: во-первых, ему грозила армия, во-вторых… Впрочем, достаточно было и одного «во-первых». Так и не испытал он тогда чистой деревенской любви… А вот у двоих его однокурсников эти краткие летние романы переросли в нечто большее, и им пришлось-таки жениться на своих красотках. Само собой, вслед за этим — перевод на «заочку» и все последующие прелести взрослой, самостоятельной жизни. Эти ребята быстро исчезли из поля зрения Паши, и больше он о них ничего не слышал. Старая истина: любишь кататься — люби и саночки возить.

Паша вернулся домой в плохом настроении: вроде бы и хорошее, доброе дело сделал, наказал гопнника и грабителя, вернул украденные деньги (целых сорок копеек!) малолетней жертве, но чувства удовлетворения почему-то не испытывал. Наверное, от того, что все-таки в душе чувствовал: с этим Гвоздем ему еще придется иметь дело и разбираться, тот еще доставит ему немало хлопот и неприятностей. А это ему надо? Тут со своими бы собственными проблемами разобраться…

Дома был один лишь Васька — пришел немного раньше (шесть уроков), а старшие Матвеевы, Тимофей Васильевич и Нина Николаевна, само собой, находились еще на работе. Паша быстро переоделся в домашнее (старая рубашка, синие треники), умылся, перекусил парой бутербродов (белый хлеб, сливочное масло, два кружка докторской колбасы) и пошел в свою с братом комнату.

С Васькой, кстати, еще предстояло разобраться — выяснить, понимает ли тот, что перед ним не Павел Матвеев, а, по сути, совсем другой человек? Младший брат с Пашей разговаривал мало (у него были свои друзья и свой круг интересов), но иногда посматривал с немым интересом… Значит, надо всё же прояснить этот вопрос.

Вскоре Васька пошел на улицу — гулять, и Паша остался дома совсем один. Смотреть по телевизору было решительно нечего, да и не хотелось, если честно, слушать радио — тоже. Так чем бы заняться? Уроками? Лучше чуть позже, когда придут родители, чтобы видели, что он усердно трудится. Это полезно для будущих отношений.

И тут громко, пронзительно зазвонил телефон. Паша поспешил в большую комнату, где стоял аппарат — само собой, советский, стационарный, с трубкой на длинном витом проводе. Взял трубку, сказал привычное «Да».

— Что делаешь? — услышал он Сашкин голос.

— Да ничего, в общем-то… А что?

— Пошли гулять! Мы с Вовкой уже на бульваре.

Бульваром, как уже знал Паша, местные жители называли небольшую улочку за школой. Там в позапрошлом году снесли старые деревянные дома и построили несколько новых шестнадцатиэтажных башен, а образовавшийся проулок обсадили с двух сторон молодыми деревцами, кроме того, поставили красивые фонари. И действительно получился как бы бульвар. Теперь это любимое место прогулок мамочек с маленькими детьми (днем) и тусовка местных подростков (вечером).

— Ладно, скоро буду, — сказал Паша и пошел одеваться.

И в самом деле, почему бы не погулять, не проветрить голову после школы? А заодно и пообщаться с ребятами. Может, еще чего-нибудь новое и полезное для себя узнает…

В гардеробе на его половине обнаружились серые брюки и легкий свитер. Не бог весть что, подумал Паша, но сойдет. Он же с Сашкой и Володькой просто гулять идет, а не на свидание с девушкой… Хотя модная рубашка и новые джинсы ему точно бы не помешали.

Встретились за школой, не спеша двинулись по бульвару. Иногда попадались небольшие стайки местных девчонок и мальчишек, Сашка их представлял вполголоса:

— Это Машка, Ленка и Люська из девятого «в», дурры полные, только о тряпках и говорят… А это уже наши парни, из десятого «б», но мы с ними не очень-то общаемся: они упертые спартачи… О чем с ними говорить?

«Спартачи», перевел сам для себя Паша, это фанаты футбольного клуба «Спартак». Ясное дело, они повернуты на футболе и на своем любимом клубе. И говорят только на эти темы. Хорошо, что он был всегда равнодушен к футболу, поэтому конфликтов с ярыми болельщиками того или иного клуба никогда не имел.

Пока Сашка болтал (Вовка иногда тоже комментировал, вставляя свои пять копеек), Паша напряженно думал. Он тверда решил пригласить Майю в кино на фильм с Челентано, но проблем было две: деньги и билеты. Вторую он, в принципе, мог сам решить: надо лишь приехать в кинотеатр пораньше, часам к восьми утра, тогда появится шанс (отстояв, конечно, длиннющую очередь) взять билеты на один из сеансов. Все-таки «Россия» — большой кинотеатр, почти тысяча мест, да и сеансов много — пять за день. Значит, купить билет в кассе реально возможно.

Но вот что делать с первой проблемой, с деньгами? Он не знал, была ли у его носителя, Пашки Матвеева, какая-нибудь заначка, а спросить не у кого. Не у Васьки же, в самом деле! Но скорее всего заначки не имелось: Пашка был человеком легкомысленным и денег не копил. Да, судя по всему, и не умел это делать. Что иногда получал от родителей, сразу же спускал на мороженое и сладости, которые очень любил. Значит, придется как-то по-другому решать эту проблему.

Для осуществления намеченного плана требовалось рублей пять, не меньше. «Россия» — кинотеатр дорогой, почти такой же, как «Октябрь», значит, билеты там по семьдесят копеек за серию. В «Блефе» как бы две серии, просмотр обойдется в два рубля восемьдесят копеек.

И еще надо будет угостить Майку мороженным — там в буфете, как помнил Паша из прошлой своей жизни, всегда продавали очень вкусный пломбир в вафельном стаканчике (с красной розочкой наверху!) по двадцать копеек. Плюс дорога туда-обратно — на троллейбусе и метро… Не кататься же «зайцем» в присутствии такой барышни! Ну, и букетик цветочков при встрече надо бы подарить, само собой! Это же их свидание, а не просто поход всем классом в кино… Значит, потратит еще полтора рубля.

Просить же у родителей он не хотел — это не саамы лучший вариант. Пристанут с вопросами: кто такая, куда ты с ней идешь, почему так дорого… Всю душу вынут. И не факт, что дадут: скажут, что фильм скоро пойдет в ближайших кинотеатрах, «Рассвет» и «Байкал», а там на дневные сеансы билеты стоят всего по сорок копеек (восемьдесят за сеанс), выйдет всего рубль шестьдесят за двоих. Жди, мол. А ждать он никак не хотел…

И тут взгляд Паши случайно упал на подвал одной из старых, красных пятиэтажек — несколько «хрущоб» стояло по соседству с новыми башнями. Там красовалась вывеска — «Прием макулатуры». «А вот это идея! — подумал Паша и показал ребятам: — Давайте-ка заглянем туде на минутку!»

— Ты что, макулатуру хочешь сдавать? — удивился Сашка. — В школе еще не надоело?

— Тебе деньги нужны? — ответил ему Паша.

— Ну, в общем, да, — протянул Сашка.

— На бумаге много не заработаешь, — веско заметил рассудительный Вовка. — Всего две копейки за килограмм…

— На бумаге — нет, а вот на книгах — да, — возразил Паша. — Смотрите: сдаем десять кило, получаем абонемент на какого-нибудь Дюма или Джека Лондона, доносим еще десять, идем в магазин и покупаем книгу. Она стоит недорого, в среднем где-то два рубля иди два с полтиной. А у спекулянтов на Кузнецком мосту идет намного дороже — два номинала самое меньшее. А какие-то тома — по целому червонцу. Чувствуете разницу?.

— Так книгу еще продать надо! — протянул Вовка. — А на Кузнецком наверняка милиция дежурит. Что, если возьмут за спекуляцию? Из комсомола тут же выпрут, из школы тоже, придется тогда в «путягу» идти, а я не хочу…

— Не бойся, реализацию товара я беру на себя! — уверенно заявил Паша.

Он точно знал, что ни один милиционер на Кузнецком мосту не будет привязываться к школьнику, продающему с рук очередной «макулатурный» том. Это тебе не спекулянта-валютчика с поличным взять, за такие «подвиги» никто тебя в отделении не похвалит, наоборот, скривятся недовольно: развел, понимаешь, здесь детский сад! Малолетками должны женщины-инспекторы из детской комнаты заниматься, а у нормальных мужиков есть дела поважнее и посерьезнее…

Заглянули в пункт приема макулатуры, осмотрелись. Пачки со старыми газетами и журналами принимал хмурый дядька с испитым лицом, народа было немного — всего два человека. Люди еще не втянулись в игру «сдай двадцать кило и купи Дюма». «Отлично, — подумал Паша, — надо срочно брать быка за рога, налаживать бизнес. Пока не поздно. А то потом набегут желающие…» В наличии у дядьки имелось целых пять абонементов: Дюма, «Граф Монте-Кристо» (оба тома, первый и второй) и «Графиня де Монсоро», Герберт Уэллс, «Человек-невидимка. Война миров» да еще прошлогодний Артур Хейли, «Отель. Аэропорт», его почему-то здесь не очень-то брали. «Прекрасно, — подумал Паша, — конкурентов пока немного, простор для работы имеется».

И, довольный, сказал ребятам:

— Завтра после школы займемся общественно полезным делом — сбором макулатуры. Сдавать будем сюда, а деньги — в общий котел, они пойдут на выкуп книг. Всё, что потом получим от продажи на Кузнецком, делим поровну на троих. Договорились? Возражений нет?

Сашка кивнул, соглашаясь, а Вовка еще раз уточил:

— Но продавать будешь ты сам. Так?

— Продам, не волнуйся, — заверил его Паша, — за две-три цены минимум. А повезет — так и по десятке за том.

На том и порешили. Погуляли еще немного, а затем разошлись по домам. Завтра, в субботу, в школе было всего четыре урока, но зато каких! Две подряд алгебры, а потом еще история и обществознание со строгим Николаем Ивановичем. Надо бы подготовиться.