Гимн Непокорности

Глава 8

С того дня, как Насшафа отправилась на охоту, минуло уже больше седмицы. Мой подсчет, разумеется, был очень приблизительным. И базировался лишь на периодах моего сна и бодрствования. Это значило, что у меня оставалось еще примерно столько же времени до её возвращения. И, надеюсь, мне его хватит с лихвой. Ведь в моих руках покоилось то, к чему я так долго шел. Полноценный музыкальный инструмент!

Тогда с Гарданом я дотошно перетряхнул всю гору металла. Нам удалось найти еще шестнадцать браслетов. И все некогда принадлежали офицерам Сарьенского полка. Кузнец их переплавил, а затем скатал в длинный прут. От него он откусывал одинаковые отрезки и сплющивал их. Ему без проблем удалось сделать сразу три серебряных пластинки практически идеально похожих друг на друга. Я результат его трудов оценил высоко, и оставшиеся две дюжины заготовок он уже ковал без меня.

Возникла, правда, заминка с болтами. Те, что мог сделать ремесленник, были слишком толстыми. Поэтому мы на коленке придумали нехитрый затяжной прижим. И он, как показала практика, свои функции выполнял исправно.

Со столяром никаких сложностей и вовсе не было. Он по моим чертежам быстро выстругал четыре деревянных стенки, а затем склеил их едко пахнущей субстанцией. Получилась полая коробочка размером с настольную шкатулку и толщиной в три пальца. А в центре и с боков я попросил прорезать дырки, которые выполняли бы роль резонаторных отверстий.

Дольше всего мне пришлось изгаляться с установкой язычков. Естественно, что у меня в наличии не было такой замечательной вещи как тюнер или хотя бы камертон. Поэтому опираться приходилось на собственный слух. Я раскладывал пластинки, регулируя по длине, и настраивал звучание по интервалам, добиваясь идеального попадания в тональность.

Возился я с этим дня четыре, не меньше. Потому что любое неосторожное движение могло сдвинуть другие язычки, ломая весь строй. Но терпение и труд всё перетрут. И вот я стал обладателем прототипа полноценной калимбы на двадцать пять нот! Или, как её еще называли, «африканское ручное фортепиано». Звучала глуховато, но для кустарной поделки и это был прекрасный результат.

Все еще не веря в успех моего начинания, я расположил коробочку на своих коленях и занес над ней руки. Пальцы дернули язычки, и под глухими сводами улья кьерров впервые зазвучала настоящая музыка. Сначала я приноравливался к непривычному для себя инструменту. Мои дебютные мелодии были совсем простецкими и прерывистыми. Часто я допускал ошибки. Но чем дольше практиковался, тем лучше у меня начинало получаться. Разум постепенно перестраивался, и я иной раз прямо на ходу перекладывал знакомую по фортепиано аппликатуру на новый инструмент. В конечном итоге я исполнил в усеченном виде Лунную сонату Бетховена. И на звонкий перелив калимбы приковылял даже мой безмолвный страж.

— Что, Хвостик, понравилось тебе? — улыбнулся я, ощущая где-то внутри себя невообразимо теплое чувство. Как же я скучал по музыке. В прошлой жизни она сопровождала меня везде, помогала преодолевать любые дерьмовые ситуации. Без неё я был всё равно что сирота…

Асштари, разумеется, мне не ответил. Он только по-крабьи сложил костяные косы, растущие из плеч, и улегся посреди обжитого вертепа. Кажется, даже в его уродливой голове где-то глубоко осталась капля человеческого разума. И она сейчас тянулась к музыке так же, как и моя собственная душа. Ну что ж, мне всё равно нужна практика. А играть перед слушателями значительно приятней.

Разрабатывать и модернизировать плетения с помощью калимбы оказалось не просто во много раз удобнее. А прямо-таки неописуемо! Я дополнил проекцию «Божественного перста» двумя важными ступенями, которые продлевали срок его действия, но при этом еще и сокращали время создания чар. Огненные конструкты опробовать на практике у меня не было возможности, а только лишь вычислить устойчивые и стабильные энергетические модели. Ведь горбатая тварь постоянно находилась на расстоянии пары метров от меня. Но смею надеяться, что эффективность «Объятий» и «Горелки» я тоже подтянул.

Дополнительно я сконструировал новое сложное заклинание, длительностью в десяток тактов. Оно оказывало воздействие на весь организм, имитируя состояние близкое к мощному выбросу адреналина. Под его влиянием мышцы наливались силой, мысли носились как стрижи на бреющем полете, а сердце колотилось словно обезумевшее. Создавалось ложное впечатление, что я могу голыми руками скалу проковырять!

Но на этом мои успехи на магическом поприще подошли к концу. Потому что нежданно-негаданно вернулась Насшафа. Она возникла на пороге, пропахшая сыростью, перемазанная грязью, но довольная до невозможности. Увидав меня, нелюдь растянула черные губы в дьявольской ухмылке, и в тот же миг бросилась ко мне.

— Риз-з-з-з! Мой шаас! Я безумно скучать по тебе! — радостно взвизгнула она.

Повиснув на мне, она от избытка чувств до крови прокусила кожу на шее, но почти сразу же извиняюще запричитала:

— Ой, я не х-х-хотела, желтоглазик! Мне так стыдно, не сердис-с-сь на меня!

В знак того, что я не держу на неё обиды, я угостил белокожую усовершенствованным «Перстом» пониженного заряда. И Насшафа под действием заклинания заурчала подобно гигантской кошке.

— Как ты без-з меня? На тебя никто не зарился? — ревниво прищурилась пленительница, когда эффект от чар пошел на убыль.

— Все в порядке, Насшафа, — тепло улыбнулся я. — Без тебя мне было ужасно тоскливо. Я рад, что ты вернулась!

— И я, мой шаас! Я тоже очень рада! Охота выдалась удачной. Отец снова мной доволен.

— Это прекрасно! — преувеличенно воодушевленно воскликнул я. — Но я тоже кое-что для тебя сделал. Помнишь, наш уговор?

Я чуть посторонился и широким жестом указал на калимбу, лежащую на нише, вырубленной в стене вертепа.

— Ч-ч-что это? — недоуменно подняла одну бровь кьерр. — Тот самый инс-с-струмент, о котором ты говорил?

— Да. Хочешь послушать?

— Ах, мой желтоглазик, я мечтала об этом моменте!

Насшафа, весело запрыгнула на подобие постели и уселась там, сияя любопытством. Я же неспешно взял калимбу, примостился с краю и водрузил её на колени на манер гуслей.

— Если что, не суди слишком строго, — предупредил я. — Раньше мне доводилось играть на совсем другом инструменте, поэтому я могу часто ошибаться.

Пленительница охотно покивала головой, показывая, что нисколько против этого не возражает. И тогда мои пальцы дернули серебряные язычки, извлекая первый аккорд.

Металлический перезвон заполнил подземелье. Сначала я собирался сыграть «В пещере горного короля», и пусть альбиноска не смогла бы оценить всю глубину иронии. Но в последний момент руки запорхали совсем по иным нотам. Неизвестный в этом мире «Реквием по мечте» зазвучал мрачным минорным перебором. Серебряные пластинки, выкованные из браслетов моих павших сослуживцев, вибрировали, а вместе с этим пением мне слышались и голоса тех, кто их когда-то носил. Тех, кто ушел в чертоги богов навсегда…

Я растворился в музыке, забыв о том, кто я и где нахожусь. В моем сознании рухнули окружающие каменные стены. Свежий воздух снова толкал в лицо упругими волнами. Потрескивал костёр. Пахло солдатской кашей с солониной. Мертвый хор Сарьенского полка подпевал мне, вызывая волны мурашек по всему телу. Казалось, будто я прорвался сквозь незримую преграду, отделяющую загробный мир от нашего. И теперь мог обменяться с погибшими товарищами последним словом. Пусть мы были знакомы совсем немного, но мы вместе с ними проливали кровь. И свою, и чужую. И это сплотило нас, как ничто другое. Суровое воинское братство сплавило наши души в единый монолит. Мне было очень тоскливо оттого, что они меня покинули. Это чувство гложущего одиночества сейчас кололо острее, чем когда-либо, и сжирало изнутри, как комок голодных плотоядных червей.

А ведь я многократно с чужих слов слышал о подобном в своей прошлой жизни. Частенько бывавшие на войне завсегдатаи заведений, где я играл, перебирали с алкоголем и заплетающимся языком пересказывали ровно то же самое, что я сейчас чувствовал. Но я не понимал их. Не осознавал и не представлял всей глубины их слов. Прозрел я только сейчас. В давящем плену подземных тоннелей.

Да, у Александра Горюнова никогда не было настоящих друзей. Их я нашел лишь став Ризантом нор Адамастро. И почти сразу же потерял…

— Прощайте, — одними губами произнес я, смотря в одну точку. — Я обязательно поведаю всем, как храбро вы сражались…

Финальный аккорд повис в воздухе, и пальцы замерли, не решаясь больше прикасаться к серебряным язычкам. Постепенно негромкое пение калимбы смолкло, и на вертеп опустилась тягостная тишина. Моя похитительница сидела неподвижно, не решаясь пошевелиться. Вполне вероятно, что она тоже ощутила ту незримую бурю, гремевшую в моей душе.

Я медленно повернул голову и в тусклом свете пещерного мха увидел, что на щеках альбиноски едва заметно блестят дорожки от слез.

— Это было… волшебно, Риз… — дрожащим голосом вымолвила она. — Я… я никогда не думала, что музыка может быть такой… такой…

Не сумев до конца сформулировать свою мысль, красноглазая порывисто подалась вперед. Её тонкие руки обвили мою шею и притянули к себе. Короткий миг, и черные губы страстно впились в мои уста.

Это был наш первый с ней поцелуй. Ведь раньше Насшафа ничего подобного себе не позволяла. Я вообще не подозревал, что кьеррам этот жест известен. Пленительница могла нюхать меня, кусать, тереться, жадно прижимать к себе. Но целовать — никогда.

— Я клянусь, что никому тебя не отдам Риз-з, — пообещала дочь Абиссалии, отстранившись от моих уст. — Я буду защищать тебя даже ценой собственной ж-жиз-з-зни.

«Тем хуже для тебя…» — пронеслось в моей голове. Но вслух я ничего так и не сказал.

Насшафа, как и всегда, уснула на моем плече. Копна ее белоснежных волос разметалась повсюду, свисая с края постели красивым водопадом. Интересно, понимала ли альбиноска, что это был последний раз, когда я изображал из себя покорного слафа? Ведь чем бы ни окончилась моя авантюра, а наши странные взаимоотношения уже никогда не станут прежними.

Легко коснувшись её лица рукой, я задумался. Сформировать ли мне «Холодок», чтобы остановить сердце белой дьяволицы навсегда? Или оставить её в живых, просто погрузив в магический сон? Хм… как странно. Я чувствую, что прикончил бы Насшафу без малейших колебаний, встань она с клинками на пути к моей свободе. Но убить спящую… это было для меня слишком.

Ох, Сашок, только не говори, что эта красноглазая тварь оставила свой след в твоей душе. Ты же её ненавидел? Ты сотню раз хотел испепелить её, пока заново учился ходить. Что же сейчас произошло? Неужели этот прощальный поцелуй много значил и для тебя? Тьфу, Горюнов, что ж ты за размазня такая! Ладно, сойдемся на том, что в случае неудачного побега Насшафа полезней будет мне живой. Вдруг она сумеет защитить меня от гнева верховного отца и выторговать мою жизнь? Шанс этого мизерный, но он всё же есть. А чем больше ставок делаешь, тем выше вероятность, что сыграет хотя бы одна из них.

Приняв решение, я сформировал одно из новых плетений, названное «Морфеем», и погрузил альбиноску в глубокий сон. Затем я поднялся, немного попрыгал, разогрел тело «Божественным перстом» и взялся за сборы своих нехитрых пожитков. Повесил калимбу за спину, привязав к ней кожаный ремешок. Натянул потертые, но все еще целые сапоги. Достал браслет с символом Сарьенского полка, тщательно запрятанный за парочкой людских чучел. Вот, пожалуй, и всё, что у меня было. Хотя нет, кое-что еще может мне пригодиться…

Достав перевязь с многочисленными ножами Насшафы, я выбрал парочку наиболее приглянувшихся. Мало ли, чем обернется моя попытка побега? Всегда лучше иметь лишнюю карту в рукаве.

Закончив сборы, я уже собирался откинуть полог из шкур, закрывающий выход. Но тут мое внимание привлек какой-то странный хрип, исходящий от постели. Я недоуменно обернулся и чуть не рухнул, завидев пару кроваво-красных глаз, смотрящих на меня. Твою мать! Альбиноска не спит!

— Риз-з-з… что с-с-со мной? Я не могу пош-ш-шевелиться… — практически неслышно просипела похитительница.

Хм… и правда, что за ерунда? Почему она проснулась? Неужели физиология кьерров отличается от людской настолько, что даже магия тела действует на нас по-разному? Я ведь свои плетения проверял только на себе…

— Ч-ч-что ты делаешь, Риз-з? — предприняла новую попытку дозваться до меня Насшафа.

— Ухожу, — лаконично ответил я.

— Нет… нет… с-с-с-стой! — взмолилась она. — Не брос-с-сай меня! Ты же мой ласковый ш-ш-шаас, как ты можеш-ш-шь⁈

Губы белокожей шевелились с огромным трудом. Какой бы там эффект не оказал на неё «Морфей», но по факту, она сейчас была беззащитней грудного ребенка.

— О, не волнуйся, Насшафа… — на мои уста наползла многообещающая ухмылка. — Я обязательно вернусь.

— Риз-з-з… не… надо… а как же мы?

— Не было никаких «Мы», — жестко припечатал я. — Всё это время тебя волновала только ты сама.

— Но… ты ж-ж-же…

Не став дослушивать собеседницу, я положил ладонь ей на лоб и сотворил еще одно заклятие «Морфея», накачанное энергией до самого предела. На сей раз альбиноска точно отключилась. Её алые глаза закатились, тело обмякло, а из-под закрывающихся век успела показаться пара одиноких слезинок.

Не желая больше терять времени, я поспешил прочь. Откинул шкуры и скользнул в тоннель, ведущий к инкубаторию. Мне приходилось таиться за каждым поворотом, подолгу вслушиваясь в тишину. Красться, словно вору, придерживая музыкальный инструмент, чтобы он не издал непрошенного звука. Эх, зря взял с собой. Но видят боги, как же мне не хочется бросать его здесь! Надеюсь, я не пожалею о своем выборе…

Однако пока что всё складывалось нормально. Трижды я издалека различал костяное клацанье, издаваемое асшатари, и пережидал, пока оно не стихнет. Несколько раз натыкался на сколопендр-чаранов. Но те, если и замечали меня, то не обращали внимания. И такими перебежками я почти добрался до первой точки назначения. Стойкая вонь, исходящая от инкубатория, уже витала в тоннелях. До него оставалось совсем немного…

— Эй-й-й, с-с-слаф-ф! Щ-щ-щто тьи делать с-с-сдесь⁈

От прозвучавшего справа от меня шипящего окрика я вздрогнул и сдавленно чертыхнулся. Замерев, словно кролик под взглядом удава, я следил, как ко мне приближается низкорослый кьерр, едва дотягивающий макушкой до моего подбородка. Вот же дерьмище! А этот тут откуда взялся⁈ Падла бесшумная…

— Я с-с-спрос-с-сить, пощ-щ-щему ты тут слоняш-ш-шься⁈ — потребовал ответа альбинос, подходя практически вплотную.

— Простите, я не хотел побеспокоить вас! — отвесил я унизительный поклон. — Я слаф госпожи Насшафы. Она сегодня вернулась с охоты и приказала мне кое-что принести с нижних уровней.

— Х-х-х-а-а, ты тот ж-ж-желтоглас-с-сый, который с-с-сводить её с ума? Отлич-ч-чно… с-с-следоф-ф-фай за мной…

— Э-э, простите, господин, но у меня приказ… — вяло возразил я.

— Ты не с-с-слышать, щ-щ-щто я гоф-ф-фориль⁈ — взъярился кьерр, больно хватая меня повыше локтя. — Я х-х-хощу раз-з-звлечься с тобой! Мне интерес-с-сно, щ-щ-щто в тебе такого ос-собенного. Поч-ч-чему Насш-ш-шафа так тебя оберегать! Х-х-хотя, наф-ферное, уже понял…

Альбинос шумно втянул воздух и хищно осклабился:

— Ты долж-ж-жно быть ощ-щ-щень вкус-с-сно… Я бы отф-ф-федал тф-фоей с-с-сладкой плоти! Насш-ш-шафа не обидетьс-с-я на моя… хр-р-ры-ы-у-а…

Не став дожидаться, чем окончиться эта нежданная встреча, я выхватил один из ножей и по самую рукоять вонзил его в горло кьерру. Белый дьявол захрипел, ошалело вращая глазами. А тут я еще и провернул клинок в ране. Черная кровь хлынула тугой струёй, орошая меня и пол тоннеля. Абиссалиец разжал пальцы и завалился вперед. Я же отскочил, высвобождая нож, провел короткую подсечку и добавил ему еще несколько ударов под левую лопатку, когда родич моей пленительнцы упал лицом вниз. Пробовать на нем «Холодок» не решился, поскольку, опасался, что чары дадут сбой. Вот и пришлось действовать по старинке.

Ну всё, Сашок, теперь тебя точно в улье не ждет ничего кроме смерти! Поэтому, помчали! Ни шагу назад!!!