Глава 2

Хаос — это море, и когда одни утопают в нём, то другие просто двигаются вперёд.

***

Луна, обычно мягкая и серебристая, налилась алым цветом, как будто кто-то разлил по ночному небу кровь. Её неровные края казались зубастыми, а блеск, пронизывающий темноту, вызывал не столько восхищение, сколько тревогу. Словно зловещий глаз, она следила за происходящим, наблюдая за тем, как над городом разверзлась бездна.

В центре площади, где обычно кипела жизнь, зияла огромная трещина, как рана на теле города. Она настолько широка, что могла поглотить целую карету, а ее края, словно обугленные клыки, изъедены пламенем. Из недр земли клубился густой черный дым, что застилал небо, заслоняя даже кровавую луну. Он пах не просто гарью, а чем-то более отвратительным, чем-то нечеловеческим. Этот запах проникал в кости, вызывая тошноту и ужас.

Из трещины, подобно злым духам, выползали чудовища. и не просто уродливы, а выглядели неестественными, сотворенными из огня и кости, отвратительными и зловещими. Их тела обтянуты черной, словно обугленной кожей, из которой торчали кости и шипы. Из глаз лился красноватый свет, похожий на тлеющие угли. Некоторые из них выглядели высокими и тощими, с острыми когтями, которые со скрежетом пронзали брусчатку площади. Другие же казались низкими и широкими, с громадными пастями, полными острых зубов, которые щелкали в предвкушении жертвы.

Они выползали из трещины один за другим, их шепот и рычание смешивались с треском огня, заполняя площадь невыносимым ужасом. Каждый шаг этих монстров сопровождался треском и грохотом, словно сама земля трещала от их присутствия. Они являлись предвестниками апокалипсиса, воплощением самых глубоких кошмаров.

В лунном свете, отражавшемся в огне из трещины, видно, как люди бегут, укрываясь от чудовищ. Их крики смешивались с грохотом падающих зданий, обрушившихся под натиском нечисти. Город стал ареной кошмара, где каждый угол грозил смертью. На мостовой лежали тела, некоторые еще дышали, но большинство уже мертво. В воздухе висела густая атмосфера страха и отчаяния.

Дети плакали, прижимаясь к матерям, которые пытались защитить их от ужаса, но страх везде, он проникал в самые глубины души. Мужчины бежали с мечами в руках, их лица искажены гневом и отчаянием, но они бессильны перед этим злом. Старики сидели на порогах своих домов, уже примирившись со своей судьбой, их глаза пусты и безрадостны.

Луна светила на этот ад, освещая смерть и отчаяние. Ее кровавый свет падал на лица людей, делая их еще более бледными и ужасающими. В этом свете было что-то зловещее, словно сама ночь превратилась в соучастника этой трагедии. И в этой атмосфере безысходности каждый человек понимал, что шансов выжить мало.

Цена победы крайне высока, но и стоимость поражения еще выше. В этой битве не выходило победителей, только жертвы. И среди этих жертв были не только те, кто уже погиб, но и те, кто еще жив, но уже потерял все, что ему дорого.

И эта напасть выкашивала все наши города с колоссальной последовательностью, словно коса смерти косила жизнь на своем пути. Страх и бессилие охватывали людей, но власть имущим, казалось, плевать на этот кошмар. Их золотые палаты и уютные жилища оставались нетронутыми бедой, которая сжирала их народ. Они жили в своих иллюзиях безопасности, полагаясь на толстые стены и защиту своих армий, но на практике видно, что они не способны справиться с этим злом.

Я нёсся по пустынным улицам города, среди развалин и обугленных остатков жизни. В моем сердце лишь гнев и отчаяние. Вижу страх в глазах людей, слышу их мольбы о помощи, но ничего не могу сделать. И вообще, где городская стража и охотники, когда они так нужны?

В этот момент мой взгляд упал на фигуру, выделяющуюся на фоне других демонов. Он стоял в глубине площади, окруженный своей черной свитой, но он не похож на них. Высок и крайне статен, с безупречной осанкой и холодным взглядом. Его кожа выглядела бледной, как у мертвеца, но глаза горели ярким зеленым огнем. Одет в черные доспехи, отражающие лунный свет, и держит в руке длинный меч, который казался искриться неземным огнем. Красив, как змей, и в то же время отвратителен по своей природе.

Но при этом напоминал аристократа, попавшего в грубое общество черни. Его холодная красота и необыкновенное величие отделяли его от его сородичей, делая его еще более опасным и угрожающим. Он стоял там, словно призрак, и наблюдал за всеми с высоты своего превосходства. В его взгляде не было ни жалости, ни сочувствия, только холодный расчет и бесконечная власть.

Гнев, кипящий внутри, подталкивал меня вперед, и я бросился на демона с нечеловеческой скоростью. Мои мышцы работали на пределе возможностей, и я летел вперед, словно пуля, стремясь к своей цели. Я не думал о страхе, не думал о риске. Думал только о том, чтобы убить этого монстра и чтобы остановить это безумие.

Сближаясь, я увидел в его глазах удивление, перемешанное с презрением. Он, видимо, не ожидал от меня такого натиска. В его руке вспыхнул меч, и он бросился в атаку. Но я оказался быстрее. Молниеносно отклонил удар и сразу же нанес в ответ по броне демона, целясь в места ее сочленения.

Сталь моих мечей сверкала по доспехам демона, но не проникала в них. Я рубил и рубил, не давая ему передышки, не давая ему прийти в себя. Демон попытался что-то сказать, но я не дал ему договорить. Стоически отбивал удары, перехватывал его меч и вновь наносил удар за ударом.

Его фигура дрожала от усилий. Он пытался сопротивляться, но я вновь оказался слишком быстр, слишком яростен. И не давал ему возможности восстановить силы, не давал ему дышать. Его глаза потускнели, рука ослабла, и он упал на землю, словно срубленное дерево. Я стоял над ним, задыхаясь от усилий, но не останавливаясь. Продолжая рубить и рубить, пока он не превратился в кучу мяса и разбросанных костей.

Сухо отметив, что тварь таки испустила дух, я бросился бежать дальше. Но я не испытывал ни облегчения, ни удовлетворения, только холодную пустоту. Мои движения отточены, как у машины, уже не человека. Я чувствовал, как время утекает сквозь пальцы, словно песок из перевернутой песочных часов. Но я знал, что это только начало, и что их еще много. И вскоре «ловушка» точно захлопнется, если я не успею добраться до цели.

Я бежал, не оглядываясь, не думая ни о чем, кроме того, чтобы успеть. Бежал по улицам, усеянным телами погибших, мимо огненных развалин домов, мимо криков и стонов умирающих. И вот вскоре появилось оно, здание комендатуры, яркий оазис архитектуры арт-деко в этом огненном аду. Оно выстроено в стиле монументальной красоты, с гладкими линиями и геометрическими формами, характерными для эпохи рационализма. Высокие окна с металлическими рамками и геометрическим узором отражали пламя и дым, создавая изысканный и ужасающий контраст. Стены украшены рельефами в виде стилизованных растительных мотивов и абстрактных композиций, которые сейчас казались странно и жутко причудливыми на фоне разрушения.

Но сейчас это здание охвачено пламенем. Оно горело ярко, устремляясь столбами дыма в самое небо, словно последний крик отчаяния. Я не успел... Не успел добраться до цели вовремя. Не успел спасти город. Я не успел...

Я стоял на месте, парализованный ужасом. В моей душе царила пустота. Ведь я сделал всё, что мог, но этого не хватило. Теперь город будет разрушен. И в моих глазах не было более ни надежды, ни гнева. Только глубокая, неизлечимая тоска.

— Отставить панику, салага. — Из тени соседнего здания вышел офицер в синей шинели ликвидатора с наполовину обгоревшим до костей лицом. Его глаза глубоко посажены, и в них нет ни страха, ни отчаяния, только холодная решимость. На лице застыла не улыбка, а скорее гримаса, которая казалась еще более ужасной из-за ожогов.

— Мы должны пробиться к зданию ратуши и запустить аварийный маяк, иначе войска не сдвинутся с места, — пояснил ликвидатор, двигаясь в сторону горящей комендатуры. Он не оглядывался на пламя, не замечал тела погибших, его взор устремлен вперед, на цель.

Без какого-либо сожаления он прикурил от горящего здания и сладко затянулся целебными травами самокрутки. Этот жест выглядел настолько безразличным, настолько холодным и рациональным, что меня пробрало до мурашек. Он не видел в этом ничего неправильного, ничего непристойного. Для него это просто необходимость, еще один шаг на пути к выполнению задания.

— Чего застыл? Пошли до ратуши, салабон. — удерживая самокрутку зубами, он страшно улыбнулся, и меня аж пробрало до мурашек в пятках. Эта улыбка не выглядела дружелюбной, не радостной, а скорее зловещей и угрожающей. Она говорила о том, что он не испытывает никаких эмоций. И сделает все необходимое для выполнения задания, даже если это будет значить убить всех, кто попадется ему на пути.

В его словах нет никакого сомнения, никакого страха, только холодная решимость. Он более не являлся человеком, а оставался лишь орудием, которое не знает сострадания. И я понимал, что должен следовать за ним, что должен быть таким же холодным и жестоким, как он. Иначе мы все погибнем. Его ужасающий пример по-своему меня зарядил, и я уверенно отправился следом за ликвидатором.

Уверенно иду вперёд и, даже не задумываясь, перерубаю какой-то твари с телом человека и головой голубя сухожилия на ногах и следом, не давая ему упасть, срубаю голову, двигаясь дальше.

Ветер, пронизанный запахом гари и гниения, нес с собой вопли и стоны, доносящиеся из-за баррикад. Казалось, что сама атмосфера напряжена до предела, словно грозовая туча над городами. На фоне этого мрачного пейзажа величественно возвышались баррикады, сооруженные из всего, что попалось под руку: разбитых вагонов, деревянных щитов, кирпичей. На них уже появились следы сражения: осколки, пробоины и опалины, а в некоторых местах и остатки демонов, похожих на густую слизь.

Стражи с серьёзными лицами уверенно стояли в своих постах. Их доспехи, составленные из пластин стали и кожи, носили следы недавних битв. На многих из них видны вмятины от ударов, а на некоторых пластинах еще белели засохшие пятна крови. Их шлемы, украшенные гербами города, пусть и не идеально гладкими, на них видны царапины и сколы, свидетельствующие о тяжелых сражениях. За спиной у каждого стража висел меч с деревянной рукоятью, а на боку прикреплена кобура с пистолетом, который, судя по затертой от многократного пользования рукояти, не раз в бою.

Рядом с ними стояли ополченцы. Их экипировка выглядела значительно проще. Многие из них одеты в простые кожаные куртки с подкладкой, а на ногах лишь грубые сапоги. В руках держали длинные копья или топоры, некоторые из них уже заточены с помощью камня, а другие еще ждали своей очереди. Их лица закопчены, а глаза полны осторожности. Некоторые из них еще не справились с трепетом, но все готовы защищать свой участок и дом. Лицо одного из ополченцев особенно запоминалось. Он выглядел молодым, и в его глазах не видно страха, а лишь твердое решение защищать свой дом.

По бокам от баррикад остатки некогда прочных преград горели ярким пламенем, перемешанным с густым черным дымком. Огонь лизал деревянные щиты, остатки разбитых вагонов, и даже некоторые из кирпичей под действием жара трескались и раскалывались. Яркие языки пламени танцевали в ночном воздухе, отбрасывая дрожащие тени на лица стражей и ополченцев.

В огненных языках можно разглядеть остатки демонов, которые атаковали соседей. Их тела, похожие на густую слизь, с черными глазами и острыми когтями, но уже обгоревшими и искаженными. Они лежали на земле, словно отброшенные в сторону игрушки.

Некоторые из ополченцев смотрели на остатки баррикад с тревогой. Они знали, что те, кто стоял на этих баррикадах, уже не с ними. Знали, что среди них остались их друзья, их соседи, их родственники. И что это может быть их судьба уже пару минут.

Воздух наполнился тяжелым запахом гари, перемешанным с резким запахом крови, который еще не успел исчезнуть. Казалось, что самый воздух пропитан страхом и отчаянием. Он прилипал к горлу, заставляя каждый вдох становиться мучительным. Это запах смерти, запах поражения, который висел над городом, как непроницаемый туман.

В этой тяжелой атмосфере, ожидающей новой атаки, звучал шепот страха. Что проникал в каждую щель, в каждую трещину в баррикадах, в каждую душу, которая осталась в живых. Шепот был негромким, но всепроникающим. И говорил о том, что это еще не конец.

Но в этом шепоте страха звучало и ожидание надежды. Не яркой, не громкой, но твердой и неумолимой. Надежда на то, что все выживут, что они смогут защитить свой город, что они смогут победить. Надежда на то, что их дух не сломлен, что они готовы сражаться до конца.

И в этом шепоте страха и надежды, в этой тяжелой атмосфере ожидания, лежала вся суть этого города, всей его жизни, всей его трагедии. В этой атмосфере было все: страх, отчаяние и неугасимая надежда на лучшее будущее.

Как только мы оказались у самых баррикад, ликвидатор с невозмутимым лицом показал страже свой жетон. На нем выгравирована эмблема города, а также написано его звание и номер. Страж бегло проверил жетон, кивнул и дал нам знак подняться на баррикаду.

Мы поднялись на деревянный настил, который уже покрыт пылью от разрушенных зданий и засохшей кровью. Сверху открывался вид на опустевший переулок. Баррикады стояли крепко, но везде видны следы сражения.

Покинув этот сектор, мы натолкнулись на группу зеленокожих дикарей, которые с упоением грабили овощную лавку старого еврея. Их лица искажены злобой, а в глазах блестел бесконтрольный огонь. Они бесцеремонно рылись в ящиках с овощами, бросая их на землю, и забирали все, что им попадалось под руку. Старый еврей, с изможденным лицом и грустными глазами, бессильно стоял в стороне, отчаявшись остановить грабителей.

Я узнал этого еврея. Он держал овощную лавку уже много лет. И я часто покупал у него бакалею, и он всегда был вежлив и добр ко мне. Гнев тут же вспыхнул в душе.

— Пойдем, — сказал ликвидатор хмуро, и мы направились в сторону дикарей. Его шаги выглядели уверенными, каждый звук по брусчатке эхом отдавался в тишине переулка. Лицо невыразительным, но в его глазах блестела холодная решимость, от которой по спине пробежал холод. — Пришло время показать вам, что такое настоящая магия, — проговорил он с улыбкой, которая казалась не человеческой, а скорее даже более демонической, чем у убитых мною демонов.

На кончиках его пальцев заискрились синие искорки. Они казались яркими и живыми, словно капли синей жидкости, застывшие в движении. Танцевали вокруг его рук, играя и переливаясь от голубого к темно-синему. С каждой секундой они становились ярче, больше и в то же время более непредсказуемыми.

Его лицо, как и раньше, выглядело невыразительным, но в глазах блестел не только гнев, но и удовольствие, и ожидание. Он словно хищник, который приготовился к охоте. И в этот момент стало понятно, что перед нами не просто человек, а нечто более мощное, нечто более опасное.

— Ненавижу ксеносов… — сплюнул он и на миг застыл, повернувшись ко мне лишь своей обгоревшей до кости стороной. Это воистину ужасающее зрелище. Одна сторона его лица выглядела целой, но вторая представляла собой пугающую картину опустошения: кожа выглядела чёрной и сгоревшей, словно дерево, которое прошло через пламя. Череп проглядывал через трещины на коже, а оставшиеся куски мяса остались обгоревшими и черными, как уголь.

На его лице нет и капли страха и даже хоть какой-то эмоции, кроме глубокой, неизмеримой ненависти. Что тяжелым грузом лежала на его плечах, отдавливая его в землю, заставляя его сгибаться под ее весом.

В глазах ликвидатора видно только черную бездну, пронизанную блеском синих искр, которые танцевали вокруг его рук. Эти искры являлись символом его магии, его силы, его ненависти. И они готовы обрушиться на дикарей с неистовой силой.

Миг.

И всё изменилось.

В мгновение ока воздух задрожал. Синие искры, танцевавшие вокруг рук ликвидатора, с неимоверной скоростью слились в один яркий синий луч. Он выглядел толстым и мощным, словно огромный змеиный хвост, который готовил удар.

Этот луч вырвался из рук ликвидатора с оглушительным треском, рассекая воздух и оставляя за собой дымящийся след. Цепная молния взметнулась в небо, сияя ярким синим светом, и обрушилась на стаю зеленокожих дикарей, которые еще не успели осознать опасность.

В момент удара зазвенели стекла в оконных рамах ближайших домов, а земля под ногами дрогнула. Воздух запах озоном и сгоревшим мясом.

Пепел и дым поднялись в небо громадным столбом, закрыв от глаз ужасающую картину смерти. Когда дым рассеялся, на месте, где еще недавно стояла стайка зеленокожих дикарей, остался лишь пепел и обгоревшие останки.

Тишина стояла гробовая. И только шепот ветра носил в себе звуки ужаса и мощи того, что только что произошло.

— А вот и ратуша! — проговорил ликвидатор, и его улыбка расширилась, раскрывая ряд не очень ровных зубов. Она не выглядела доброй, не радостной, а скорее зловещей, словно у хищника, которому удалось поймать свою жертву. В его глазах зажегся огненный блеск, отражающий синие искры магии, которые еще не успели угаснуть после предыдущего атаки.

Он указал на величественное здание ратуши, которое возвышалось над городом, словно неприступная крепость. Ратуша являлась огромным зданием, сооруженным из серых каменных блоков. На ее фасаде красовались высокие арки и замысловатые витражи. А на ее крыше стояла величественная башня, украшенная гербом города.

Но в этот момент ратуша не выглядела величественной. Она похожа на могилу, на громадный саркофаг, в котором спрятаны страхи и тайны этого города.

— Ты сам видел, сколько здесь тварей, так что подсобишь мне малёх, а я сделаю работу, смекаешь, пацан? — продолжал ликвидатор, его голос звучал холодным, как лед. — Громко заходим. Всех убиваем и вызываем войска. Иначе по нам ударят тактическим магическим оружием из космоса. — со зловещим спокойствием пояснил он.

Ликвидатор устремил свой взгляд на ратушу, и в его глазах загорелся огонь мести. Он готов сражаться до конца. И готов отдать свою жизнь за свой город. И это настолько сильно, что я и сам загорелся, открывая второе дыхание для новой зарубы, но уже в ратуше.

Секунда. И всё изменилось. Витраж на последнем этаже ратуши, украшенный замысловатым рисунком из цветного стекла, с треском разбился на тысячи осколков. Грохот разнесся по переулку, отдаваясь эхом от стен домов.

Краснокожая туша безголового демона упала нам под ноги с ужасающим хлопком, словно громадный мешок с песком. Брусчатка задрожала под ее весом, а темная кровь бурным потоком хлынула из раненой шеи, окрашивая каменные плиты в пугающий багровый цвет.

Она выглядела огромной, как бык, с мощными конечностями, покрытыми плотной красной кожей, которая усеяна черными шипами. Ее лапы, оснащенные острыми, как бритва, когтями, что неподвижны, а тело лежало на земле.

На спине демона видны шипастые щитки, которые покрывали ее тело, как броня. Они казались черными и блестящими, словно из полированного обсидиана. Некоторые из щитков выглвлели потрескавшимися, а на некоторых видны следы от ударов, которые демон получил в сражении.

Глаза черные и бесчувственные. Но даже в смерти в них лишь видно бездну злобы и жажды крови.

Из разбитого витража, словно из адского провала, выглядывал батюшка, крайне мощной конституции тела. Он выглядел высоким и широкоплечим, с лицом, покрытым густой черной бородой, которая усеяна седыми прядями, словно снег на вершине горы. Его глаза, темные и проницательные, окружены нездоровыми кругами от непродолжительного сна, но в его очах видно огромную силу и несокрушимую волю.

Одет в черные одежды, сшитые из дорогих тканей. На его груди красовалась золотая цепочка с крестом, а на рукавах видны магические вышивки, которые сияли слабым светом. Эти вышивки не просто украшения, а символы его силы и власти над паствой. Каждая складка его одежды продумана, а элементы его внешнего вида пропитаны магией и силой. Он являлся не просто священником, а волшебником, который владел тайными знаниями.

Его глаза, темные и проницательные, полны гнева и ненависти. Он смотрел на нас свысока, как бог войны, который спустился с небес, чтобы наказать грешников.

— Вы кто такие? Я вас не знаю, — прорычал он громовым голосом, и его слова разнеслись по всему переулку, заставляя дрожать даже стены домов. — А ну пошли все... Миг, и он начал выкидывать новых демонов, что красным дождём сыпались нам на головы, и кто-то из них даже всё ещё жив и яростно орал и матюгался в полете, но гравитация оказалась сильней.

Загрузка...