Гиперион восхождение

Глава 9

Знание — сила! Чей талмуд тяжелей, тот и прав! Не можешь победить фактами? Вбей свой «аргумент» в голову оппонента!

***

Яркий луч солнца, пробиваясь сквозь пыль, озарял кабинет с высокими потолками, где полки до самого потолка были заставлены книгами. Старые, увесистые тома, переплетенные в кожу, лежали рядом с тонкими, пожелтевшими от времени книжечками в бумажных обложках. В воздухе витал запах старой бумаги, вперемешку с легким запахом табака и алкоголя – ощущение, что в этой комнате только что был хозяин, но ушел, оставив за собой шлейф незавершенности.

Я стоял у стеллажа, беспорядочно перебирая книги. Не могу сказать, что являлся книжным червем, но здешняя атмосфера меня завораживала. В ней имелось что-то таинственное, загадочное, как будто эта комната хранила в себе секреты, недоступные простым смертным.

Провел рукой по корешку толстого тома, переплетенного в красную кожу, на котором золотыми буквами было выбито «История Древнего Египта и восстание Крида». Казалось, что в этой книге содержится весь мир фараонов, все их тайны и загадки. И я представил себе могучих фараонов, величественные пирамиды, загадочных жрецов. Но быстро вернулся в реальность. Я не являлся археологом, и эта книга ничего мне не дала бы, кроме, может быть, головной боли от перечитывания древних иероглифов в качестве иллюстраций.

В комнате слегка темновато, хотя солнце пыталось пробиться сквозь пыль, озаряя несколько книг на стеллажах. Я продолжал бродить между книжными полками, словно в лабиринте, ища что-то непонятное и загадочное.

В некоторых книгах находились закладки — старые, пожелтевшие листы бумаги или ленты, некогда яркие, но сейчас поблекшие. Казалось, что в каждой книге остался отпечаток чьего-то духа, чей-то опыт и жизнь. И все это запечатано в толстых переплетах, ждущих своего времени, чтобы рассказать те или иные истории.

— Смотрю, просвещаешься, пацан? — спросил ликвидатор, неожиданно нарушая тишину.

Я вздрогнул, оглядываясь на него.

— У вас крайне занятная библиотека, Ильяс Алесандрович. Не удержался. — честно ответил.

— Дело хорошее. И можно не так официально. — Он вновь вытащил из пачки сигарету, но так и не закурил, продолжая о чем-то думать. — Просто Саныч. Ну или на худой конец Ильяс. — Ликвидатор криво улыбнулся, его глаза блеснули, словно отражая солнечный свет, пробивающийся сквозь пыль.

Я кивнул, чувствуя неловкость.

— Спасибо, Саныч, — неуверенно ответил я.

Он молча кивнул и снова погрузился в свои мысли. Я стоял нерешительно, не зная, что делать дальше. Хотелось узнать о нем больше, о его жизни, о той тайне, которая скрывалась за его грубоватым лицом.

— Ильяс Александрович, а вы... — начал я, но не смог продолжить. Он снова отвлекся от своих мыслей, и в его глазах мелькнула тень печали.

— Лучше позже, пацан. — грубовато ответил он и снова погрузился в свою тишину.

Я не хотел его обидеть и молча вернулся к книжным полкам.

Зелёный чай неспешно убывал из заварника, как и кипяток, но я всё продолжал изучать обширную библиотеку ликвидатора. Старые, пожелтевшие книги в кожаных переплетах расположены на полках в беспорядке, словно в каком-то магическом лабиринте. Я не мог отвести от них взгляда, словно загипнотизированный их тайнами. В них явно записаны древние заклинания, чары по колдовству, рецепты отваров и зелий. Эти книги буквально на вес золота, и я вовсю просвещался, запоминая особенно заковыристые на зубок.

У меня имелись ощущения, что я не просто читаю книги, а впитываю мудрость и знание многих поколений волшебников и колдунов. Словно я открываю двери в запретный мир, мир волшебства и чудес, который всегда манил меня и притягивал к себе.

В комнате было тихо, только шуршали страницы книг и негромко тикали часы на каменном камине. Казалось, что время в этой комнате течет по-другому, оно медленно и неумолимо, но в то же время почти незаметно.

Но вдруг в комнате появилась Ви. Она была тихой, спокойной и загадочной, как и сама эта комната. В руках у нее была тарелка с печеньем, явно домашним. Сделал я вывод по идущему от них пару. Так ничего и не сказав, девушка просто ушла, оставив меня в компании печенья, которым я сполна и насладился. Печенье было овсяным, мягким и сладким, с нежным вкусом шоколадной крошки поверх.

Однако я не мог оторваться от книг, и печенье было просто отличным дополнением к полученным знаниям. Я уже представлял, как использую новые заклинания и чары в своей практике, как помогу людям и сделаю мир немного лучше. Улыбнулся, смотря на пожелтевшие страницы книг. Ибо буквально был в раю, в мире знаний и волшебства, и ничто не могло меня огорчить.

Вскоре чай подошёл к концу, как и печенье, и мне ничего не оставалось, кроме как покинуть столь уютный мне кабинет. Я встал, потянулся и почувствовал лёгкую тяжесть в голове от всей этой информации, которую я впитал. Но она оставалась приятной, словно сладкая ностальгия по давно забытому миру. Я поправил несуществующие очки зазнайки и посмотрел на часы. Уже поздно. Время шло к вечеру, и мне надо куда-то идти на ночлег. Возможно, про меня просто забыли?

Но не успел я сделать и шагу, как столкнулся в коридоре с Виктором. Он стоял около оконного проема, как незаметный призрак, вынырнувший из тени. Он задумчиво раскуривал папиросу «Беломорканал», медленно вдыхая лёгкий дым, который окутывал его туманным облаком, словно создавая атмосферу тайны.

Его лицо было полузатемнено дымной вуалью, но я мог разглядеть в его глазах загадочный блеск, словно отражение того огня, который горел в его душе. Виктор немного похож на старого волшебника из сказок. Тех самых темных и никем не отцензурированных.

В тишине коридора слышно только легкое шуршание бумаги от папиросы и негромкий щелчок старенькой «ЗИППО», которая высекала искру в попытке зажечь новую цигарку для «тёмного мага», что управлял всей этой сворой магических ликвидаторов.

Я остановился, не решившись нарушить его мыслительный процесс, и только молча смотрел на него. В его образе имелось что-то привлекательное, манящее, то что заставляло меня чувствовать себя маленьким и беспомощным. Как и, впрочем, и со всеми другими ликвидаторами, но здесь явно что-то иное.

Заметив меня, Виктор лишь скупо кивнул и поманил вслед за собой, так и не закурив. Папироса "Беломорканала" осталась нетронутой в его руках, словно он забыл о ней, погрузившись в свои мысли. Я не решился спросить его о том, что происходит, и просто пошёл за ним.

Мы шли молча по длинному темному коридору, который украшали сотни портретов людей в форме и различных шинелях. Они висели в беспорядке, словно каждый из них пытался привлечь к себе внимание, но в то же время создавали ощущение единства. Казалось, что эти портреты наблюдают за нами, следя за каждым нашим шагом и готовясь в любой момент ожить и заговорить.

В их глазах имелось что-то нечитаемое, что-то такое, что заставляло меня чувствовать себя неуютно. Они смотрели на меня с немым укором.

Некоторые из портретов уже почти неразличимы от времени, но в них еще можно увидеть резкие черты лиц и строгие взгляды. Другие же, напротив, сохранились в отличном состоянии, с яркими цветами и деталями одежды. Но все они явно объединены одной чертой: в их глазах читалась та же непоколебимая решимость, та же загадка, что и в глазах Виктора.

В этих портретах оставалось нечто завораживающее, что заставляло меня вновь чувствовать себя маленьким и беспомощным. Я не знал, кто эти люди и чем они занимались в жизни. Но я ощущал, что они были непростыми людьми с богатой историей и тайнами, которые унесли с собой в могилу.

Я не хотел смотреть на эти портреты, но не мог отвести от них взгляда. Они гипнотизировали меня, заставляли чувствовать себя неуютно.

— Ты знаешь, что в этих стенах хранится много тайных знаний? — неожиданно проговорил Виктор, нарушив тишину. Его голос, хотя и спокоен, но всё же пропитан особым весом, как будто он проговаривал какие-то древние заклинания. — Много секретов. Много историй, — добавил он, и в его голос вкралась неразгаданная грусть, словно он вспомнил о чем-то печальном, о чем-то важном.

Он остановился, повернувшись ко мне лицом, и его глаза засверкали в полумраке коридора.

— И со временем к этим картинам добавится и твой портрет, если удостоишься чести. — последнее слово эхом разнеслось по коридору, и в тот же момент портреты людей в форме и различных шинелях, словно ожив, синхронно отдали честь, выказывая солидарность с главой ликвидаторов.

Я вздрогнул от неожиданности. Это выглядело не просто странно, а чертовски жутко. В этом жесте имелась ощутимая сила, не виданная мной никогда раньше. Эти портреты не просто висели на стенах, они являлись частью чего-то большего, неразгаданного.

— Все эти портреты... — произнёс я, не зная, что еще сказать. Ибо не мог понять, что он имеет в виду.

Виктор молча кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то.

— И помни, ты теперь не один, — сказал он, словно читая мои мысли. — Мы все — часть чего-то большего. Одного цельного замысла, и наша миссия крайне важна!

Он снова повернулся и продолжил идти по коридору, оставляя меня одного с этой загадкой. Я стоял нерешительно, не зная, что делать дальше. И просто стоял, любуясь картинами из разных эпох и «миров», такие непохожие и одновременно с этим чертовски монолитные и единые в своём порыве.

Некоторые портреты почти стёрлись от времени, но даже на них можно было разглядеть суровые черты лица и строгие взгляды матёрых вояк, что прошли не одну сотню конфликтов и миссий. Они казались словно высеченными из камня, с резкими чертами лица, глубокими морщинами и непоколебимым взглядом. В их глазах читалась история войн, история смертей, история побед.

Другие же сохранились почти превосходно, с яркими красками и деталями одежды. В них можно было рассмотреть все мелочи: блеск пуговиц, узор на шинели, блеск медалей на груди. Они казались живыми, готовыми в любой момент оторваться от стен и вступить в бой.

Но все они были объединены одной чертой: в их глазах читалась та же непоколебимая решимость, та же загадка, что и в глазах Виктора. И тут меня посетила светлая мысль. А что, если это попросту отпечатки душ почивших ликвидаторов? И чем сильнее душа, тем ярче ее след?

Или же один поехавший ликвидатор, не будем показывать пальцем, просто запечатал души своих сослуживцев в картины. Но это уже попахивает безумием. Но опять же, чем чёрт не шутит?

Задумчиво хмыкнув, я отправился дальше вслед за Виктором. В моей голове снова завертелись мысли, а в сердце зародилось чувство тревоги. Я чувствовал, что я нахожусь на грани чего-то необычного, чего-то такого, что перевернет мою жизнь. В этом длинном темном коридоре, окруженном портретами с непоколебимым взглядом, я чувствовал себя как в музее душ, в которых хранились тайны и секреты многих поколений ликвидаторов. И я не мог удержаться от ощущения, что я стал частью этой истории.

В конце коридора виднелась массивная дверь из морёного дуба, за которой, я предполагал, была какая-то другая комната или что-то еще. Дверь одновременно высокая и широкая, украшенная массивными железными петлями, словно скованными в древние времена не простым кузнецом, а самым настоящим мастером своего дела. Деревянная ручка с резными элементами выглядела так, словно ее вырезал сам Леший, вкладывая в нее свою магию и тайны леса.

Она казалась непроницаемой преградой, за которой скрывалось что-то неизвестное. В ней имелось что-то загадочное, что-то такое, что заставляло меня чувствовать азарт с толикой любопытсва. Я остановился перед дверью, не решившись ее открыть. Я не знал, что ждет меня за ней, но я чувствовал, что там меня ждет что-то не простое, что-то такое, что перевернет мою жизнь. Я взглянул на Виктора. Он стоял немного в стороне, опираясь спиной на стену.

Пара минут ожидания, и Виктор оказался перед дверью, и я ожидал, что он ее откроет. Но он только посмотрел на меня и кивнул.

— Иди, — сказал он голосом, немного холодным и отстраненным, и повернулся, чтобы уйти.

Я неуверенно подошел к двери и потянул ручку. Она с треском открылась, и я оказался в темной и влажной комнате. Воздух был затхлым и тяжелым. Стены оказались сырыми и холодными, будто впитали в себя влагу и печаль. Где-то вдали комнаты я чувствовал источник огня, что звал меня и обещал согреть в эту тёмную ночь.

— Иди, — повторил Виктор, и его голос словно эхом отразился от стен. Он не оглянулся, просто продолжил уходить, оставляя меня одного с этой загадкой.

Я не знал, что ждет меня в этой комнате, но я не мог остаться здесь один, в этой тишине и нерешительности. Я сделал шаг вперед, и дверь за мной с грохотом закрылась, отрезая меня от всего известного и знакомого. И я оказался в полной темноте, только изредка слышно лишь капанье воды и шуршание ветра, проникавшего сквозь щели в стенах. Попытался почувствовать что-то вокруг себя, но все казалось пустым и неразличимым.

С каждым новым шагом я чувствовал, как тепло в груди всё нарастает. Сначала это было легкое потепление, словно от солнечного луча, пробившегося сквозь тучи. Но с каждым шагом тепло становилось сильнее, интенсивнее, словно меня окутывало пламя.

И с двадцать восьмым шагом в центре комнаты вспыхнуло бирюзовое пламя, что осветило всю комнату неземным светом. Оно было не красным, не желтым, а бирюзовым, как морская волна в солнечный день. Пламя танцевало и вихрилось, словно живое существо, и я не мог отвести от него взгляд.

Оно осветило то, что было вокруг меня. Я оказался на лавовом озере, которое медленно и плавно текло по комнате. Оно было не огненным, а прозрачным, словно из расплавленного стекла. И я шел по нему, не чувствуя боли. Лава не жгла меня, не обжигала, а словно нежно обнимала.

В самом конце комнаты я заметил водопад из чистой лавы, который с грохотом падал вниз, образуя озеро. Звук был не громовым и страшным, а мягким и успокаивающим, словно звук морского прибоя. Он не казался желтым, не красным, а скорее бирюзовым, как то пламя, которое освещало комнату. Бирюзовый цвет был не ярким и агрессивным, а мягким и спокойным, словно отражение неба в океане.

И, черт возьми, как же это завораживало! Я стоял и смотрел на водопад, на его нежное свечение, на его плавное движение. Лава текла медленно и плавно, словно не хотела нарушать тишину и покой этой комнаты. Казалось, что она танцует под звуки невидимой музыки.

Я чувствовал, как все мои напряжения и тревоги исчезают, словно растворяются в этом нежном свечении. В моей душе была тишина, спокойствие и умиротворение. Я чувствовал себя счастливым, я чувствовал себя живым. И я стоял так долго, не зная, сколько времени прошло. Просто наслаждался этим моментом, этой тишиной, этим нежным свечением. И чувствовал, что я нахожусь в каком-то волшебном месте, в месте, где нет ни боли, ни страха, ни печали. И в этот момент я понял, что я не один. Я чувствовал чье-то присутствие рядом с собой, чье-то тепло и нежность. Я ощутил, как чья-то рука легко коснулась моей, и я повернулся.

Прекрасная незнакомка с утончёнными чертами лица застыла передо мной в прозрачном платье, словно сотканном из лунного света. Но вся ее фигура явно соткана из белоснежного пламени, которое нежно ластилось к ней, словно призывая хозяина. Оно танцевало вокруг нее, образуя ореол из света и тепла, от которого дыхание сбилось с ритма.

Девица игриво танцевала, приближаясь ко мне все ближе и ближе. Ее движения казались плавными и нежными, словно она парила в воздухе, не касаясь лавового озера, которое лежало под ее ногами. Она выглядела нереальной, словно фантазия, родившаяся в моей голове.

Ее глаза, как два ярких изумруда, сверкали в полумраке комнаты. Они смотрели на меня с нежной улыбкой, словно знали меня всю жизнь и хотели поделиться со мной своей тайной. А волосы, как пламя, что танцевало вокруг ее лица, образуя нежный ореол. Они были белоснежными, словно снег, который только что выпал на землю.

Я не мог оторвать от нее взгляд. И чувствовал себя загипнотизированным, притянутым к ней невидимой силой. Я не знал, кто она такая, откуда она взялась, но я чувствовал, что она важна для меня, что она может изменить мою жизнь. И в тот же момент, когда она подошла ко мне вплотную, она протянула ко мне руку. Ее пальцы как пламя, которое не жгло, а ласкало мою кожу. Я не удержался и потянулся к ней.

В этот момент пламя вокруг нее вспыхнуло еще ярче, и я ощутил невероятное тепло. Я закрыл глаза, и в мою душу ворвался огромный поток света и нежного тепла, и эта красота попросту растворилась во мне.

Холод пришел внезапно, как волна ледяного дыхания, проникая сквозь все преграды, сквозь одежду, сквозь кожу, сквозь самую глубину моих костей. Он не был просто холодом, это был некий зловещий туман, который охватывал меня со всех сторон, забирая тепло и саму жизнь. Сначала он проник в кончики пальцев, заставив их неметь и медленно терять чувствительность. Потом охватил руки, заставляя мышцы схватываться судорогами. Затем он пополз вверх, забираясь в грудь, останавливая дыхание, сжимая легкие в ледяном объятии.

Я почувствовал, как мои конечности тяжелеют, словно наливаются свинцом. Пытался двигать руками, но они отказывались подчиняться, застывшие в неподвижности. Пытался вдохнуть глубоко, но воздух в легких становился холодным и тяжелым, не принося успокоения, а только увеличивая мучительную боль.

Кости заломило от нестерпимой боли, будто бы их сжимали в тисках. Я слышал треск и хруст в своем теле, как будто что-то ломается изнутри. Мышцы схватились судорогами, сводя меня в единый ком боли. Пытался кричать, но из горла вырвался лишь хриплый шепот, ни на что не похожий.

Я потерял счет времени. Время растянулось и стало совершенно не иметь хоть какого-то значения. Я чувствовал только холод, боль и ощущение уходящей из меня жизни. С каждым вдохом я становился все слабее, все более беспомощным перед натиском ледяного тумана. И я знал, что если ничего не изменится, то скоро потеряю сознание, а затем и саму жизнь. Но я не мог ничего сделать. Я просто заперт в ледяном гробу, который изготовлен из моей же медленно остывающей плоти.

Но в этот момент я почувствовал такое знакомое тепло. Оно пришло не откуда-то снаружи, а изнутри, словно искра, вспыхнувшая в замерзшем сердце. Сначала это была едва заметная струйка тепла, но она быстро набирала силу, становясь мощной рекой, которая пробивала себе путь сквозь ледяные оковы.

И я ощутил, как тепло разливается по моим венам, как оно растапливает лед, застывший в моих костях. С каждым мигом боль отступала, и я снова чувствовал свои конечности, свои мышцы, свои легкие. И я тут же вздохнул так глубоко, как только мог, и воздух теперь совсем не казался холодным, а скорее таким теплым и чертовски живым. Он наполнял меня силой, оживляя умирающее тело. И я буквально чувствовал, как тело отзывается всеми фибрами моей промёрзшей души. Ибо жить хорошо! И забери у человека то, что было, а затем верни, и он будет счастлив. Это ли не простая аксиома того, что счастье оно всё-таки, чёрт возьми, в мелочах...

Пара секунд, и я почувствовал, как жизнь возвращается с новой силой. Я раскрыл глаза, и мир передо мной заиграл новыми красками. Я увидел свет, который ранее был затмен ледяным туманом. И я увидел цвет, который раньше был для меня серым и таким бесцветно блеклым. Я увидел красоту этого мира, которую давно забыл.

Тепло расползалось по моим венам, словно солнечный луч, пробивающийся сквозь темные тучи. Оно дарило надежду, оживляло мою душу. Я понял, что я не умираю, что я еще жив, что я еще могу бороться. Я не знал, откуда пришло это тепло, но был ему бесконечно благодарен. Оно спасло меня от гибели, оживило умирающее тело. И я знал, что теперь я смогу бороться с холодом, что я смогу противостоять тьме, что я смогу жить.

В следующий миг передо мной засияла бирюзовая лава. Она вспыхнула, как небесное пламя, озаряя мрак вокруг ярким светом. Из нее стала проявляться фигура, воинственная и величественная. Воительница в тяжелых латных доспехах, сияющих бирюзовым блеском. На ее груди блестел знак в виде горящего сердца, а ее глаза, как две бирюзовые звезды, полные жизненной силы и такой манящей жестокости.

Она шла ко мне с угрожающим выражением лица, словно хотела наказать меня за мои грехи. Но мне было так холодно, что я сам устремился навстречу ей, словно ища защиты от мерзкой зимы. Я нежно обнял ее, жадно поглощая ее тепло, ее жизненную энергию. Я чувствовал, как она проникает в меня, растворяясь в моих костях, в моей душе.

И в этот момент я почувствовал, как она тоже растворилась во мне. Бирюзовый свет окутал меня со всех сторон, и я исчез. Я больше не был я. Я стал частью ее, частью ее огненной сущности. Но в этом слиянии я не чувствовал боли, я не чувствовал страха. Я чувствовал только спокойствие и тепло. Тепло, которое даровало мне вторую жизнь.

Пару минут была абсолютная тишина, но вот что-то изменилось, и лавовый водопад вновь заурчал, а затем и вовсе превратился в портал, из которого с грацией короля выступил человекоподобный ифрит. Его кожа была цвета раскаленного металла, глаза — два яростных пламени. На его плечах красовались огромные крылья, отливающие золотом и раскалённой добела лавой.

Он взглянул на меня, его губы, тонкие и острые, расплылись в хитрой усмешке.

Какая-то пара секунд, и «обжигающий» образ ифрита преобразился. Он стал более плавным, приятным для глаза. Строгий костюм-тройка с красным галстуком и алым платком подчеркивал его элегантность. Острые туфли с блестящими подковками завершали образ.

Кожа стала белоснежной, как мрамор, но все равно не выглядела живой, так что спутать с человеком было бы всё ещё невозможно. Заостренные кончики ушей подчеркивали нечеловечески острые черты лица, а небесно-бирюзовые глаза, пылающие яростным светом чистой магии, были укрыты за скромными угольно-черными очками-«велосипедами».

Прическу он носил лонг андеркат, с длинными волосами на одной стороне, на норманский манер. Волосы цвета вороного крыла с оттенком антрацита, в комбинации с его белоснежной кожей, создавали поразительный контраст. На левой руке блестели простые командирские часы с красной звездой.

— Ты прошёл инициацию, юный ликвидатор, и посему носи эти часы с гордостью, как и подобает истинному магу разрушения! — Ифрит без промедления снял со своей руки часы с красной звездой и, довольно ухмыльнувшись, передал их мне, исчезнув во вспышке бирюзового света.

Щелчок, и комната тут же погрузилась во тьму, и я неспешно брёл на выход, как слепой котёнок, пока не упёрся головой в дверь. Покинув странную комнату, натыкаюсь на Виктора, что, заметив часы на моей руке, лишь довольно кивнул, так ничего и не сказав. Ну а я побрёл обратно в кабинет Саныча, совершенно потерянный и не знающий, что теперь делать, но на душе как-то стало спокойней, и, признаться, это работало. Но внутреннее и, по всей видимости, магическое истощение тоже не давали мне увидеть общей картины. Добравшись до кабинета и предусмотрительно разувшись, я вырубился прямо на ковре у входа, отмечая засыпающим сознанием, что кто-то накрыл меня чем-то тёплым и таким знакомым и почему-то похожим на шинель, но я уже был в царстве Морфея, и посему мне плевать, пока сплю зубами к стенке.

— Ты молодец, дитя, и хорошо справился. Ведь не многие пережили даже вступление в эти «славные ряды», а не то что инициацию. — послышался откуда-то из тени лучащийся довольством голос, а затем и щелчок старенькой «ЗИППО», и мелькнул одинокий огонёк сигареты, что загадочно сверкал из тьмы кабинета.