Гипнотизер в МВД: игры разума

Глава 24 Взгляд, полный тьмы

Как обычно, поехали по стандартному сценарию. Зрители дошли до кондиции. С ними уже можно проводить веселые сценки.

— Сколько вам лет? — спросил я у бородатого высокого мужика.

Он сидел с краю с закрытыми глазами. Одет стандартно, потертые джинсы и вязаный свитер.

— Пятьдесят три, — ответил мужчина.

— Нет, представьте, что вам сейчас четыре годика, — сказал я повелительно. — Вы маленький ребенок. И не только вы. Внимание! Каждый, кого я сейчас коснуться пальцем, возвратится в детство. Станет ребенком четырех лет. Возвратится в детство.

Я обошел всех зрителей на сцене. Каждого коснулся пальцем. И на эстраде тут же появились шестеро «малышей». Они оглядывались по сторонам с бесхитростной улыбкой.

— Как тебя зовут? — спросил я того же мужчину.

— Сележа, — тут же тоненько ответил мужчина. Подражал детскому голосу. Еще и начал плохо проговаривать букву «р».

— Сколько тебе лет, Сережа? — продолжал я расспросы.

— Четыле, — ответил тот. — А у тебя есть конфетка, дядя?

Вот какой шустрый пацан. Я достал из кармана несуществующую конфету.

— На, держи. Представь, что это твоя любимая в детстве конфета.

И вручил великовозрастному малышу. Тот с удовольствием развернул лакомство. Сунул в рот. Начал чмокать. Отлично, отлично, какой хороший артист.

Зрители на скамейках посмеивались. Я мельком видел, что теперь они заполнены до отказа. Люди прибывали. Тем, кому не хватало места, вставали у входа.

Следующей была «девочка» лет за сорок. Она играла с куклой. Попросила помочь завязать ей косички.

— Это мы с радостью, — сказал я и позвал Катю.

Девушка выскочила на сцену и занялась воображаемыми косичками. Я занялся остальными детками. Повел их в детский сад.

— Только, смотрите, дети, не смейте пачкать штанишки, — предупредил я шагающих по сцене людей.

Зрители на скамейках аплодировали и смеялись. Потом одна из девочек, только уже другая заплакала. Она только что потеряла куклу.

— Это не страшно, — успокоил я ее. Протянул воображаемую куклу. — Вот держи, ты искала эту куклу?

В общем, мы весело провели время, пока я не сказал:

— А теперь снова садитесь на свои стулья.

Люди расселись по местам. Я подождал, пока вокруг наступит тишина. Зрители внимательно наблюдали, что сейчас будет.

— Сейчас я буду считать до десяти, — сказал я. Мой голос прозвучал громко. Зрители затаили дыхание. Вдали слышались крики настоящих детей, играющих возле пруда. — Как только я закончу и скажу «десять», вы погрузитесь в еще более глубокий транс. Итак, один. Вы все расслабляетесь еще больше. Два. Транс, вы погружаетесь еще глубже. Вы слушаете только мой голос. Посторонние звуки исчезли.

Когда я добрался до цифры «десять», зрители на сцене обмякли еще больше. Головы повесили на грудь. У женщин волосы закрыли лицо. У одного мужчины чуть не упали очки.

— А теперь я коснусь каждого пальцем и вы станете старше на двести лет, — сказал я громко. — Внимание, вы старше на двести лет.

Я коснулся плеча грузного мужчины. Он подслеповато открыл глаза. Сгорбился. Стал старше. Спросил хриплым голосом:

— Эй, где моя трость? Я не могу ходить без трости.

Я коснулся других участников. Все они галдели хриплыми старческими голосами. Жаловались, что потеряли вставные челюсти и звали далеких пра-пра-правнуков, чтобы те помогли им встать со стула.

— Вы вполне себе бодрые старички, — внушил им я. — Медицина в будущем достигла небывалых высот. Вы можете ходить и даже бегать, только осторожно.

Тогда «старички» и «старушки», кряхтя, встали со стульев. Потребовали телевизоры, чтобы смотреть фильмы и футбол. Женщины захотели вязать. Вскоре они раскудахтались чересчур громко. Я снова усыпил их.

На сцене находились трое мужчин и трое женщин. Если бы дело происходило в двадцать первом веке, можно было устроить сценку свадьбы. С поцелуями и поздравлениями от гостей. С признанием в любви и даже чуть ли не с брачной ночью.

Но мы живем в семидесятых. Нравы повсюду строгие. Не хватало еще, чтобы обо мне пошли слухи, будто я устраиваю разврат на сцене.

Поэтому вместо этого я сказал:

— А теперь представьте, что у меня в руках большая палка. Длинная и черная. Вот я ее держу. Вот кручу и верчу ею. С бешеной скоростью. Ой, осторожно, чуть не уронил!

Зрители на скамейках видели, что у меня в руках ничего нет. А вот зрители на сцене внимательно смотрели, будто я и в самом деле вертел палку. Я продолжал комментировать свои действия:

— А вот я взял и остановил палку. Поднял. Внимание, сейчас произойдет чудо! Хоп! — и палка в один миг превратилась в змею! В большую и черную змею.

Потом произошло то, чего я не ожидал. Женщины на сцене завизжали от страха, а мужчины отшатнулись от меня. Один вскочил со стула и отбежал подальше.

— Эй, хватит пугать людей! — закричала женщина в зале.

Ладно, кажется, я чуток переборщил. Но обычно этот номер всегда проходил ровно. Без осложнений.

— Все хорошо! — резко и громко сказал я. — Спокойно. Вот я выбросил змею и она…

Я хотел сказать: «Исчезла», но женщины на сцене закричали еще громче. Мои слова потонули в истошном визге. Две закрыли лицо руками. Третья тоже вскочила и побежала за кулисы. Тот мужчина, что поднялся, тоже побежал прочь.

— Стоять! — воскликнул я громовым голосом и они тут же остановились. — Змея исчезла. Ее больше нет. Видите, она полностью исчезла. Вернитесь на свои места.

Зрители вернулись и уселись на стулья. Я снова расслабил их. Успокоил. Видимо, они чертовски боятся змей. А когда я сказал, что бросил змею, им показалось, что она упала к их ногам. Да, в гипнозе глаза не просто велики. В гипнозе они гигантские.

Я провел еще один номер. Превратил участников сеанса в популярных исполнителей. Женщин в Толкунову, Эдиту Пьеху и Анну Герман. А мужчин в Кобзона, Магомаева и Лещенко. Выступили все замечательно.

Между прочим, затем я внушил одному мужчине, что он умеет замечательно играть на пианино. Мужчина сел перед пианино и довольно умело сыграл мелодию «Лунную сонату».

Катя у него потом спрашивала после выступления, умеет ли он играть? Он ответил, что только пару раз пытался играть «собачий вальс». В далеком-далеком детстве. А «Лунную сонату» ни разу не пробовал играть. Даже не знал нот.

Но потом мне стало не до выступления. В проходе между скамеек я заметил Белокрылову. Она молча стояла и наблюдала за выступлением. Ну вот, только тебя мне не хватало.

Кинув беглый взгляд, я сделал быстрый анализ ее поведения и внешности. Ага, пришла не просто так. Как обычно, синяки под глазами от бессонной ночи. Причем бессонной явно не от кувыркания в постели с любовником.

Нет, она пахала, как лошадь. Разгребала дела. Ясно, с этим изменений нет.

А вот другое интересно. Голова чуть наклонена, это выражение почтительности. Руки сложены на груди, закрытый жест. Носок одной стопы смотрит в сторону.

А еще Белокрылова залилась румянцем. Ба, да ей неловко. Что это за смесь доброжелательности и неодобрения? Ага, понятно.

Ей стыдно, что она меня подозревала в сотрудничестве с Пиковым королем. Пришла с раскаянием. Но долго извиняться не будет. Гордость не позволит. Если я буду опять устраивать истерику, развернется и уйдет.

Ну, раз так, я могу немного позабавиться. Поиграть на нервах. Заставить подождать.

Я продлил выступление еще на два номера. Устроил концерт воображаемой группы «Самоцветы». Зрители на сцене спели хорошо, им бешено хлопали.

Затем отправил их в космос. Они восторженно плавали в невесомости и глядели через иллюминатор на далекую землю. Затем я с улыбкой глянул на Аню. Она больше не заливалась румянцем смущения.

Девушка все прекрасно поняла. Теперь она стояла, уперев руки в бока. Глаза сверкали гневом.

— Ну, а теперь я буду считать до десяти, — сказал я зрителям на сцене. — Когда я досчитаю до цифры «десять», вы все выйдете из транса. Вы будете чувствовать себя прекрасно. Отдохнувшими, полными сил. Будете чувствовать себя великолепно, как после крепкого и глубокого сна.

Я постепенно вывел зрителей из гипнотического состояния. Когда они проснулись, то начали потягиваться и протирать глаза. Как будто действительно крепко спали. Впрочем, так оно и было.

Я тщательно осмотрел каждого, убедился, что он действительно проснулся. Не хватало мне еще гипнотиков, бродящих по парку. И закончил выступление, раскланявшись публике. Меня проводили бешеными аплодисментами и криками: «Молодец!».

Сразу после этого публика начала расходиться. Я подошел было к Белокрыловой, но Катя подлетела первой.

— Это было так весело! — сказала она. — Ты выглядел просто замечательно.

Я улыбнулся. Девушка заслуживала явно большего, чем обычная благодарность. И я уже знал, как отплачу ей за бескорыстную помощь.

— Спасибо, Катя. Ты очень мне помогла. Давай встретимся завтра, я объясню тебе подробнее методы гипнотизации.

Но тут вперед выступила Белокрылова. Лицо ее стало ледяным от сдерживаемого раздражения. Быстро же она превратилась обратно в железную леди.

— Извини, но у тебя мало времени. Возможно, завтра ты будешь занят, — сказала она, не глядя на Катю. — Даже не возможно, а наверняка.

Я продолжал улыбаться.

— Да что вы говорите? Кажется, меня подозревают в пособничестве опасному убийце. Неужто такой подозрительный тип нужен милиции?

— Ян, кто это? — недоуменно спросила Катя. — Что она здесь делает?

Белокрылова продолжала смотреть на меня колючими глазами. Потом поняла, что ей придется испить эту чашу до дна. Глубоко вздохнула, будто собралась нырять в прорубь.

— От лица нашей службы я приношу извинения, что подозревала тебя в связях с преступником, — сказала она четко и ясно. — И прошу вернуться к своим обязанностям внештатного консультанта.

Это уже совсем другое дело. Но я видел, что еще могу немного позлить ее. Красная линия еще не пройдена.

— Только от лица службы? — спросил я настойчиво и приставил ладонь к уху. — А от себя лично? Ведь ты тоже…

— От себя тоже приношу извинения, — перебила меня Аня. — Ну, достаточно этого? А сейчас пойдем со мной, мне срочно нужно…

— А медаль? — спросил я. — Мне будет медаль за неоценимую помощь следствию?

Белокрылова, наконец, вскипела.

— Да иди ты знаешь, куда! — сказала она резко и повернулась, чтобы уйти.

К счастью, я успел схватить ее за локоть.

— Ну ладно, не злись. Я и так понял, что вам нужна помощь. Что стряслось?

Катя изумленно смотрела на нас.

— А как же я, Ян? — спросила она. — Вы что, не будете меня обучать?

Я сделал знак Белокрыловой, чтобы подождала. Потом прошелся вместе с Катей и объяснил ей ситуацию. В общих чертах. Сказал, что помогаю милиции. И успокоил, сообщил, что наше сотрудничество в силе.

— Я тебя жду завтра, — сказал я. — Давай, знаешь что сделаем? Я заеду за тобой и мы поедем гулять. Мороженое будешь? Ну вот и отлично. А я тебе расскажу все подробно, хорошо?

Катя радостно кивнула. Я с улыбкой отпустил ее домой. А сам повернулся к терпеливо ждущей Белокрыловой.

— Ну, что там у вас случилось? — спросил я. — Рассказывай.

Мы пошли по проходу между опустевшими скамейками. Снова начал накрапывать дождик.

— Кстати, тебе не утвердили все доплаты и надбавки, что я просила, — сказала Аня. — Внештатному консультанту это не положено. Только разовые выплаты. Это одна плохая новость. А есть вторая, еще хуже.

Поздним вечером того же дня, хмурого пасмурного дня, Николай Каланчаев вышел из дома и отправился по улице Некрасова. Он шел неестественно прямо. Как будто палку проглотил.

Походка немного подпрыгивающая. Руками двигал в стороны, как на параде. Может, это потому, что в институте он занимался гимнастикой и даже достиг звания кандидата в мастера спорта?

По образованию и профессии он был токарем, но особого успеха на этом поприще не достиг. Рано женился, потому что его подруга забеременела от него. Потом родила от него еще ребенка.

А год назад Каланчаев развелся с женой. Не сошлись характерами, как говорится. И еще из-за постоянных материальных трудностей. Каланчаев любил покутить и мог спустить всю зарплату в кабаке.

Иногда он оглядывался по сторонам. Уже стемнело. Народу на улице мало. Все прятались от дождя и не обращали внимания на молодого человека. Идет себе и идет по своим делам. Кому какая разница?

Между тем, сегодня он собирался поправить финансовое положение. Каланчаев прошел пять кварталов и добрался до Пушкинской. Дорогу переходил быстро, старательно глядел по сторонам. Впрочем, машин на улицах мало.

На углу этой улицы его остановил постовой.

— Документики ваши попрошу, гражданин, — сказал он строго. Милиционер был молодой, с едва пробивающимися усиками. — Вы почему на красный свет дорогу перебегаете? Вас оштрафовать?

Каланчаев сильно побледнел. Жаль, в темноте милиционер не заметил. А то все могло пойти по-другому. Но паспорт отдал и сказал ломким голосом:

— Да я это, аптеку ищу! У меня брат заболел, лекарств нет. В одной спросил, в другой, все закончились. Поэтому я и торопился.

Милиционер сочувственно хмыкнул. Все похоже на правду. Паспорт в порядке. Парень и в самом деле волнуется из-за брата. Ладно, чего тогда мучить человека?

— Хорошо, идите, но будьте внимательней, — сказал милиционер. — Вон там есть аптека, за углом.

— Ага, спасибо, — обрадовался Каланчаев.

Сунул паспорт в карман и поблагодарил небеса за то, что все-таки взял его с собой. Тем более, что он сказал почти правду. Брат у него и в самом деле больной, вот только лекарства у него имелись.

А то, что больной, сам виноват. Федька катался на мотоцикле, упал и сломал ногу. И поэтому всю операцию сегодня свалил на плечи Николая.

Вот дубина. Сам лежит сейчас на диване, квас дует, а ему, Кольке, теперь за двоих работать. Хотя должны были вместе идти.

Если бы милиционер проследил за подозрительным молодым человеком, то увидел, что чуйка его не подвела. Николай прошел мимо аптеки и свернул направо. Пошел в тени деревьев, стараясь не попадать в свет фонарей.

Весь вечер моросил дождь. На асфальте остались темные лужи. Будто кто-то глядел из черноты. Николай старался не наступать на воду.

Его цель находилась в конце переулка. Иногда парень тревожно оглядывался. Сердце стучало, в горле пересохло. Как и всегда, когда отправлялся на дело.

Они с братом уже несколько раз проворачивали подобное. Потому что деньги позарез нужны. Все, что получали, неважно, законным и незаконным путем, быстро спускали на выпивку и знакомых разбитных девушек.

Деньги нужны были с детства. Они жили в совхозе под Рязанью. Их отец заболел раком, все заработки в семье уходили на лечение. Когда он скончался, мать вскоре последовала за ним. Братья к тому времени стали совершеннолетними.

Отучились на токарей. Долго и честно работать не хотели. Колька женился, но беспечный образ жизни не сменил.

Федька жениться не хотел. Гонял по совхозу на мотоцикле. Работал мусорщиком в городе. Напившись, дебоширил и часто дрался с другими парнями.

Вскоре деньги у них кончились и совершили первую акцию. Федька узнал от знакомых, что в один из рязанских магазинов по продаже аудиотехники поступили «левые» магнитофоны. Если их украсть, в милицию никто не сунется. Почему бы не срубить легких деньжат?

Сказано — сделано. Федька уговорил легковерного брата. Как-то ночью они вдвоем разобрали стену магазина и вытащили оттуда двадцать коробок с магнитофонами. Когда принесли домой, то онемели от радости.

Магнитофоны были импортные, немецкие. Дорогущие. Когда братья толкнули их, то заработали кучу денег.

— Я тебе говорил, что мы станем богачами? — сказал Федька. — Держись меня, не пропадешь!

Всю добычу прогуляли в Москве. Жене с ребенком Колька отдал только жалкие крохи. Очень скоро деньги понадобились снова. Братья совершили еще пару краж и каждый раз легко уходили от наказания.

Но деньги каждый раз таяли еще быстрее. Сейчас они в долгах. Причем перед очень серьезными и опасными людьми. Надо было что-то делать и Федька быстро нашел выход.

Они должны срубить самый большой куш в жизни. Чтобы потом никогда не заботиться о деньгах.

И вот теперь Николай, пройдя по улице до конца квартала, остановился перед зданием Краскомбанка. Оглянулся и направился вперед.